"Университетский роман" в британской литературе

Поджанр "университетский роман" появился в британской литературе совсем недавно. Как особое художественное явление данный тип романа был осознан в 1950-х –1960-х годах и в наше время переживает настоящее возрождение. Все больше авторов, как британских, так и американских, обращаются к этому жанру, позволяющему им на фоне студенческого быта поставить насущные нравственные и социальные проблемы.

"Университетский роман" и по сей день остается актуальным жанром и привлекает внимание читателя благодаря разнообразию настроений (от трагичности до иронии) и затронутых тем, которые включают в себя как исследование взаимоотношений между студентами и преподавателями, так и социально-классовую проблематику.

Одними из самых выдающихся писателей, принадлежащих к данному литературному направлению, являются Дэвид Лодж и Кингсли Эмис. Нельзя сказать, что они придерживались лишь данного жанра. Дэвид Лодж писал и в реалистической манере, в его творчестве прослеживается также влияние постструктурализма. Кингсли Эмис принадлежал к движению "рассерженных молодых людей" и испробовал многие жанры, в том числе, и шпионский роман, и историческую антиутопию. Но все же, известность им принесли их сатирические романы об академической жизни.

Цель данной работы – исследовать истоки "университетского романа", его особенности как жанра, основные стереотипы в тематике и изображении героев романа, а так же проследить творческий путь Д. Лоджа и К. Эмиса и остановится на наиболее ярких их произведениях.

1. Основная часть

1.1 Университетский роман: жизнь и законы жанра

Своеобразной разновидностью сатирического романа в современной английской прозе является так называемый "университетский роман". Этим термином английская критика определяет произведения в первую очередь таких известных литературоведов и писателей, как Малькольм Брэдбери и Дэвид Лодж, пишущих об университетах, о системе высшего образования. Отчасти к этой жанровой форме можно отнести и два последних романа Шарпа ("Выбор Уилта" и "Грехи предков"). Уилт возглавляет кафедру гуманитарных наук в одном из английских университетов. Ему приходится постоянно лавировать между консервативным руководством колледжа и левацкими настроениями в среде преподавателей, рьяно приобщающих студенток к морали "вседозволенности".

В плане литературной традиции "университетский роман" имеет много общего с так называемым "интеллектуальным романом" или "романом идей", восходящим к Т.Л. Пикоку, а в 20 веке – к О. Хаксли, в котором сталкиваются разные, часто совершенно противоположные методы и системы мышления. Развенчание ложных представлений, укоренившихся штампов характерно и для "университетского романа" Брэдбери, Лоджа и Шарпа – в их произведениях дана резко сатирическая переоценка "молодежной революции", захлестнувшей университеты, развенчаны теоретики "новой левой". (Саруханян, 1987; 263)

Один из выдающихся теоретиков и практиков университетского романа британский писатель Дэвид Лодж считает, что поджанр campus novel возник в США в начале 1950-х годов с выходом в свет романа Мэри Маккарти "Академиче-ские кущи" (The Groves of Academe, 1952), полемическим откликом на который стал роман Реймонда Джаррела "Картины университетской жизни" (Pictures from an Institution, 1954).

С самого начала однако произведения об университетской и академической среде были весьма разнородны — достаточно сравнить роман корифея американского "черного юмора" Джона Барта "Козлоюноша Джаэлс" с "Герзагом" Сола Беллоу. В 1970–1990-е ситуация изменилась: тон в "университетской прозе" начинают задавать книги, написанные с реалистических позиций. Главное в них — бытописательская сторона (нравы, уклад жизни, ценности академической среды, персонажи — типичные студенты и преподаватели), постановка и обсуждение насущных нравственных и социальных проблем.

Примечательно и то, что важнейшим принципом создания художественного образа в университетской прозе, с самых первых ее образцов, становится игра со стереотипами, их переосмысление. Это объясняется, безусловно, тем, что автор имеет дело со сферой производства культурно-образовательных ценностей. Тематическое поле прозы такого рода — университетская жизнь как сегмент культурно-образовательного пространства (в противовес естественному, природному), она может быть описана только с помощью вторичных культурных кодов, — кодов, присваивающих или переосмысливающих уже готовые культурные означающие. Отсюда насыщенность университетской прозы аллюзиями, отсюда апелляция при построении образа героя к стереотипам.

Процесс производства и получения знаний имеет двойственный характер, сочетая в себе постоянный пересмотр устаревших научных истин и консервацию постулатов, еще не потерявших свою актуальность на данном этапе развития науки. Эти две составляющие могут иметь разное соотношение в разные периоды, но тенденция к преодолению старого, к обновлению, переосмыслению себя становится источником постоянной иронической саморефлексии, которой насыщена университетская проза и которая проявляется, в частности, в мощном пародийном начале.

Уже с середины 50-х годов прошлого века университетский роман заявил о себе как сложившийся жанр с устойчивой и постоянно воспроизводимой структурой, что обернулось, с одной стороны, иронической саморефлексией жанра, а с другой — его тиражированием. Само появление и окончательное оформление университетской прозы во второй половине ХХ века было вполне закономерным продуктом социокультурной ситуации. Как известно, одной из важнейших черт романа в XIX–XX веках стало пристальное внимание авторов к окружающей героев микросреде, влияние которой они испытывают и на которую так или иначе воздействуют. Эта сфокусированность на микросреде обусловила формирование таких жанровых разновидностей романа, иначе говоря, поджанров, как производственный роман, университетский роман, филологический роман, искусствоведческий роман и т. п. Очевидно, что специфика этих романных разновидностей и принципы их выделения основаны на типе той микросреды (преимущественно профессиональной), во взаимодействии с которой реализует себя романный герой XX–XXI веков — времени нарастающей профессионализации как в сфере собственно литературного творчества, так и читательской аудитории; профессионализации, требующей освоения новых образовательных и информационных технологий во всех сферах человеческой деятельности. Социологи отмечают, что в современном постиндустриальном обществе появился новый класс профессиональных менеджеров — с присущими им культурными интересами и жизненными ценностями. В такой ситуации особенно востребована беллетристика, где проблемы существования человека в социуме исследуются с точки зрения его профессиональной принадлежности, которая в подобных произведениях оказывается не просто центральной темой, но и предметом всестороннего анализа. Обращенность к профессиональному статусу героя становится главным источником сюжетной динамики и моделирует проблемно-тематический ландшафт. Даже такие, казалось бы, чисто эстетические составляющие художественной структуры, как хронотоп, система образов, конфликт, композиция и т. д., попадают в зависимость от рода профессиональной деятельности персонажей. В целом, это свидетельствует о том, что профессиональный подход к литературе и искусству, вообще запечатление в них образа профессионала коммодифицируются, то есть переходят в разряд потребительских товаров и оказываются востребованными на читательском рынке. Новому читателю — профессионалу в своей области — импонирует, когда ему раскрывают секреты других профессий, рассказывают о том, "как это сделано".

Само явление университетской прозы не случайно связывается прежде всего с англо-американским культурным пространством. Это объясняется особой ролью высшей школы в общественной жизни этих стран, где университет, по формулировке, приводимой Т. Георгиевой, "играет одну из центральных ролей не только в экономике, но и в стратификационной системе современного общества", отождествляется с цитаделью культурных и нравственных ценностей, с фундаментом гражданского воспитания.

Пионеров университетской прозы 1950-х объединял, по словам Д. Лоджа, во-первых, замкнутый пасторальный мирок университетского кампуса — "Тесный мир" (Small World), как он озаглавит в 1984 году одно из собственных произведений, — отключенный от суеты и шума современной городской жизни, и, во-вторых, то, что общественное поведение и политические установки героев раскрываются здесь через взаимодействие персонажей, чьи высокие интеллектуальные амбиции порой приходят в комическое противоречие с их человеческими слабостями. Это объясняет преимущественно комическую природу данного жанра, которую впоследствии развили Элисон Лури, Малкольм Брэдбери, да и сам Дэвид Лодж, полагающий, что университетская среда придает особую ироническую остроту, особую язвительность вышеозначенному конфликту по сравнению с иными профессиональными сообществами.

Следует отметить, что комическая природа университетского романа получила мощную подпитку в эпоху широкого наступления постструктуралистских теорий в последней трети ХХ века. Радикальный пересмотр традиционной теории литературы и литературного канона породил неизбежные перегибы в преподавании, без пародийного высмеивания которых не обходится ни один университетско-филологический роман эпохи постмодернизма. Этому отдает дань практически каждый автор романа о профессоре словесности, где порой создаются целые сатирические галереи преподавателей-литературоведов постструктуралистского толка.

Рассуждая о традициях, питающих современную университетскую прозу, Лодж обнаруживает их не только в национальном комическом романе, но и в пасторали типа шекспировской комедии "Как вам это понравится": в обоих случаях действуют эксцентричные персонажи, собранные в одном "идиллическом" месте, поступающие так, как они никогда не смогли бы себя вести, будь они частью более сложного социального механизма. В университетском романе, как и в пасторали, всегда присутствует некий элемент занимательной условности, бегства от обыденной жизни.

Еще одной важной и исторически обусловленной особенностью британской университетской прозы стала ее чувствительность к социально-классовой проблематике. "Если вас интересует явление меритократии, которое значительно трансформировало британское послевоенное общество, то университет является (или являлся) прекрасным полигоном для его изучения", — пишет Д. Лодж, который, как и многие его коллеги по университетскому цеху, стал первым в своей семье, кто получил высшее образование. Рост числа университетов в Великобритании в 60—70-е годы обусловил большую социальную мобильность и большую проницаемость кастовых перегородок, отделявших "жрецов высокой университетской науки" от простых смертных. К этому добавились последствия сексуальной революции и борьбы женщин за равноправие, что также способствовало радикальному обновлению университетской жизни.

Сама массовость и значительность этого литературного явления позволяет выделить ряд важнейших закономерностей, тенденций и стереотипов, которые обнаруживает любое зрелое жанровое образование. Литературный обозреватель "Вашингтон пост" Майкл Дирда в рецензии на роман британской писательницы Зэйди Смит "О красоте" (On Beauty, 2005) среди главных достижений жанра за последние сорок лет называет романы британцев Малькольма Брэдбери "Историк" (The History Man, 1975) и Дэвида Лоджа "Мир тесен". Литературный критик справедливо замечает, что такой весьма ограниченный поджанр, как университетский роман, неизбежно сводится к "полудюжине ставших уже хорошо известными тем, среди которых — избыточность критического жаргона, интимная связь между преподавателем и студенткой, кафедральные или факультетские интриги (особенно в гонках за штатную должность), академическая свобода vs. политкорректность, тяжелая рука обюрократившейся администрации, борьба традиционной системы обучения с необоримым обаянием более модных предметов, предательство идеалов".

Вероятно, все, кто преподавал в университете, согласятся: университетская жизнь сопряжена с постоянными стрессами, со всеми типами зависимости (от начальства, научного руководителя, рецензентов, отсутствия денег и т. д. и т. п.), что порой сгущает над преподавателем атмосферу страхов и не-добрых предчувствий, ибо в случае профессиональной неудачи на кону оказывается все — любимая работа, стабильность существования, плоды многолетней и многотрудной деятельности. Именно это служит психологическими основами использования в жанре университетской прозы фантастики, гротеска и элементов "литературы ужасов", которые одновременно и отражают и отстраняют особый драматизм существования героя современного университетского романа.

Еще одним влиятельным стереотипом современного университетского романа становится обязательное присутствие в нем эротики, а сюжетным клише — постоянное обращение к теме сексуальных связей преподавателей со студентками. В этом, на наш взгляд, находит выражение девиантный (то есть регистрирующий явное отклонение от общепринятой нормы) характер героя современной университетской прозы, который в громадном количестве случаев оказывается в невольном противостоянии если не нравам университетского сообщества (чья позиция по отношению к герою может быть описана с разной степенью определенности), то нормам морали общества в целом.

По мнению многих литературных критиков, в Великобритании последних десятилетий жанр университетской прозы скудеет. Меняется его тональность: так, интонация романа Майкла Фрейна "В том-то и дело" ("The Trick of It", 1989) отмечена гневом и сарказмом. Писатели младшего поколения (Джулиан Барнс, Айэн Макьюэн, Мартин Эмис) вообще не выказывают интереса к университетской тематике. Хоуэрд Джекобсон, начавший свою писательскую карьеру с университетского романа "Пришедший из прошлого" ("Coming from Behind", 1983), характерным образом называет британские университетские романы 70—80-х годов своего рода элегией, тоскующей по исчезающему миру, по самой идее кампуса, а свой вклад в этот жанр — "пародией на то, что уже стало пародией, ибо мой кампус вовсе и не кампус в привычном смысле этого слова". Джекобсон считает, что страх перед элитарностью в британском обществе положил конец университетской прозе. "По мере того как английская проза все более проникается демократизмом и мы все более боимся в своих произведениях оскорбить чьи-то чувства или внушить кому-то чувство неловкости, приходит конец университетскому роману". К нему присоединяется А. С. Байетт, которая констатирует, что современные университеты находятся в глубоком упадке, переживая период сокращений, недофинансирования, страдая от постоянных проверок и чрезмерной бюрократизации.

Но нельзя не отметить, что при несомненной жанровой формальности, университетская проза долгое время продолжает привлекать и удерживать интерес широкого читателя благодаря разнообразию тональности (от шутовства до высокого трагизма), иронической рефлексии над собственными жанровыми стереотипами и актуальности проблематики, сочетающей острую злободневность с вечными размышлениями об отношениях человека и социума. (О. Анцыферова)

1.2 Дэвид Лодж

1.2.1 Биография и творчество

Дэвид Лодж пользуется репутацией серьезного писателя и маститого литературного критика на протяжении вот уже 40 лет. Его книги переведены на 20 языков, неоднократно получали литературные премии, дважды были финалистами Букеровской премии. (Ченцова Н.Н., 2004)

Дэвид Лодж родился 28 января 1935 года в Лондоне. Его судьбу как католика определила реформа образования 1944, сделавшая обязательным среднее образование для всех британских подданных, в том числе и католиков, что открыло им дорогу в университеты. Лодж одним из первых учеников католической школы (лондонской Академии святого Георгия, 1945-1952) поступил в Университетский колледж Лондонского университета.

С 1955 по 1957 он служил в Королевских британских войсках. В дальнейшем жизнь Лоджа целиком связана с университетами, главным образом Бирмингемским, где с 1960 по 1987 он прошел все этапы университетской карьеры – от лектора до почетного профессора современной английской литературы.

Главные темы художественного творчества Лоджа – университетская жизнь и жизнь английских католиков – существуют, по его мнению, каждая сама по себе. Он начинал как католический писатель (первый, неопубликованный, роман написал в 18 лет, впоследствии эпизоды из него вошли в роман "Кинозрители" - "Picturegoers", 1960) Присущее Лоджу ощущение "аутсайдерства" (католик в протестантской стране) объясняет его чувство родства с Дж. Джойсом, Гр. Грином, И. Во и другими писателями-католиками. В магистерской диссертации "О католических авторах" ("About Catholic Authors" 1958) он исследовал эволюцию английского католического романа со времен "Оксфордского движения".

Международную известность принесли Лоджу его комедийно-сатирические романы об университетской жизни, в первую очередь "Академический обмен" ("Changing Places", 1974, принесший Лоджу премию Хоторндена в 1976 году и переведенный на русский язык в 2000). Сюжет (английский литературовед едет в Калифорнийский университет, а его американский коллега – на его место в Бирмингем) предоставляет автору богатые возможности для изощренной интриги. Лодж сатирически показывает консерватизм, провинциальность английских литературоведов и доходящий до абсурда "авангардизм" американцев. Тема конфликта этических и культурных кодов двух "цивилизаций" - европейской и американской – заявлена и в более раннем романе "Выйдя из укрытия" ("Out of the Shelter", 1970), воссоздающем гедонистическую атмосферу жизни американской общины в послевоенной Германии. В романе "Мир тесен" ("Small World", 1984) персонажи те же, что и в "Академическом обмене", но "местные", национальные "общины" сменил глобальный, американизированный космополитический кампус, царство постмодернистской "теории". В постмодернистском ключе обыграны куртуазная любовная традиция и легенда о Св. Граале как разновидности "поисков" персонажей: от любви до места на кафедре ЮНЕСКО. Именно здесь Лодж поставил под сомнение ценность деконструктивного теоретизирования и "прелестей" "храброго американского мира".

В фокусе романа "Славная профессия" ("Nice Work", 1988), где Лодж делает "крутой поворот" в сторону Англии, - традиционный разрыв между различными социальными слоями британского общества. Здесь очевиден протест Лоджа-писателя против американизации английской культуры и литературоведа против нападок "теоретиков" на литературную традицию персонажа и автора. "Теоретики", прежде всего американские, воспринимаются Лоджем как опасно созвучные дегуманизирующему развитию монетаристской экономики. В дальнейшем его произведения ("Райские новости" - "Paradise News", 1991; "Терапия" - "Therapy", 1995) основываются почти исключительно на реалистических приемах. Одиннадцатый роман Лоджа – "Думает…" ("Thinks…", 2001) – еще одна остроумная "университетская" комедия, герои которой представляют разные точки зрения на искусство: героиня считает, что изучение сознания человека – сфера искусства (и эта точка зрения ближе автору), тогда как для героя знание, порождаемое искусством, - всего лишь вымысел.

Эволюция Лоджа-романиста и критика, в сущности, единый процесс. Его увлечение постмодернизмом было продиктовано, в частности, поиском "теории", подходящей для прозы. В работе "Язык литературы" ("Language of Fiction", 1996) Лодж, развивая традиции "новой критики", разрабатывал метод "текстуального" анализа романов, будучи убежден в том, что прозу, как и поэзию, нужно исследовать в связи с внутренней "эстетической логикой" произведения. В книге "Романист на перекрестке и другие эссе о литературе и критике" ("The Novelist at the Crossroad and Other Essays on Fiction and Criticism", 1971) он рассуждает о емких "словесных формах", а также о взаимоотношениях вымысла и "реальности". Со структуралистических позиций написана литературно-критическая книга Лоджа "Виды современного письма: метафора, метонимия и типология современной литературы" ("The Modes of Modern Writing: Metaphor, Metonymy and the Typology of Modern Literature", 1977), а также сборник эссе о литературе 19-20 вв. "Работая со структурализмом" ("Working with Structuralism", 1981). В первой Лодж интерпретировал теорию Р. Якобсона о различии между метафорой и метонимией, создавая свою типологию литературы 20 в по принципу оппозиций "романтизм – реализм", "модернизм – реализм". Использовав якобсоновскую модель языка, Лодж разработал классификацию этапов и произведений английской литературы, основанную на колебании "литературного маятника" между полярными методами: метафорическим-модернистским и метонимическим-реалистическим. Столкнувшись с преобладанием одного из методов, писатель старается оживить "ставшие привычными" средства выражения обращением к другому методу, что создает циклический ритм литературной истории. Постмодернисты, как считает Лодж, разделяют свойственные русским формалистам понимание того, что литературные перемены – это постоянные перегруппировки одних и тех же элементов. Стремясь преодолеть это ограничение и "тиранию языка", они отказываются от выбора метафорического или метонимического "письма" и используют абсурдные или пародийные его способы. Архетипный постмодернистский писатель для Лоджа – С. Беккет.

Важнейшим поворотом в эволюции Лоджа стало знакомство в 80-е гг. с трудами М.М. Бахтина, в которых он на "постструктуралистском этапе" нашел удовлетворяющую его теорию прозы. В книге "После Бахтина" ("After Bakhtin", 1990) Лодж излагает и развивает "заразительные" бахтинские понятия "монологизм", "полифония", "карнавальность", на его взгляд более емкие и гибкие, чем якобсоновская пара "метафора-метонимия". Он разрабатывает бахтинскую типологию "литературного дискурса", позволяющую провести различия между классическим реализмом, модернистской прозой и постмодернистской эклектикой. В статье "Лоуренс, Достоевский и Бахтин" он объясняет особенности романа Д.Г. Лоуренса "Влюбленные женщины" на основе идеи "диалогизма" и "полифонии". Ему созвучно утверждение Бахтиным писательской творческой и коммуникативной силы, в отличие от структурализма и постструктурализма, умалявших роль "индивидуального автора".

Лодж – не только теоретик, но и популяризатор "теории", составитель широко известных в англоязычном мире антологий. "Критика двадцатого века: Антология" ("Twentieth Century Criticism: A Reader", 1972) представляет "новую критику", "историю идей", мифологическую, психоаналитическую, марксистскую, социокультурную критику, литературные программы и манифесты. В антологию "Современная критика и теория" ("Modern Criticism and Theory: A Reader", 1988) вошли в основном европейские тексты по структурализму, постструктурализму, нарратологии, декнструктивизму, культурологи, рецептивной эстетике, феминизму. Книга "Искусство литературы" ("The Art of Fiction", 1992), возникшая на основе публикаций в газетах "Индепендент" и "Вашингтон пост", содержит своеобразную инструкцию "практики письма" - от создания словарей до художественных произведений (например, анализ приемов: "Точка зрения", "Ирония", "Отстранение", "Интертекстуальность"). В "Практике письма" ("The Practice of Writing", 1996) Лодж в постмодернистском духе демистифицирует, демифологизирует творческий процесс, находя в читателях романов потенциальных авторов.

"Постмодернист в обличии реалиста, вызывающего доверие" (Дж.К. Оутс), Дэвид Лодж вместе с тем социальный романист, создавший панораму общественной жизни Великобритании 2-й половины 20 в. И органично вписывающийся в традицию английского романа, уходящего корнями в 18 в. (Саруханян, 2005; 242-244)

1.2.2 Проблема стиля в произведениях Дэвида Лоджа

Многие критики считают Дэвида Лоджа писателем-постмодернистом, что несколько преувеличено. Несомненно, его творчество соотносится с основными вехами развития постмодернизма в англосаксонской литературе потому, что он творит в период расцвета постмодернистской литературы. Однако в его произведениях детерминирующее положение занимает реалистический художественный метод, представленный в сочетании с модернистскими и постмодернистскими приемами письма.

Современному писателю предоставляется возможность выйти за рамки художественного произведения в культурологический и социальный дискурсы, что Д. Лодж постоянно проделывает. Это явление вполне закономерно, поскольку роман как жанр, склонный к синтетичности (как никакой другой), способен отразить в литературе жизнь в ее многоплановости и сложности, противоречивости и богатстве, ибо "романная свобода освоения мира не имеет границ, и этой свободой каждый писатель пользуется самым разным образом".

Первые произведения Д. Лоджа, по его собственной оценке, были созданы в реалистической манере, в которой автор пытается найти "некую" новую форму и общественное признание для своих экспериментов и наблюдений. Причем объектами экспериментов и наблюдений стали жизненный уклад среднего класса "внутренних" районов юго-восточной части Лондона; военное детство и послевоенная "суровая" юность; католицизм, образование, общество и все те изменения, которые они приносят; военная служба, брак, путешествие и многое другое.

В 70-е годы Д. Лодж теряет доверие к жизнеспособности классического реалистического романа XIX века, подобное чувство он испытывает и по отношению к повествованию, "создающему иллюзию явного окна, распахнутого в реальность"³⁴, хотя в литературно-эстетической среде Запада в это время происходит обратный процесс: исчезает интерес к формалистическому экспериментированию и, наоборот, особой популярностью пользуется реалистическое письмо. Такие перемены не повлекли за собой отказ Д. Лоджа от традиционной функции романа - организации и интерпретации социально-исторического опыта.

Категория игры, заимствованная у постструктуралистов, стала основополагающим принципом организации постмодернистского текста, а не только комическим, сатирическим, пародийным эффектом. Д. Лодж воспользовался опытом постструктуралистов и весьма своеобразно трактует эту категорию в своих произведениях. Игра в романах Д. Лоджа присутствует в явной форме, например, игра в "уничижение" (Changing Places), но чаще всего она существует в скрытом виде, коим является языковая игра и каламбур , с помощью которых изображена картина мира, опосредованная культурным языком, в данном случае, Англии, где вся человеческая жизнь предстает в произведениях Д. Лоджа как совокупность языковых игр.

Будучи писателем периода постмодернизма, Д. Лодж вводит своего читателя в сферу культурного контекста времени, что, в свою очередь, становится предметом изучения литературоведов. Так, например, интертекстуальность романов Д. Лоджа исследует в ряде статей О.Г. Сидорова . По мнению автора, интертекстуальность является слагаемым успеха книг писателя, нацеленного на общение с современным читателем, для которого в культурном пространстве практически не существует границ.

Собственная художественная практика Д. Лоджа позволяет ему впоследствии определить роль интертекстуальности в современной прозе, и ответить на вопрос "Что делает текст литературным?". Литературная традиция продолжает существовать, как считает писатель, благодаря культурным образам, оказавшимся в художественном дискурсе романов и наполняющим их новыми текстами-интерпретациями.

В последней книге университетской трилогии "Милое дело" (Nice Work) Д. Лодж вновь возвращается к реалистическому стилю, это объясняется прежде всего тем материалом, с которым он работал; хотя здесь писатель еще нацелен на то, чтобы развлекать, все-таки в большей степени он экспериментирует с приемами повествования, что, в принципе, прослеживается и в трех последних его романах - "Райские новости" (ParadiseNews, 1991), "Терапия" (Therapy, 1995), "Думают..." (Thinks..., 2000). "Переходы" от реализма к эксперименту и обратно — это творческий поиск писателя способов аутентичного отражения мира и одновременно подтверждение его неоднозначного отношения как к реалистическому, так и к постмодернистскому письму. Подобные эксперименты проводили и другие писатели (П. Ак-ройд, Дж. Барнс), причем все они носили созидательный характер: они были направлены на поиск "содержательной формы" (Г.Д. Гачев, В.В. Кожинов), которая соответствовала бы времени .

В эпоху "транскультуры" (Ж. Бодрийяр) вполне естественными выглядят новые, прежде кажущиеся чуждыми, компоненты и приемы, используемые Д. Лоджем в жанре романа: пермутация, коллажность, "короткое замыкание". Лоджевские эксперименты представляют собой сочетание изучения поэтики и методов критики романной формы с непосредственной работой в жанре романа, как наиболее "возможностного" (М. Эпштейн) жанра литературы XX века. Таким образом, Д. Лодж пытается создать образцы металитературы, в которой органически сочетались бы различные дискурсы, что, в свою очередь, позволяет тексту перерасти форму традиционного реалистического романа XIX века.

Поздние романы Д. Лоджа - это попытка создать современный реалистический роман. Совершенно очевидно стремление романиста к синтезу жанров, дискурсов, что позволяет ему воссоздать аутентичную картину мира. (Ченцова Н.Н., 2004)

Двойственность – специфика Лоджа: он живо реагирует на любые постмодернистские эксперименты в литературе и критике, "примеряя их на себя". Его романы интертекстуальны, насыщены аллюзиями и пародиями на Г. Джеймса, Дж. Конрада, Ф. Кафку, Дж. Джойса, В. Вулф, Э. Хемингуэя, Гр. Грина и других. (Саруханян, 2005; 244)

1.2.3 Роман Д. Лоджа "Хорошая работа" и викторианская литература: опыт интертекстуального прочтения

"В конце XX века английская литература, подобно жене Лота, оглядывалась назад в отличие от обращения к "современности/ modern" в его начале" (Саруханян 2005:8), замечает А.П.Саруханян во введении к "Энциклопедическому словарю английской литературы XX века". Конец века для английской литературы оказался временем возвращения к прошлому, среди которого настойчиво напоминала о себе эпоха викторианства – одна из самых мощных "скреп" английской культуры. Викторианство для англичан – не просто годы правления королевы Виктории (1837–1901), оно "вызывает сумму определенных эмоций, чувств, эстетических и этических ассоциаций и настроений, т.е. то, что в своей совокупности больше, чем просто история или некоторое прошлое, это огромный прецедентный текст". Вся викторианская литература в произведениях современных английских писателей (А.Байетт, П.Акройда, Д.Лоджа) предстает единым целым. Поэтому зачастую невозможно выявить все случаи интекстовых включений из произведений викторианских писателей, целесообразнее говорить о неком викторианском интертексте в целом – упоминании в произведении реалий времени, исторических личностей, знаковых романов эпохи викторианства.

Роман Дэвида Лоджа "Хорошая работа" (Nice Work, 1988) (варианты перевода – Прекрасная работа, Приятная работа, Славная профессия), последний в университетско-филологической трилогии, на первый взгляд, не вписывается в ряд неовикторианских романов конца XX века, ставящих целью переписывание событий прошлого в свете получения нового знания и его множественной интерпретации. По единодушному признанию критиков, "Прекрасная работа" является современной, отчасти пародийной, версией викторианского индустриального романа 1840-х г.г. в духе Бронте, Диккенса и Гаскелл (a present day condition of England novel). "Индустриальный" роман (industrial novel) XIX века – это, прежде всего, произведения Э. Гаскелл ("Мэри Бартон" и "Север и юг"), Ш.Бронте ("Ширли"), Ч. Диккенса ("Тяжелые времена"), Дж. Элиот ("Феликс Холт, радикал") и другие (сам термин был предложен Реймондом Уильямсом в книге "Культура и общество, 1780–1950" (1983) как нечто, объединяющее целую литературную традицию). Индустриальный роман является современной интерпретацией известного в XIX веке "condition of England novel", где кульминационным моментом оказывается забастовка или восстание (a turning point in the plots…in which the principal characters are involved) (Lodge 1990: 102). Роман Д. Лоджа "Хорошая работа" напрямую связан с индустриальным романом XIX века не только благодаря главной героине – преподавателю филологического факультета, специалисту по викторианскому индустриальному роману XIX века Робин Пенроуз, лекции которой органично вкрапляются в повествование. Сам роман представляет собой тонкую интертекстуальную авторскую игру с индустриальными романами XIX века, где главная роль отводится роману Э. Гаскелл "Север и юг" (Н.А. Соловьева вообще утверждает, что "Д. Лодж переписал роман Э. Гаскелл ...сохранив основную проблематику, главных героев"). По мнению О.Г. Сидоровой, викторианский индустриальный роман, входя в текст романа Д. Лоджа двумя путями – через прямые отсылки к прототипическим текстам и собственно университетский роман (в лице Робин Пенроуз, оригинально трактующей викторианский индустриальный роман в духе феминистской критики), присутствует в романе "Хорошая работа" в дважды отраженном виде, что, с одной стороны, усиливает интертекстуальную нагрузку самого текста, а, с другой стороны, способствует созданию пародийного модуса повествования. В "Хорошей работе", как и в "Севере и юге" Гаскелл, параллельно развиваются две повествовательные линии – в данном случае линии Вика Уилкокса и Робин Пенроуз. Подобно Э. Гаскелл, внимание Д. Лоджа сосредоточено на том, "как меняются взгляды человека под влиянием убеждений со стороны других людей". Разделение Британии на два лагеря – северную (промышленную) и южную (аграрную) у Гаскелл – перерастает в романе "Хорошая работа" в спор университета и промышленного производства в целом, "two nations; between whom there is no intercourse and no sympathy", как заключает один из эпиграфов к роману. Роман "Хорошая работа" Д. Лоджа, таким образом, представляет собой своеобразный взгляд на современную автору разделенную на два лагеря Британию, полярность точек зрения и стиля, современный "condition of England novel", роман-пастиш и социально-бытовой роман в сочетании с романом нравов. На протяжении всего повествования в романе Лоджа доминирующим типом является интертекстуальность на уровне имен-интертекстов (как присутствие в тексте имен собственных и названий произведений для введения интертекстуальной отсылки). Так, например, упоминание в тексте названий классических романов XIX века: "Крошка Доррит" и "Тяжелые времена" Ч.Диккенса, "Мэри Бартон" и "Север и юг" Э. Гаскелл, "Сибилла, или Две нации" Б. Дизраэли, "Джейн Эйр" и "Ширли" Ш. Бронте, "Грозовой перевал" Э. Бронте, "Феликс Холт, радикал" Дж. Элиот, "Элтон Локк" Ч. Кингсли, позволяет автору, наряду с имплицитной иронией, создать определенную атмосферу, в которой живет, работает и занимается исследовательской деятельностью главная героиня романа Робин Пенроуз. Место действия романа "Прекрасная работа", город Раммидж, прототипом которого явился дорогой автору Бирмингем, во многом напоминает Милтон из романа "Север и юг" Э. Гаскелл (прототипом которого, в свою очередь, явился Манчестер), а также Коктаун из "Тяжелых времен" Диккенса. В главных героях Вике Уилкоксе и Робин Пенроуз без труда угадываются Джон Торнтон и Маргарет Хейл, отчасти Роберт Мур и Каролина Хелстоун (Ш. Бронте "Ширли"), а также Генри Уилкокс и Маргарет Шлегель (Э.М. Форстер "Говардс Энд"). Сцена забастовки, неотъемлемый элемент индустриальной прозы XIX века, также играет решающую роль в отношениях главных героев романа Д.Лоджа, способствуя их сближению. Повторение сюжетных схем романов эпохи викторианства, основная проблематика романа – противопоставление двух миров, двух типов мышления, технократического и поэтического (town and gown), техника параллелизма в представлении главных персонажей – все это приближает "Хорошую работу" к классическим образцам викторианского индустриального романа. Часто используемый Лоджем прием – техника бинарных оппозиций, например, Англия – Америка, дилетантство – профессионализм, находит свое отражение в романе не только в образах главных героев, а намного шире – в контрасте мира университетов и промышленного производства, технократического и гуманитарного мышления. Автор не пере