Психологизм в творчестве Ф.М. Достоевского
История души человеческой. Не один только сюжет
хотя бы и самой мерзкой души важен для писателя
едва ли не любопытнее, но и некоторое знание
истории целого народа. человеческой психологии
М.Ю. Лермонтов. Ф.М. Достоевский.
Первое впечатление от романов Достоевского – ужас, второе- величие.
«Трудное и ответственное дело- достойными словами говорить о Фёдоре Михайловиче Достоевском и его значении для нашего внутреннего мира, ибо ширь и мощь этого неповторимого человека требуют новых мерок"1
Фёдор Михайлович Достоевский. Его произведения любимы и читаемы во всём мире. В чём же секрет такого успеха? Многие критики отвечали на этот вопрос по-разному. Очень интересным и необычным мне показалось мнение Иосифа Бродского. «Наравне с землёй, водой, воздухом и огнём, - деньги суть пятая стихия, с которой человеку чаще всего приходится считаться. В этом одна из многих, возможно , даже главная причина того, что сегодня, через сто лет после смерти Достоевского, произведения его сохраняют свою актуальность. Принимая во внимание вектор эволюции современного мира, т.е. в сторону всеобщего обнищания и унификации жизненного уровня, Достоевского можно рассматривать как явление пророческое. Ибо лучший способ избежать ошибок в прогнозах на будущее-это взглянуть в него сквозь призму бедности и вины. Именно этой оптикой и пользовался Достоевский.»2 А вот Алексей Козырев считает, что «Обращаясь к Достоевскому, наш современник ищет ответы на мучительные вопросы, ищет света для своей души, ибо вечная битва Бога и дьявола продолжается в сердцах людей и потому Достоевский остаётся одним из самых читаемым писателей в мире. (…) Я далёк от мысли о том, что книги Достоевского способны научить жить. Но научившемуся жизни, пожившему и пострадавшему, романы Достоевского могут многое подсказать, вернее, прояснить смутно сознаваемое»
Теперь можно заключить: у каждого Достоевский свой. Для меня такой успех Достоевского состоит, прежде всего, в неистощимой, бескорыстной любви к людям, стремление постичь тайну человеческой души, помочь ей избавиться от пороков, очиститься, выдержать все испытания судьбы. Я не могу не восторгать тем, с какой точность он раскрывает характеры персонажей, их взаимоотношения. Меня привлекает то, как Достоевский обнажает души своих героев перед читателем, как выворачивает их жизнь наизнанку и «разглядывает все складки и морщинки их душевной подноготной».3
Только любовь, по мнению Достоевского способна спасти мир от ненависти и зла, вернуть отнятую надежду увидеть «рай» на земле, а не на небе. «Любите все создания божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь». Разве не актуальны сегодня призывы Достоевского? Что же означает любить ближних «деятельно неустанно» в его творчестве? Я думаю, что смысл его произведений становиться более понятным, если внимательно присмотреться к его творческой индивидуальности. А индивидуальность эта заключается в том, что Фёдор Михайлович - величайший мастер психологизма. Я считаю, что он гениальнейший психолог, равных которому нет, и это я попытаюсь доказать.
Во-первых, следует разобраться, что же такое психологизм, что в себя включает, и наконец, в чём заключается гениальность Достоевского.
Л.С. Выготский в своей статье «Психология искусства» даёт такое определение этому явлению: «Психологизм-это достаточно полное, подробное и глубокое изображение чувств, мыслей и переживаний литературного персонажа с помощью специфических средств художественной литературы».1
Поскольку Достоевского интересует самый «субъект» в переживаниях и самые переживания как таковые, постольку он очень мало останавливается на описании среды, окружающей его героя обстановки. Проходя мимо этого он стремится поскорее подвести читателя к потоку, к калейдоскопу мыслей, к музыке чувств своего героя. Поэтому-то Достоевского и называют писателем-психологом. Достоевский пишет романы и повести, но эти романы и повести по моему пониманию есть не что иное, как драмы. Так как в них всё основано на переживаниях человеческой души. Остальное задето мимоходом, вскользь. Совершается ли убийство, или женщина воспламеняется любовью – всё это второстепенно. Раскольников убивает старуху, чтобы доказать свою теорию о Наполеоне, - все они совершают больше, чем хотели первоначально, лишь бы достичь крайнего предела чувства. «Чтобы познать свою глубину, границу своей человечности, они бросаются в каждую пропасть: от чувственности к распутству, от распутства к жестокости, и всё ниже и ниже – до холодной бездушности, расчётливой злобы, - но всё это во имя преображённой любви, жажды познания собственного существа».2
Его роман разыгрывается в человеческих глубинах, трагедия – вся внутри, и всегда это преодоление препятствий, борьба. Его краткие отметки о костюмах действующих лиц, как мне кажется, похожи на ремарки. Стоит только посмотреть, как он описывает своих героев. В каких-нибудь трёх строках, как будто наспех он описывает их облик. Возраст, профессия, звание, одежда, цвет волос, казалось бы, столь существенны для описания личности, переданы Достоевским с такой краткостью. «Преднамеренно, а не случайно всякий образ у Достоевского обрисовывается сперва в неясных, как бы прозрачных очертаниях. В его романы вступаешь как в тёмную комнату. Виднеются лишь контуры, слышаться неясные голоса, и сразу не определишь кому они принадлежат. Лишь постепенно привыкает, обостряется зрение; и тогда, будто с картины Рембранта струятся тонкие духовные флюиды. Лишь охваченные страстью, выступают из мрака люди. У Достоевского человек должен воспламеняться, чтобы стать видимым, его нервы должны быть натянуты до предела» 2
Я подробно изучила биографию Достоевского, чтобы понять, что именно он пытался донести до читателя. Достоевский четыре года был на каторге. В сущности же он был почти всю свою жизнь на каторге. Почти всю жизнь он ужасающе нуждался. Трижды возносит его жизнь к небесам, трижды низвергает его в пропасть. Уже в молодости он вкушает сладкое блюдо славы: первая книга даёт ему имя; но быстро схватывают его острые когти судьбы и снова бросают в безвестность – в тюрьму, на каторгу, в Сибирь. Снова он вынырнул, более сильным, более мужественным: его « Записки из Мёртвого дома» приводят Россию в восторг. Сам князь обливается над книгой слезами; она воспламеняет русскую молодёжь. Он основывает свой журнал, его голос звучит для всего народа, появляются первые романы. Но вот словно буря уносит его материальное благосостояние, плеть долгов и долгов гонит его с родины, болезнь поражает его тело; кочуя, бродит он по всей Европе, забытый своим народом. И в третий раз, после долгих лет труда и лишений, он вынырнул из тумана безвестности: речь на Пушкинских торжествах. И в эту минуту железная рука уничтожает его, и восторженное поклонение народа беспомощно бьется у его гроба.
Ему часто, очень часто ради хлеба приходилось писать главу за главой своих романов, совершенно не обрабатывая их, даже не заканчивая, как следует. Об этом он постоянно скорбит в своих письмах. «Достоевский пишет о себе, для себя и от себя» 1
Все его повести и романы – одна «огненная река» его собственных переживаний. Уже вступление его в жизнь символично: Фёдор Михайлович Достоевский родился больнице для бедных. Первый час существования уже намечает место его жизни – где-то в стороне, в презрении, близ подонков общества – и всё же в гуще человеческих судеб, по соседству с муками, страданиями и смертью. И до последнего дня ( он умер в рабочем квартале, в нищенской квартире на четвёртом этаже) он оставался в этом окружении. Все шестьдесят тяжёлых лет своей жизни он проводит на дне жизни, в соседстве с горем, бедностью, болезнью и лишениями. Это сплошное признание сокровенного своей души. Это страстное стремление признаться в своей внутренней правде. Это первый и основной момент в его творчестве. Второй – постоянное стремление заразить, убедить, потрясти читателя и исповедать перед ним свою веру. Достоевский - безусловно, художник-лирик, если под лирикой разуметь призыв потрясённой души. Дело всё в том. Что у Достоевского вы не останавливаетесь перед гениальностью его содержания. Он обходит эту ненужную форму. Он стремится поскорее заразить, потрясти вас, исповедаться перед вами. И это два первые двигателя, которые определяют собою самое основное в творчестве Достоевского. Но если бы были на лицо только эти свойства, то не было бы у Достоевского стимула к тому, чтобы завлекать нас, захватывать нас так, как он это делает в эпических художественных формах. Делает же он это потому, что над всеми его стремлениями высказаться, выявить свою внутреннюю правду, доминирует ещё один основной мотив – огромное, необъятное, могучее стремление жить. Всё стирается перед этим страстным стремлением жизни. Как будто чувствует этот человек, что материала ему отпущено для жизни больше, чем можно пережить в одном существовании. Он в своих произведениях одновременно создаёт и великих, и низких, и богов и тварей. Может быть, он в своей жизни и не живёт так интенсивно, как тогда, когда он рождает в мир своих героев, всех этих людей, которые все, по сути, все его дети и которые все – он сам в разных масках. Достоевский связан самыми теснейшими нитями со своим героями. Образно выражаясь, его кровь течёт в их жилах, его сердце бьётся во всех создаваемых им образах. Достоевский не просто рождает своих героев, он творит свои образы. Он идёт на преступление со своими героями, он живёт с ними титанически кипучей жизнью. Он кается вместе с ними, он с ними, в мыслях своих потрясает небо и землю. И потому, что ему в сильнейшей степени присуще стремление жить, дано понимание самых сокровенных глубин жизни, потому он способен к дару пророчества, имея в виду, что я вкладываю в это слово понятие о прорицании, то именно такая душа, как Достоевский, всегда стремящаяся выявить свою внутреннюю правду, признаться в самих глубинных своих переживаниях, наиболее содержит в себе данных к прорицанию. Именно такая душа может выражать таинственные глубины человека и судеб человеческих.
Герои Достоевского не ищут и не находят связи с действительной жизнью; в этом их особенность. Они вовсе не стремятся к реальности, а сразу же выходят за её границы, в беспредельность. Их судьба сосредоточена для них не вовне, а внутри. Все мнимые виды ценности – положение в обществе, власть и деньги – все материальные блага в их глазах не имеют цены. И тут мне пришло на ум, что Достоевский не приземляет своего Мышкина, он исключает то, что его герой зарабатывает деньги, он просто неожиданно получает наследство. «Благодаря бездеятельности натуры на первый взгляд на первый взгляд они кажутся праздными мечтателями и фантазёрами, но их взор только кажется пустым, ибо он обращён не на внешнее, а жгуче и пламенно устремлён в себя, на собственное существо».1
Достоевский постоянно подмечает всякие мелочи, чтобы до галлюцинации конкретизировать свою жизнь. Они ему нужны, эти мелочи, чтобы смаковать их как подлинную внутреннюю жизнь.
В письме к своему брату, после того, как он начал «Село Степанчиково и его обитатели», он пишет: «Начал писать комедию, дело продвигается, но бросил форму комедии, -хочется подольше пожить с моими героями, побольше о них рассказать, и выходит повесть». Достоевский не может писать кратко. Он намеренно затягивает свои произведения, потому что, создавая своих героев, он живёт с ними одной жизнью. При этом Достоевскому не важно, что его герой делает. Ему важно, что он думает и говорит. Достоевский – страстный разговорщик. В его произведениях постоянно идут длиннейшие монологи и диалоги. Но именно этим он заставляет нас подойти вплотную к человеческой душе, заглянуть на самое дно её и посмотреть, что там делается. С другой стороны Достоевский не только психолог, изображающий душевные переживания людей, сколько в его произведениях можно найти материал для психологии, учитывая то, что под психологом я понимаю не только умение анализировать человеческую душу, но и выводить из этого анализа какие-то психологические законы.
Какими же приёмами психологического анализа пользуется Достоевский в своих романах?
Начать я думаю, следует с самого элементарного .Прежде всего, я думаю надо обратить внимание на то, что Достоевский, как никто другой использует говорящие имена. Первое впечатление читатель получает, когда узнаёт имя героя, и каким нужно обладать даром, чтобы, через имя уже дать понять читателю кто передним, донести до него сущность героя. С. В. Белов, признанный знаток и ценитель творчества Достоевского, пишет: «В библиотеке у Достоевского был такой календарь, в котором давался «Алфавитный список святых с указанием чисел празднования их памяти и значение имён в переводе на русский язык».1 Несомненно, что Достоевский неоднократно заглядывал в этот «список», давая символические имена своим героям. Кто из персонажей романа вызывает наш особый интерес с этой точки зрения? Ответить на этот вопрос однозначно вряд ли возможно. Достоевский очень тщательно подходил к подбору имён и фамилий для своих героев: он старался максимально точно выверить их стилистически, дать большую функциональную нагрузку. Не случайно, что в своём комментарии к роману С.В.Белов высказывается на этот счёт очень определённо: «Имена, отчества и фамилии у Достоевского всегда полны глубочайшего смысла».
Особый интерес и литературоведов, и читателей вызывают, разумеется, имя и фамилия ( в определённой степени даже и отчества) главного героя романа Родиона Романовича Раскольникова. Ведь именно через его образ Достоевский совершает казнь идеи отрицания неприкосновенности, высшей ценности и святости человеческой личности, жизни самого человеческого существа.
Исследовав литературную критику, я пришла к выводу, что литературоведы на эту тему продолжают спорить, высказывать разные мнения относительно той идею, которую Ф.Д. Достоевский мог вложить в фамилию Раскольников. Наиболее распространённая версия связывает фамилию главного героя романа со словом раскол - старообрядчество, со словом раскольник. Как известно, расколом именуется религиозное общественное движение в Росси, возникшее в XVII веке и направление против официальный церкви: это выразилось в форме отделения от русской православной церкви части верующих, н признавших церковный реформы Никона 1653-1656г.г. Совокупность религиозных групп и церквей Росси, не принявших церковных реформ XVII века и ставших оппозиционными или даже враждебными официальной православной церкви, называли ещё старообрядчеством, а официальным названием сторонников старообрядчества было раскольники.
Многие исследователя указывают на связь, ассоциации, которые могли сложиться у автора романа (в его сознании – между страстной любовью Родиона Раскольникова к людям, его огромным желанием принимать участие в судьбе людей вопреки личным интересам и фанатизмом в отстаивании своей «идеи») с расколом как определённой стороной исторического самосознания русских народных масс. С.В. Белов напоминает, что ещё в 1862 году Достоевский в статье «Два лагеря теоретиков» признал русский раскол «крупнейшим явлением в нашей исторической жизни».
На возможность подобных ассоциаций фамилии Раскольникова указывает ещё и факты, обнаруживаемые в тексте самого романа. В его начальных вариантов писатель как бы делал намёк на историческое происхождение фамилии Раскольников устами матери Родиона, которая говорила: «Раскольниковы хорошей фамилии… Раскольниковы двести лет известны» - как намёк на конкретный исторический период начала раскола, когда фамилия такая могла появиться. И, кстати, появиться именно в среде старообрядцев. На второй факт – факт своеобразного созвучия и в то же время антитезы фамилии Раскольникова и религиозных убеждений старообрядцев Миколы, который берёт на себя на себя грех Раскольникова ( в шестой заключительной части Порфирий Петрович говорит Родиону: «А известно ли вам, что он ( Миколка.-М.Г.) из раскольников, да и не то чтоб из раскольников, а просто сектант; у него в роде бегуны бывали, и он сам ещё недавно целых два года в деревне у некоего старца под духовным началом был»), указывает М.С. Альтман, внимательно исследовавший в своих трудах, в частности, и фамилию главного героя романа. М.С. Альтман замечает: «Петра Великого Достоевский считал первым русским нигилистом, и от Петра же, считал он, находится русская церковь в параличе. Реформы Петра привели к нигилизму в интеллигенции, к расколу в народе. В аспекте этих «двух расколов» приобретает исключительное значение то, что преступление нигилиста Раскольникова принимает на себя один из «раскольников»».
К вере Достоевского я отношусь тоже по-особому. Дело в том, что я не считаю, что в произведениях Достоевского главенствующее место занимает его вера, а его жизненные идеалы связаны с образом Христа. Каждый имеет право на своё мнение, на «своего» Достоевского. Приходя для себя к такому выводу, я прежде всего руководствовалась его биографией. Так как поистине верующим он стал после каторги. Каторга унизила Достоевского, стремление страдать, наслаждаться в страдании, смирятся в страдании- выросла у Достоевского под влиянием гнёта самодержавия. Самодержавие послало Достоевского на каторгу и преступление его заключается далеко не в том, что подорвана, была внешняя жизнь писателя, что ему были причинены нравственные великие физические муки, оно ещё более ужасно, потому что загнало внутрь великую душу Достоевского, его гордые порывы, его человечное, и просто на просто заставило его душу искать для себя другого, в сущности искажённого, русла. Таким руслом не только для него, но и для искалеченных тем же самым самодержавием великих душ, вроде Гоголя и Толстого , оказывалась религия. Поток духа Достоевского впал в это русло, так сказать, минуя и огибая «кряжистое самодержавие» Религия не сопровождала его всю жизнь, следовательно, она не может быть основной темой его романов.
Мне же ближе толкование А.Л.Бема.1 Так как при встрече с этим именем я в первую очередь подумала о том, что передо мной натура противоречивая, образно выражаясь- расколотая на две половинки. А.Л.Бем считает, что первое токование фамилии связано с со смыслом слова раскол – раздвоение, а другое ищет связь её со словом раскол, раскольничество как символ фанатизма, упрямства, одержимостью одной мыслью, но при этом, по мнению Л.А. Бема, оба толкования вполне законны, поскольку в таких случаях возможно самое разнообразное использование звуковых сочетаний в целях оживления известного представления. Каждая теория имеет право на существование, ведь мы можем только догадываться и предполагать, что именно хотел донести до нас Достоевский, что он вкладывал в это имя.
Конечно, не следует забывать и об особом звучании, о звуковых повторах в имени, отчестве и фамилии героя. Вполне очевидно, что звуковой упор в сочетании этих трёх слов делается на Р, причём такой упор, который создаёт впечатление рокочущего звука: РА-РА-РА-Родион Романович Раскольников.
Ещё одна очень интересная, на мой взгляд, версия была высказана С.В. Беловым, который являлся признанным знатоком творчества Достоевского. Эта версия состоит в том, что за именем, фамилией и отчеством главного героя романа «Преступление и наказание» можно увидеть другие, более глубокие ассоциации, другой более глубокий смысл, который писатель заложил в эти слова-имена. По мнению СВ. Белова, имя героя - Родион - можно связать с идеей родины, матери земли, которая его породила и которую он «раскалывает», а если брать отчество – Романович, - то «вполне возможно прямое толкование: раскол родины Романовых..»
Соня Мармеладова – один из центральных персонажей романа. Её имя писатель тоже выбрал, как считают, не случайно Русское церковное имя – Софья, София пришло к нам исторически греческого языка и означает «мудрость», «разумность», «наука». Надо сказать, что имя Софья носят несколько героинь Достоевского - «кротких» женщин, которые, по выражению С.В. Белова, смиренно несут крест, выпавший на их долю, но верят в конечную победу добра. Если «София» вообще означает мудрость, то у Достоевского мудрость его Софьи – смиренномудрие.
Имя же князя Льва Мышкина (Идиот), говорит мне о какой-то внутренней гармонии этого человека. Лев, царь зверей, властная и «звериная» натура в противовес серенькой, трусливой и беззащитной мышки. Это, если можно так выразится реакция нейтрализации . Так же является сложной для анализа фамилия Свидригайлов. Сложной, как и сам образ этого персонажа (ещё раз повторюсь, но это в очередной раз подтверждает, что у Достоевского ничего не бывает просто так!) , полного жесточайших противоречий, внутренних поворотов и изломов, личности странной и запутанной. Мне кажется, что скорее всего, какие-то звуковые ассоциации, какая-то сложность и многоплановость звучания фамилии Свидригайлов сыграли не последнюю роль в выборе её Достоевским. Но звуковой образ, по-видимому, сочетался и со смысловым. С.В.Белов в своём комментарии к роману пишет о том, что современникам Достоевского была знакома эта фамилия ещё до выхода в свет романа «Преступление и наказание». Г.Ф. Коган 1 упоминает о том, что периодическая печать 1861 года сообщила читателем о бесчинствующим в провинции некоем Свидригайлове и употребила эту фамилию, вероятно, как нарицательную: «Свидригайлов- человек тёмного происхождения, с грязным прошлым, личность отталкивающая, омерзительная для свежего честного взгляда, вкрадчивая, вползающая в душу… И эта низкая, оскорбляющая всякое человеческое достоинство, ползающая, вечно пресмыкающаяся личность благоденствует..».
Круг имён и фамилий романов Достоевского достаточно широк и многообразен, описать его в моём сочинении вряд ли возможно. И сколько в нём интересного, познавательного, а порой – и таинственного. И какой он порой всё-таки фантастический и необыкновенно чудный. Достоевский измеряет бег событий в своих романах часами, а иногда минутами, причём течение времени строго отмечается им. Время – тоже немаловажная деталь в психологическом изображении у Фёдора Михайловича. «Сочтите дни в «Преступлении и наказании», а особенно в «Идиоте». Как их мало! Как сгущено действие и нагромождены эпизоды! Точно мысли, которым тесно в голове, измученной совестью, а всё же они боятся выйти оттуда, эти мысли, и ещё ближе жмутся друг к другу»2
Что же такое совесть в понимании Достоевского? Решающее значение у Достоевского имеет вопрос: насколько человек искренен и какой степени человечества он достиг. Безразлично как прошло это очищение. Никакое распутство не порочит, и никакое преступление не губит: нет другого суда перед Богом, кроме совести. На тему совести в романах Достоевского очень подробно и интересно рассуждал Анненский, слова которого мне бы хотелось процитировать в своей работе.
«Я различаю в романах Достоевского два типа совести. Первый – это совесть Раскольникова, совесть активна: она действует бурно, ищет выхода, бросает вызовы, но мало-помалу смиряется и начинает залечивать свои раны. Другая, и Достоевский особенно любит её рисовать, - это совесть пассивная, свидригайловская: эта растёт молча, незаметно, пухнет, как злокачественный нарост, бессильно осаждаемая призраками (помните, что у Свидригайлова и самые призраки-то были не только обыденны, но склонялись даже в комическую сторону), и человек гибнет наконец от задушения в кругу, который роковым образом оцепляет его всё уже и уже. (…) Один из критиков назвал талант Достоевского жестоким –это некардинальный признак его поэзии, но всё же она несомненно жестока, потому что жестока и безжалостна прежде всего человеческая совесть. Одна Катерина Ивановна Мармеладова чего стоит? Сколько надо было на сердце неумолимых упрёков совести – своих ли или воспринятых из вне, - всё равно, - для этого эшафодажа бессмысленных и до комизма нагромождённых мук.
Кстати Достоевского обвиняют в сгущение красок, в плеоназмах и нагромождениях – но пусть каждый проверит себя в минуты насторожившейся или властно упрекающей совести – и он ответит на это обвинение сам. Нагромождение стало бы не художественным, откройся в нём хотя одна черта не подлинного мелодраматического ужаса, но кто и когда мог поставить на счёт своей заговорившей совести её многоречие или преувеличения.
На фоне творческой совести – у нас, обыкновенных людей, она говорит много что вопиет, у Достоевского она же творила и рисовала, - вырастали в романах Достоевского целые образы: таковы сестра закладчицы Лизавета, Сонечка Мармеладова. Этим я хочу сказать, что были в его поэзии лица художественно подчинённые другим, необходимые не столько сами по себе, сколько для полноты и яркости переживаемых другими, часто незримых драм.
Сопоставьте только всю ненужную риторичность Раскольникова, когда он, нагнувшись к ногам Сонечки Мармеладовой и целуя их, поклоняется всему человеческому страданию, сопоставьте этот ораторский жест с тем милым движением, которым та же Сонечка после панихиды по Катерине Ивановне нежно прижимается к Раскольникову, будто ища его мужской защиты, а про себя инстинктивно желая влить хоть немножко бодрости в это изнемогающее от муки сердце, - сопоставьте, и вы поймёте, что должен испытывать, оставаясь один, убийца Лизаветы.»
Но Достоевский изображал и Лужина, которому совесть не нужна. Изображение его получилось у Достоевского грубое, в какой-то мере даже страшное. «Решительно ни чёрточки нет в том же Лужине забавной.» А если подумать, Лужин единственный в романе не терпит никакого наказания за свои деяния. И что же этим хотел сказать нам Достоевский? Ведь у него не бывает ничего просто так… Я хочу ещё раз заметить, что каждый извлекает из Достоевского что-то для себя, близкое себе. Такая судьба Лужина доказывает мне ещё раз, что мир несправедлив, мир жесток. Моим жизненным наблюдениям я нашла подтверждение в романах Достоевского. Именно это привлекает меня в его творчестве, он не строит иллюзий о том, что мир в котором мы живем безоблачен. Сколько мы за свою жизнь встречаем таких Лужиных, которые проживают спокойно свою жизнь, причиняя людям боль, они мелкие, расчётливые. Я удивляюсь, насколько актуальны все вопросы и проблемы, поставленные в романах Достоевского! Именно такие Лужины могут ужиться в современном обществе. Что как не это говорит о том, что мы живём в жестоком, непонимающем нас мире, мы крутимся в нём, пытаемся сами понять его, но безуспешно… Достоевский изображает не просто события, людей, он показывает то, как люди пытаются ужиться в этом мире, понять его для себя, их постоянные внутренние переживания, он показывает нам «наш мир», в котором мы живём.
Чтобы более точно изобразить психологическое состояние человека, Достоевский нередко прибегает к описанию погоды. Она иногда расшифровывает, иногда только лишь намекает на состояние души героя. И очень важно, что она служит созданию определённого настроения у читателя настроения. Например, описание Петербурга, перед самоубийством Свидригайлова.
«Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошёл по скользкой, грязной деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве. Ему мерещилось высоко поднявшаяся на ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки. Мокрая трава, мокрые деревья и кусты и, наконец, тот самый куст… С досадой стал он рассматривать дома, чтобы подумать о чём-нибудь другом. Ни прохожего, ни извозчика не встречалось по проспекту. Уныло и грязно смотрели ярко-жёлтые деревянные домики с закрытыми ставнями. Холод и сырость прохватывали всё его тело, его стало знобить. Изредка он наталкивался на лавочные и овощные вывески и каждую тщательно прочитывал. Вот уже и кончилась деревянная мостовая. Он уже поравнялся с большим каменным домом. Грязная, издрогшая собачонка, с поджатым хвостом. Перебежала дорогу. Какой-то мёртвенно пьяный в шинели лицом вниз лежал поперёк тротуара поглядел на него и пошёл далее…»(1)
Невольно приходит в голову мысль: разве в такой обстановке может происходить что-то светлое, хорошее, радостное Оно и не происходит. Душевное состояние героя сопоставляется с описанием погоды. Описание ненастной, неприятной погоды создаёт определённую психологическую атмосферу, атмосферу предельного психологического напряжения, часто страдания, душевной муки. Душевное состояние героя сопоставляется с описанием погоды. В описании очень часто употребляется слово «грязный», видимо, как душа Свидригайлова, которая грязна, порочна. На душе у него «холод и сырость» И читателю становится понятна сама причина самоубийства. Я подумала : «Наверное, Свидригайлов стал себе настолько противен, что не мог жить осознавая насколько он подл.
Психологическая атмосфера в повествовании настолько сгущена и напряжена, а внимание к внутреннему миру героев настолько прочно, что это даёт возможность писателю применять приём полного или частичного умалчивания о душевном состоянии героя, выражая это переживание через мимику, телодвижения. Как например в следующем случае: « Как это случилось, он сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к её ногам. Он плакал обнимал её колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и всё лицо её помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела не него. Но тотчас же, в тот же миг она всё поняла. В глазах её засветилось бесконечное счастье; она поняла и для неё уже не было сомнения что он любит, бесконечно любит её и что настала же наконец эта минута….
Они хотели было говорить, но не могли. Слёзы стояли в их глазах.»1
Или такой случай: « Раздались восклицания со всех сторон. Князь побледнел. Странным укоряющим взглядом поглядел он Гане прямо в глаза; губы его дрожали и силились сто-то проговорить; какая-то странная и совершенно неподходящая улыбка кривила их.
-Ну пусть хоть мне…а не дам!…- тихо проговорил он наконец; но вдруг не выдержал, бросил Ганю, закрыл руками лицо, отошёл в угол, стал лицом к стене и прерывающимся голосом проговорил:
-О, как вы будите стыдится своего поступка!»2
Умалчивание в данных случаях применяется Достоевским именно в такие моменты, когда выявляются самые глубокие пласты психики и внутреннее состояние героя становится настолько противоречивым и сложным, смутным, что по-другому это уже изобразить нельзя. Умалчивание намекает на неисчерпаемую глубину, тем самым ещё более усиливая психологическое напряжение.
Достоевский зачастую использует сны в качестве психологического анализа. Раскрывая внутренний мир своего героя в снах, Достоевский стремится показать столкновение противоборствующих сил: непрестанную борьбу между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения. Даже во сне Достоевский не показывает спокойного душевного состояния своего героя. Он рисует его в максимальном развитии, а чувства и переживания – в предельно обострённом виде. Здесь уместно будет привести пример сна Раскольникова, когда Миколка бесжалостно избивает бедную старую лошадь. В этом сне видна бессмысленна жестокость. У меня создалось впечатление, что и в этом сне Достоевскиё изобразил то, насколько жесток и несправедлив этот мир. «Все лезут в Миколкину телегу с хохотом. Налезло человек шесть, и ещё можно посадить.(…) Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеятся: этакая лядащая кобылёнка да такую тягость вскачь везти будет! (…) несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало – кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирае.»1 И мальчик (Раскольников) тоже не может этого принять:
-Папочка, папочка, - кричит он отцу,- папочка, что они делают?
Папочка. Бедную лошадку бьют!
(…) О бежит подле лошадки, он забегает вперёд, он видит, как её секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нём поднимается, слёзы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает всё это.(…) Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает её мертвую, окровавленную морду и целует её, целует её в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку.»2
Идея несовершенного, жестокого мира так глубоко сидит в Раскольникове, что даже входит в его сны. Правда Достоевский уже тогда показывает, что один человек не в состоянии изменить его.
Фёдор Михайлович проникает в самые глубинные пласты человеческой психики, в возбуждённом состоянии у героев Достоевского обнажается вся неисчерпаемая сложность натуры, её бесконечная противоречивость. Это происходит как во сне так на яву. Во, например, внутренний монолог Раскольникова:
«А куда же я иду? – подумал он вдруг. – Странно. Ведь я зачем-то пошёл. Как письмо прочёл, так и прошёл… На Васильевский остров к Разумихину я пошёл, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако же? И каким образом мысль идти к Разумихину залетела мне именно теперь в голову? Это замечательно» 3 или просто монолог: «Боже – воскликнул он, - да неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп…буду скользить в липкой, тёплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором…Господи, неужели?»
Он дрожал как лист говоря это.
«Да что же это я! – продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, -ведь я знал же. Что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь ещё вчера, вчера, когда я пошёл делать эту …пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я ещё до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестнице, я сам сказал, что это подло, гадко, низко…Ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчётах, будь это всё, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я же всё равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!… Чего же, чего же и до сих пор…»
Эти монологи, я полагаю, нужны Достоевскому, чтобы показать сложность натуры, и то, как герой занимается самоанализом, и помочь читателю глубже узнать его внутренний мир.
В романах Достоевского присутствует огромное количество диалогов,
которые в полной мере раскрывают характеры героев. Мне бы хотелось в этом случае воспользоваться первыми страницами «Идиота». Так здесь, как нигде с первых страниц, за счёт диалога становится понятно кто есть кто.
Для меня роман долгое время был загадкой: я восхищалась наблюдая мгновенные метаморфозы, происходящие с людьми, совершенно разными по социальному статусу, возрасту, полу, интеллекту, воспитанию, мировоззрению, во время диалогов с князем Мышкиным. Как это достигается? Что заставляет людей, встречающихся с князем, менять привычные способы поведения, открываться с новой лучшей стороны? Как Мышкин вызывает в людях желание меняться? Что несёт он людям и что при этом получает сам? По моему мнению это самый удачный роман Достоевского, ничего раньше я не читала так жадно, вчитываясь в каждую фразу. Образ Мышкина, Настасьи Филлиповной, настолько загадочны, и именно поэтому и интересны…
Правда некоторые критики считают роман «Идиот» неудавшимся. При подготовке к реферату я наткнулась на статью Бориса Парамонова :
« (…) И вот среди этих глыб есть одна, из которой ваятель так и не сумел ничего толком высечь: «Идиот», конечно. Мышкин не получился, Христа из него не вышло, как задумывалось, - и не потому, что он недостаточно хорош, а потому, что, страшно сказать, н