Художественные особенности евангельских рассказов Л.Н. Андреева

Библия – вечная книга, первоисточник знаний о бытии человека и мира. К священному писанию в своем творчестве обращались многие писатели мировой литературы: Гете, Шекспир, Диккенс, Мильтон, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Булгаков и многие другие.

Известный русский писатель начала XX века Л.Н. Андреев в период с 1905 по 1907 год пишет рассказы, в основе которых лежит евангельский сюжет. Это такие произведения, как «Иуда Искариот», «Елеазар», «Бен-Товит», И неслучайно, на наш взгляд, именно в это тяжелое для России время – время коренного переворота в жизни и сознании людей, когда на территории нашей страны вспыхнула первая революция, Леонид Николаевич обращаясь к Евангелию, переосмыслив его, пытается выразить свое представление о человеке, о жизни и смерти, о вере и предательстве.

Актуальность работы определяется значительностью творческой личности Л.Н. Андреева в литературном процессе начала XX века. Когда евангельские рассказы Леонида Николаевича были опубликованы, в печати появилось большое количество самых различных мнений об их художественной значимости. Некоторые считали эти произведения «литературными шедеврами», «выдающимися произведениями» (А. В. Луначарский, Львов-Рогачевский), другие крайне резко отзывались о них, называли их «фальшью», «антихудожественными перерисовками» (Л. Толстой, Волжский). В связи с этим в данной дипломной работе будут проанализированы такие поэтические приемы, которые органично входят в неразрывную ткань текста и «работают» на раскрытие авторской позиции.

Цель данной дипломной работы – рассмотреть евангельские рассказы Л.Н. Андреева через призму таких поэтических особенностей как заглавие, персонаж, пространственно-временная организация текста. Для достижения поставленной цели будут решаться следующие задачи:

1. Познакомиться с личностью, судьбой и творческим наследием Л.Н. Андреева.

2. Проанализировать научно-критическую литературу по творчеству Л.Н. Андреева.

3. Установить различия и сходство между текстами андреевских рассказов и евангельскими текстами.

4. Раскрыть такие литературоведческие понятия, как заглавие, персонаж, пространство и время.

5. Проанализировать рассказы Андреева с точки зрения взаимодействия этих поэтических приемов в тексте.

Методологической основой послужили труды: Лихачева Д.С., Бахтина М. М., Лотмана Ю.М., Хализева В.Е., Есина А.Б., Страхова И.В., Ухтомского А.А., Мелетинского Е.М., Николюкина А.Н., Кожевникова В.М., Николаева П.А., Гачева Г. Д., Евса Т. И., а также исследования по творчеству Л.Н. Андреева: Иезуитовой Л.А., Михайловского, Львов-Рогачевского, Чувакова В., Бугрова Б.С., Гаврилова В., Кулешова Ф.И., Ланщикова А., Михайлова О., Богданова В.А., Баранова В. и другие.

Практическое значение нашей работы состоит в том, чтобы как можно полнее познакомить учеников с творчеством этого уникального писателя. Материалы этой работы могут быть использованы на уроках литературы и факультативных занятиях в старших классах. Несомненно, самыми загадочными и сложными для совместной работы учителя и учеников являются евангельские рассказы Л.Н. Андреева. По школьной программе для анализа предлагается «Иуда Искариот». Этот факт вызывает определенные сомнения и требует от преподавателя пристального внимания к этому произведению. С одной стороны, «Иуда Искариот» рассказ явно не для «детского» чтения. Тем более – не для современного подростка, который очень редко бывает знаком с подлинным евангельским сюжетом о Христе и его предателе. Далеко не каждому ученику известно, что Иисус догадывался о предательстве Иуды и, тем не менее, не пытался предотвратить его. В евангельской истории нет ничего случайного, все исполнено высочайшего смысла. С другой стороны, часто бывает так, что именно чтение «Иуды Искариота» Л.Н. Андреева вызывает в подростке интерес к евангельскому тексту, и тогда начинается подлинно «взрослое» прочтение Евангелия.

Леонид Андреев «опасен» для детского чтения. Каждая его вещь – своеобразная «ловушка», западня для прямолинейного смысла. Но ведь и жизнь «опасна»; самое «безопасное» – ничего не читать, не думать и не делать. Только человек почему-то не желает жить таким «спокойным» образом. Тем более подросток. Не стоит ему мешать, самому разбираться в хитросплетениях андреевской мысли, надо лишь помочь ему, направить в нужное русло.

Чисто человеческий опыт доказывает, что из тех, кто в юности увлекался чтением Л.Н. Андреева, обычно вырастают трезво мыслящие и нравственные люди, с развитым воображением.

Данная дипломная работа состоит из трех глав, введения, заключения и библиографии.

Глава 1 Личность и творческая судьба писателя Л.Н. Андреева.

Обзор научно-критической литературы

Леонид Николаевич Андреев (1871 – 1919)

Слава пришла к нему удивительно рано, и уже первый его взлет был столь стремителен и высок, что ему мог позавидовать не только любой из удачно начавших, но даже маститые авторы, жившие и творящие на рубеже XIX - XX веков.

Первый же рассказ Леонида Андреева – «Баргамот и Гараська» привлек к нему внимание не только читателей, но и критиков. «Новый талант», «Большой талант», «Восходящая звезда» - таковы были заголовки рецензий.

«Зимний сезон 1902 – 1903 года в Москве – вспоминает Скиталец – отличался особенным обилием публичных вечеров с участием популярных писателей. В особенности гремели имена Горького и Андреева. Молодежь бесновала, когда который-нибудь из них появлялся на эстраде…, их почти не слышно было, но публика удовлетворялась лицезрением любимых писателей».1

Писательский талант Андреева был сразу замечен такими маститыми художниками слова, как Чехов, Горький, Короленко и Вересаев, многие его рассказы понравились Толстому.

Ранние рассказы Л.Н. Андреева написаны в традициях русской литературы. Любопытен и такой почти курьезный факт. После публикации рассказа «Жили-были» (1901) Д. Мережковский сделал в редакцию запрос: «Кто скрывается под псевдонимом Л. Андреева – Чехов или Горький?»1 Эта ошибка признанного знатока литературы стоит многих похвал.

Особую благодарность испытывал Л.Н. Андреев к Горькому. Именно Горький ввел Андреева в большую литературу. «Он научил меня строгому отношению к работе и помог отыскать самого себя. Его благородная почти нечеловеческая личность дала мне больше, чем все книги, какие я прочел, все люди, которых я знал»2. Несомненное влияние на мироощущение Андреева оказал и Л.Н. Толстой. «Учителем своим признаю Толстого. Толстой прошел надо мной и остался во мне. Выше Толстого я никого не знаю, каждое его произведение считаю образцом искусства и мерилом художественности»3. И тут нет особого противоречия. Творчество Андреева справедливо ставят в преемственную связь с творчеством писателей – шестидесятников Н. Успенского, Ф. Решетникова, Н. Помяловского и с творчеством Г. Успенского, Вс. Гаршина.

Но если говорить не о внутреннем стремлении (к Толстому) и не о внешней похожести (в ранних рассказах на Чехова и Горького), а об изначальном мирочувствовании, то тут ближе других Андрееву был, пожалуй, Достоевский. Он научил Леонида Николаевича постигать внутренние, глубоко скрытые от поверхностного взора основы человеческого бытия, стремиться самостоятельно искать ответы на вечные и мучительные вопросы человеческого духа, привил вечно болящую совесть и нечеловечески бесстрашную искренность. Щедрин заразил едким сарказмом и беспощадной непримиримостью к косности. Диккенс поделился секретом «милосердия».

Л.Н. Андреев родился 9 (21) августа 1871 года в городе Орле. Отец его, по профессии землемер – таксатор, умер, когда будущий писатель учился еще в гимназии. Стесненное материальное положение с юношеских лет и ранние честолюбивые помыслы (Андреев признался Горькому: «Еще 14 лет я сказал себе, что буду знаменит или – не стоит жить») пробудили в нем устойчивое недовольство окружающей жизнью. Андреевы жили на окраине города, населенной мелкими чиновниками, ремесленным людом и прочей беднотой. Мелочность житейских интересов, все то, что оскорбляет достоинство человека, составляло повседневное впечатление чуткого от природы юноши. Начальным обучением Леонида Николаевича руководили родители, а на 12 году жизни (1882) его отдали в классическую гимназию в Орле. Гимназический режим он невзлюбил с первых дней. Впечатлительный, непоседливый и быстро возбудимый, сильно тяготился монотонным однообразием уроков, строгой регламентацией занятий. Учился неохотно без прилежания. Зато с большой увлеченностью глотал книги. Андреев-гимназист в особенности любил романтическую прозу Эдгара По, рассказы и романы Чарльза Диккенса. В пятом классе, когда ему было только 15 лет (1886), Андреев всерьез заинтересовался книгами по философии, социологии, этике, религии. В ту пору ему впервые попались сочинения Писарева и запрещенные цензурой нравственно-религиозные трактаты и статьи Л.Н. Толстого. От них он перешел к сочинениям Гартмана, Шопенгауэра и Молешотта. Как раз в это время Андреев начал писать стихи. После прочтения статьи Л.Н. Толстого «В чем моя вера?», отрицающей православную церковь и традиционное христианство, в дневнике Андреева появилась запись, где он обещал, что непременно станет «знаменитым писателем и святыми писаниями разрушит и мораль, и установившиеся человеческие отношения, разрушит любовь и религию и закончит свою жизнь всеразрушением»1.

После окончания гимназии Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета. В холодном, неприютном Петербурге за всем кажущимся разнообразием скрывалась та же «пошлость лиц» и те же «деревянные мысли и чувства» людей, что и в Орле. Только со временем Леонид Николаевич обнаружил, что за «бессмысленностью глаз» нередко таятся и сокрытый для беглого глаза смысл, и глубокая человеческая боль. Это открытие и сделало Андреева писателем - писателем со своим видением мира. Искреннее сострадание человеку, способность воспринимать чужую боль как собственную, незаурядный литературный талант сразу же выдвинули Леонида Николаевича в число первых писателей XX века.

После двухлетней учебы Андреев был отчислен из Петербургского университета за невзнос положенной платы. Он переехал в Москву и с осени 1893 года продолжил там образование в университете. Его быт долго оставался неустроенный, было не мало душевных потрясений. Временами охватывало отчаяние, и Леонид Николаевич не раз пытался покончить жизнь самоубийством.

Закончив университет, Андреев стал зарабатывать в качестве судебного хроникера и писать очерки в разные газеты, в том числе в московскую газету «Курьер», где печатался под забавным псевдонимами «Джемс Линч» и «Л-ев». Судебная практика столкнула Андреева со многими аномалиями, вызванными не только социальными, но и психофизическими факторами, заставила его задуматься над сложными особенностями человеческой натуры, дающими такое бесконечное обилие разнообразных вариантов поведения, что в них, казалось, можно запутаться совершенно и безнадежно.

1901 год – вышел первый сборник рассказов Андреева. В это время его имя произносят в первом ряду «новых реалистов», собравшихся вокруг «Знания» и организовавших свой московский кружок под названием «Среда». Название шло от собраний по средам на квартире писателя Н. Телешова, куда приходили Андреев, Бунин, Серафимович, Чириков, Вересаев, Куприн, Зайцев; из Петербурга – наездами – Горький и Шаляпин. Иногда кружок посещал Чехов.

В ранних рассказах Андреев выступил как писатель-реалист, но уже в них намечается то, что будет отличать Леонида Николаевича и от Чехова и от Горького - это способ разрешения конфликта – примирение, так как он считал, что человек перед лицом природы и так несчастен.

Трагическое мироощущение Андреева связано с его личной драмой в жизни - умирает горячо любимая жена – Александра Михайловна Велигорская. В тяжелом состоянии духа в начале 1907 году он приезжает на Капри, где пишет рассказ «Иуда Искариот».

Когда началась революция в России (1917 год), он в полном смятении покидает Петербург и уезжает на дачу, в Финляндию. Революция. Гражданская война, в ходе которой Финляндия вышла из состава Российского государства, – и Андреев оказался за границей.

В 1919 году он пишет Н. К. Рериху: «Все мои несчастья сводятся к одному: нет дома. Был прежде маленький дом в Финляндии. Был и большой дом – Россия с ее могучей опорой, силой и простором. Был и самый просторный мой дом – искусство, творчество, куда уходит душа. И все пропало. Вместо маленького дома – холодная, обворованная дача с выбитыми стеклами, а кругом чужая и враждебная Финляндия. Нет России, нет и творчества»1.

Потеряв родину, Андреев почувствовал, что погружается в ту страшную тьму, из которой нет исхода. У писателя от этой потери не выдержало сердце. Леонид Николаевич на сорок девятом году жизни скоропостижно скончался. Это случилось ранней осенью, 12 сентября 1919 года, в финской деревушке Найвала.

Для творчества Л.Н. Андреева характерен поиск коренного смысла бытия, он стремился стать великим новатором – психологом бесконечных человеческих драм. Свою художественную задачу сам автор определил как разработку и разъяснение массам читателей и зрителей «проклятых вопросов» о смысле жизни и назначении человека, проникновение во внутреннее «устройство» человека, стремление разгадать его душевный склад, добраться до самых заповедных уголков психики и подсознания.

Андреев говорил Чуковскому: «Мне не важно кто «он» - герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. Мне важно только одно – что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни»1.

Поиски многообразия форм и новых средств выражения привели его к экспрессионистическим приемам письма. Отличительные черты этого стиля – преобладание лирико-субъективного начала над объективно-эпическим, усложненная метафоричность языка, сгущенность словесных красок, интенсивная и резкая контрастность света и тени, гиперболизация и гротескность образов как неотъемлемый компонент структуры произведения, насыщенность символами, аллегорией и олицетворениями. В произведениях с лирико-экспрессивной основой нередко нарушаются контуры реальной действительности, линия в очертаниях вещей причудливо изломана, ослаблена индивидуальная характерность персонажей за счет усиления обобщено-философского смысла образов, а также речь рассказчика и прямая речь героев подчинены целям предельно эмоционального выражения авторских чувств и мыслей.

«Кто я – размышлял Андреев в письме к М. Горькому в 1912 году – для благорожденных декадентов – презренный реалист, для наследственных реалистов – подозрительный символист»1.

И дело здесь не только, и не столько в его индивидуальных особенностях личности писателя, о которых К. Чуковский свидетельствовал: «После припадка веселости он становился мрачен и чаще всего начинал монологи о смерти. То была его любимая тема»2.

Его дисгармоничность, постоянные явные «переборы», крик на самой высокой ноте были своего рода отражением тех противоречий, которые были в изобилии присущи России начала века.

Чувствуя двойственность своей идейной позиции и художественного метода, обусловливающих друг друга, он остро переживал это. В то же время, будучи честным художником, он не мог отказаться от изображения видимых им резких противоречий действительности и уж, конечно, не в силах преодолеть свою постоянную склонность к проблемам философским, общечеловеческим, глобальным и сопутствующее ему упорное стремление к заострению характера, сюжета, конфликта в этом направлении.

Леонид Николаевич Андреев, художник-бунтарь, всей силой своего мятежного темперамента отрицает поэтику повседневности. Его интересуют обобщенно философские проблемы: духовное - чувственное, сознательное – интуитивное, социальное – общечеловеческое, добро - зло, разум – вера… Зачастую его герои оказываются в крайних, критических ситуациях, связанных с неумолимой проблемой выбора, делать который находят в себе силы не всегда. Поднимаясь над бытом, они постоянно бьются над тем, чтобы разгадать загадки и тайны бытия, сотканного из противоречий.

Глубочайший трагизм, пронизывающий творение писателя, был вызван бесконечной любовью к людям и болью за их страдания. Он жил в предчувствии неумолимой катастрофы, не имевших для него ясных очертаний, но упорно надвигавшейся на человека и грозившей ему гибелью. И смерть, и жизнь, и темные силы человеческой души, и хаос человеческой мысли, и вопиющая несправедливость общественного устройства – все это слилось у него в чувстве «бездны», которому он не мог противопоставить конкретные альтернативы, но которое, по его убеждению, рано или поздно должно быть преодолено. Андреев обладал большим художественным дарованием («талантлив, как дьявол» - сказал о нем Горький), его рассказы, повести, драмы пронизаны искренним и самозабвенным желанием и стремлением автора разделить страдания человека, они увлекают или отталкивают, но не оставляют читателя равнодушным, помогают ему в познании себя и мира.

И можно не сомневаться в том, что за Леонида Николаевича Андреева в истории русской, да и мировой литературы, говоря словами современников «навсегда останется место одного из индивидуальнейших художников, человека редкой оригинальности, редкого таланта и достаточно мужественного в своих поисках истины»1.

Несомненно, можно согласиться с точкой зрения А. Ланщикова, что «всякий крупный писатель противоречив, однако в русской литературе, пожалуй, не было более противоречивого писателя, чем Л. Андреев, и не было более противоречивых суждений, чем о Л. Андрееве. Даже о природе его творчество не существовало общего мнения»2. По мнению О. Михайлова «секрет его успеха заключался не только в большом художественном даровании Леонида Николаевича, но и в самой специфике достоянием литературы, с неожиданной силой затронуло «болевые точки» читателя и вызвало бурное признания»1. Многие критики, в том числе и Ф.И. Кулешов, считали, что главной темой творчества Леонида Николаевича является человек. «Андреев один из первых среди писателей своего времени с глубочайшим психологизмом художественно исследовал проблему отчуждения личности, придавленной бездушием эгоистического общества в мире корысти, неравенства и несвободы»2.

А.В. Чуваков подчеркивал, что отличительной чертой творчества Леонида Николаевича является «исповедельность»3. Его искренность и самоотверженность отмечал и А. Т. Гаврилов. Многих критиков волновал вопрос, кем был Л.Н. Андреев – символистом, мистиком или реалистом. В. А. Богданов заявил, что «однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя. И все же наиболее точным определением художественного своеобразия писателя будет то, которое свяжет его творческие искания с экспрессионизмом»4. Но как было уже сказано выше, критика об этом замечательном писателе была абсолютно разной и даже противоречивой. В. В. Вронский писал: «В общем, манера композиции и стиль Андреева – хоть и создавались под многообразными влияниями – приспособились к основному настроению автора: как само настроение, так и приемы творчества у него болезненны, вычурны, с резкими скачками от яркого реализма к дикой фантастике, от трагического к карикатуре, от богатства образа к тощей искусственной схематизации»5.

Личность и творческая эволюция Л.Н. Андреева наиболее полно представлена в работе Л.А. Иезуитовой.6 В ней критик повествует о творческих исканиях, умонастроении и эстетических взглядах писателя в период его работы в газете «Курьер». Рассматривает художественную прозу (1898 – 1904) Леонида Николаевича как произведения, написанные в реалистическом стиле. Анализирует повести «Жизнь Василия Фиверского» и «Красный смех», обращая внимание на интерес писателя к мистике и его увлечение экспрессионизмом. Сведения о художественном мире писателя можно найти в книге Бурова Б.С. «Леонид Андреев. Проза и драматургия»1.

Работы Михайловского, Короленко, Блока, Горького, Анненского, Чуковского способствуют выявлению своеобразия его художественной манеры, раскрытию содержания его мироотношения, обозначению места писателя в русской литературе. Статьи Кирова и Луначарского помогают увидеть социальные корни андреевского творчества. В таких изданиях, как «Книга о Леониде Андрееве» (1922), «Реквием. Сборник памяти Л. Андреева» (1930), «S. O. S.» (1994) собраны документы, воспоминания, дневники писателя, его статьи, фотоматериал. Существенным вкладом в исследование жизни и творчества Андреева явился том «Литературного наследства» «Горький и Леонид Андреев». В осмыслении сложных вопросов творческого пути писателя немаловажную роль сыграли книги, статьи и публикации Л.Н. Афонина, Бабичева, К.Д. Муратовой, Э. Шубина. Определению места Андреева в русском историко-литературном процессе способствовали статьи Григорьева, а также работы В. Л. Келдыша. Хорошим методическим материалом для учителей является книга «Проза и публицистика» Л.Н. Андреева, в ней вы можете найти краткую летопись жизни и творчества писателя, отрывки из критических статей, темы сочинений.

Глава 2. Теория вопроса

Поэтических приемов, которые используют писатели, в том числе и Л.Н. Андреев, для создания литературного шедевра, безграничное множество. Мы в своей работе рассмотрим лишь некоторые из них, такие как заглавие, персонаж и пространственно-временная организация текста.

2.1 Заглавие

Заглавие – первая графически выделенная строка текста, содержащая «имя» произведения. «Называя» и идентифицируя, заглавие не только обособляет, отграничивает «свой» текст от всех других, но и представляет его читателю. Оно сообщает о главной теме, идеи или нравственном конфликте произведения («Отцы и дети» 1862, И. С. Тургенева, «Сто лет одиночества», 1967, Г. Гароши Маркеса), действующих лицах («Госпожа Бовари», 1857 Г. Флобера), сюжете, времени и месте действия («Двойная ошибка», 1833 П. Мериме, «Вечер накануне Ивана Купалы», 1830, Н. В. Гоголя, «Петербург» 1913-14, А. Белого). В заглавии может содержаться эмоциональная оценка героев или описываемых событий, которая подтверждается («Леди Макбет Мценского уезда», 1865, Н.С. Леского), или наоборот опровергается ходом повествования («Идиот», 1868, Ф. М. Достоевского).

Заглавие - одна из «сильных позиций» текста. Даже во внешне нейтральных заглавиях присутствие автора всегда ощутимо. Именно поэтому заглавие становится для внимательного читателя первым шагом к интерпретации произведения. От того, насколько удачно бывает выбрано заглавие, во многом зависит судьба книги.

Как «первый знак системы целого текста»1 заглавие несет в себе все его признаки. В нем заложены родовые характеристики. Заглавия эпических произведений универсальны всеобъемлющи, они говорят о проблемах бытия «в самом крупном плане, по самому большому счету и через самые коренные ценности»2 («Война и мир», «Жизнь и судьба»). Природно-географические названия («Илиада», «Тихий Дон») не выпадают из этого ряда, в них просвечивает эпопейное видение, суждение о жизни и отношении людей в обществе с точки зрения их естественно-природного существования, «народного общежития миром»3. Именные заглавия тоже помечены этой универсальностью. «Братья Карамазовы» - не только братья одной семьи, но и человеческое братство как общность и как нравственная программа.

Что касается лирических произведений, то часто их названием становиться первая строка. Основой драматического произведения является поступок, действие, совершаемое героем, отсюда преимущественно употребление в заглавиях имен собственных («Сид», «Иванов»)

Естественно нельзя абсолютизировать все вышесказанное, ибо внутри каждого рода существует огромное жанровое разнообразие, и заглавие неизбежно оказывается носителем данных жанровых свойств. Вместе с родовыми и жанровыми характеристиками заглавие сигнализирует принадлежность к какой-либо эстетической школе или литературному направлению.

Помимо объективных факторов, определяющих характер того или иного заглавия, существуют и субъективные, а именно, уникальность поэтики каждого данного автора. Третья часть произведений А. Островского озаглавлена пословицами. Исследователи обнаруживают оксюморонность заглавий маленьких трагедий Пушкина «Каменный гость», «Пир во время чумы», «Скупой рыцарь».

Заглавие выполняет еще одну важную функцию – функцию связи. Речь идет о заглавиях «с памятью», то есть полностью или частично воссоздающих уже существующие. Обращение к известным заглавиям – признание переходящих проблем нашего бытия и стремление решать их, но уже с позиции современности (диалог). Заглавия «с памятью» - вехи, обозначающие и связывающие воедино беспрерывный процесс художественного созидания.

История литературы знает несколько «Дон-Жуанов», «Антигон», «Андромах» и пр. При всех их смысловой прозрачности признак заглавия – слова – загадки сохраняется. Установка на неизвестное («чужое») знание всегда предполагает его новую, оригинальную интерпретацию.

Заглавия «с памятью» создаются не только в системе наименований. Их первоосновой может быть гомеровский или библейский сюжет («Троянской войны не будет», «Иосиф и его братья»).

Информативность заглавия, естественно, относительна – художественное слово, тем более первое слово текста всегда чревата новыми смыслами, которые раскрываются по мере его постижения. Но есть заглавия, которые таят в себе загадку. Таковыми являются названия-имена без прозрачной семантики («Госпожа Бовари», «Анна Каренина») или «Красное и черное» Стендаля, над которым и поныне бьются ученые (существует более ста его интерпретаций)1.

2.2 Персонаж

Образ – категория эстетики, характеризующая особый, присущий только искусству способ основания и преобразования действительности. Образом называют любое явление, творчески воссозданное в произведении. Образ существует не изолированно, а в системе, реализуя основную идею писателя1.

Персонаж (от лат. рersona – маска)– вид художественного образа, субъект действия и носитель речи. В качестве синонимичных данному термину ныне бытуют словосочетания «литературный герой» и «действующее лицо». Однако эти выражения несут в себе и дополнительные значения: слово «герой» подчеркивает позитивную роль, яркость, необычность, исключительность изображаемого человека, а словосочетание «действующее лицо» – тот факт, что персонаж проявляет себя преимущественно в совершении поступков.

В литературных произведениях неизменно присутствуют и, как правило, попадают в центр внимания читателей образы людей, а в отдельных случаях – их подобий: очеловеченных животных, растений («Attalea princeps» В.М. Гаршина) и вещей (сказочная избушка на курьих ножках).

Персонаж – это либо плод чистого вымысла писателя (лишившийся носа майор Ковалев у Н.В. Гоголя), либо результат домысливания облика реально существовавшего человека (будь то исторические личности или люди, биографически близкие писателю, а то и он сам); либо, наконец, итог обработки и достраивания уже известных литературных героев, каковы, скажем, Дон Жуан или Фауст. Наряду с литературными героями как человеческими индивидуальностями, порой весьма значимыми оказываются групповые, коллективные персонажи (толпа на площади в нескольких сценах «Бориса Годунова» А. С. Пушкина, свидетельствующая о мнении народном и его выражающая).

Персонаж имеет как бы двоякую природу. Он, во-первых, является субъектом изображаемого действия, стимулом развертывания событий, составляющих сюжет.. Персонаж как действующее лицо нередко обозначается термином актант (лат. действующий).

Во-вторых, персонаж имеет в составе произведения значимость самостоятельную, независимую от сюжета (событийного ряда): он выступает как носитель стабильных и устойчивых (порой, правда, претерпевающих изменения) свойств, черт, качеств.

Персонажи характеризуются с помощью совершаемых ими поступков, а также форм поведения и общения (ибо значимо не только то, что совершает человек, но и то, как он при этом себя ведет), черт наружности и близкого окружения (в частности – принадлежащих герою вещей), мыслей, чувств, намерений. И все эти проявления человека в литературном произведении имеют определенную равнодействующую – своего рода центр, который М.М. Бахтин называл ядром личности, А.А. Ухтомский – доминантой, определяемой отправными интуициями человека. Для обозначения устойчивого стержня сознания и поведения людей широко используется словосочетание ценностная ориентация. «Нет ни одной культуры, – писал Э. Фромм, – которая могла бы обойтись без системы ценностных ориентаций или координат». Есть эти ориентации, продолжал ученый, «и у каждого индивидуума»1.

Ценностные ориентации (их можно также назвать жизненными позициями) весьма разнородны и многоплановы. Сознание и поведение людей могут быть направлены на ценности религиозно-нравственные, собственно моральные, познавательные, эстетические. Они связаны и со сферой инстинктов, с телесной жизнью и удовлетворением физических потребностей, со стремлением к славе, авторитету, власти.

Герои литературы разных стран и эпох бесконечно многообразны. Вместе с тем в персонажной сфере явственна повторяемость, связанная с ценностными ориентациями действующих лиц. Существуют своего рода литературные «сверхтипы» – надэпохальные и интернациональные.

Подобных сверхтипов немного. Как отмечали М.М. Бахтин и (вслед за ним) Е.М. Мелетинский1, на протяжении многих веков и даже тысячелетий в художественной словесности доминировал человек авантюрно-героический. Персонажи, принадлежащие к авантюрно-героическому сверхтипу, стремятся к славе, жаждут быть любимыми, обладают волей «изживать фабулизм жизни»2, т.е. склонны активно участвовать в смене жизненных положений, бороться, достигать, побеждать. Авантюрно-героический персонаж – своего рода избранник или самозванец, энергия и сила которого реализуются в стремлении достигнуть каких-то внешних целей. Сфера этих целей весьма широка: от служения народу, обществу, человечеству до эгоистически своевольного и не знающего границ самоутверждения, связанного с хитрыми проделками, обманом, а порой с преступлениями и злодействами

Совсем иной, можно сказать, полярный авантюрно-героическому «сверхтипу» - житийно-идиллический. Персонажи подобного рода не причастны какой-либо борьбе за успех. Они пребывают в реальности, свободной от поляризации удач и неудач, побед и поражений, а в пору испытаний способны проявить стойкость, уйдя от искусов и тупиков отчаяния. Даже будучи склонным к умственной рефлексии, персонажи этого рода продолжают пребывать в мире аксиом и непререкаемых истин, а не глубинных сомнений и неразрешимых проблем. Духовные колебания в их жизни либо отсутствуют, либо оказываются кратковременными и, главное, вполне преодолимыми, хотя эти люди и склонны к покаянным настроениям. Здесь наличествуют твердые установки сознания и поведения: то, что принято называть верностью нравственным устоям. Подобные персонажи укоренены в близкой реальности с ее радостями и горестями, с навыками общения и повседневными занятиями. Они открыты миру окружающих, способны любить и быть доброжелательными к каждому другому, им, прибегая к терминологии А.А. Ухтомского, присуща «доминанта на другое лицо».

Литературные персонажи могут представать не только «носителями» ценностных ориентаций, но и воплощениями отрицательных черт либо средоточием попранной, подавленной, несостоявшейся человечности.

Автор неизменно выражает (конечно же, языком художественных образов, а не прямыми умозаключениями) свое отношение к позиции, установкам, ценностной ориентации своего персонажа. Образ персонажа предстает как воплощение писательской концепции, идеи. Соотнесенность ценностных ориентаций автора и героя составляет своего рода первооснову литературных произведений, их неявный стержень, ключ к их пониманию, порой обретаемый весьма нелегко. Отношение автора к герою может быть по преимуществу либо отчужденным, либо родственным, но не нейтральным1.

Знакомство читателя с персонажем обыкновенно начинается с портрета. Портрет персонажа- это описание его наружности: телесных, природных и, в частности, возрастных свойств (черты лица и фигуры, цвет волос), а также всего того в облике человека, что сформировано социальной средой, культурной традицией, индивидуальной инициативой (одежда и украшения, прическа и косметика). Портрет может фиксировать также характерные для персонажа телодвижения и позы, жест и мимику, выражение лица и глаз1. Всякий портрет в той или иной степени характерологичен – это значит, что по внешним чертам мы можем хотя бы бегло и приблизительно судить о характере человека. При этом портрет может быть снабжен авторским комментарием, раскрывающим связи портрета и характера (например, комментарий к портрету Печорина), а может действовать сам по себе (портрет Базарова в «Отцах и детях»).

Часто в учебной и научной литературе любой портрет называется психологическим на том основании, что он раскрывает черты характера. Но в таком случае следует говорить о характеристическом портрете, а собственно психологический портрет появляется в литературе тогда, когда он начинает выражать то или иное психологическое состояние, которое персонаж испытывает в данный момент, или же смену таких состояний2.

Для полного и основательного изображения персонажа немаловажную роль играет такой художественный прием как психологизм. Психологизм– это освоение и изображение средствами художественной литературы внутреннего мира героя: его мыслей, переживаний, желаний, эмоциональных состояний и т.п., причем изображение, отличающееся подробностью и глубиной.

И.В. Страхов в своей работе под названием «Психологический анализ в литературном творчестве» писал: «Основные формы психологического анализа возможно разделить на изображение характеров «изнутри», – то есть путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, выражаемого при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения; на психологический анализ «извне», выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимического и других средств внешнего проявления психики»1..

Также психологическое состояние героя писатель может передать через описания художественной детали. Художественная деталь - мельчайшая изобразительная или выразительная художественная подробность: элемент пейзажа или портрета, вещь, поступок, психологическое движение и т.п.

Для удобства анализа художественные детали можно подразделить на детали внешние и психологические. Внешние детали рисуют внешнее, предметное бытие людей, их наружность и среду обитания. Внешние детали, в свою очередь, подразделяются на портретные, пейзажные и вещные. Психологические детали рисуют нам внутренний мир человека, это отдельные душевные движения: мысли, чувства, переживания, желания и т.п. Внешняя деталь становится психологической, если передает, выражает те или иные душевные движения или включается в ход размышлений и переживаний героя.

По характеру ху