Родина и народ в творчестве Н.А. Некрасова

Средняя общеобразовательная школа №28

РЕФЕРАТ

на тему:

Родина и народ в лирике Н.А. Некрасова

Выполнил:

ученик 10 класса «Г»

Амехин А.В.

Проверил:

преподаватель литературы

и русского языка

Плотникова Е.В.

г. Наб. Челны

2003г.

Содержание:

1. Биографическая справка, основные темы творчества, произведения Н.А. Некрасова…………………………………………………………3

2. Тема Родины в лирике Некрасова………………………………………..12

3. Народ-труженик в творчестве Н.А. Некрасова……………………..14

4. Некрасов-сатирик. Краткий анализ стиха «Колыбельная песня».

……………………………………………………………………………………16

5. Некрасов и Белинский………………………………………………………16

6. Использованная литература…………………………………………….19

1.Биографическая справка, основные темы творчества, произведения Н.А. Некрасова.

НЕКРАСОВ, Николай Алексеевич — поэт, прозаик, критик, издатель. Детские годы Некрасова прош­ли на Волге в с. Грешнево Ярославской губ. Осенью 1824 г., выйдя в отставку в чине майора, здесь поселился вместе с семьею в родовом имении его отец, Алексей Сергеевич Некрасов (1788— 1862). В Грешневе он вел обычную жизнь мелко­поместного дворянина, в распоряжении которого было лишь 50 душ крепостных. Человек крутого нрава и деспотического характера, отец Некрасова не щадил своих подданных. Доставалось подвласт­ным ему мужикам, хватили с ним горя и до­мочадцы, особенно мать поэта, Елена Андреевна, в девичестве Закревская (ум. в 1841 г.), женщина доброй души и чуткого сердца, умная и образо­ванная. Горячо любя детей, ради их счастья и спокойствия, она терпеливо занималась воспита­нием и безропотно сносила царивший в доме произвол.

Крепостническое самодурство в те годы было явлением заурядным, но с детских лет глубоко уязвило оно душу Некрасова, потому что жертвой ока­зался не только он сам, не только грешневские крестьяне, но и горячо любимая, «русокудрая», голубоокая мать поэта. «Это было раненное в самом начале жизни сердце,— писал о Некрасове Ф. М. Достоевский,— и эта-то никогда не зажи­вавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю потом жизнь». Именно из Грешнева Некрасов-поэт вынес исключительную чуткость к чужому страданию.

От своего отца Некрасов унаследовал силу характера, твердость духа, завидное упрямство в достижении цели и с ранних лет заразился охотничьей страстью, которая способствовала искреннему сближению его с народом. В Грешневе завязалась сердечная привязанность Некрасова к русскому крестья­нину, определившая впоследствии исключитель­ную народность его творчества. В автобиографии Некрасов писал: «Сельцо Грешнево стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге... барский дом выходит на самую дорогу, и все, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства». Грешневская дорога явилась для Некрасова началом познания многошумной и беспокойной народной России. Об этой же дороге вспоминал поэт с благодар­ностью в «Крестьянских детях»: «У нас же дорога большая была: / Рабочего звания люди снова­ли/ По ней без числа». А. Н. Островский неспроста называл Ярослав­ско-Костромской край «самой бойкой, самой про­мышленной местностью Великороссии», а Н. В. Гоголь в «Мертвых душах» доверил «пти­цу-тройку» «ярославскому расторопному мужи­ку». С незапамятных времен дорога вошла в жизнь крестьянина российского Нечерноземья. Суровая северная природа пробуждала в нем особую изобретательность в борьбе за существование: труд на земле подкреплялся попутными ремесла­ми. Завершив полевую страду, устремлялись му­жики в города, всю зиму трудились на чужой стороне, а по весне возвращались в родные де­ревни. Еще мальчиком встретил Некрасов на грешневской дороге крестьянина, не похожего на патри­архального хлебороба, кругозор которого огра­ничивался пределами своей деревни. Отходник далеко побывал, многое повидал, на стороне он не чувствовал повседневного гнета со стороны помещика и управляющего. Это был человек не­зависимый, гордый, критически оценивающий окружающее: «И сказкой потешит, и притчу ввернет». Этот тип мужика стал повсеместным не везде и не сразу. Только после 1861 г. «па­дение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу... На смену оседлому, забитому, при­росшему к своей деревне, верившему попам, бояв­шемуся «начальства» крепостному крестьянину вырастало новое поколение крестьян, побывавших в отхожих промыслах, в городах, научившихся кой-чему из горького опыта бродячей жизни и наемной работы».

В характере самого Некрасова с детских лет уко­ренился дух правдоискательства, искони прису­щий его землякам — костромичам и ярославцам. Народный поэт тоже пошел по дороге «от­ходника», только не в крестьянском, а в дво­рянском ее существе. Рано стал тяготиться Некрасов крепостническим произволом в доме отца, рано стал заявлять свое несогласие с отцовским об­разом жизни. В Ярославской гимназии, куда он поступил в 1832 г., Николай Алексеевич целиком отдался приоб­ретенной от матери любви к литературе и театру. Юноша не только много читал, но и пробовал свои силы на литературном поприще. К моменту решающего поворота в его судьбе у поэта была тетрадь собственных стихов, написанных в под­ражание модным тогда романтическим поэтам — В. Г. Бенедиктову, В. А. Жуковскому. А И. Подолинскому.

20 июля 1838 г. шестнадцатилетний Некрасов отправился в дальний путь с «заветной тетрадью». Вопреки воле отца, желавшего видеть сына в военном учебном заведении, Некрасов решил поступить в Петербургский университет. Неудовлетвори­тельная подготовка в Ярославской гимназии не позволила ему выдержать экзамены, но упорный поэт определился вольнослушателем и в течение двух лет посещал занятия на филологическом факультете. Узнав о поступке сына, А. С. Некра­сов пришел в ярость, отправил Некрасову письмо с угро­зой лишить его всякой материальной поддержки. Но крутой характер отца столкнулся с реши­тельным нравом сына. Наступил разрыв: Николай Алексеевич ос­тался в Петербурге без всякой поддержки и опоры. «Петербургскими мытарствами» называют обычно этот период в жизни Некрасова. Мытарств было много: провал на университетских экзаменах, разнос в критике первого сборника подражатель­ных, ученических стихов «Мечты и звуки» (1840), полуголодное существование, наконец, поденная черновая работа в столичных журналах и газетах ради куска хлеба. Но одновременно формиро­вался стойкий, мужественный характер: «хожде­ние по мукам» и закалило поэта и открыло перед ним жизнь петербургских низов. Важнейшей темой его Музы стала судьба простого человека: русской женщины-крестьянки, бесправного му­жика, городского нищего люда.

Литературный талант Некрасова подмечает издатель театрального журнала «Репертуар и пантеон» Ф. А. Кони. Не без его поддержки поэт пробует силы в театральной критике, но обретает по­пулярность как автор стихотворных фельетонов («Говорун», «Чиновник») и водевилей («Актер», «Петербургский ростовщик»). Увлечение драма­тургией не проходит бесследно для поэтического творчества Некрасова: драматический элемент пронизы­вает его лирику, поэмы «Русские женщины», «Современники», «Кому на Руси жить хорошо».

В 1843 г. поэт встречается с В. Г. Белинским, страстно увлеченным идеями французских со­циалистов-утопистов, клеймящим существующее в России общественное неравенство: «Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда большая часть и не подозревает его возмож­ности?.. Горе, тяжелое горе овладевает мною при виде босоногих мальчишек, играющих на улице в бабки, и оборванных нищих, и пьяного из­возчика, и идущего с развода солдата, и бегу­щего с портфелем под мышкою чиновника...» Социалисти­ческие идеи Белинского нашли в душе Некрасова самый прямой и прочувствованный отклик: горькую долю бедняка он испытал на собственном опыте. Именно теперь поэт преодолевает романтические увлечения юности и выходит в поэзии на новую дорогу, создавая глубоко реалистические стихи. Первое из них — «В дороге» (1845) —вызвало восторженную оценку Белинского: «Да знаете ли вы, что вы поэт — и поэт истинный?». Критик писал, что стихи Некрасова «проникнуты мыслию; это — не стишки к деве и луне: в них много умного, дельного и совре­менного». Однако и романтический опыт не прошел для Некрасова бесследно: в «Мечтах и звуках» определились типичные для поэта трехсложные размеры и дакти­лические рифмы; соединение высоких романти­ческих формул с прозаизмами поможет зрелому Некрасову поднимать до высот поэзии бытовую повсед­невность жизни.

Общение с Белинским Н. считал решающим, поворотным моментом в своей судьбе. Впослед­ствии поэт заплатил щедрую дань любви и бла­годарности своему Учителю в стихотворении «Па­мяти Белинского» (1853), поэме «В. Г. Бе­линский» (1855), в «Сценах из лирической ко­медии «Медвежья охота» (1867): «Ты нас гу­манно мыслить научил, / Едва ль не первый вспомнил о народе, / Едва ль не первый ты заго­ворил / О равенстве, о братстве, о свободе...» (III, 19). Белинский ценил в Некрасове острый критический ум, поэтический талант, глубокое знание народной жизни и типичную для ярославцев деловитость и предприимчивость. Благодаря этим качествам Николай Алексеевич становится умелым организатором литератур­ного дела. Он собирает и публикует в середине 40 гг. два альманаха — «Физиология Петербур­га» (1845) и «Петербургский сборник» (1846). В них печатают очерки, рассказы и повести о жизни столичной бедноты, мелких и средних слоев общества друзья Белинского и Н., писа­тели «натуральной школы», сторонники гого­левского, критического направления русского реализма — В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Д. В. Григо­рович, В. И. Даль, И. И. Панаев и др.

Сам Некрасов в эти годы наряду с поэзией пробует свои силы в прозе. Особо выделяется незакончен­ный его роман «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843—1848) —произведение во многом автобиографическое, связанное с «петер­бургскими мытарствами». Отдельные сюжеты и тематические мотивы этого романа Некрасов разовьет затем в поэзии: «Несчастные» (1856), «На улице» (1850), «О погоде» (1858), «Ванька» (1850), «Извозчик» (1855) и др.

С 1847 г. в руки поэта и Панаева переходит жур­нал «Современник», основанный А. С. Пушки­ным, потускневший после его смерти под редак­цией П. А. Плетнева и теперь заново возрожден­ный. В «Современнике» расцветает редакторский талант Некрасова, сплотившего вокруг журнала лучшие литературные силы 40—60 гг. И. С. Тургенев публикует здесь «Записки охотника», И. А. Гончаров — роман «Обыкновенная история», Д. В. Гри­горович — повесть «Антон-Горемыка», В. Г. Бе­линский — поздние критические статьи, А. И. Гер­цен — повести «Сорока-воровка» и «Доктор Крупов».

Некрасов спасает высокую репутацию «Современника» и в годы «мрачного семилетия» (1848—1855), когда придирки цензоров доходили до неле­пости и даже в поваренных книгах вычеркивалось словосочетание «вольный дух». Случалось, что перед выходом «Современника» цензура запре­щала добрую треть материала, и Некрасову приходилось проявлять невероятную изобретательность, чтобы спасти журнал от катастрофы. Именно в этот период Николай Алексеевич совместно с гражданской женой А. Я. Панаевой пишет два объемистых романа «Три страны света» (1848—1849) и «Мертвое озеро» (1851), призванные заполнять запрещен­ные цензурой страницы журнала. В суровых условиях оттачивается мастерство Некрасова-редактора, его умение ловко обходить цензурные препятст­вия. На квартире поэт устраиваются еженедель­ные обеды, в которых, наряду с сотрудниками журнала, принимают участие цензоры, волей-неволей смягчающие свой нрав в интимной об­становке. Использует Некрасов и свои знакомства с высокопоставленными людьми как член Англий­ского клуба и искусный игрок в карты. После смерти Белинского в 1848 г. Некрасов подключается к работе в литературно-критическом разделе журнала. Его перу принадлежит ряд блестящих критических статей, среди которых выделяется очерк «Русские второстепенные поэты» (1850), восстанавливающий пошатнувшуюся в 40 гг. ре­путацию поэзии. Заслуга Некрасова-редактора перед русской литературой заключается и в том, что, обладая редким эстетическим чутьем, он высту­пал в роли первооткрывателя новых литера­турных талантов. Благодаря Николаю Алексеевичу, на страницах «Современника» появились первые произведения Л. Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность» и «Севастопольские рассказы». В 1854 г. по приглашению Некрасова постоянным сотрудником «Сов­ременника» становится выдающийся идеолог русской революционной демократии Н. Г Черны­шевский, а затем литературный критик Н. А. До­бролюбов. Когда после 1859 г. произойдет исто­рически неизбежный разрыв революционеров-демократов с либералами и многие талантливые писатели либерального образа мыслей уйдут из «Современника», Некрасов-редактор найдет новые пи­сательские дарования в среде беллетристов-де­мократов и в литературном отделе журнала увидят свет произведения Н. В. Успенского, Ф. М. Ре­шетникова, Н. Г. Помяловского, В. А. Слепцова, П. И. Якушкина, Г. И. Успенского и др.

В 1862 г. после петербургских пожаров подни­мается волна очередных гонений на прогрессив­ную общественную мысль. Распоряжением пра­вительства «Современник» приостановлен на во­семь месяцев (июнь — декабрь 1862). В июле 1862 г. арестован Чернышевский. В этих дра­матических условиях Некрасов предпринимает энергич­ные попытки спасти журнал, а после официаль­ного разрешения в 1863 г. печатает на страни­цах «Современника» программное произведение русской революционной демократии, роман Чер­нышевского «Что делать?». В июне 1866 г., после выстрела Д. В. Каракозова в Александра II, «Со­временник» запрещается навсегда. Рискуя своей репутацией во имя спасения журнала, Некрасов ре­шается на «неверный звук»: он читает оду в честь М. Н. Муравьева-«вешателя», произносит в Анг­лийском клубе стихи, посвященные О. И. Комис­сарову, официально объявленному спасителем царя от покушения Каракозова. Но все эти по­пытки оказались безрезультатными и явились предметом мучительных воспоминаний и раская­ния.

Только спустя полтора года Некрасов арендует у А. А. Краевского «Отечественные записки» и с 1868 г. до самой смерти остается редактором этого журнала, объединяющего прогрессивные литературные силы. В редакцию «Отечественных записок» Николай Алексеевич приглашает М. Е. Салтыкова-Щедри­на и Г. 3. Елисеева. В отделе беллетристики печатаются Щедрин, А. Н. Островский, С. В. Мак­симов, Г. И. Успенский, А. И. Левитов и др. Отделом критики руководят Д. И. Писарев, позд­нее А. М. Скабичевский, Н. К. Михайловский. Отдел публицистики ведут Г. 3. Елисеев, С. Н. Кривенко. Деятельность Некрасова-редактора принадле­жит к числу самых ярких страниц в истории отечественной журналистики.

На издание нового поэтического сборника зрелых реалистических произведений Некрасова реша­ется в особых условиях. В 1855 г., после бесславно проигранной Крымской войны, в стране начался общественный подъем, в русскую жизнь уверенно входила новая историческая сила — революцион­ная демократия, о которой В. И. Ленин писал: «Шире стал круг борцов, ближе их связь с наро­дом». Начинался второй, революционно-демократический этап освободительного движе­ния в России. Сборник «Стихотворения Н. Некра­сова» выходит в свет 15 октября 1856 г., а уже 5 ноября Чернышевский сообщал поэту, нахо­дившемуся на лечении за границей: «Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли «Ревизор» или «Мертвые души» имели такой успех, как Ваша книга». «А Некрасова стихотворения, собранные в один фокус,— жгутся»,— заметил Тургенев.

Готовя книгу к изданию, Некрасов действительно проделал большую творческую работу, собирая стихи «в один фокус», в единое целое, напоми­нающее мозаическое художественное полотно. Таков, например, поэтический цикл «На улице»: одна уличная драма сталкивается с другой, другая сменяется третьей, вплоть до итоговой фор­мулы: «Мерещится мне всюду драма». Худо­жественная связь сценок между собою придает стихам обобщенный смысл: речь идет уже не о частных эпизодах городской жизни, а о преступ­ном состоянии мира, в котором существование возможно лишь на унизительных условиях. Некрасов вводит в лирику сюжетно-повествовательное на­чало, используя опыт прозы «натуральной школы», но с помощью циклизации сюжетных мо­тивов добивается высокой степени поэтического обобщения. В уличных сценках Некрасова предчувству­ется Достоевский, предвосхищаются образы и сюжетные мотивы будущего романа «Преступле­ние и наказание». Точно так же в «Забытой де­ревне» (1855) отдельные эпизоды из народной жизни, поэтически «сопрягаясь» друг с другом, создают целостный образ крестьянской Руси. Прозаическая сюжетность и здесь переплавляется в синтезирующее поэтическое обобщение.

Глубоко продумана, художественно органи­зована и композиция всей поэтической книги. Сборник открывало стихотворение «Поэт и граж­данин» (1855—1856), раскрывавшее драматичес­кое соотношение гражданственности с искус­ством. Затем шли четыре раздела: в первом — стихи о жизни народа, во втором — сатира на недругов народных, в третьем — поэма об истин­ных и ложных друзьях народа, в четвертом — стихи о дружбе и любви, интимная лирика.

В строгой последовательности располагались стихи внутри каждого из разделов. Первый, напр., напоминал собою поэму о народе, о его настоящем и грядущих судьбах. Открывалась «поэма» сти­хотворением «В дороге», а завершалась жизне­утверждающим «Школьником» (1856). Эти стихи, обрамляющие первый раздел, перекликались друг с другом: их объединял образ русской просе­лочной дороги, разговоры барина с ямщиком, с крестьянским мальчуганом. Поэт сочувствует недоверию ямщика к господам, погубившим его жену, несчастную Грушу. Но сочувствие сталки­валось с глубоким невежеством мужика: он с недоверием относился и к просвещению, видя в нем господскую причуду: «Инда страх меня, слышь ты, щемит, / Что погубит она и сынишку: / Учит грамоте, моет, стрижет». Но к концу пер­вого раздела в народном сознании подмечается благотворный поворот: «Вижу я в котомке книжку. / Так, учиться ты идешь. Знаю: батька на сынишку / Издержал последний грош» (И, 34). Тянется дорога, и на наших глазах изменяет­ся, светлеет крестьянская Русь, устремившаяся к знанию, к университету. Пронизывающий стихи поэтический образ дороги усиливает ощущение перемен в духовном мире крестьянства, при­обретает метафорический смысл. Некрасовская Русь всегда в дороге. Некрасов-поэт чуток к изменениям, совершающимся в народной среде. Поэтому и жизнь крестьянства в его стихах изображается по-новому. Так, на избранный Н. сюжет «В дороге» существовало множество про­изведений об «удалых тройках», о «колокольчи­ках под дугой», о «долгих песнях ямщика». В начале Н. именно об этом напоминает читателю, а затем решительно обрывает традиционный поэтический ход. Не песня, а говор ямщика, на­сыщенный диалектизмами, вторгается в стихи. Если народная песня воспроизводит события и характеры общенационального звучания прямо и непосредственно, то Н. интересует другое: как общенародные радости и печали преломляются в судьбе частного человека из народа, этого ям­щика: к общему поэт пробивается через инди­видуальное, неповторимое. Свой вклад в русскую поэзию Николай Алексеевич, видел в том, что он «увеличил материал, обрабатывавшийся поэзией, личностями кре­стьян». Никто из современников Некрасова не дерзал так близко сойтись с мужиком на страницах поэтического произведения. Художественная дерзость Некрасова яви­лась источником особого драматизма его поэти­ческого мироощущения. Чрезмерное приближение к народному сознанию разрушало многие иллю­зии, которыми жили его современники. Подверга­лась анализу крестьянская жизнь — источник веры и надежды разных направлений и партий русского общества.

В первом разделе сборника 1856 г. определи­лись не только пути роста народного самосозна­ния, но и разные формы изображения народной жизни в творчестве Некрасова. Стихотворение «В доро­ге»—это начальный этап: здесь лирическое «я» поэта еще отстранено от сознания ямщика, голос героя звучит самостоятельно и независимо от голоса автора. В форме такой «ролевой ли­рики» написаны у Некрасова многие стихи — «В деревне», «Вино», «Пьяница» и др. Но по мере того как в народной жизни открывается высокое нравственное содержание, «ролевая лирика» сменяется более утонченной формой поэтического «многоголосия»: исчезает лирическая разобщен­ность, и голос поэта сливается с голосом народа: «Знаю: батька на сынишку / Издержал послед­ний грош». Так мог сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой склад народ­ного языка родственно принял он в свою душу. В 1880 г. Достоевский в речи о Пушкине говорил о «всемирной отзывчивости» национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, прони­каться духом иных национальных культур. Николай Алексеевич многое от Пушкина унаследовал: Муза его уди­вительно отзывчива на чужую радость и чужую боль. Народное миропонимание, народ­ный взгляд на вещи органически входят в лири­ческое сознание Некрасова, придавая его поэзии особый стилистический симфонизм. Это проявилось по-своему даже в его сатирических произведениях. У предшественников Некрасова сатира была по пре­имуществу карающей: поэт высоко поднимался над своим героем и с идеальных высот метал в него молнии обличительных испепеляющих слов (ср. «К временщику» Рылеева). В «Современной оде» (1845) Николай Алексеевич старается, напротив, как можно ближе подойти к обличаемому герою, проник­нуться его взглядом на жизнь, подстроиться к его самооценке: «Украшают тебя добродетели, / До которых другим далеко, / И беру небеса во свидетели — / Уважаю тебя глубоко...» (Т. I.— С. 31). Очень часто сатира Н. представляет собою монолог от лица обличаемого героя — «Нрав­ственный человек» (1847), «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» (1853). При этом Некрасов намеренно заостряет враждебный ему образ мыслей и чувств, глубоко погружается в психо­логию сатирических персонажей: явными оказы­ваются самые потаенные уголки их мелких, под­леньких душ. Открытия эти поэт широко исполь­зует потом в «Размышлениях у парадного подъ­езда» (ироническое восхваление вельможи), в «Железной дороге» (саморазоблачительный мо­нолог генерала), в сатирической поэме «Совре­менники». Подобно талантливому актеру Некрасов пе­ревоплощается, надевает на себя разные сати­рические маски, но остается в любой роли еще и самим собой, изнутри осуществляя сатири­ческое разоблачение.

Нередко использует поэт сатирический «пе­репев», который нельзя смешивать с пародией. В «Колыбельной песне. Подражание Лермонто­ву» (1845) воспроизводится ритмико-интонационный строй лермонтовской «Казачьей колыбель­ной», частично заимствуется и ее высокая поэ­тическая лексика, но не во имя пародирования, а для того, чтобы на фоне воскрешенной в соз­нании читателя высокой стихии материнства рез­че оттенялась низменность тех отношений, о ко­торых идет речь у Некрасова. Пародийное использование («перепев») является здесь средством усиления сатирического эффекта.

В третьем разделе поэтического сборника 1856 г. Некрасов публикует поэму «Саша» (1855) — один из первых опытов в области поэтического эпоса. Она создавалась в счастливое время подъ­ема общественного движения, в ожидании лю­дей с сильными характерами, революционными убеждениями. Их появления ожидали из общест­венных слоев, близко стоявших к народу,— мел­копоместных дворян, духовенства, городского мещанства. В поэме «Саша» Николай Алексеевич хотел показать, как рождаются эти «новые люди» и чем они отличаются от прежних «героев времени», «лиш­них людей» из среды культурного дворянства.

Духовная сила человека по Некрасову питается кров­ными связями его с родиной, «малой» и «боль­шой». Чем глубже эта связь, тем значительнее оказывается человек и наоборот. Лишенный кор­ней в родной земле, культурный дворянин Агарин уподобляется в поэме степной траве перекати-поле. Это умный, одаренный и образованный че-лозек, но в его характере нет твердости и веры: «Что ему книга последняя скажет, / То на душе

его сверху и ляжет: / Верить, не верить — ему все равно, / Лишь бы доказано было умно!» (Т, IV.— С. 25). Агарину противопоставлена дочь мелкопоместных дворян, юная Саша. Ей доступны радости и печали простого деревенско­го детства: по-народному воспринимает она природу, любуется праздничными сторонами крестьянского труда на кормилице-ниве. В по­вествование о Саше и Агарине Некрасов вплетает лю­бимую крестьянством евангельскую притчу о се­ятеле- и почве. Крестьянин-хлебороб уподоблял просвещение посеву, а его результаты — земным плодам, вырастающим из семян на трудовой ни­ве. В роли «сеятеля знаний на ниву народную» выступает в поэме Агарин, а благодатной поч­вой оказывается душа юной героини. Социалис­тические идеи, с которыми знакомит Сашу Ага­рин, падают в плодородную почву народной ду­ши и обещают в будущем «пышный плод». Героев «слова» скоро сменят герои «дела».

Оригинальным поэтом выступил Некрасов и в зак­лючительном, четвертом разделе поэтического сборника 1856 г.: по-новому он стал писать и о любви. Предшественники поэта предпочитали изображать это чувство в прекрасных мгнове­ниях. Н., поэтизируя взлеты любви, не обошел вниманием и ту «прозу», которая «в любви неиз­бежна» («Мы с тобой бестолковые люди», 1851) В его стихах рядом с любящим героем появился образ независимой героини, подчас своенравной и неуступчивой («Я не люблю иронии твоей...», 1859). А потому и отношения между любящими стали более сложными: духовная близость сме­няется размолвкой и ссорой, герои часто не по­нимают друг друга, и это непонимание омрачает их любовь («Да, наша жизнь текла мятежно», 1850). Подчас их личные драмы являются про­должением драм социальных: так, в стихотво­рении «Еду ли ночью по улице темной» (1847) во многом предвосхищаются конфликты, харак­терные для романа Достоевского «Преступление и наказание».

Накануне реформы 1861 г. вопрос о народе и о его исторических возможностях со всею остротою и противоречивостью встал перед людь­ми революционно-демократического образа мыс­ли. В 1857 г. Н. создает поэму «Тишина». Кресть­янская Русь в ней предстает в едином собира­тельном образе народа-героя, великого подвиж­ника отечественной истории. Но когда проснет­ся народ к сознательной борьбе за свои инте­ресы? На этот вопрос нет в «Тишине» опреде­ленного ответа. Нет его и в последующих стихо­творениях Н. от «Размышлений у парадного подъезда» до «Песни Еремушке» (1859), став­шей гимном нескольких поколений русской революционной молодежи. В этом стихотворении сталкиваются и спорят между собой две песни: одну поет няня, другую — «проезжий город­ской». В песне няни утверждается мораль холоп­ская, лакейская, в песне «проезжего» звучит призыв к революционной борьбе под лозунгами «братства, равенства, свободы». По какому пути пойдет в будущем Еремушка, судить трудно: стихотворение и открывается и завершается пес­ней няни о терпении и смирении. Столь же не­разрешенно звучит вопрос, обращенный к наро­ду в финале «Размышлений у парадного подъез­да». Ореолом жертвенности и аскетизма окру­жена в поэме «Несчастные» (1856) личность ссыльного революционера. Подобная трактовка «народного заступника» не вполне совпадает с этикой «разумного эгоизма» Чернышевского и Добролюбова. Не согласуются с нею и религиоз­ные мотивы в творчестве Некрасова, наиболее отчетливо прозвучавшие в поэме «Тишина», а также в сти­хах и эпических произведениях, посвященных изображению революционера. По отношению к великим людям века (к Белинскому, напр.) у Некрасова не раз прорываются чувства, близкие к религиоз­ному почитанию. Характерен мотив избранности, исключительности великих людей, которые про­носятся «звездой падучею», но без которых «за­глохла б нива жизни». При этом Николай Алексеевич отнюдь не порывает с демократической идеологией. Его герой напоминает не «сверхчеловека», а хрис­тианского подвижника (Крот в поэме «Несчаст­ные»; ссыльный декабрист в поэме «Дедушка», 1870; герой стихотворения «Пророк», 1874: «Его послал Бог Гнева и Печали / Рабам земли на­помнить о Христе» (III, 154). Христианский ореол, окружающий некрасовских героев, связан отчасти с идеями утопического социализма, усвоенными Некрасовым с юности. Будущее общество ра­венства и братства французские и русские со­циалисты-утописты рассматривали как «новое христианство», как продолжение и развитие не­которых нравственных заповедей, завещанных Христом. Белинский называл православную цер­ковь «опорою и угодницею деспотизма», однако Христа считал предтечей современного социа­лизма: «Он первый возвестил людям учение сво­боды, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения». Многие сов­ременники шли еще дальше. Сближая социа­листический идеал с христианской моралью, они объясняли это сближение тем, что в момент сво­его возникновения христианство было религией угнетенных и содержало в себе исконную мечту народов о будущем братстве. В отличие от Бе­линского, Герцен и Некрасов более терпимо относились к религиозности русского крестьянина, видели в ней одну из форм естественной тяги простого человека к социализму. Подобное «обмирще­ние» религии никак не противоречило, напротив, целиком совпадало с коренными особенностями крестьянской религиозности. Русский мужик ме­нее всего уповал в своих верованиях на загроб­ный мир, а предпочитал искать «землю обето­ванную» на этом свете. Множество легенд оста­вила нам крестьянская культура о существовании таких земель, где живет человек в «доволь­стве и справедливости». В поэзии Некрасова они нашли широкое отражение вплоть до крестьянской эпо­пеи «Кому на Руси жить хорошо», в которой семь мужиков-правдоискателей ищут по Руси «непо­ротой губернии, непотрошеной волости, избыткова села». В подвижническом облике некрасов­ских народных заступников проявляется глубо­кий их демократизм, органическая связь с на­родной культурой. В миросозерцании русского крестьянина воспитана трудной русской исто­рией повышенная чуткость к страдальцам за истину, особое доверие к ним. Немало таких мучеников-правдоискателей Н. находит в кре­стьянской среде. Его привлекает аскетический облик Влага («Влас», 1855), способного на вы­сокий нравственный подвиг, и суровый образ пахаря в поэме «Тишина», который «без нас­лаждения живет, без сожаленья умирает». Судь­ба Добролюбова, выдающейся исторической личности, в некрасовском освещении оказыва­ется родственной доле такого пахаря: «Учил ты жить для славы, для свободы, / Но более учил ты умирать. / Сознательно мирские наслажденья /Ты отвергал...» (Т. II.— С. 173). Если Черны­шевский вплоть до 1863 г. чутьем политика осоз­навал реальную возможность революционного взрыва, то Н. уже в 1857 г. чутьем народного поэта ощущал то поистине трагическое поло­жение, вследствие которого революционное дви­жение шестидесятников оказалось «слабо до ничтожества», а «революционеры 61-го года ос­тались одиночками...». Этика «разум­ного эгоизма» Чернышевского, отвергавшая жертвенность, основывалась на ощущении бли­зости революции. Этика подвижничества и поэ­тизация жертвенности у Н. порождалась созна­нием невозможности быстрого пробуждения на­рода. Идеал революционера-борца у Некрасова неиз­бежно смыкался с идеалом народного подвиж­ника.

Первое пореформенное лето 1861 г. Некрасов провел, как обычно, в Грешневе, в кругу своих прияте­лей, костромских и ярославских крестьян. Осе­нью поэт вернулся в Петербург с целым «ворохом стихов». Его друзей интересовали настроения пореформенной деревни: к чему приведет недо­вольство народа грабительской реформой, есть ли надежда на революционный взрыв? Поэт отве­чал на эти вопросы поэмой «Коробейники» (1861). В ней Некрасов-поэт выходил на новую дорогу. Предшествующее его - творчество было адресо­вано в основном читателю из образованных кру­гов общества. В «Коробейниках» он смело рас­ширил предполагаемый круг своих читателей, непосредственно обратился к народу, начиная с необычного посвящения: «Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)». Поэт предприни­мает и второй беспримерный шаг: за свой счет он печатает поэму в серии «Красные книжки» и распространяет ее в народе через деревенских офень — торговцев мелким товаром. «Коробей­ники» — поэма-путешествие: бродят по сельским просторам деревенские торгаши — старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни тревожного предреформенного времени. Все, что происходит в поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор. О подлинной на­родности поэмы свидетельствует и то обстоятель­ство, что первая главка ее, в которой торжест­вует искусство некрасовского «многоголосия», вскоре стала народной песней. Главные критики и судьи в поэме — не патриархальные мужики, а «бывалые», много повидавшие в своей стран­нической жизни и обо всем имеющие собствен­ное суждение. Создаются живые типы «умствен­ных» крестьян, деревенских философов и поли­тиков, заинтересованно обсуждающих совре­менные порядки. В России, которую судят мужики, «все переворотилось»: старые устои разрушаются, новое в состоянии брожения и хао­са. Картина развала крепостнической России на­чинается с суда над «верхами», с самого батюш­ки-царя. Вера в его милости была устойчивой в крестьянской психологии, но Крымская война у многих эту веру расшатала. «Царь дурит — народу горюшко!» — заявляет в поэме Тихоныч. Затем следует суд над праздной жизнью господ, проматывающих в Париже народные деньги. Завершает картину разложения история Титушки-ткача. Крепкий, трудолюбивый крестья­нин по воле всероссийского беззакония превра­тился в «убогого странника» — «без дороги в путь пошел». Тягучая, заунывная его песня, вбирающая стон российских сел и деревень, свист холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в поэме трагическую развязку. В глу­хом костромском лесу коробейники гибнут от рук лесника, напоминающего «горе, лычком под­поясанное». Это убийство — стихийный бунт от­чаявшегося, потерявшего веру в жизнь человека. Почему Некрасов так завершает поэму? Вероятно, потому, что остается верен жизненной правде: известно, что и перед реформой и после нее «на­род, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, от­крытую, сознательную борьбу за свободу»Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями коробейников. Ти­хоныч и Ванька стыдятся своего торгашеского ремесла. Поперек их пути, основанном на прин­ципе «не обманешь — не продашь», встает чис­тая любовь невесты Ваньки, Катеринушки, предпочитающей всем щедрым подаркам коро­бейника «бирюзовый перстенек» — символ свя­той девичьей любви. В трудовых крестьянских заботах с утра до поздней ноченьки топит Катеринушка свою тоску по суженому. Вся пятая часть поэмы, воспевающая самозабвенный кре­стьянский труд на земле и самоотверженную любовь,— упрек торгашескому занятию коро­бейников, отрывающему их от трудовой жизни и народной нравственности. Не случайно в «Кре­стьянских детях» (1861), созданных одновремен­но с «Коробейниками», Некрасов воспевает суровую прозу и высокую поэзию крестьянского детства и призывает хранить вечные нравственные цен­ности, рожденные трудом на земле, то самое «вековое наследство», которое поэт считает ис­током русской национальной культуры.

После 1861 г. в стране начался спад общест­венного движения, лидеры революционной демократии были арестованы, прогрессивная мысль обезглавлена. Осенью 1862 г. в тяжелом настро­ении Некрасов навестил родные места, побывал в Грешневе и в соседнем селе Абакумцеве на могиле матери. Итогом этих событий явилась лиричес­кая поэма «Рыцарь на час» (1862) —одно из самых проникновенных произведений Некрасова о сы­новней любви к матери,

Подобные работы:

Актуально: