Творчество лорда Байрона и феномен байронизма в контексте времени

Содержание

1. Эпоха романтизма

2. Поэма Байрона «Чайльд Гарольд»

3. Влияние Байрона на национальные культуры

4. Творчество Байрона и Россия

Заключение

Список литературы

1 Эпоха романтизма

Эпоха романтизма и один из её главных героев — Джордж Байрон,— отстоят от нас почти двумя столетиями. За это время в мировой истории и культуре произошло много событий, повлекших за собой смену как политических и экономических систем, так и художественных направлений и школ. Изменения охватили все стороны жизни человека, начиная от его мировоззрения, нравственных и эстетических идеалов, и заканчивая стилем жизни, манерой поведения, модой. Основные действующие лица культуры, уступив место следующему поколению, определялись в разряд классиков или постепенно забывались потомками. Их «активная жизнь» после физической смерти в виде востребованного творческого наследия, актуальности идей и тем, ими разработанных, притягательности биографических фактов и легенд находится в зависимости от многих обстоятельств. Кроме того, периоды повышенного интереса к творчеству и личности художника, могут сменяться противоположными периодами.

Для наследия романтизма в целом характерно то, что оно не теряло своей актуальности и привлекательности для потомков ни на один сколько-нибудь длительный срок. Романтизм ассоциировался у многих как с юношеским максимализмом и эгоизмом, так и с обостренным эмоциональным состоянием. Он прекрасен в своей возвышенности и страстности. И это свойственно для любого вида искусства.

Байрон как яркий представитель романтизма создал по сути энциклопедию романтизма — это «Чайльд Гарольд». Все важнейшие мотивы романтической литературы отобразились в этой поэме Байрона.

2 Поэма Байрона «Чайльд Гарольд»

После выхода в свет первых частей «Чайльд Гарольда», которые принесли Байрону еще большую, чем прежде, популярность, в образованных слоях различных европейских стран возникает понятие «байронизм». Этим понятием стали обозначать бунтарскую позицию и безграничную скептичность, какие так сильно проявились в этом произведении. Понятие, конечно, не совсем точное, так как оно вбирало в себя черты героя, перенося их на автора. Байрон пытался оспаривать подобное отождествление, опровергая его публично, в том числе в предисловии, написанном в 1818 году, когда он принялся за продолжение поэмы. Но все его попытки были напрасными. Слишком часто прямые высказывания Гарольда перекликались с настроениями, заполнявшими лирику Байрона. Слишком наглядно совпадали некоторые существенные черты Гарольда и облик поэта. Да и не в этих совпадениях была основная причина. Гарольд был представителем эпохи в гораздо в большей степени, чем индивидуальностью, обладающей неповторимым миром. А Байрон – и как художник, и как личность – воплотил дух эпохи глубже и полнее, чем любой из его современников.

Есть безусловное родство между героем и автором, но есть и глубокое различие. Ирония Байрона в отношении своего персонажа, строфы, в которых отчетливо распознается авторский юмор, даже тот факт, что в последних песнях Гарольд почти исчезает из повествования, - ничто не переменило мнения, согласно которому в лице странника поэт изобразил самого себя.

Одно время читатели действительно думали, что властное и мрачное миросозерцание, которым Байрон наделил свои поэтические образы, было точным воспроизведением его собственных взглядов. Полагали даже, что все, что он рассказал, приключилось с ним самим. Отсюда вытекали нескончаемые и малоинтересные споры. Биографы стремились то отождествить писателя с его героями, то защищали поэта от себя самого. Но Байрона-человека знал лишь один, пускай и широкий круг людей. Байрон-поэт стал властелином дум всего культурного мира.

Отчасти это объяснимо тем, что всех глубоко поразил герой, выведенный Байроном. Он был нов и необычен. При этом, он нес в себе черты самого характерного типа, созданного временем. Невольно казалось, что Гарольд списан с совершенно конкретного лица, и лицом этим не мог быть никто иной, кроме автора. Образ, сложившийся в воображении поэта, и реальный человек для современников Байрона, да и для потомков, слились воедино. За всю историю английской литературы не было персонажа, который бы так свободно и, главное, с такой стремительностью шагнул со страницы книги в реальную жизнь, порождая множество подобий и подражаний.

Еще не остыло первое впечатление от байроновской поэмы, сама поэма не была окончена, а уже становилась вполне привычной фигура молодого человека, который ничему на свете не верит, томится пустотой будничности и слишком хорошо знает цену обманам любви, мечтательности, героики. Этот молодой аристократ с какой-то болезненной напряженностью всматривался в окружающую жизнь, но не для того, чтобы разгадать, почему так тесно переплелись в ней радость и горе, благородство и низость. Побуждение его совсем другое: ему нужно вновь и вновь увериться, что в своем презрении к окружающему он прав. Таково уж было время: оно было полно обещаниями великих перемен и свершений, которые преобразуют мир, но эти обещания так и не сбывались.

Безусловно, именно Гарольд стал главным воплощением «байронического героя», каким его воспринимали современники. Другие байроновские герои встречались читателями как вариант, интерпретация образа Гарольда.

3 Влияние Байрона на национальные культуры

Каждая европейская страна переживала по своему этот «байронизм». В национальной культурной среде, особенно в 20-30 гг. 19 столетия, было великое множество «байронистов». Это привело к тому, что некогда оригинальная мысль и сильное чувство были сведены на уровень моды и заученной позы. Такое вырождение основного мотива «байронизма» было столь же неизбежно, как и широкое его распространение. Если байронизм, как уже говорилось, был откликом человеческой души на историческую правду своего времени, то успех его понятен. Понятна и постепенная его убыль и измельчание, когда он перестал соответствовать исторической действительности. Трагическое напряжение мыли и чувств, породившее байронизм, не могло длиться долго, потому что в самой жизни произошли перемены, которые должны были понизить веру человека в могучую независимость своей личности. Одновременно утихало разочарование и гнев на себя и ближних.

Если жизнь изменилась настолько, что самое глубокое, сильное и самое скорбное в поэзии Байрона становилось менее понятным, то все-таки в жизни оставалось очень много общих тенденций и единичных явлений, которые вполне оправдывали и скорбный взгляд на людей, и недоверие к ним, и бунтарский настрой.

Всего этого всегда в жизни было много, и байронизм всегда мог дать готовый внешние формы для выражения и печали, и гнева, и бунтарских устремлений. Весь 19 век был отмечен острыми социальными и нравственным противоречиями. Между действительностью и идеалом по-прежнему была огромная пропасть. А взаимное непонимание людей не уменьшалось, а усиливалось. Все это приводило к тому, что любой байроновский мотив получал отклик и симпатию на протяжении всего столетия. Особенно это было явно во Франции и России, где Байрон имел наибольшее число поклонников и последователей. Несколько в меньшей степени в Италии и Германии. Наиболее слабым влиянием пользовался Байрон на своей родине. Его творчество было отчасти заслонено сплетнями в лондонских аристократических гостиных о его личной жизни. Для многих англичан-современников Байрона, — поэт воспринимался исключительно через призму выдуманных или преувеличенных фактов из его жизни. Кроме того, англичанам в большей степени был присущ консервативный взгляд на жизнь, определенная патриархальность в образе жизни. «Болезнь века», о которой говорилось выше, им была свойственна в весьма редких случаях. Естественно, что у Байрона также возникло весьма негативное отношение к английскому обществу и к самой своей родине. Везде в письмах с Востока он называет Британию «your country». В конечном итоге он заявляет: «Я очень мало дорожу мнением англичан, потому что мои читатели уже давно — вся Европа и Америка».(1) Он знал, что в Германии, в Веймаре у него был пламенный поклонник – Гете. Великий мыслитель называл себя «немецким сотоварищем» Байрона. В специальном стихотворении (правда, уже не заставшем Байрона в живых) Гете благословил Байрона на подвиг в Греции.(2)

Байронизм находил особо благодатную почву в странах, где тема независимой бунтарской личности входила в наиболее острый конфликт с существующей там действительностью. Так, например, в России и Польше 20-30-х гг. 19 столетия осуществлялось целенаправленное подавление любой свободолюбивой мысли. Вместе с тем, поэзия Байрона в этих странах, как и сам «байронический» образ, распространялись весьма активно, находя себе многочисленных поклонников. Для польской романтической поэзии было характерным использование байроновских сюжетов или их фрагментов. Общая тональность поэзии была явно байроновской. На творчество таких выдающихся представителей польского романтизма, как Адам Мицкевич, Антоний Мальчевский, Юлиуш Словацкий и Рышард Бервинский Байрон оказал влияние. Поэма Р.Бервинского носит название «Познанский Дон Жуан».

4 Творчество Байрона и Россия

Сравнение русской романтической поэзии с её английским образцом было общим местом в литературной критике 20-30-х гг. 19 в. Вот что, например, писал И.В. Киреевский о А.С. Пушкине начала двадцатых годов: «…подобно Байрону, он в целом мире видит одно противоречие, одну обманутую надежду, и почти каждому из его героев можно придать название разочарованного».(3)

Существует огромная литература, посвященная роли Байрона в русской поэзии 4. Данная тема не является предметом этой статьи, но в контексте вопроса о восприятие «байронического героя» следует отметить, что с начала 20-х годов поэзия Байрона приобретает в России особую известность. В письмах писателей и просто рядовых представителей российской культуры того времени то и дело мелькает его имя с отзывами о его произведениях. О Байроне и его героях беседуют в литературных салонах. Известную роль в знакомстве русских читателей с творчеством Байрона сыграло то обстоятельство, что в Италии 20-х гг. было много русских, которые отмечали его популярность среди итальянцев. В Россию передавались рассказы о Байроне, о его участии в революционной борьбе. В то же самое время в реакционных русских кругах, параллельно с ростом влияния и популярности Байрона, усиливалось настороженное отношение к нему, отчасти поддержанное европейской реакционной печатью и тем более крепнувшее, чем очевиднее становилась его роль в итальянском революционном движении. Одним из ранних, но чрезвычайно характерных отрицательных отзывов о Байроне явилось известное письмо консервативного критика и крупного царского чиновника Д. П. Рунича к издателям «Русского инвалида», датированное 22 апреля 1820 года и вызванное появившейся в этом журнале статье о Байроне. Это был перевод из парижского журнала «Conservateur». Рунич удивляется появлению этой статьи в русском переводе и выражает сомнение по поводу того, насколько назидательными для подрастающего поколения смогут явиться «суждения французского журналиста-философа об английском безбожнике-стихотворце».1

Несмотря на недовольство придворных кругов, быстро растут переводы произведений Байрона вначале с французского, но затем и с английского подлинника. В журналах печатаются статьи о Байроне, появляются его портреты. Не все дозволялось цензурой к публикации в России. Так, сатира «Бронзовый век» и «русские» главы «Дон Жуана» были запрещены, и проникали к читателю контрабандой. Это было вызвано гневным осуждением крепостного права в России и язвительными замечаниями в адрес русских императоров, содержащихся в этих произведениях. В 20-х годах П.А. Вяземский, наряду со многими будущими декабристами, был одним из первых, кто правильно понял в России политическое значение поэзии Байрона и дал оценку его творчеству именно с этой стороны: «Байрон, который носится в облаках, спускается на землю, чтобы грянуть негодованием в притеснителей, и краски его романтизма сливаются часто с красками политическими».2 До Байрона доходили известия о русских переводах его произведений. Он вряд ли мог знать о тайных дворянских обществах в России. Но он знал о непосредственной поддержке, оказываемой итальянским карбонариям со стороны многих русских. Байрона интересовала не только Россия 18 века, Россия Екатерины II. Он считал, что и в России будет услышан голос свободы, чему свидетельствует строфа из шестой песни «Дон Жуана»:

…and now rhymes wander

Almost as far as Petersburgh and lend

A dreadful impulsu to each loud meander

Of murmuring Liberty’s wide waves, which blend

Their roar even with the Baltic’s …

Усиление интереса к Байрону в русских читательских кругах стояло в прямой связи с обострением общественно-политического недовольства в широких кругах русской дворянской интеллигенции и активизации тайных обществ, вроде Союза Спасения и Союза Благоденствия. Произведения Байрона итальянского периода находили в России быстрый отклик, прежде всего потому, что они будили вольнолюбивые мечтания, отвечали нарождавшимся общественным оппозиционным настроениям.

Вступление Байрона в ряды греческого освободительного движения, активное вмешательство в дела формирования греческого правительства и будущего греческого государства в еще большей степени усилили интерес к Байрону и его творчеству как со стороны российской общественности, так и со стороны властей. Восхищенному вниманию, с которым русское общество следило за действиями Байрона в пользу греческой свободы, и восторженным откликам о нем русских поэтов противостояла не только сеть цензурных запретов, но и вдохновлявшая их информация Министерства иностранных дел. Это была настоящая борьба общественного мнения и правительственных постановлений за и против Байрона, борьба явных и тайных общественных сил, которую живо ощущали современники. В свете этой борьбы становятся более понятными и явная недоговоренность многих критических статей о Байроне, вышедших в российской периодике, и искаженность переводов его произведений. Характерно в этой связи письмо правителя Новороссийского края графа М.С. Воронцова министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде с просьбой об удаление А.С. Пушкина из Одессы, где ему кружат голову его восторженные поклонники, «между тем как он, в сущности, только слабый подражатель не совсем почтенного образца – лорда Байрона».1

Таким образом, Байрон и как поэт, и как борец, и как создатель «байронического героя» стал на определенное время центральной фигурой русской культурной и общественно-политической жизни.

По прошествию десятилетий, когда байронизм как явление утрачивал свою актуальность и значимость, имя Байрона не исчезает бесследно из контекста русской культуры. Представляет определенный интерес оценка творчества Байрона, данная знаковыми фигурами русской культуры второй половины-конца19 столетия.

В статье, посвященной творчеству А.С. Пушкина, Владимир Соловьев- первый крупный русский философ, ставший известным в Европе, дает сопоставление поэзии и взглядов Пушкина с Байроном. Соловьев считал, что: «Байрон превосходил Пушкина напряженною силой своего самочувствия и самоутверждения, это был более сосредоточенный ум и более могучий характер, что выражалось, разумеется, и в его поэзии, усиливая её внушающее действие, делая из поэта «властителя дум»».1

Соловьев, будучи глубоко религиозным мыслителем, отдавая должное Байрону, не может согласиться с «гигантской», как он пишет, претензией Байрона к Творцу. Философ, работая над этой статьей в самом конце 19 столетия, прекрасно понимал бунтарскую направленность поэзии Байрона. Он был убежден, что Байрон восставал не только против окружающей его действительности. Бунт Байрона и его героев, — против самих основ мира и его создателя. А этого Соловьев не мог принять и простить Байрону.

Интересна оценка, данная Байрону, другим крупным деятелем русской культуры рубежа 19-20 вв. Дмитрием Мережковским. В объемном труде под названием «Пушкин», Мережковский рассматривает влияние байронизма на культурную и литературную жизнь России 20-30 гг. 19 столетия. Он, в отличие от многих критиков, считает, что Байрон не оказал столь существенного влияния, как это традиционно признавалось: «Некоторые критики считали величайший из русских романов, — писал Мережковский, имея ввиду «Евгения Онегина»,— подражанием Байронову «Дон Жуану». Несмотря на внешнее сходство формы, я не знаю произведений более отличных друг от друга по духу. Веселая мудрость Пушкина не имеет ничего общего с едкою иронией Байрона».2 По мнению Мережковского, образом Евгения Онегина Пушкин развенчивал все привлекательные для русского читателя стороны байронизма.

Несколько позднее, но очень близко по смыслу к мнению Д.С. Мережковского, было высказано мнение одного из лидеров русского символизма Вячеслава Иванова. В статье «Два маяка» он подчеркивает, что Пушкин своими литературными героями развенчивал «байронического героя».

Теперь, по прошествию без малого двух столетий с момента вхождения Байрона и «байронического героя» в круг русской культуры, можно предположить, что уместны все вышеприведенные точки зрения. Байрон был и в центре русской культуры 20-30-х гг. 19 столетия, но его влияние и влияние «байронического героя» не только сходило на нет с учетом времени, но и сознательно преодолевалось как Пушкиным и Лермонтовым, так и другими деятелями культуры.

В целом в европейской духовной жизни середины — второй половины 19 века творчество Байрона воспринимается уже в заметно приглушенных тонах. Бунтарский пафос затихает с учетом времени, а мода на «байронический тип», как и всякая мода, уступает место новым веяниям. Но это не означало, что имя Байрона стало забываться. Его произведения по-прежнему печатались большими тиражами. Творчеству Байрона посвящали свои исследования многие видные литераторы и ученые. Особое внимание обращали на героев произведений Байрона композиторы.

Только за вторую половину 19 в. было написано около 100 различных музыкальных произведений на байроновские сюжеты.1 Дух байроновских творений нашел свое адекватное воплощение прежде всего в инструментальной музыке. Достаточно назвать вторую симфонию Гектора Берлиоза «Гарольд в Италии», в еще большей степени его же «Фантастическую симфонию». Творчество Роберта Шумана как одного из самых ярких представителей романтизма также пронизано байроновскими мотивами. Увертюра и музыка к драматической поэме «Манфред» создали образ вечно мятущегося, противоречивого и сложного героя с его неразрешимым конфликтом и трагическим концом. Этой же теме посвящена симфония П.И. Чайковского — одно из лучших произведений великого русского композитора.

В меньшей степени повезло байроновским героям в музыкально-сценическом воплощении. Оперы («Двое Фоскари», «Корсар» Джузеппе Верди и др.) и балеты («Корсар» Адольфа Адана и др.) на сюжеты Байрона содержали лишь чисто внешнее сходство со своими оригиналами. Байроновский дух, его страстность и бунтарство оставались за пределами партитур. В какой-то степени эти и другие произведения на байроновские сюжеты сыграли отрицательную роль: по ним Байрон стал восприниматься как неглубокий мастер довольно тривиальной интриги, но не более того.

В самом конце 19 столетия о байронизме как давно не актуальном явлении вспомнили в связи с именем Фридриха Ницше. Его учение наделало такого же шума, как некогда поэзия Байрона. В том, что говорил знаменитый немецкий мыслитель о грядущих судьбах нашей культуры, было нечто, напоминавшее прежний индивидуализм с его мрачной антигуманной скорбью. Благодаря бесспорному таланту автора, учение Ницше показалось новым кодексом личной и гражданской морали, хотя по основной своей мысли и господствующему настроению в нем были лишь видоизмененные, известные по творчеству Байрона, мотивы: культ сильной индивидуальной личности и мировая скорбь. Обсуждая философию Ницше, общественность на рубеже веков вспоминала Байрона и его современников — романтиков-бунтарей. Проводились параллели и строились аналогии. Однако, байроновский герой при его сравнении со «сверхчеловеком» Ницше отличался прежде всего тем, что он нравственно страдал от невозможности установить между собой и людьми такого взаимопонимания, при котором его поступки были бы на благо обществу. «Сверхчеловек» этих нравственных мучений не испытывал, а если и страдал, то как художник или эстет, не находящий в жизни того идеала красивой силы и мощи, в развитии которых он видел весь смысл жизни.

«Байронический герой», как бы иногда он не был антигуманно и антисоциально настроен, — все-таки сын великой этической, общественной и политической революции. Таким он и воспринимался наиболее вдумчивыми и образованными читателями спустя много десятилетий после своего появления. Без малого два столетия прошло со времени расцвета романтизма в европейской культуре. Это же время отделяет нас от Байрона и его героев. 1988 год – год 200-летия со дня рождения Байрона, - был объявлен ЮНЕСКО годом великого английского поэта. Его личность и творчество не исчезли за это время из круга актуальной культуры, т.е. не стали предметом интереса только историков культуры и литературоведов. Поэзия Байрона осталась востребованной и на рубеже двух тысячелетий. Естественно, мир героев Байрона для нас – достаточно отдаленная история. Но сами герои с их душевными порывами, сильными чувствами и непримиримой оппозицией по отношению к обществу воспринимаются совсем не как давно отжившие свой век типажи.

Крупнейший английский философ 20 века Бертран Рассел) в своей капитальной «Истории западной философии» (1946) выделил Байрона в специальный раздел, поставив его, таким образом, в один ряд с Кантом, Гегелем, Шопенгауэром. Понятно, что Байрон не создал философской системы. Но им создана определенная модель жизни, в его творчестве нашло отражение новое для своего времени мироощущение. Не «мир и я», а «Я и мир». Байроновские герои дали миру образец сложной и внутренне богатой личности. И все это было облечено в доступную художественную форму.

По-прежнему сама личность поэта остается притягательной как для читателей, так и для его последователей — собратьев по перу. В 20 веке к образу Байрона и его героев деятели искусства обращались неоднократно. Достаточно назвать ставший популярным биографический роман Андре Моруа «Байрон», кинофильм «Lady Coroline Lamb»(1972), многочисленные живописные воплощения, в том числе представленные молодыми российскими художниками на выставке в Лондоне в мае 1999 года и посвященные теме «Байрон и Пушкин». 1

Байронизм через двести лет ассоциируется и с эпохой романтизма, и с личностью поэта, и с его героями. Он, как культурное явление, преломляется тем или иным образом в творчестве некоторых современных писателей и поэтов. Примеров такой связи времен достаточно. Остановимся на двух: Байрон и Бродский и Байрон и Стоппард.

Творчество одного из лучших поэтов 20 века лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского связано с байронизмом прежде всего созвучием ряда тем. Это тема судьбы изгнанника и тема несвободы. Для Бродского, как и для Байрона, не было возможности оставаться в гнетущей атмосфере своей родины. Оба поэта были поэтами-странниками. Их творчество пронизано ненавистью к любой несвободе. Для Бродского еще в большей мере было свойственно осознанное и абсолютное отщепенство. Отверженность воспринималась им не как трагедия, а как трагическая норма бытия. Бродский сознательно и решительно избегал проторенных путей, включая те, которые сам проложил. Он считал, что для поэта, для личности в целом, важно научиться не сгибаться, имея в виду не столько взаимоотношения с властями, сколько свободу от чужого мнения, от стереотипов, навязанных большинством. В эссе «В тени Данте» Бродский писал : «В отличие от жизни произведение искусства никогда не принимается как нечто само собой разумеющееся: его всегда рассматривают на фоне предтеч и предшественников. Тени великих особенно видны в поэзии, поскольку слова их не так изменчивы, как те понятия, которые они выражают. Поэтому значительная часть труда поэта подразумевает полемику с этими тенями…»2

Одна из таких теней для Бродского – Байрон. Принципиальный индивидуализм Бродского под стать Байрону. Оба они соразмерны свои лирическим героям.

По мотивам Байрона Бродский пишет «Новые стансы к Августе» (Августа – сводная сестра Байрона, которую он очень любил и посвятил ей ряд стихотворений):

…Я бежал от судьбы, из-под низких небес, от распластанных дней,

Из квартир, где я умер и где я воскрес из чужих простыней;

От сжимавших рассудок махровым венцом откровений,

От рук, припадал я к которым и выпал лицом из которых на юг.

Счастье этой земли, что взаправду кругла, что зрачок не берет из угла, Куда загнан, свободы угла, но и наоборот; что в кошачьем мешке

У пространства хитро прогрызаешь дыру, чтобы слёз европейских сушить серебро на азийском ветру.1

Эти строки можно отнести в равной степени как к самому Бродскому, так и к Байрону.

В творчестве обоих большую роль играл Восток. Турцию они воспринимали по впечатлениям от одних и тех же мест. Но если для Байрона и его героев Восток — край романтических надежд и борьбы за осуществление своих идеалов, то у Бродского иные ассоциации. За его спиной — опыт 20 столетия. Он не идеализирует Восток, не ищет в нем выхода из трагидийности бытия, как Байрон. Поэзия Бродского впитала в себя байроновские мотивы «мировой скорби». Но Бродский философски понимает, что такова жизнь. Она несовершенна, и поэту пристало познавать её творчески, отдалившись от суеты и праздности.

Оба поэта были предельно честолюбивы. Им, прирожденным победителям во всем, мысль о неизбежном человеческом поражении — смерти, была особенно нестерпима и унизительна.

Сопоставлению Байрона и Бродского, их личностей и их поэзии, посвящено эссе Петра Вайля «Босфорское время»2. В эссе есть лейтмотив: и Байрон, и Бродский были величинами, глубоко постигшими свое время, но, одновременно, опередившими его.

В «Босфорском времени» есть одно любопытное замечание: Вайль называет Байрона первой в истории, по сути, суперзвездой современного типа: «В нем сошлось все, что выводит на первые полосы газет и в заголовки теленовостей. Родовитость — как у принца Чарльза…, красота - как у Алена Делона, участь изгнанника – как у Солженицина, причастность к революциям – как у Че Гевары, скандальный развод – как у Вуди Аллена…Не забудим и талант»3. Действительно, живи Байрон в наше время, он был бы отнесен в разряд суперзвезд, в отличие от более камерного по характеру и академического по творчеству Бродского.

Соотечественник Байрона знаменитый английский драматург сэр Том Стоппард написал в 1993 год пьесу «Аркадия». Действие в ней разделено на два временных пласта: 1809-1812 годыи наши дни. Место одно и то же – просторная комната большого загородного дома, принадлежащего семейству графов Каверли. При доме имеется великолепный парк, он не виден, но о нем все время говорят. Его присутствие играет важную роль если не в действии, то в идейной структуре пьесы: парк демонстрирует смену культурных эпох, взглядов и настроений. Если в начале 19 столетия парк представляет собой идиллию, подлинную Аркадию –легендарную страну из античной мифологии, где царят гармония и счастье, то с наступлением эпохи романтизма ему придается «дикий» таинственный вид. Один из героев пьесы – профессор Бернард Солоуэй жаждет найти следы пребывания в этом парке Байрона, который был в нем всего один день весной 1809 года. Байрон на сцене не появляется. Но он выведен автором главным идейным героем пьесы. Для профессора Солоуэйя важно раскопать какую-нибудь «романтическую» скандальную историю, связанную с именем поэта и произошедшую в парке. Стоппард не случайно обращается к Байрону. Он стремится показать зрителю, что как во времена великого поэта, так и в современной Англии слова могут быть наделены страшной силой. Лицемерие и безнравственность вне времени. Герою в любые времена приходится противостоять порокам толпы, на то он и герой. Для действующих лиц пьесы, Байрон, - скорее их современник, находящийся где-то в отъезде, нежели увитый лаврами и легендами классик, отдаленный веками. Стоппард приводит своих зрителей к мысли о непреходящем значении культурных ценностей.

В декабре 1998 года прошла беспрецедентная акция –«Том Стоппард в Риге». Прославленный драматург прибыл в латвийскую столицу специально, чтобы посмотреть три спектакля по своим пьесам. Два из них: петербургского Большого драматического и театра «Дайлес» были по пьесе «Аркадия».

Изучением и пропагандой байроновского творческого наследия занимается Международное байроновское общество (Англия). Его деятельность направлена преимущественно на популяризацию произведений Байрона, поддержку научных, в том числе студенческих, исследований, на проведение конференций, издания как сочинений Байрона, так и работ о нем, его эпохе и поэзии. Это общество руководствуется в своей деятельности традиционным подходом к культурным ценностям. Оно в известной мере консервативно и академично. Но в современную нам эпоху — эпоху постмодернизма возникают новые формы актуализации классических произведений. Многие художественные произведения, созданные в стилистике постмодернизма, отличаются прежде всего сознательной установкой на ироническое сопоставление различных литературных стилей, жанровых форм и художественных течений.

Такая стилистика присуща «The Oxford Byron Society», основанном в 1985 году. Члены данного Общества называют себя «детьми лорда Байрона». Деятельность Общества – своеобразное (постмодернистское) сочетание игры и творчества. Участники Общества, каждый из которых имеет псевдоним – имя одного из байроновских героев, — стремятся в своей жизни «воскресить» этих героев. Такое воскрешение осуществляется через творчество членов Общества. За 15 лет существования членами Общества написано около ста поэм, в которых тем или иным образом обыгрываются байроновские мотивы, используются герои Байрона, перенесенные в иной исторический и культурный контекст. Эти произведения преимущественно проникнуты иронией и самоиронией. Достаточно часто члены Общества обращаются к фигуре самого поэта. В таких случаях ироническое отношение уступает место попытке сопоставить себя с Байроном, эпоху романтизма с эпохой постмодернизма. Примером такого «разговора» с великим поэтом может служить небольшое стихотворение «Thirty-six years (and counting) as a Byronist»

by Richard "Mad Jack" Schulze:

Now that I'm here with old friends:

Mssrs. Henrey & Oakley, to name just two,

There's no need for amends-

For less than half you've written 'bout me is true!

Now we've passed the age that Byron died

So it's time for us all to take stock.

Have we accomplished what we've tried?

Can we, 'gainst folly of age, still turn back the clock?

Though 'tis true that Byron said:

'Seek a soldier's grave, for thee the best'

On that glory I'll pass, and seek instead

Other spirits and pleasures: that's no jest!

Though half our days are now gone,

(And you my friends are the best)

Chase a life in the style of Byron,

And you'll have no cause for regrets!1

Кроме названного Общества, отрывки из романтической поэзии, в том числе и байроновской, широко используются в разнообразной постмодернистской литературе. В данном случае применятется на практике один из главных принципов постмодернизма — интертекстуальность, сущность которого определен одним из главных теоретиков постмодернизма Роланом Бартом следующим образом : «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т.д. – все они поглощены текстом и перемешаны в нем…»1.

Тем самым, примеры показывают, как новые формы вбирают в себя классическое романтическое наследие, актуализируя их таким образом.

Заключение

Постмодернистская поэтическая практика вместе с тем не означает, что классические произведения прошлого, в том числе и сочинения Байрона, не могут в настоящее время существовать иным способом. Те общечеловеческие ценности, которые были важны для Байрона, для его героев, не теряют своей актуальности. Не тускнеет, естественно со временем сам поэтический талант Байрона. Он будет современен всегда, покуда человек способен воспринимать прекрасное. А герои Байрона останутся таковыми, пока человек не прекратит сомневаться, искать истины, бороться за счастье.

1. Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи (18 – первая половина 19 вв.)//Литературное наследство.Т.91.М.,1989.-С.342.

2. Аничков Е. Жизнь и переписка Байрона.— СПб, 1988. — С. 56.

3. Arrow of Chaos : Romanticism and Postmodernity.-L.,1997.-p.345

4. Барт Р. Избранные работы.-М.,1989.-С.76.

5. Бродский И. Избранное.—СПб,1997.-С342.

6. Бродский И. Ук.соч. – С.75.

7. Вайль П. Босфорское время// Иностранная литература.-№ 2.-1998.-С.231-245.

8. Гете об искусстве. — М., 1991. — С. 112.

9. Жирмунский В.М. Избранные труды. Байрон и Пушкин.-Л.,1978.

10. Киреевский И. В. Критика и эстетика. — М., 1979. — С.47.

11. Конен В.Д. История зарубежной музыки.-М.,1981.-С.168-195.

12. Мережковский Д.С. Избранные статьи по литературной критике.-СПб,1993.-С.69.

13. Публикации журнала «Культура» от 27.05.1999.

14. Соловьев В.С. Собр.соч.-Т.2.-М.,1991-С.236