Крепостное и гражданское зодчество русского севера

Грабарь И. Э., Горностаев Ф. Ф.

В старину, стоя в отдалении от крестьянских жилищ, погосты и в особенности скиты нуждались в прочной ограде, которая бы защищала их от всякой "напасти". Постоянная опасность, каждую минуту готовая неожиданно обрушиться на мирных обитателей "сел и весей" на Руси, заставляла все время быть начеку, и все и вся огораживались, кто как мог. С течением времени стратегическая ограда погостов получила значение простой огорожи, забора или изгороди, окружающей священное место около храма, предназначенное для вечного успокоения усопших. Стратегический характер ограды постепенно утеривался и терял свой смысл, а устраиваемая лишь по старым традициям очень прочно ограда понемногу свелась к легкой огороже.

Прочность древней или устроенной "по старине" ограды заключалась в устройстве вокруг погоста сомкнутого кольца из срубов, прорезанного необходимыми проходами и выездами – воротами и воротцами. Среди них всегда выделялись главные, или "святые ворота", увенчанные главами и крестами, водруженными над шатрами или бочками. О картинности и значительности подобных сооружений можно судить по хорошо сохранившимся оградам в Почозере Пудожского уезда (ныне – Каргопольского района Архангельской области) и в Бережно-Дубровском Каргопольского уезда (ныне – Плесецкого района Архангельской области). Но особенно живописен тот тип ограды, который применен у церкви в селе Спасском Пудожского уезда (ныне – Пудожского района Карельской республики). Великолепная ограда окружала некогда и знаменитый Данилов скит в Полонецком уезде (ныне – в селе Данилове Медвежьегорского района Карельской республики)1. Богатый и цветущий, в особенности в конце XVIII и начале XIX века, он был весь усыпан церквами, часовнями, моленными, разбросанными как в нем самом, на берегу Выга, так и в его окрестностях. Выговская пустынь была культурным центром старообрядчества и рассадником его просвещения. Немудрено, что убранство ее должно было являться совершенно исключительным по своему богатству и затейливости. Какие неоцененные сокровища русского искусства погибли здесь, когда в половине XIX века явились сюда чиновники-вандалы и в своем разрушительном усердии уничтожили все, что создавалось тут в течение полутораста лет. Буквально не оставляли бревна на бревне, сокрушали не только церкви и моленные, но и кладбища и ограды с их башнями и воротами. От этого чудовищного разгрома каким-то чудом уцелело еще несколько одиноких срубов ограды и воротца с бочкой на князьке и остовом прелестной некогда главки. На бочке сохранились еще остатки лемеха с закругленными, как в Лампожне, концами. Двускатная кровля была крыта тесом с узорными концами, как об этом свидетельствуют еще несколько сохранившихся тесинок.

Монастырские ограды отличались особенной грандиозностью и имели иногда огромные, величественные башни вроде той, какая, например, сохранилась в Николаевском Карельском монастыре на Летнем берегу Белого моря близ Архангельска. Монастырская ограда с шестью башнями срублена в 1691 – 1692 годах, но в 1880 году она почти вся уже подгнила, была разобрана и тогда устроена уже существующая ныне. Башни были частью переделаны, частью искажены тесовой обшивкой2. Последняя совершенно закрыла всю сложную систему повалов главной башни, срубленных в два ряда, благодаря чему она получила вверху два расширения, одно над другим. Если верхний повал сделан для обычного отвода влаги от основания башни, то нижний появился либо как подражание форме "машикули" каменных башен, либо остался еще как наследие древних крепостных деревянных башен или "костров". Разрез такой башни с выступом в верхней части изобразил в своем путешествии Пальмквист, причем на выступе повалов у него поставлена пушка. Подобная же башня с "напуском" до недавнего времени стояла еще в городе Арске Казанской губернии3.

Наряду с крепостными башнями были еще сторожевые или "дозорные" с вышкой для стражи. Такая вышка в виде площадки, покрытой шатриком на четырех или восьми столбиках, высоко приподымалась над кровлей башни, вполне удовлетворяя своему назначению и представляя законченное архитектурное сооружение. Чудесный образчик этого типа представляла "дозорная" башенка в селе Торговище Пермской губернии Красноуфимского уезда, сгоревшая в июле 1899 года (восстановлена в 1900-годах; ныне Суксунского района Пермской области). Она срублена восьмериком на продолговатом четверике и на срезанной верхушке ее шатра приспособлена дозорная вышка, совершенно тождественная по приему с устройством звона в колокольне, что особенно заметно при сравнении ее с колокольнями Цывозера или Спаса на Рене. Только вместо обычной главки с крестом она завершалась пряничного пошиба двуглавым орлом. Как значительный стратегический пункт село Торговище было после присоединения Сибири окопано рвом и обнесено частоколом с несколькими башнями, из которых уцелела только одна – Спасская, получившая это название от образа Спаса Нерукотворенного, помещавшегося выше откидного мостика над въезжими воротами. Постройку ее надо отнести к концу XVII века.

Поистине счастливый случай уберег до наших дней одно из грандиознейших древних крепостных сооружений – Якутский острог, срубленный в 1683 году. Угрюмы и грозны были, видимо, некогда башни острога, с такими же выступами вверху, как и в Никольском монастыре, но без верхних, подкровельных, ненужных при этих выступах повалов. Крепки были и стены, особенно внушительные там, где сохранились еще и верхние напуски. Все это переносит нас в совсем особый мир, в далекое прошлое, настолько далекое, что даже гораздо более древние храмы, каменные и деревянные, кажутся ближе к нашим дням, нежели эти пустынные, мрачные громады, со дня на день собирающиеся рухнуть.

Точь-в-точь такие же башни мы видим на рисунках Ремезова в его "Чертежной книге Сибири", законченной им в 1701 году. Особенно бросается это сходство в башнях Тобольска, Епанчина, Пелыма, Илимска4 и Якутска. В последнем можно узнать и сохранившуюся до нас стену с тремя башнями, что, во всяком случае, свидетельствует об отсутствии явной фантастичности в рисунках зданий. Если он не мог быть слишком точным при изображении городов, в которых не был сам, а быть может, не были и его сыновья, помогавшие ему в его гигантском, даже не по тому только времени предприятии, - то в качестве тобольского уроженца он, несомненно, оставил довольно точное изображение своего родного города. И везде все те же приемы, те же рубленые стены и те же башни. Все различие их сводится лишь к тому, что одни из них рублены четвериками, а другие – восьмериками, да кровли их то шатровые, в типе церковных, то епанчовые вроде якутских. На последних нередко поставлены еще четверички или восьмерички с шатровым завершением, как мы видим в башне Никольского монастыря или в одной из угловых башен Якутского острога.

Крепостная башня, рубленная восьмериком с самого основания, лет 20 тому назад еще стояла на берегу моря в Кеми (Карельской республики). В.В.Суслов видел ее в 1888 году, когда она уже вся наклонилась и ежеминутно грозила рухнуть, и он успел еще снять с нее фотографию. В одной из стенок видны гнезда, в которые были вогнаны бревна стен, примыкавших к этой башне, бывшей очевидно, угловой. Остов башни со стороны защиты был сделан из двойного сруба, как это можно видеть на фотографии. Со второго этажа ее, по исследованиям В.В.Суслова, шли переходы в соседние башни, от которых и в то время не было уже никакого следа. С внутренней стороны укрепления в башне были целы еще широкие ворота, а в наружных стенах виднелись отверстия для пищалей, ружей и других орудий обороны. Наверху ее лежали еще два горизонтальных бревна, выходивших из-за сруба на пропускных балках и принадлежавших верхнему выступу, который, как видно являлся неизбежной частью боевых башен. Это было не что иное, как навесная бойница, или "стрельница", - род машикули, с которой стреляли, бросали камни и обливали осаждающих кипятком.

В заключение остается сказать еще несколько слов о гражданском деревянном зодчестве. Увы, в буквальном смысле лишь несколько слов, ибо все, что сохранилось до нас в этой области, ограничивается несколькими избами, древность которых немногим превышает одно столетие. Да и избы любопытны только в местах, значительно отдаленных от Москвы или Петербурга, только там, где "городские" вкусы не успели еще проложить себе дороги. На Севере попадаются еще не только отдельные избы, но и целые поселки, в которых если и нет старинных строек, то все же чувствуются строительные традиции, восходящие к давним временам, и чудится, будто все еще жив дух, роднящий избу с храмом. Правда, и здесь в характере убранства избы уже ясно видно отдаленное влияние города, но общий облик северного села сохраняет еще некоторую строгость контуров и простоту форм, присущую и храмам. И только приглядываясь ближе к деталям, замечаешь "городскую" затейливость фигурных наличников окон, отдающих формами барокко, и сомнительного вкуса разделку ставней. Даже крыльца уже не те, нет в них былой конструктивной логичности, и столбы их точно выточены, а не рублены, как это особенно часто встречается в Олонецкой губернии. В более древних избах они еще напоминают по приему крыльца церквей, конструкция их крепка и здорова, столбы проще и благороднее, как проще вообще вся изба.

Еще более подлинное впечатление производят древние избы Архангельской губернии. В селе Кошине Холмогорского уезда (ныне – Холмогорского района Архангельской области) сохранилось несколько таких "черных", или "курных", изб конца XVIII и начала XIX века. Суровая простота их форм – сродни древним храмам, которые они напоминают всеми своими деталями.

Нельзя не упомянуть еще об одном сооружении, играющем чрезвычайно видную роль в жизни деревни, - о ветряных мельницах. Они так же, как и храмы, просты и логичны по своей конструкции, и все те же хорошо знакомые и испытанные приемы выработали тот самобытный и поразительно живописный тип мельницы, который распространен по Онежскому и Двинскому краю. По Онеге мельницы короче и приземистее, по Двине – они выше и стройнее.

Эпоха екатерининского и Александровского классицизма оставила немалый след и в деревне, отразившись в северной избе, главным образом, на характере верхних светелок или теремков. Появились колонки, полукружия, подражающие модным архивольтам, и точеные перильца. Таких изб особенно много в Вологодской губернии. Некоторые из них очень забавно расписаны узорными цветами.

Чрезвычайно любопытные светелки попадаются в Черевкове Сольвычегодского уезда. Весь верхний балкончик их украшен резьбой, очень напоминающей кустарные изделия из кости XVIII века, изготовлявшиеся в большом числе как раз на Севере. Также сидят за самоваром мужик и баба и, чаще, барин с барыней и пьют чай, также животные вплетены в растительные узоры, без конца вьющиеся от одного конца балкона до другого, и также чувствуются отдаленные отголоски рококо и раннего классицизма в мудреных завитках, гирляндочках и бахромке. Их кустарность, наивная мечта о пышности и богатстве простого человека придает известную прелесть и ограждает от влияния в них откровенно пошлых мотивов стиля дач, расплодившихся под Петербургом после ропетовских упражнений "в русском стиле". Но не нужна уже больше деревне древняя заветная простота, и сельчане стыдятся иметь не только деревянные "деревенские" храмы, но былые простенькие избы, стараясь заменить их "городскими" сомнительной архитектуры, но "побогаче". И видится, недалек уже момент, когда великая сокровищница народного творчества – русский Север окончательно опустеет. Как-то боязно и жутко лишиться этой силы.

Примечания:

1. Собственно, Данилов монастырь или Выговскую (Выгорецкую) пустынь. Когда-то здесь был цветущий городок, насчитывавший в начале XIX века свыше тысячи поселенцев, но в 1850 году было издано высочайшее повеление об уничтожении сборных старообрядческих пунктов, и в 1855 году все жители Данилова скита были выселены, свыше 50 часовен и моленных уничтожено, закрыто или превращено в православные церкви.

2. В 1932 году с целью лучшего сохранения надвратной башни Николо-Карельского монастыря она была в разобранном виде перевезена на территорию музея в селе Коломенском под Москвой и в 1933 1935 годах восстановлена под руководством архитектора П.Д.Барановского (и по его обмерам) в своем первоначальном виде.

3. Ее зарисовал в одну из своих поездок А.М.Васнецов, поместивший рисунок в "живописном обозрении" за 1889 год. Башня эта уцелела от сложной крепостной ограды города.

4. Из восьми башен Илимского острога до нашего времени сохранились две башни, построенные в 1658 году. Об одной из них – Спасской – можно судить по фотографиям, опубликованным в 1915 году (И.И.Серебрянников. Памятники старинного зодчества в Иркутской губернии. Иркутск. 1915; М.К.Одинцова. Из истории русского деревянного зодчества в Восточной Сибири. Иркутск. 1958).