Вспольный переулок, Патриаршие пруды

Вспольный переулок, конечно не Тверская но не будем высокомерны, маленькие радости - это как раз то, из чего складывается настроение.

Вспольный (бывший Геогиевский) переулок

Старое название произошло от Георгиевской церкви, стоявшей на углу с Малой Никитской улицей. Церковь, выстроенная в 1651 г. и перестроенная предположительно В. Баженовым в XVIII в., носила название "что на Всполье". Вспольем или Спольем в Москве назывались незастроенные места рядом с городом, то есть начало полей за городской чертой. При переименовании в 1922 г. Георгиевский переулок был назван Вспольным.

В несохранившихся домах переулка жили искусствовед и переводчик А.М. Эфрос, (№ 7), академик В.И. Вернадский (№ 17). В доме № 14 находился литературный музей "Никитинские субботники".

Тактично и с умом вложил приличные деньги хозяин другой, любопытной, постройки (Вспольный переулок, дом 14) в свое творение. Чуть в глубине, на месте чердака жилого дома, он построил то, что в Америке зовут пентхаузом. Не изменив стилю этого безрадостного строения, он исхитрился как-то даже облагородить его.

Лемминги

И тут же, во дворах невзрачных домов правой стороны Вспольного, мы натолкнемся на чудо архитектурно-ландшафтной инерции. Надо полагать, что все эти дома выстроены не ранее начала нашего века. А вот заборы, выкрашенные в различные цвета, пересекающие эти дворы в самых невообразимых направлениях и превращающие их в замысловатые лабиринты - явно принадлежат середине прошлого века. Вернее, не сами заборы, а места их пролегания, по границам землеотводов. Дома, вокруг которых строились заборы - исчезли. Владельцы их и жильцы - иных уж нет, а те - далече. Но на протяжении столетия, из года в год, по, скорее всего неведомым им самим причинам, какие-то люди, в бесподобной своей отрешенности, строят, чинят и красят все эти неисчислимые заборы. И, страшно подумать, может быть будут все также чинить и красить еще ни одно столетие!

Но, пора взглянуть и налево. Обширный двор, составляющий единое целое с самодовольным домом, так напоминает изобилием несуществующих в привычной жизни деталей знаменитую "Книгу о вкусной и здоровой пище" (Садово-Кудринская, 8/12). Здесь всего много: огромных гипсовых вазонов (разве что слегка покосившихся), гигантских балконов (разве что слегка облупившихся), необъятных песочниц (поиздержавшихся песком), парковых скамеек на чугунных львиных лапах (с облупившейся краской), темных гулких подъездов (в которых притаились застарелые и новые страхи)...

Ермолаеский переулок - назывался по церкви Ермолая "что на Козьем болоте", построенной в 1610-1612 гг. Она находилась на месте небольшого бульвара между домами №№ 21 и 23, выстроенными в 1950-х гг. В 1961 г. переименовывался в улицу Жолтовского.

Но отсюда, с этой стороны двора видно уже как через арку, в эту тишину, заглядывает свирепым глазом Садового кольца иная - грохочущая и беспощадно новая - жизнь.

А вот на углу Вспольного и Ермолаевского сооружено нечто особенное - Дом за забором без номера.

Как бы это объяснить-то попроще, что это такое и откуда оно взялось.

Почти сказка

Вот представь себе, что некогда (не столь давно) ночью шла по городу огромная - преогромная корова и сделалось ей вдруг невмоготу. Ну и снесла она не яичко, естественно - она же не курица, а большую-пребольшую, как положено, цементно-черную лепешку. Но поскольку корова-то была не простая, а священная (из недр военно-промышленного комплекса), то и лепешка получилась необыкновенная - не круглая, а восьмигранная.

Поутру проснулся градоначальник - не порядок! И велел немедля пристроить на оное несоответствие эдакую пимпочку из жести, которую велено всем было видеть как башню с колпачком, без коих башен он, градоначальник, Москву видеть не желает.

Так тому и стало.

Так и стоит пока.

А что будет - не ведаю.

И вот, наконец, мы выходим на аллеи Патриарших прудов, где под старыми его липами так хорошо и покойно.

Патриарши пруды - в настоящее время остался только один пруд, окруженный сквером. В XVII веке вся округа, называемая Козьим болотом, входила в состав Патриаршей слободы.

По одной из версий слово болото употреблялось, как название места, где торговали битым скотом, привезенным из святительских (патриарших) вотчин. По другой версии здесь действительно была болотистая местность и Козьим болото называлось от козьего двора, находившегося поблизости. С Козьего двора отправлялась шерсть к царскому и патриаршему дворам.

Здесь, где-то поблизости, находился Патриарший Житный двор. По распоряжению Патриарха были выкопаны пруды, которые должны были снабжать рыбой патриарший стол. Расположение прудов было удачным, так как почва была болотистой и нуждалась в осушении, а слобода являлась одним из центров патриаршего хозяйства. Такие пруды - рыбные садки - были вырыты в разных частях города. На Пресне, в пресненских прудах разводили дорогие сорта рыбы, на Козьем болоте - более дешевые, для ежедневного обихода.

В XVII веке Патриарши пруды содержались в чистоте, но с годами их забросили и забыли. Только после 1812 года пруды почистили и разбили сквер.

Нет. Не поворачивайте головы - это Вам показалось в обманчивых предвечерних сумерках. Там никого нет. Разумеется, я не верю в эти нелепые россказни.

Впрочем, кажется, и впрямь, в конце аллеи, где ветви лип опустились особенно низко, действительно, как будто, видны невнятные очертания высокого мужчины в дорогом сером костюме, особнячке.

Однако... Что нет и в помине пестро раскрашенной будочки с надписью "Пиво и воды", где неизбывной памяти Михаил Александрович Берлиоз и поэт Бездомный пили теплую Абрикосовую, дававшую обильную пену, от которой в воздухе разливался явственный запах парикмахерской...

А стоит нынче не менее пестрый ларек, в котором можно купить горячую сосиску в мягкой булочке, названную по заграничному "хот-дог". (Может быть, это и не ларек вовсе, а одна из усмешек того самого, в сером дорогом костюме?)

В летние вечера, когда солнце валится за Садовое кольцо, спадает зной и от пруда веет долгожданной прохладой - вода разносит мягко звучащие смазанные и даже, как будто, умиротворяющие голоса. Но это летом.

Ранней весной, да еще в солнечный день, в хрустком воздухе каждое слово звучит ясно и четко. Яркие куртки детей, катающихся на коньках по пруду и на санках скатывающихся с его не слишком крутых берегов, радуют глаз.

Собаки всех пород и мастей поддерживают детское веселье, а их хозяева, со свернутыми в руках поводками, степенно прогуливаются тут же.

Сквозь прозрачные ветви лип на одной стороне пруда окна домов глухо темнеют, а на другой - ослепительно отражают солнечные лучи.

Все ярко, звонко и как-то отдельно. Но брось в этот сосуд какую-нибудь маслинку и все его разнородные ингредиенты тут же смешаются и соединятся в новый и неожиданный напиток.

Бац! На лед ниоткуда вдруг плюхнулась дикая серая утка. Все на секунду остановились и замолчали как бы в растерянности.

Но в следующее мгновение в явно балуемом хозяевами и оттого толстом и добродушном ротвейлере проснулись давно уже дремавшие первобытные инстинкты и, неуклюже загребая лапами, он в могучем порыве рванул за добычей. По справедливости сказать, ни добыча, ни охотник не потрясали воображения ни ловкостью, ни находчивостью, но завораживали лаем, кряканьем и метаньями.

И тут уж в сторону разыгрывающейся драмы обратились взоры всех, кому в этот час случилось быть на Патриарших.

Мало того, распахнулись и глухо чернеющие, и слепо сверкающие окна, выходящие в этот большой, но довольно замкнутый двор, откуда почти по пояс высунулись разномастно, но все по-домашнему одетые соседи. В простой и доступной манере каждый постарался выразить свое мнение по поводу происходящего, четко и ясно определил свои позиции, которые можно было свести к следующему: сожрет или не сожрет.

Сожрал.

Всем отчего-то сделалось неловко. Захлопнулись окна, хозяева собак призвали и посадили на поводки своих питомцев, разбежались враз примолкнувшие дети и нехорошо усмехнулся поднявшийся с лавочки, опираясь на трость с черным набалдашником высокий импозантный мужчина. Правый глаз у него был черный, левый - почему-то зеленый.

Но, прочь, прочь отсюда. (Чур меря, чур!) Уже просит душа, наконец, чего-то абсолютно ясного и простого.

А хоть бы и взять название самого этого места. Богомольная Москва церковные праздники соблюдала и уж конечно постилась. А так как водящийся в Москве реке язь, как свидетельствовал Сабанеев "по причине своей хитрости промыслового значения не имел", то и пришлось москвичам обустраивать рыбные пруды в том числе, для нужд Патриарха на старом Козьем болоте вырыли систему таких прудов, кои и получили, естественно, название "Патриаршии". Разводилась в них рыба дешевых сортов, для ежедневного потребления, рыбу же для праздничного стола выращивали в иных прудах.

Потом, как водится, пруды, где засыпали, где порушили, где заново расчистили. Рыбу в них уже не разводят, но, бывает, застанешь поутру какого-нибудь безумца с терпением, достойным иного применения, сидящего на берегу с удочкой в руках.

Ну, да и не будем судить, и не судимы будем.

Малая Бронная улица - названа по находившейся здесь в XVI- XVII вв. Бронной слободе, в которой мастера-бронники изготовляли металлические брони, панцири, кольчуги и холодное оружие. Старое название Малой Бронной улицы - Воскресенская - связано со стоявшей на ней церковью Воскресения. В 1882 г. в Малую Бронную был включен Банный переулок, в результате чего она дошла до Садово-Кудринской улицы, приобретя свои современные размеры.

Заглянем лучше в маленькое кафе "Маргарита", что на углу Малой Бронной и Малого Козихинского переулка.

Не стану лгать, специально с другого конца Москвы ехать сюда незачем. Хотя, идучи мимо, заглянуть все же надобно. Наслоение чудесных идей и литературных реминисценций, создали любопытный коктейль, который можно подавать со словами: "Эклектика. На любителя".

Сам же дом (Малый Козихинский, 2) был задуман и выполнен архитектором, как "итальянский". Он получился довольно симпатичным со своим угловым в чугунной решетке балкончиком, хотя, сказать по чести, и не стал главным украшением города. Впрочем, этого никто от него и не ждал.

Лучше посмотрим на этот трехэтажный красный домик - (Малая Бронная, 30). Знаешь ли ты, друг мой, что если есть кому в этом городе завидовать, так это тем, кто живет в нем. Домик-то не прост - еще в двадцатые годы был построен этот кооператив - реальное частное владение в центре Москвы.

И как им удалось выжить - ума не приложу.

А вот следующий (Малая Бронная, 32) - кинематографическая знаменитость. Отчего-то любят режиссеры селить в нем то революционных интеллигентов, то высокого полета дам низкого поведения, то роскошных манекенщиц.

И что между ними общего?

Вот кого люблю - так этих толстых облупившихся львов, что прилегли на колоннах у дома 9 по Ермолаевскому переулку. Не поленитесь разглядеть их - на позеленевшей от времени морде такое снисходительное выражение, что собственные грехи начинают казаться незначительными.

Сам дом начали строить по распоряжению Сталина в 1944 году для будущих победителей еще не окончившейся войны. Создатели его, не мудрствуя лукаво, списали архитектуру со стоящего в глубине дома 11, слегка укрупнив детали и затащив на колонны тогда еще высокомерных львов. В 1945 - дом заселили. В шестидесятых - Хрущев родил свою знаменитую формулировку "архитектурные излишества", опираясь на пример именно этого дома.

"Дом со Львами" - Ермолаевский переулок № 9. Построен в 1944-1945 гг. (архитекторы М.М. Дзисько и Н.И. Гайгаров) для высшего военного командного состава. Многоквартирный дом напоминает небольшую классическую усадьбу. От улицы отделен пилонами со скульптурами львов, придающими небольшому палисаднику облик парадного усадебного двора. Общий замысел композиции был рекомендован авторам апологетом неоклассицизма - И.В. Жолтовским. Симметричный фасад декорирован восемью колоннами большого дорического ордера, несущими карниз.

Прямо напротив львов на огромном кресле в сквере у пруда сидит в вполоборота к ним огромный, но странно исхудавший "батюшка Крылов" с крайне брюзгливым выражением в лице. Видно бедняге и противно, и деваться некуда от наставленных с другой от него стороны чудовищных чугунно-тяжелых иллюстраций простых и легких его басен.

Как ты думаешь, что можно делать под роялем? Ну, разное... А вот кафе-клуб "Под роялем"? (Ермолаевский переулок, 7). Ну, он, прежде всего "закрытый", как объяснили ощетинившиеся навсегда крепко сбитые молодые мужчины, что обитают там днем. Как-то, глядя на них, возникло еще одно, неожиданное предположение, что можно делать под роялем. Например, стрелять. Почему нет? Убил, выпил, закусил...

Так что не ходи туда, друг мой, неравен час попадешь на ужин.

Скушают.

Бог милостив, можно уже и налево повернуть... Тут один любопытный дом есть.

Теоретическое отступление

В последние три века сложилась традиция красить московские дома в приглушенные сочетания цветов: бледно-палевый с белым, бледно-желтый с белым, бледно-зеленый с белым или же этими же красками без сочетания с белой. Сейчас эту традицию как-то стали нарушать оформленные по западному образцу в темные насыщенные цвета, как правило, дорогие банки и отели. Но московские традиции допускали отступления от общепринятых цветовых норм.

"

Дом с балконами-нишами" - Малый Патриарший переулок, дом № 5 - 1930-е годы, архитектор В. Н. Владимиров.

Вот такое исключение представляет собой окрашенный в очень насыщенный теплый темно-желтый цвет, построенный в 30-е годы многоквартирный дом. Удивительная деталь в этом доме не только цвет, но и, вдавленные внутрь балконы.

Много позже, страсть к упрощению превратила эти балконы в прямоугольные коробки внутренних балконов, получивших название лоджий.

Ну, прежде чем покинуть столь любимые мною Патриаршие, давай-ка обратим прощальный свой взор на этот милый павильончик у пруда.

Он тут стоит годов с пятидесятых на месте другого, который был здесь еще в те времена, когда Лев Николаевич Толстой приводил своих дочерей покататься на катке, отрытом Российским Гимназическим обществом. Девочки скользили по льду взявшись за руки, а Лев Николаевич прогуливался вкруг пруда и раскланивался со знакомыми. Потом дочери переодевались как раз в том светлом павильончике.

Сейчас в недрах этого маленького домика, в скверно побеленной с низким потолком каморке, слабо освещенной, даже зимой засиженной мухами лампочкой, присев на грубо обитые лавки, дети могут надеть коньки и сдать снятые сапоги в крошечный гардеробчик.

Сам же павильон скрывает за наглухо закрытыми французскими шторами неведомых людей, вставивших во входную дверь добротный замок и дорогой крупный глазок.

О времена! О нравы!