Исследование мировоззрения Василия Жуковского путем анализа его поэзии

Данная курсовая работа представляет собой изучение мировоззрения и философии русского поэта Василия Жуковского на основе анализа его поэзии.

Актуальность работы заключается в том, что возрождение русской культуры невозможно без переосмысления истории культуры России, в том числе литературы на ее переломных этапах. Так на заре XIX века читающей России был открыт незнаемый ею дотоле мир чувств, настроений, признаний.

Задумчивая и нежная лирическая речь полилась, словно музыкальная мелодия, завораживая ритмами, звуками, светлой и тонкой грустью, исходящей из самых глубин души. Певец пел о тайных узах, скрепляющих землю с небом, людей друг с другом, о своих страданиях, о не покидающем его томлении по счастью, о превратностях судьбы. А потом в его новых произведениях – балладах – возникли фантастические существа, черти и ведьмы, призраки, которые угрожали людям и бесцеремонно вмешивались в их жизнь. Все это выглядело необычно по сравнению с предшествующей поэзией.

Новый поэт воспринял мир, тесно слив его с личным душевным опытом, раздвинув границы словесного искусства. Он совершил переворот величайшего масштаба и значения, определивший последующее направление отечественной литературы. Итоги его лаконично подвел В.Г. Белинский, сказав, что России была открыта «Америка романтизма», а первопроходца материка – Василия Андреевича Жуковского – критик сравнил с Колумбом.

Изучением наследия Жуковского занимались А.А. Бестужев-Марлинский, Калугин Н., П.А. Плетнев, П.А. Вяземский, В.К. Кюхельбекер, В.Г. Белинский. Среди современных ученых и публицистов следует отметить Ю.М. Лотмана, М.М. Гиршмана, М.Ю. Лотмана, В.Э. Вацуро, П. А Руднева, А.В. Чичерина, Г.Н. Поспелова, Ю.Б. Орлицкого, М.И. Шапир, М.В. Моисееву, А В. Ачкасова, С. А Кавыршину, В. Шмид.

Предметом данной работы является рассмотрение философских, эстетических, этических и политических взглядов Василия Жуковского.

Объект работы – поэзии, поэмы и баллады В.А. Жуковского.

Передо мной, как автором работы стоят следующие задачи:

1. Привести биографию Василия Жуковского и кратко охарактеризовать его творчество;

2. Охарактеризовать поэзию «Сельское кладбище» как первое произведение поэта;

3. Проанализировать любовную и эпическую лирику Василия Жуковского;

4. Описать главные черты гуманизма русского поэта;

5. Оформить работу согласно стандартам.

Методология исследования включает в себя метод сопоставительного анализа, синтеза, индукции и аналогии.

Сопоставительный анализ дает возможность расчленить произведения на отдельные элементы с рассмотрением каждого из них в отдельности. Затем синтез объединяет все данные, полученные в результате анализа.


1. Биография Василия Жуковского

Родился Василий Андреевич Жуковский вдали от обеих столиц, в глуши Тульской губернии, близ города Белева, в селе Мишенском 29 января 1783 года. Ребенок рос чувствительным, нежным, вннутренне сосредоточенным. Природа наделила его чутким сердцем и большим умом, но ребенок сразу же оказался в двусмысленном положении. Его отцом был богатый помещик Афанасий Иванович Бунин, а матерью – пленная турчанка Сальха. К счастью, жена Бунина – Марья Григорьевна – отнеслась к мальчику по-матерински. Однако судьбу ребенка нужно было как-то определить: ведь формально он считался незаконным. Дворовые дразнили его «турчонком». Бунин приказал своему приживальщику бедному дворянину А.Г. Жуковскому усыновить мальчика. Но и причисление к дворянству не могло отменить или сгладить неясности пребывания Жуковского в доме отца.

На последующее нравственное самосознание Жуковского пережитое в детстве оказало несомненное влияние.

Будущий поэт, рождение которого было, наконец, узаконено, посчитал, что в жизни надо опираться только на установленный порядок, и отверг идею социального бунта. Сам же порядок, полагал он, предопределен не столько преходящими обстоятельствами, сколько общими законами мироздания, написанными на небесах. Так возникает и оформляется характерный для В.А. Жуковского фаталистический взгляд на мир. С ним уживается и отчасти из него проистекает убеждение в том, что социальное – временная оболочка, скрывающая подлинную суть человека – его душу. На первый план в мироощущении Жуковского выдвигается принцип человечности. Нравственная значительность, подлинная ценность человека состоит не в богатстве, связях, социальном происхождении и принадлежности к сильным мира сего, а единственно в их духовности, в благородных, высоких чувствах и мыслях. Они покоятся не в области материального, а в сфере идеального, но проявляются во вполне реальных человеческих поступках, отношениях, помыслах. Они, наконец, диктуются высшими, по представлению Жуковского, «божественными» законами, которые овладевают душами людей, но в земном общежитии могут искажаться. Однако их свет постоянно видим: в бескорыстной дружбе, любви, в чистых гражданских и патриотических подвигах, в беззаботной шутке и озорной фантазии, в порывах вдохновения и самопожертвования. И если все-таки действительность не являет собой безупречного примера нравственной одухотворенности, то это еще не значит, что такого идеала не существует вовсе. Напротив, он есть. Только он скрыт за пределами «этой», земной жизни. Поэтому подлинное содержание человечности как идеи составляет неутолимое, неиссякаемое томление по совершенству, стремление дальше и ввысь. Не столько даже достижение идеала, сколько именно порыв к нему, горячая жажда гармонии. В этом, по мысли В.А. Жуковского, вполне выказывается истинная цель человеческого существования на земле: оно состоит в обретении гармонии с природой, с людьми. Следовательно, путь к ней заложен в самом человеке и зависит от того, насколько он воспитает в себе духовность, самосовершенствуется, отринув заботы о материальном благе, и как глубоко он поймет, что счастье – внутри него, его личное достояние, даруемое его собственной внутренней свободой, очищением его духа от всего наносного и постороннего.

В.А. Жуковский с детства отличался повышенной эмоциональностью, и поэтический строй его души проявился очень рано.

Гуманное мироощущение Жуковского, которое впоследствии отразилось в его творчестве, сложилось, конечно, не сразу, но совершенно ясно, что не последнюю роль тут сыграли драматические события его жизни в родовом гнезде.

Подросшего мальчика, который уже в семь-восемь лет начал сочинять, а в двенадцать написал «историческую» трагедию «Камилл, или Освобожденный Рим», повезли учиться сначала в Тулу, в частный пансион X. Ф. Роде, а затем – после Тульского народного училища – в Москву. В Московском университетском благородном пансионе Жуковский особенно подружился с Андреем Тургеневым и верность ему пронес через всю жизнь. Ранняя смерть А. Тургенева и душевная болезнь другого близкого приятеля – С.Е. Родзянко – не раз оплакивались поэтом в его стихотворениях (например, «Сельском кладбище», «Вечере»).

Потеря друзей юности научила Жуковского смиряться с утратами сердца, хранить память о любимых им людях. Поэт верил, что сродные души, как и их мысли и чувства, не умирают и навечно остаются с живыми, они только на время становятся для них незримыми. Жуковский не переставал надеяться на предстоящее свидание с ушедшими в будущем, за пределами земной жизни. Религиозная окрашенность его мечты слита с возвышенными представлениями: неизбежная горечь расставания воспитывает человека, морально закаляет его и делает чутким к страданиям.

В Московском благородном пансионе В.А. Жуковский встречается и с другими молодыми людьми, составившими вместе с ним в 1801году, в год окончания пансиона, Дружеское литературное общество. Интересы Жуковского к тому времени вполне определились. Он – поэт. Словесность – его призвание. Юноша изучает европейскую литературу, переводит и печатает несколько произведений – в стихах и прозе. Окончив учебное заведение, он поступает ненадолго в Московскую контору соляных дел, но затем уезжает в Мишенское.

1802 год открывает начало творческого пути В.А. Жуковского. В этом году появляется в лучшем тогдашнем журнале – «Вестнике Европы» Н.М. Карамзина – его перевод из английского поэта Томаса Грея («Сельское кладбище»), принесший ему всероссийскую известность, которую еще более упрочила знаменитая элегия «Вечер». Всем сразу стало ясно, что на Руси родилось новое могучее дарование.


2. «Сельское кладбище» – начало поэтического творчества автора

Стихотворение развертывалось как единая мелодическая тема, соответственно потоку переживаний, нахлынувших на автора. Природа и воспоминания окрасились живым эмоциональным тоном. Поэтическое вдохновение естественно рождалось из впечатлений природы, непосредственно ощущаемой и переживаемой.

В еще большей степени эти общие принципы лирического письма отразились в элегии «Вечер».

Образы природы служат поэту для того, чтобы передать собственное настроение «тихой гармонии», светлой радости, творческого восторга. Жуковский решительно порывает с рационализмом поэтического мышления, находя способы непосредственной передачи текучести переживаний, расширяя выразительные возможности лирической речи. После Жуковского уже нельзя было смотреть на жизнь как на что-то отдаленное от человеческой личности, чуждое и ею не освоенное. Душа поэта вместила в себя внешний мир. Чувствительная и романтически возвышенная душа и стала предметом поэзии Жуковского. И когда он пишет:

«Как слит с прохладою растений фимиам!

Как сладко в тишине у брега струй плесканье!

Как тихо веянье зефира по водам

И гибкой ивы трепетанье!»

– то это не только эмоциональное восприятие и переживание природы. В таких стихах чувствуется и умиротворенность его души, и сладость гармонии, и молитвенное настроение, рождающее высокие мечты. Тут чувство заговорило легко и свободно.

В.А. Жуковский открыл принципы воспроизведения внутренней жизни через внешние образы и разработал их. Он пробудил скрытые в слове эмоционально-смысловые оттенки и так организовал поэтическую речь, что от начала и до конца стихотворение звучит непрерывающейся песней, поддерживаемой общими мотивами, скрепляемой повторами, ассоциациями, вопросительными и восклицательными интонациями. Жуковский заражает своим отношением к миру, сугубо личным его переживанием. От созерцания гармонической природы он непринужденно переходит к теме вдохновения (гармония души), к настроениям грусти и задумчивости, вызванным воспоминанием об ушедших друзьях, о свободном полете духа, о тщете земных благ перед лицом вечности, о радостях и печалях души. Туманный вечер «на лоне дремлющей природы» рождает мысль о скоротечности человеческой жизни и неизбежной смерти. Юный мечтатель словно обозрел свою судьбу и вставил ее в панораму общего бытия.

Новаторская поэзия Жуковского сразу же приобрела огромную популярность. Н.М. Карамзин предложил ему редактировать «Вестник Европы», и Жуковский с головой ушел в журналистику. Молодые поэты охотно перенимали его манеру. А когда в 1806 году появилась первая баллада – «Людмила», первенство Жуковского в поэзии еще более упрочилось.

В ту пору поэт жил в Москве. В качестве домашнего учителя своих племянниц Марии Андреевны и Александры Андреевны Протасовых он с увлечением отдавался занятиям. Педагогические наклонности его проявились рано и впоследствии ему очень пригодились. В доме сестры поэта Е.А. Протасовой произошло, однако, событие, окрасившее печалью всю дальнейшую жизнь Жуковского. Он полюбил старшую дочь Е.А. Протасовой, свою племянницу Машу, и она отвечала ему взаимностью. Но браку, о котором долгие годы хлопотал Жуковский, решительно воспротивилась его сестра, ссылаясь на религиозные причины. Ни Жуковский, ни Маша не были созданы для «тайной», «незаконной» любви. Многолетние душевные терзания окончились тем, что Жуковский не смог соединиться с Машей, а она, выйдя замуж за доктора Мойера, рано скончалась.

3. Любовная и эпическая лирика поэта

Вплоть до 1823 года в лирике Жуковского господствовала тема неразделенной, но глубокой любви. Многие баллады («Алина и Альсим», «Эолова арфа») хранят следы неостывшего чувства.

Лирика В.А. Жуковского этих лет большей частью печальна и грустна: ее мотив – неизбежная разлука влюбленных. Однако в стихах нет ропота на судьбу, а лишь тихая покорность своей участи да ожидание загробной встречи. У Жуковского нет и пылкого, яркого выражения страстей. Он исключительно целомудрен, исполнен сердечного трепета и сдержанного, неослабевающего томления. В балладах причины любовной драмы называются отчетливее – родительская воля, социальные и имущественные различия. Но влюбленные смиряются с несчастьем и не предпринимают никаких попыток воспротивиться судьбе. Здесь проявляется, по мнению поэта, власть высших сил, на которые человек не вправе роптать. Его удел –достойно и мужественно принять выпавшие испытания.

Земная жизнь человека, по мысли Жуковского, – проверка страданием и приготовление к загробной.

Однако грусть и печаль приобретают в лирике поэта не только религиозное содержание. За ними чувствуется глубокая неудовлетворенность современной поэту действительностью, где рушатся надежды и царствует нагая корысть, где в полете чины и деньги, где человеческое часто унижено и попрано. Жуковский скорбит о несовершенстве мира, но его никогда не покидает мысль о том, что счастье возможно за земными пределами. Поэтому преобладающий тон лирики Жуковского – просветленно-элегический, раздумчиво-тоскующий, лишенный трагического звучания. Для поэта не умирают ни дружба, ни любовь, ни высокие идеалы.

Если по стихам Жуковского попытаться создать житейский образ их автора, то нетрудно представить себе погруженного в размышления, вечно опечаленного и тоскующего человека, угнетенного скорым расставанием с земными радостями.

На самом же деле человеческий облик В.А. Жуковского несколько иной. Это был необычайно образованный, стоявший на высотах современной ему культуры человек, для которого, казалось, не существовало трудностей в усвоении богатейшего наследия древней и новой литературы Запада и Востока. Познания поэта весьма обширны и в других областях. При этом Жуковскому были присущи исключительное трудолюбие, упорство, воля, удивительная крепость духа и твердость характера. Мягкость и меланхолическая поэтичность его натуры сочетались с прочными нравственными принципами, которыми он не поступался в самых сложных жизненных ситуациях. В частной жизни он приятный и доброжелательный собеседник, истинный друг многих литераторов, отзывчивый на чужое горе человек, шутник и забавник, не раз смешивший друзей остроумными стихами. Когда развернулась полемика о языке художественной литературы между «Арзамасом» и «Беседой», Жуковский в качестве бессменного секретаря «Арзамаса» потешал всех членов этого литературного общества своими «протоколами» и речами, высмеивал пристрастие «шишковистов» к старым, отжившим уже формам речи и церковнославянскому языку, который тоже вышел из речевого обихода. Его влекло к людям, и на «субботы» Жуковского собирался обширный круг знакомых. Поэт активно и деятельно участвовал в литературных спорах. Он не остался в стороне и от общенационального подъема в 1812 году, вступив в московское ополчение. Его патриотические чувства с большой силой выражены им в нескольких стихотворениях, например, в знаменитом «Певце во стане русских воинов», где певец, подобно древнему Бояну, поет славу воинам. Возвышенная и чувствительная душа «певца» обращена к предкам и к героям-современникам.

В.А. Жуковский стремился жить так, чтобы между его поступками и теми идеями и чувствами, которые он исповедовал и которыми пропитана его поэзия, не было расхождения. Гуманность стала определяющей чертой общественного и бытового поведения поэта. Впоследствии он не однажды заступался за А.С. Пушкина и защищал его от царского гнева. Его волновала судьба Т.Г. Шевченко, А.И. Герцена и других. Никто так искренне не радовался доброму делу, как Жуковский. Когда удалось наконец выкупить из крепостной зависимости Т. Шевченко, ликованию Жуковского, казалось, не было предела. И несмотря на свою строгую приверженность законности, острым глазом мудрого человека он точно подмечал порывы неукротимого произвола. Поэт не только пытался смягчить участь декабристов, доказывал юридическую неосновательность приговора Н.И. Тургеневу, но и понимал, что деспотизм, самовластие разрушают личность. И не одних лишь крепостных, лишенных свободы, а и самих царей.

Больше того, «тихий» и незлобивый Жуковский мог, если совесть его была уязвлена, быть прямодушно-непримиримым. «Когда же будут у нас законодатели, – писал он императрице, – когда же мы будем с уважением рассматривать то, что составляет истинные нужды народа, – законы, просвещение, нравы?»

После гибели А.С. Пушкина, скорбной болью отозвавшейся в сердце Жуковского, он набросал полное гнева и горечи письмо шефу жандармов Бенкендорфу, в котором выставлял наружу пакостное и мелочное тиранство, отравившее последние годы поэта и прямо приведшее к трагедии. По мысли Жуковского, Пушкина лишили воздуха, ему не давали дышать, жить, трудиться.

По стечению обстоятельств он хорошо знал быт царской семьи: в 1817 году, в том самом, когда Маша Протасова стала Марией Андреевной Мойер, Жуковский был приглашен учителем русского языка принцессы Шарлотты – будущей императрицы Александры Федоровны (с 1815 года он уже занимал придворную должность чтеца при вдове Павла I Марии Федоровне). С этого времени и вплоть до 1841 года В.А. Жуковский служил при дворе и находился в разъездах по России и загранице то в качестве сопровождающего Александру Федоровну, то как воспитатель наследника престола (эту должность ему предложили позже, в 1826 году).

Друзья – А.С. Пушкин, П.А. Вяземский и другие – испытывают тревогу: сумеет ли поэт остаться независимым, не повредит ли служба при дворе его таланту. А Жуковский в конце 1810 – начале 1820-х годов – в расцвете поэтического дарования. Им уже написаны самые крупные лирические произведения, созданы замечательные баллады, в большинстве своем переводные.

Он познакомил Россию с европейскими народными преданиями, ввел в общенациональное художественное сознание множество неизвестных русским читателям произведений. Вся эта большая культурная работа была жизненно необходима: Жуковский расширял художественный и идеологический кругозор русского общества. Перелагая и переводя иностранных авторов, поэт вносил в их произведения собственные романтические идеи, свойственную ему философию. Он присваивал русской литературе еще не обжитый ею художественный мир.

Сам Жуковский отдавал себе отчет в особенностях своего дарования. «Я часто замечал» – писал он Н.В. Гоголю 6 февраля 1847 года, – что у меня нет наиболее светлых мыслей тогда, как их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум, как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого – и все, однако, мое».

В статье «О басне и баснях Крылова» Жуковский подробно развил мысль о творческом своеобразии поэта-переводчика: «Не опасаясь никакого возражения, мы позволяем себе утверждать решительно, что подражатель-стихотворец может быть автором оригинальным, хотя бы он не написал и ничего собственного. Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах – соперник. Поэт оригинальный воспламеняется идеалом, который находит у себя в воображении; поэт-подражатель в такой же степени воспламеняется образцом своим, который заступает у него тогда место идеала собственного: следственно, переводчик, уступая образцу своему пальму изобретательности, должен необходимо иметь почти одинаков с ним воображение, одинаков искусство слога, одинаковую силу в уме и чувствах».

У Жуковского встречаются три вида баллад – «русские», «античные» и «средневековые», в зависимости от того, какой сюжет развит в балладе,

В балладах личность и внутренний мир человека мыслится центральным содержанием истории. Жуковский начал с «русских» баллад, а господствующий в них тон меланхолической любви, наслаждения печалью распространился затем и на «античную» и «средневековую» баллады. Постепенно, однако, в балладу проникли иные настроения, особенно после 1823 года, когда умерла возлюбленная Жуковского М.А. Протасова-Мойер. Тема любви уступила место непосредственно нравственно-гражданским, моральным мотивам, выдержанным, однако, в лирическом ключе. Балладное творчество иссякает ко второй половине 1830-х годов в связи с обращением поэта к стихотворному эпосу, к большим эпическим формам – поэмам, повестям, сказкам.

В «русских» балладах («Людмила», «Светлана») Жуковский воскрешает старинный мотив народных исторических и лирических песен: девушка ждет милого друга с войны. Сюжет разлуки влюбленных необычайно важен, потому что в нем живет народная мораль, принимающая часто наивно-религиозную форму.

Народный элемент в «Светлане» и особенно в «Людмиле» еще не очень глубок. Условность народных картин вне всякого сомнения. И все же Жуковский предпринял первую и в целом удачную попытку слить чувства героинь с национальной историей, с бытом, обычаями и преданиями народа. По пути В.А. Жуковского пошел затем А.С. Пушкин, сравнивший свою любимую героиню Татьяну Ларину со Светланой и окруживший ее народными песнями, сказками, сельской природой и деревенским бытом.

Счастье девушки непосредственно зависит от того, сохраняет ли она верность народным обычаям. Людмила усомнилась в них, возроптала на судьбу, повелевающую ждать жениха, и счастье от нее отвернулось. Светлана – и тут, конечно, не последнюю роль сыграл патриотический подъем во время Отечественной войны 1812 года – напротив, несмотря на страшные видения, не потеряла надежды. И награда ей – не смерть в разлуке с любимым, а разделенная любовь на земле. По мысли Жуковского, даже гибель жениха не мешает любви, потому что сродные души соединяются и за пределами земного бытия. Тем самым эпический сюжет содержит у Жуковского народнопоэтическую и народно-религиозную основу. При этом религиозность выступает в качестве гуманных и наивных народных поверий. Они-то и составляют романтическую сущность души, в особенности русской девушки. Отступление от романтического начала, живущего в человеке, чревато гибелью, а преданность ему, несмотря на все испытания, искушения и соблазны, дарует победу и над собой, и над темными, злыми силами. Людмила не выдерживает испытаний разлуки («Сердце верить отказалось!»), Светлана же не теряет надежды на счастье, и оно приходит к ней. Не случайно Жуковский в балладе «Светлана» погружает героиню в народный деревенский быт с его праздниками, гаданиями, обычаями. Поэт мотивирует народные истоки романтических чувств Светланы.

Сюжет обеих баллад построен таким образом, что счастье зависит от самих героинь, от гуманности, народности и романтичности их внутреннего мира, от заложенных в нем нравственных ценностей, от способности девушек сопротивляться жизненным преградам. При этом конфликт между обстоятельствами жизни и героями отступает на второй план, а на первый план выдвигается душевная коллизия: надежда и долг в сердцах героинь спорят с разочарованием в счастье. Сюжет приобретает благодаря этому лирический характер: в нем обнаруживаются психологические мотивы поведения героинь.

Жуковский психологически перестраивает эпический сюжет, сообщает ему лирическую направленность переживаний и раздумий. С этой целью он широко вводит в речь героинь и в авторскую речь вопросы и восклицания, в которых звучит – музыка души. Эмоции выплескиваются наружу и свидетельствуют о сложном внутреннем мире персонажей.

Столь же богатый и разнообразный мир открыт В.А. Жуковским и в «средневековых» балладах, воскресивших фантастические сюжеты о запретной любви, о тайных преступлениях, о сношениях со злыми силами, о властолюбии, зависти, изменах.

Благородные герои Жуковского и в этих балладах всегда возвышенно чисты, одухотворены лучшими человеческими чувствами и никогда не изменяют им. Пустынник, удалившийся от людей, не перестал тосковать о своей возлюбленной Мальвине, хотя счастье, казалось, было уже далеко. Певец Алонзо по-прежнему, как и до похода в Палестину, исполнен глубоких чувств к Изолине. Он дарует ей жизнь ценой собственной гибели.

Добродетель и гуманность часто оказываются временно побеждены, но они всегда торжествуют, а зло неизбежно карается. Завистливый слуга убил паладина, но мертвый мстит живому: тяжелый рыцарский панцирь утопил коварного убийцу. Царь властно послал пажа в бездну за кубком, но сама смерть юноши стала тяжелым укором жестокому феодалу. Епископ Гаттон спрятался в неприступную башню на острове, но и там его настигло возмездие.

В «средневековых» балладах Жуковский иногда избегает развернутого сюжета. В «Эоловой арфе», например, событийная часть, данная в лирических описаниях, сводится к тому, что возлюбленные – бедный певец Арминий и юная Минвана, дочь могучего вождя Ордала, – принадлежат к разным социальным слоям. И хотя Минвана отвергает «славу» и «сан», а признает своим «высоким, царским венцом» любовь, земное счастье недоступно героям. Оба героя верны своим чувствам и умирают в безысходной тоске.

Центральное содержание баллады раскрывается в диалоге влюбленных перед расставанием. Такая психологизация сюжета соответствовала единству лирической темы и ее символическому обобщению. Поверх истории влюбленных вырастает лирический образ неутихающей и страдательной любви, вечной и неизменной, той, на которой держится и которой освещается жизнь. Эолова арфа становится символом верности и преданности.

Вместе с тем мир «средневековых» баллад – это не только любовные томления, но кровавые драмы («Замок Смальгольм, или Иванов вечер»), ужасные преступления, коварство, родительский и иной деспотизм, самое черное невежество и суеверие («Баллада о старушке» и др.).

Воскрешая средневековые сюжеты с их религиозной и порой мистической окраской, Жуковский преобразует их в гуманном ключе. Суть не в чертях и ведьмах, не в религиозно-мистическом колорите и даже не в тех моральных поучениях, которыми иногда оканчиваются баллады, а в передаче богатства чувств, свойственных балладным героям.

Мрачные сюжеты баллад Жуковского отражают его общее разочарование в современной действительности, в которой попраны добродетельные истины и нравственные ценности. Они служат укором человеку, забывшему о благородстве, чести и доблести. Но как бы вопреки жестокому веку, где гуманность оказывается побежденной, Жуковский в балладах строит свою особую вселенную, где большей частью все совершается по справедливости, так, как в сказке. Поэт становится властелином вымышленного царства: по своей воле он соединяет и разводит влюбленных, страшное превращает в смешное, карает виновных, и во всем его поэтическом суде царит принцип высокой человечности.

Поэтому в балладах Жуковского почти всегда восстанавливается истина, и оттого общий их тон не гнетущий и подавляющий, а светлый и даже оптимистичный. Жуковский, не будучи революционером по убеждениям, испытывал доверие к жизни, к добрым началам в человеке, к тому, что в конце концов победят разум, гуманность и красота, И тем большую ответственность он возлагал на человека, на его способность утвердить гуманные отношения между людьми.

Рано или поздно, по убеждению Жуковского, гуманность открыто скажет о своих бесспорных правах, тайное станет явным, и всем воздастся по заслугам. Таков общий благой и мудрый закон, управляющий миром. Он утвердился со времени детства человечества, которое Жуковский осмыслил как переход от дикости и варварства к цивилизованному гражданскому обществу.

Античный человек верил, что боги научили его засевать землю и собирать урожай, пользоваться огнем и орудиями труда. Они соединили людей в общества, внушили им гражданские чувства, любовь к родине, к правде, одарили сердечностью и законами.

В «античных» балладах Жуковский не оставляет своих поисков национальной характерности. Если в «русских» балладах, как помним, он еще довольно робко воспроизводил национальный колорит, то через античный сюжет он стремится проникнуть в особенности чужого исторического бытия. Его интересует самый дух человека древнего мира, особенности его миросозерцания и психологии, своеобразие интимных чувствований и их словесного или мимического выражения. При этом поэт отвлекается от экзотических картин, от декоративного фона, внешних примет эпохи и национальной жизни. В поле его зрения в таких балладах, как «Ахилл», «Ивиковы журавли», и особенно позднейших – «Торжество победителей», «Жалобы Цереры», «Элевзинский праздник» – лежит глубоко понятое миросозерцание античного человека. Вот празднуют победу греки, овладевшие Троей. Их первые слова – в память погибших. Но от скорби они легко переходят к делам и помыслам сегодняшним, к пирам и веселью, к взаимным обидам, к утешению пострадавших и побежденных, отдавая дань их мужеству и стойкости. И общий вывод, заключающий балладу, принадлежит не только романтику Жуковскому, учившему смиряться перед роком, но выступает характерной стороной античного сознания:

«Смертный, Силе, нас гнетущей,

Покоряйся и терпи;

Спящий в гробе, мирно спи;

Жизнью пользуйся, живущий.»

Воссоздавая дух античности, Жуковский поэтизирует историю, превращая античных богов и людей в романтических героев. Так, например, миф о богине плодородия Церере поэт вслед за Шиллером истолковал в романтическом духе. В балладе на первый план выдвинулась романтическая тема разлученной любви, в свете которой объясняется смена времен года, круговорот в природе. Тоскующая Церера оплакивает дочь, насильно отторгнутую от нее Плутоном. Чувства скорбящей матери, ее стенанья и печаль сливаются с горячей радостью при виде плодоносящей силы земли, вместе с которой воскресает и «образ дочери». Как бы ни был суров закон Зевеса, повелевший Прозерпине удалиться в царство мужа, он одновременно и справедлив.

Всевидящая судьба всегда защищает невинных. Древнегреческий певец Ивик убежден, что жизнь разумна, что законы Зевеса святы, и нарушивший их будет наказан. И хотя убийство Ивика свершилось без свидетелей, но ими невольно стали журавли, пролетавшие над местом преступления. Эта непреложность гуманных заветов, на которых покоится мир и расцветают гражданские, патриотические чувства, образуется мораль человечества и неотделимое от прекрасного добро, становится коренным убеждением самого Жуковского и отличительным признаком античного понимания жизни.

Жуковский содействовал тому, чтобы национальное своеобразие раскрывалось через душу народа и отдельного человека. Вот почему столь важна для его баллад и тема искусства, которое несет свет гуманности, с огромной эмоциональной силой воздействуя на души.


4. Гуманистические идеи в поэзии Жуковского

Принимая свой жребий, античный человек у Жуковскогово все не слепо покоряется року. Хотя трагическая судьба Ахилла известна герою, он, однако, выбирает свою долю сознательно.

В «античных» балладах Жуковский наделяет своих героев тонкими, нежными и противоречивыми переживаниями. Он придает их чувствам неизменную человечность, возвышает нравственные достоинства.

Эти гуманные идеи и настроения легли в основу педагогической деятельности В.А. Жуковского. Как бы ни были обеспокоены друзья поэта, он сохранил независимость и в условиях придворной обстановки. Нравственным добродетелям он не изменил. Напротив, он воспринял свое педагогическое поприще как гражданское служение отечеству.

Признавая законность самодержавия в России, Жуковский, однако, хотел видеть царей более образованными, воспитанными, человечными. Его идеалом был просвещенный абсолютизм, основанный на строжайшем соблюдении законов, одинаково регулирующих права и обязанности царя и народа. Воспитывая наследника, поэт пытался посеять в его душе семена добра, пробудить в нем жажду самоусовершенствования, чувство неудовлетворенности достигнутым и тем побудить к выработке и осуществлению законов, которые бы освободили народ от крепостной зависимости, заставили бы уважать чужие мнения, укрепили бы личные права и достоинство людей, – словом, самосовершенствование представлялось ему действенным путем изменения хода русской истории. Нечего и говорить, что это была трагическая политическая иллюзия. Надежды Жуковского разбились довольно скоро. Причина гибели этих мечтаний заключалась, как поймет скоро и сам Жуковский, в несовместимости абсолютной власти, основанной на произволе, с человечностью. Поэт считал, что «человек во всяком сане есть главное», и это обусловило сильные и слабые стороны его гуманизма и его поэзии.

Позиция Жуковского позволила ему избежать роковой утраты независимости и личного достоинства. Обращаясь с посланием к Александру I, он утверждал:

От подданных царю коленопреклоненье;

Но дань свободная, дань сердца – уваженье,

Не власти, не венцу, но человеку дань.

А.С. Пушкин в 1825 году вспомнил в письме к Бестужеву это послание: «Прочти послание к Александру (Жуковского 1815 года). Вот как русский поэт говорит русскому царю». Но та же позиция рождала надежды, будто гуманизм может восторжествовать на троне.

Жуковскому не удалось победить ни лени, ни неподвижности ума высокородного отрока; он часто наталкивался на глухое, упорное и тупое своевольство, связанное с ощущением безмерности и неограниченности власти.

Идея человечности, которую Жуковский пронес через всю жизнь, одухотворила его лирику. Подверженный философии фатализма, поэт размышляет о мимолетности человеческой жизни. Элегия «На кончину ее величества королевы Виртембергской» звучит реквиемом отцветшей молодой и прекрасной душе, каждому человеку, на краткий миг посетившему землю. Жуковский обобщает свою мысль:

«Прекрасное погибло в пышном цвете…

Таков удел прекрасного на свете!»

Грустное, элегическое настроение обнимает всю жизнь и приобретает характер преимущественной тональности. Печаль посещает поэта не временами или случайно, а становится устойчивой философской и этической оценкой действительности. Но, помня о неотвратимых утратах и мужественно принимая их, Жуковский с тем большим пафосом и патетикой воспевает проблески человечности.

При мысли великой, что я человек, Всегда возвышаюсь душою,– говорит мудрец Теон, выражая этими словами мысль автора. Жуковский убежден, что «все в жизни к великому средство…». Гуманность, по твердой уверенности поэта, разрушает все преграды: имущественные, социальные, эгоистически-корыстные. Она окрыляет человека и поднимает его над низменным и прозаически-тусклым существованием, ободряя его и помогая преодолеть тяжкие удары судьбы.

Однако, сделав предметом поэзии душу, восславив человечность, Жуковский отвлекся от объективного мира. Личность выступила у него не в своих социально-исторических связях и отношениях, не порождением конкретной действительности, а преимущественно в ее общих человеческих свойствах. Поэтому переживания человека в лирике Жуковского психологически не индивидуальны, а суммарны, обобщенно-абстрактны. Эмоции страстей у поэта почти всегда одинаковы. Любовь и тоска, например, лишены индивидуальной характерности. Отсюда известная монотонность лирики Жуковского, подкрепляемая едиными, проходящими через все стихотворения устойчивыми мотивами.

Подобная обобщенность эмоций вытекает из мироощущения Жуковского и отчасти из его философии. Скоротечность человеческой жизни и вечность добра, по мысли поэта, – абсолютное противоречие бытия, которое он стремится примирить. Он полагает, что гуманность, добро не исчезают и не увядают, но лишь изредка посещают земной мир, чтобы напомнить о себе и возбудить в человеке страстное томление по идеалу и совершенству,

«Как прилетевшее внезапно дуновенье

От луга родины, где был когда-то цвет,

Святая молодость, где жило упованье…»

Подобные работы:

Актуально: