Священное Писание и богослужение

архиепископ Нафанаил (Львов)

За каждым ежедневным богослужением в Православной Церкви, как известно, повторяется в основных чертах процесс совершения всего дела спасения людей: вечерня начинается воспоминанием о сотворении мира, потом напоминает грехопадение людей, говорит о покаянии Адама и Евы, о даровании Синайского Закона, заканчиваясь молитвой Симеона Богоприимца. Утреня рисует состояние ветхозаветного человечества пред Пришествием в мир Христа Спасителя, рисует скорбь, надежду, ожидание тогдашних людей, говорит о Благовещении Пресвятой Деве Марии и о Рождестве Господа. Литургия являет всю жизнь Христа Спасителя от Вифлеемских яслей до Голгофы, Воскресения и Вознесения, чрез символы и напоминания вводя в реальность, потому что в святом Причащении мы принимаем не символ, но реально Самое Тело Его, Самую Кровь Его, то Самое Тело, ту Самую Кровь, Которые преподал Он на Тайной Вечере в Сионской горнице, то Самое Тело, ту Самую Кровь, которые пострадали на Голгофе, воскресли из гроба и вознеслись на небеса.

Повторение в Богослужении, хотя бы в самых кратких чертах всего процесса приготовления человечества к принятию Господа, необходимо, потому что оба процесса — и исторический и богослужебный, имеют по существу одну цель: и тут, и там надо слабого, немощного, косного, плотского человека приготовить к самому великому и страшному: к встрече со Христом — Сыном Божиим — и к соединению с Ним. Цель одна, и объект один и тот же — человек. Следовательно, и путь должен быть один и тот же.

В историческом процессе приготовление людей к принятию Сына Божия связано теснейшим образом со Священным Писанием, не только потому, что в Писании изложен этот процесс, но и потому, что именно Писанием с момента появления его более всего подготовлялись души людей к духовному возрастанию, делавшему их способными встретить Христа. По церковному преданию, Пресвятая Дева Мария в момент благовестия Архангела читала книгу пророка Исаии, во всяком случае, благодаря знанию пророчества Исаина могла Она понять и принять Благовестие. Иоанн Креститель проповедывал во исполнение Писаний и словами Писания. Его свидетельство: „се Агнецъ Божий, вземляй греъи мира" давшее Господу первых апостолов, могло быть ими понято только при свете Писания.

Естественно, что с самого начала и процесс индивидуального приготовления каждого отдельного человека к принятию Сына Божия, т. е. Богослужение, оказался теснейшим образом связанным с тем же Божиим орудием, каким и исторически было подготовлено человечество к тому же самому, т. е. - со Св. Писанием.

Самый акт вхождения Господа и Спаса нашего Иисуса Христа в мир в Таинстве Пресуществления — это очень краткий акт, как кратким он был и при первом совершении его Самим Христом в Сионской горнице на Тайной Вечере. Но приготовлением к нему, к этому акту, служило все священное, все доброе во всей предыдущей истории человечества.

Кратка Тайная Вечеря, кратко и ее повторение в Божественной литургии, но понимает христианское сознание, что к этому важнейшему во вселенной акту нельзя приступать без достойного соответствующего приготовления, ибо говорит Господь в Писании: „проклятъ всякъ творяй дгьло Божiе съ небрежениемъ" и „ядый и пияй недостойна судъ себе ястъ и пиетъ" (1 Кор. XI, 29).

Достойным приготовлением к принятию Сына Божия в историческом процессе было главным образом Священное Писание. Оно же, т. е. бережное благоговейное чтение его, может быть соответственным приготовлением к принятию Сына Божия и в процессе богослужебном.

Вот почему, а не только из подражания синагоге, как это часто истолковывается, с самого начала христианской истории Священное Писание заняло такое всеобъемлющее место в деле подготовления христиан к Таинству Евхаристии и к причащению св. Тайн Христовых, т. е. в Богослужении.

В первоначальной Церкви, в самые первые годы Ея существования — в Иерусалиме, когда Церковь состояла преимущественно из иудео-христиан, чтение и пение Священного Писания совершалось на священном языке Ветхозаветной Церкви, на языке древне-еврейском, хотя народу, говорившему тогда уже по-арамейски, древне-еврейский язык был почти непонятен. Для разъяснения Священного Писания его текст истолковывался по-арамейски. Эти истолкования назывались таргумами. В христианстве таргумы означают истолкования Ветхого Завета в смысле его свершения и восполнения в Завете Новом.

Эти истолкования Ветхого Завета совершались самими святыми апостолами и были для первоначальной Церкви заменой Священного Писания Нового Завета, которого как такового еще не существовало.

Таким образом, несмотря на отсутствие у первоначальнейшей Церкви книг Нового Завета, по существу христианское богослужение с самого начала состояло из слушания и научения от Божественных глаголов обоих Заветов. И истолкования святыми апостолами Ветхозаветных Писаний — Закона, Пророков и Псалмов, было важнейшей частью подготовительного к св. Евхаристии богослужения.

Образцами таких христианских толкований на Ветхий Завет являются сохраненные в Деяниях Апостольских проповеди св. ап. Петра и св. Первомученика Стефана.

В дальнейшем, когда в Церкви стали преобладать христиане из язычников. Священное Писание Ветхого Завета стало читаться и истолковываться на греческом языке, общепонятном тогда во всем известном мире. Вскоре появились уже и книги Нового Завета, сначала послания апостолов, потом евангелия и иные апостольские творения, написанные также по-гречески.

При этом провиденциально важным обстоятельством было то, что апостольской Церкви не нужно было заботиться о создании перевода Ветхого Завета на новый священный язык Церкви — на греческий.

Перевод этот Промыслом Божиим был уже приготовлен заранее богодухновенным подвигом Ветхозаветной Церкви, создавшей такой перевод всех священных книг Ветхого Завета с еврейского языка на греческий. Этот перевод называется переводом 70-ти или по латыни — Септуагинтой.

Мы знаем историю написания Септуагинты и верим этому древнему церковному преданию. Во второй год царствования Птоломея Второго Филадельфа (в 282 году до Р. X.), по благословению праведного первосвященника Елеазара, избранные от всех 12 колен Израилевых переводчики совершили этот перевод. Благодаря этому промыслительному делу, духовная подготовка к встрече и принятию Сына Божия выносилась за пределы Еврейского народа и распространялась на все населения берегов Средиземного моря, которое все тогда в большей или меньшей степени говорило и понимало по-гречески.

Насколько велико значение Септуагинты в деле первоначальной проповеди христианской, видно из того факта, что в конце 1-го века подавляющее большинство обращаемых в христианство происходило не из иудеев и не из неподготовленных еще язычников, а из так называемых прозелитов, т. е. язычников, знакомых с Ветхозаветным Законом в греческом переводе и привлеченные из неподготовленных еще язычников, а из так называемых прозелитов, т. е. язычников, знакомых с Ветхозаветным Законом в греческом переводе и привлеченных к нему душой. Это привлечение к Закону язычников совершалось евреями путем распространения среди язычников священных книг на греческом языке, т. е. Септуагинты. Основную струю процесса распространения христианства в течение 2-й половины 1-го века можно представить себе так: язычники знакомились с евреями, получали от них их священные книги по-гречески, прочитывали их, прилеплялись душой к этим Божественным глаголам, но искали и не находили ни в самих книгах, ни у еврейских истолкователей разъяснения многого, остававшегося непонятным в Писании. Приходили христианские проповедники и показывая, как все предреченное в Писании исполнилось и совершилось во Христе Иисусе, тем приобретали для Господа новые души. История вельможи царицы Эфиопской, просвещенного апостолом Филиппом, является иллюстрацией этого процесса.

Указания, что именно так обычно совершалось обращение в христианство за время проповеди св. апостола Павла, мы найдем в книге Деяний: в Антиохии Писидийской св. апостол истолковывает историю Ветхого Завета в христианском свете и „при выходе ихъ изъ iудейской синагоги, язычники просили ихъ говорить о томъ же въ следующую субботу. Когда же собрание было распущено, то многiе iудеи и чтители Бога обращенные изъ язычниковъ последовали за Павломъ и Варнавою..." (Деян, XIII, 42 и 43). „Въ Иконии они (апостолы) вошли вместе в iудейскую синагогу и говорили такъ, что уверовало великое множество iудеевъ и еллиновъ" (Деян. XIV, 1). „Они пришли въ Фессалонику, где была iудейская синагога. Павелъ по своему обыкновению, вошелъ къ нимъ и три субботы говорилъ съ ними изъ Писаний, открывая и доказывая имъ, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть изъ мертвыхъ, и что сей Христосъ есть Iисусъ, Которого я проповедую вамъ. И некоторые изъ нихъ уверовали и присоединились къ Павлу и Силе, какъ изъ еллиновъ чтущихъ Бога великое множество, такъ и изъ знатныхъ женщинъ немало" (Деян. XVII, 1-4).

„Христиане приняли Септуагинту, как свою версию Ветхого Завета, и ее единственно употребляли для проповеди и защиты своей веры. При этом христиане приписывали в известной мере богодухновенность переводу Септуагинты, потому что ее варианты в переводе провиденциально помогали христианским аргументам... Септуагинта углаждала путь христианской миссионерской работе среди язычников. Она была той Библией, которую первые провозвестники евангелия имели в руках, проходя по всем пределам Римской империи в первые десятилетия христианства, когда еще не было книг Нового Завета. Древнее иудейство Септуагинтой пропахало борозды для посева евангельских семян в Западном мире", — пишет А. Дейсман в своей книге “Новый свет Нового Завета”.

Видя, каким мощным орудием служит Септуагинта для привлечения к ненавистному им христианству людей, которых они уже считали своими последователями, руководители еврейства со всей силой возненавидели Септуагинту, несмотря на то, что это — единственный перевод священных книг, официально одобренный еврейской религиозной властью и совершенный соединенным подвигом всех 12 колен Израилевых. Талмуд говорит: „проклят день, в который Семьдесят старцев перевели Закон на греческий язык для египетского царя. Этот день подобен тому, в который Израиль сотворил золотого тельца".

Поэтому во 2-м веке по Р. X. еврейство создает новые переводы Ветхозаветных книг на греческий язык.

Это переводы Акилы, Симмаха и Феодотиона, сделанные в течение 2-го века. В этих переводах очень заметна анти-христианская тенденция — старание затемнить мессианские места в Ветхом Завете, сделать их менее ясно относящимися ко Христу Спасителю.

В это же самое время иудейство начало свою грандиозную работу по реформе оригинала Священного Писания — древне-еврейского его текста в целях установления незыблемости его. Эта реформа, происходившая с 2-го по 8-й века, заключалась в том, что еврейские книжники, т. н. масореты, т. е. хранители традиции, по определенному проверенному ими образцу переписывали все книги Священного Писания, предназначенные для синагогального чтения, сверяли их из буквы в букву, вводя заново пунктуацию гласных и знаков препинания. А потом, под страхом херема — проклятия, запретили евреям употребление каких-либо иных вариантов Священного Писания, кроме таким образом проверенного. При этом, в своей работе над еврейским текстом масореты тоже всячески старались уменьшить ясность мессианских мест, предрекающих о Христе Спасителе.

Особенно широко известна борьба вокруг пророчества св. Исаии: „се Дева во чреве пршметъ и родитъ Сына" (VII, 14). В первоначальном тексте здесь без сомнения стояло слово „Бетула" — Дева, что ныне подтвердилось новейшей находкой древнейшего манускрипта пророчества Исаии около Мертвого моря. Святые 70 толковников перевели слово „Бетула" греческим словом „Пароеносъ"'. Между тем, еврейские книжники в свой массоретский вариант вместо слова Бетула-Дева поставили слово „га-альма" — молодая женщина. И в переводах Акилы, Семаха и Феодотиона тут по гречески стоит слово „неанисъ" — молодица, т. е. молодая женщина, несмотря на то, что в этом случае пропадает весь смысл слов пророческих, на что указывали еще древние христианские апологеты: каким знамением может быть зачатие и рождение сына молодой женщиной, если это происходит по всему миру ежедневно?

Итак, с самой ранней эпохи Своей истории Церкви Христовой приходилось делать выбор между несколькими вариантами Священного Писания. И Церковь совершенно ясно, ни мало ни колеблясь, из всех вариантов отдала предпочтение богодухновенному переводу 70-ти, сделав лишь единственное исключение: книгу пророка Даниила Церковь выправила по переводу Феодотиона, потому что в переводе 70-ти здесь замечается слишком большое расхождение с еврейским подлинником. Этой подробностью Церковь лишний раз показала, что Она ничем, даже авторитетом высоко почитаемых Ею святых древних толковников, не связуема, но свободно избирает и узнает Свое Священное Писание.

Церковь чрезвычайно чтит перевод 70-ти — Септуагинту. Св. Ириней считает, что святые толковники были столь же вдохновляемы Духом Святым, как пророки и апостолы (Ир. 3, XXI, 4). Св. Иустин Философ в “Обращении к грекам”, Тертуллиан, св. Киприан, блаж. Августин, Климент Александрийский называют перевод 70-ти богодухновенным. Св. Василий Великий называет его знаменитейшим в Церкви.

Церковь отдает переводу 70-ти предпочтение не только перед иными переводами, но и перед еврейским подлинником Ветхого Завета.

Церковь не доверяет еврейскому подлиннику Ветхого Завета, вернее единственной сохранившейся доныне его форме — масоретской, потому что в течение двух тысячелетий христианской истории еврейский подлинник хранился в нехристианской среде, враждебной христианству, переписывался нехристианскими руками. Даже, если не подозревать злого умысла, то все таки эти нехристианские переписчики всегда могли ошибаться, не зная таинств христианской веры, и потому, не понимая полного смысла тех священных книг, которые они переписывали; могли всегда сделать ошибку, а сделав ее, не могли ее осознать.

Между тем, текст перевода 70-ти хранился в христианской среде, переписывался христианами, знающими полноту смысла Священного Писания, а самое главное, все время оставался под непрестанным контролем Церкви — хранительницы Истины, непогрешимейшей выразительницы Духа Святого.

Церковь признает в Септуагинте не только авторитетнейший текст, но и состав Священного Писания определяет по Септуагинте. Септуагинта полностью сохранила нам Священное Писание, а масоретская традиция частично его утратила. Мы говорим о так называемых „канонических" и „неканонических" книгах Ветхого Завета, канон каковых был определен собранием еврейских раввинов в Иамне в конце 1-го или в начале 2-го века по Р. X. Конечно, Церковь не могла принять для Себя руководящим этот канон, и вместо него, при определении богодухновенности Священных книг, руководится Своими правилами: 85 правилом Апостольским, 33 пр. Карфагенского Собора, 60 правилом св. Афанасия Великого, а также древней церковной традицией, считающей в Священном Писании Ветхого Завета 50 книг. Иерусалимский поместный Собор 1672 года, постановления которого были подтверждены одновременным ему Константинопольским Собором, а от имени Русской Церкви были подписаны Ее представителем архимандритом Иосифом, гласит: „Неканонические книги, неразумно и злостно называемые апокрифами, есть неизменная и действительная часть Священного Писания".

Все Священное Писание Нового Завета теснейшим образом связано именно с Септуагинтой. Многие места Новозаветных книг будут непонятны, если мы в качестве Ветхого Завета будем пользоваться каким-либо иным вариантом. Например, непонятна ссылка св. ап. Павла в послании к Евреям (I гл., б ст.) на псалом 96, 7, где по массоретской традиции стоит „поклонитесь предъ Нимъ все боги", в то время, как ап. Павел говорит: „да поклонятся Ему все ангелы Божш", как мы и находим в нашем тексте Септуагинты. Непонятна при сопоставлении с массоретским текстом ссылка в речи св. ап. Иакова в Деяниях (XV, 16) на пророка Амоса. Ссылки св. ап. Иоанна „кость Его да не сокрушится" нет в таком виде в масоретском тексте (есть в сходном), но эти слова в полной точности находятся в тексте 70-ти (Исх. XII, 10). Непонятны в массоретском тексте и слова Господни в так называемом “первоевангелии”, в обетовании людям после грехопадения о том, что „Семя Жены сотретъ главу змия", каковых слов нет у массо-ретов, и многое другое.

Но не только внутренне, а и внешне Новый Завет в своем греческом подлиннике тесно связан именно с Септуагинтой.

Все Священное Писание Нового Завета написано языком Септуагинты. Даже единственная Новозаветная книга первоначально написанная не по-гречески — евангелие от Матфея, вскоре же по написании или самим евангелистом, или же св. ап. Иоанном Богословом было переведено на тот же язык, который мы называем языком Септуагинты, потому что Септуагинта, как и всякое великое литературное произведение, создало свой язык, и этим именно языком, а не какой-либо иной вариацией греческого языка написаны все новозаветные книги. И почти все ссылки на Ветхий Завет в Новом Завете (за исключением Евангелия от Матфея) сделаны по тексту Септуагинты.

Насколько велико единство Септуагинты с Новым Заветом хорошо свидетельствуют протестантские библеисты, не имеющие никаких оснований быть особенно расположенными к Септуагинте — известный немецкий библеист Е. В. Грифильд и глава Департамента Библейской истории и литературы Шеффильдского университета Ф. Ф. Брюс, который, ссылаясь на Гриффильда, пишет: „Только тот, кто изучает Новый Завет по гречески совместно с Септуагинтой, получает полное представление об единстве Библии, какого он не получит при изучении Ветхого Завета в иной вариации" (F. F. Bruce, The Old Testament in Greek).

Вместе с Новым Заветом Септуагинта своим содержанием напитала всю последующую жизнь Церкви: Ее богослужебный чин, Ее наставления Своим чадам — законы и правила Церкви и творения Ее святых отцев.

Вернемся к богослужению. При переводе древнехристианского богослужения с еврейского на греческий язык возникла еще одна важная перемена: утратилась песненная форма для большей части священного текста. Она сохранилась по-гречески лишь для тех в особой мере песненных частей ветхозаветных книг, которые специально ритмически переведены на греческий язык и получили в церковной богослужебной практике наименование Ветхозаветных песен, и конечно, для Псалтири, бывшей и оставшейся главным источником песненного материала для церковного богослужения.

Поэтому значительная часть Священного Писания за богослужениями на греческом языке стала читаться, а не петься, петься же стали только псалмы и ветхозаветные песни, к которым вскоре присоединились те немногие песненные части, которые заключаются в новозаветных Священных Писаниях: песнь Богородицы при встрече Ее со св. Елизаветой (т. н. Магнификат), песнь Захарии по рождении св. Иоанна Крестителя и песнь св. Симеона Богоприимца.

Вследствие этой сравнительной скудости песненного материала по-гречески, явилась нужда в новых песненных творениях для богослужений. В первохристианские времена слагается, основанный на переданном в Евангелии пении ангелов, гимн „Слава в вышних Богу" (т. н. Глориа), мученик Афинагор пишет гимн „Свете Тихий", а потом Церковь преизбыточественно начинает изобиловать вдохновеннейшими творениями великих церковных песнописцев.

Все эти новые церковные творения неизменно пользуются языком, образами, мыслями Священного Писания. Тот закон, который мы установили в начале настоящего очерка: подготовка к встрече и принятию Сына Божия, совершалась и в историческом и в богослужебном процессе, но преимущественно чрез Священное Писание, этот закон остается в силе. Творения церковных песнописцев и внутренне и внешне теснейшим образом связаны со Священным Писанием.

Отчасти эта связь диктуется самим составом богослужения. Чин вечерни состоит из пения и чтения псалмов, которые в более позднее время стали перемежаться пением т. н. стихир, т. е. песнопений, посвященных совершаемому празднику, и из чтения частей Ветхозаветных книг, т. н. паремий. Следовательно, больше половины вечерни состоит из ветхозаветного материала, а новосоставленные песнопения составлены языком Священного Писания, т. е. языком Септуагинты.

То же можно повторить и про утреню, первая половина которой состоит также из пения и чтения псалмов, а вторая половина — из пения т. н. Ветхозаветных песен. В настоящее время эта вторая половина заменена пением и чтением т. н. канонов, составлявшихся первоначально в виде комментариев к стихам Ветхозаветных песен. Уже это одно определяет библейский характер содержания и языка канонов. Заканчивается утреня древнехристианским гимном „Слава в вышних Богу".

Наконец, и самая Литургия также в значительной степени пропитана библейскими элементами. Но в ней эти элементы более переработаны. На очертание Литургии наибольшее влияние оказывает наименее читаемая в церкви книга Священного Писания — Апокалипсис. Общее оформление литургии: стояние священнослужителей вокруг Престола, вхождение и исхождение из Алтаря, терминология священнодействий: Жертва, Агнец, Престол, Жертвенник — являются с одной стороны воспроизведением древнего ветхозаветного священнодействия, с другой стороны, и при том в большей степени, являются отображением образов Апокалипсиса, Все литургические возгласы священника являются или буквальным воспроизведением или перефразировкой доксологий Апокалипсиса. Например: „Богу и Отцу слава и держава, во веки веков. Амин" (Откр. I, б); „Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков" (V, 13); „Достоин еси, Господи, прияти славу и честь, и силу, яко Ты еси создал всяческая..." (IV, 11). По Апокалипсису же составлены и многие песнопения Литургии, например: “Свят, Свят, Свят Господь Вседержитель, Иже бе и сый и грядый” (IV, 8).

Все это в самой глубокой и всесторонней мере пропитывает все богослужение Православной Церкви словами, образами и мыслями Священного Писания.

Уже несколько раз мы указывали на внутреннее обоснование этого. Сейчас скажем о практическом выводе из этого, практическом выводе, важном для тех, кто пожелал бы заняться святым и радостным, вдохновляющим и боговдохновляемым делом перевода безмерного богослужебного богатства Православной Церкви на современные западные языки. Ему для этого надо прежде всего полностью и совершенно проникнуться библейской формой собственного материнского языка. Лишь при этом условии его перевод будет полноценным, художественно полнокровным и избегнет обеих опасностей — Сциллы и Харибды всякого художественного перевода: не будет ни рабской буквальной передачей чужого текста, ни вольным изложением — интерпретацией, далекой от подлинника, потому что переводчик, пропитавшийся языком Священного Писания, напитает свой язык тем самым источником, который напитал язык и тех, кого он переводит — церковных пес-нописцев.

То, что мы говорили о связанности Новаго Завета с Септуагинтой, мы должны будем повторить и относительно богослужения. В нем многое останется непонятным для нас, если мы будем пользоваться каким-либо другим вариантом Священного Писания Ветхого Завета, а не Септуагинтой.

Например: 1-я песнь канона Пятидесятницы говорит: „Божественным покровен Медленноязычный мраком...", и знающий Священное Писание православный понимает, что тут говорится о Моисее, потому что так медленноязычным он назван в книге Исход в переводе 70-ти, а не „несловесным", как передает масоретский текст (Исх. VI, 30).

Не зная Маккавейских книг, мы не поймем, например, 8-го ирмоса б-го гласа: „и праведного жертву водою попалил", где говорится о событии передаваемом в 1-й главе 2-й книги Маккавейской (а не о жертвоприношении пророка Илии, как думают некоторые. В этом последнем случае было бы: „жертву и воду попалил").

В 109-м псалме по массоретскому тексту нет слов Рождественского прокимна и стихов: „Из чрева прежде денницы Аз днесь родих Тя", каковые взяты из текста 70-ти.

Если мы добавим, что языком Септуагинты, с теми же образами, намеками и указаниями на ее священный текст написаны и творения большинства святых Отцев Восточной Церкви, то мы поймем, что вышеприведенные слова Е. В. Гринфильда и Ф. Ф. Брюса о том, что для читающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти и Новый Завет в подлиннике, ярче и глубже раскрывается внутреннее и внешнее их единство, можно перенести и на всю церковную область. Для православного грека, знающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти, Новый Завет в традиционном церковном изложении, при чтении святых отцев и при слышании и участии в богослужении, наглядно, ясно и конкретно раскрывается фундаментальная истина Православия о том, что голос Духа Святого не замолк после написания последних строк Священного Писания, что во всей силе и правде продолжает Он звучать во всей жизни Церкви, по преимуществу же в Бе богослужении и в творениях Ее святых отцев.

Но это духовно обогащающее сознание оказывается доступным не только грекам. Почти в такой же мере обладаем этим и мы — православные русские” потому что наше церковное Священное Писание Ветхого Завета на церковно-славянском языке сделано с перевода 70-ти, Новый Завет на церковно-славянском языке строго церковно-традиционен, и богослужение мы имеем во всех смыслах на том же языке.

И хочется от всей души пожелать того же и нашим западно-европейским православным братьям: вчитываться, вживаться в богодухновенный перевод 70-ти, проникаться его языком, его образами, среди кодексов Нового Завета избрать наиболее церковный, наиболее традиционный, проверенный и подтвержденный Церковью, освоить язык этого Ветхого и Нового Заветов, и этим языком перевести все гигантское богатство православного богослужения.

Для того, кто будет полностью владеть библейским языком, эта задача будет значительно облегчаться тем, что большинство фраз и образов в богослужебных текстах будут ему знакомыми — готовыми.

Но при этом неизбежно возникает для него еще один вопрос, столь же важный, как и вопрос Септуагинты. Это вопрос: каким изводом, т. е. каким вариантом

Новаго Завета должен он пользоваться, чтобы оставаться неуклонно на церковном пути?

Как известно, еще блаженный Иероним жаловался на множество разночтений в различных манускриптах Новаго Завета, говоря: "Tot paene versiones, qout codides" — столько же вариаций, сколько и кодексов.

Если мы просмотрим критические издания, например, Нестле, с научным аппаратом, т. е. с указанием разночтений, то мы увидим, что буквально ни одного слова в Священном Писании не останется неподвижным. Впрочем, большинство этих разночтений незначительно: „в Капернаум" пришел Господь или „к Капернауму"; „яко свет" была Его одежда при Преображении или „яко снег" и т. д. Но есть и очень важные разночтения, например, включение или невключение в евангелие от Матфея слов Христовых „сей же род изгоняется молитвою и постом", включение или невключение в евангелие от Марка второй половины его повествования о Воскресении Господа. В евангелии от Луки просил разбойник на кресте Господа помянуть его „во Царствии Своем" или просто „помянуть"? Включать или не включать в евангелие от Иоанна повествование о блуднице, о которой Христос сказал книжникам: „кто из вас без греха, первый брось в нее камень"? Включать или не включать в послание от Иоанна исповедание Пресвятой Троицы: „Три свидетельствуют на небе Отец, Слово и Святый Дух, и Сии три суть едино"?

Все это вопросы разночтений. Современные протестантские издания решают их по разным соображениям: на основании авторитета разных знаменитых библеистов, на основании согласия большинства манускриптов, то есть по принципу большинства голосов, или на основании большей древности манускриптов и т. д. Все это не наши, не церковные пути.

Вопрос разночтений может быть интересен и для нас, но лишь исторически: каковы были вариации в тексте. Критические издания вроде Нестле, где этот вопрос научно и наглядно поставлен — полезны. Но решать этот вопрос мы будем не по свидетельству большинства манускриптов и не по большей их древности, и уж тем более не на основании авторитета внецерковных библеистов. а на основании голоса Церкви. Для нас непогрешим тот текст Священного Писания и Ветхого и Нового Заветов, который Ей принадлежит, Ею принят и для Ее божественной жизни.

Применяя внецерковную научную современную терминологию, мы с большим или меньшим приближением можем признать церковным текстом группу манускриптов, обозначаемую буквой “К”, иначе называемую Кени или Константинопольской, потому что эти манускрипты в своем большинстве, и образцы, с которых они списаны, хранились и переписывались под руководством и контролем Церкви, в то время как прочие группы манускриптов, обозначаемые буквами “Н”, “I” и “К” (Египетская, Иерусалимская и Западная) являются плодами трудов частных лиц и не получали санкции Церкви.

При этом необходимо отметить, что именно манускрипты группы “К” легли в основу первого греческого печатного издания, сделанного Эразмом Роттердамским в 1516 году (только Апокалипсис в этом издании сделан с других — неудовлетворительных источников). А издание Эразма Роттердамского под наименованием “текстус рецептус” послужило источником для большинства западно-европейских переводов. Позднейшие же переводы пользуются в большинстве случаев другими оригиналами.

Мы же будем верны церковным путям.

В духовном мире много дорог и тропинок, но прямым, правильным, верным путем является всегда один путь — путь церковный. Он начался Сотворением мира, покаянием Адама, подвигом Ноя, призванием Авраама, историей Избранного народа, Христом Спасителем. Его святыми апостолами, святыми отцами, подвигом иноков и продолжается верностью всех чад Церкви Христовой до наших дней и продолжится до скончания века.

Как у каждой дружной семьи есть свой язык, свои выражения, свои образы, так и у всех принадлежащих этому пути людей есть свой язык, свои образы, свои предания и обычаи — один язык, одни выражения, одни образы на всем протяжении от Сотворения мира и дней Синайского Закона до наших дней. И этот язык, эти образы и выражения поддаются передаче на все наречия земли, если только этого искать, об этом заботиться и не сбиваться на неверные распутия.