Спецрациональность

Е.П.Никитин

Говоря о рациональности, основной акцент нередко делают на ее конкретно-историческом характере. Причем иногда этот акцент оказывается настолько сильным, что создается впечатление, будто что-либо определенное можно сказать лишь о ее частных разновидностях, но не о рациональности как таковой, будто последняя вроде бы и вовсе не существует. Мы не будем обсуждать здесь такую постановку вопроса, однако, забегая вперед, заметим, что, если дело действительно обстоит так, то удел феномена рациональности не вызывает и не может вызывать никакого оптимизма.

Вводные замечания

Спецрациональностью будет называться особая разновидность рациональности, присущая той или иной специализированной форме духовной деятельности. В свою очередь последним термином обозначается такой вид духовной деятельности, который выполняется посредством некоторого социального института и, как правило, не выходит за рамки одного из фундаментальных начал духа - познавательного, нравственного, эстетического. В отличие от начал, которые трансисторичны, формы имеют конкретно-исторический характер (таковы, например, наука, право, политика, искусство)2. В данной статье предпринимается попытка поставить и рассмотреть некоторые общие вопросы, касающиеся спецрациональности, хотя сделано это будет в разговоре лишь об одной ее разновидности, представленной к тому же только одним историческим примером. Речь пойдет о трактате Н.Макиавелли "Государь". Следует особо подчеркнуть: то обстоятельство, что этот трактат и его автор будут постоянно находиться в поле нашего внимания, ни в коей мере не означает, будто данная статья относится к дисциплине, именуемой "макиавелливедением". Избранный исторический пример нужен лишь для того, чтобы предоставить, с одной стороны, то, что Ефим Копелян называл информацией к размышлению, а с другой - иллюстрации к результатам этого размышления.

Загадка "Государя"

Вот уже почти полтысячелетия люди ломают головы над загадкой "Государя", вернее, над загадкой самого Никколо Макиавелли. С одной стороны, перед нами - блестящий исследователь: историк ("История Флоренции" и многое другое) и, как бы мы теперь сказали, политолог и социолог, сочетающий остроту и ____________________ 1 У человека, выросшего в социальной системе, где на словах превозносилось "общее", а на деле властвовали всякого рода "спец", "особ" и прочие "чрезвычайности" (от ВЧК и ОСО до спецраспределителей), этот термин может вызвать коннотации не лучшего свойства; и единственное утешение связано с тем, что обозначаемый им феномен наделен не одними только достоинствами и что как раз его не-достоинства здесь будут рассматриваться в первую очередь.

2 Подробнее об этих сюжетах см.: Никитин Е.П.

Духовный мир: органичный космос или разбегающаяся вселенная? // Вопр. философии. 1991. N 8.

49 широту опытных наблюдений с глубиной и мощью теоретического анализа ("Государь", "Рассуждения на первую декаду Тита Ливия" и другие сочинения, в том числе несколько тысяч отчетов, докладных записок и писем, написанных Макиавелли за четырнадцать с лишним лет его работы в должности канцлера второй канцелярии Синьории Флорентийской республики и канцлерасекретаря Совета десяти3).

С другой стороны, Макиавелли - безусловно прекрасный писатель: драматург (его "Мандрагора" считается лучшей комедией итальянского Возрождения) и новеллист ("Сказка. Черт, который женился" - произведение, обычно именуемое "Бельфагором"). Писал Макиавелли и стихи, хотя они по своей художественной ценности существенным образом уступают этим произведениям.

Но, с третьей стороны, - этот ужасный макиавеллизм! Эти советы: "...государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности"4; "...нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению"5; "...все вооруженные пророки побеждали, а все безоружные гибли"6; ...обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда..."7; "...государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки..."8; "...лишь те совершили великие дела, кто прослыл скупым, остальные сошли неприметно"9; "если ты ведешь войско, которое кормится добычей, грабежом, поборами и чужим добром, тебе необходимо быть щедрым... И всегда имущество, которое не принадлежит тебе или твоим подданным, можешь раздаривать щедрой рукой..."10; "...государь... не должен считаться с обвинениями в жестокости"11; "...разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию... А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ____________________ 3 Из этого множества трудов следовало бы выделить прежде всего такие как "О природе галлов", "Памятка тому, кто едет послом во Францию", "Картина французских событий", "Доклад о положении дел в Германии", "Рассуждение о положении дел в Германии и о германском императоре" и "Картина германских событий".

4 Макиавелли Н. Избр. соч. М., 1982. С. 345.

5 Там же. С. 314.

6 Там же. С. 317.

7 Там же. С. 328.

8 Там же. С. 342.

9 Там же. С. 346.

10 Там же. С. 347.

11 Там же. С. 348.

50 ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить"12;"...обладать... добродетелями и неуклонно им следовать вредно..."13.

Как это возможно? Как мог написать такие чудовищные вещи художник, тонко чувствующий красоту, глубокий мыслитель, проницательный исследователь, да, наконец, просто умный человек?! Возможно ли, чтобы человек, достигший самых высоких вершин в науке и искусстве, оказался в нравственном отношении на дне самой глубокой пропасти?

Версия первая. Государь против "Государя"

Сначала, естественно, в голову приходит самая простая версия: мы имеем дело с глубоко расщепленным духовным миром - настолько глубоко, что его начала существуют абсолютно независимо друг от друга. При такой независимости замечательная одаренность человека в одном (скажем, эстетическом) отношении ни в коей мере не гарантирует соответствующей одаренности его в другом (например, нравственном) отношении. Увы, знаменитые слова о несовместности гения и злодейства слишком красивы, чтобы быть правдой. Жизнь множество раз опровергала их.

Эта версия в толковании "Государя" была исторически первой и наиболее распространенной. Ее выдвигали очень разные люди - и простые смертные, и сами государи. В числе последних был, например, прусский король Фридрих II, написавший резко критический трактат "Анти-Макиавелли", в котором столько же глав, что и в "Государе", и называются они в большинстве своем так же. Главная установка трактата состоит в том, что Макиавелли просто злодей ("злость Махиавелева возбуждает омерзение"14), который вполне сознательно "о злодеяниях и бесчеловечии проповедовать предприял"15. "Оная (книга "Государь". - Е.Н.) почитается весьма усердным его трудом, в котором Махиавель столь был бесстыден, что он даже и самому гнуснейшему извергу, некогда на земле дышущему гегенною, приписывает похвалы (речь идет о Чезаре Борджиа, в борьбе за власть не знавшем практически никаких нравственных запретов.

- Е.Н.), и сие прямо значит подвергнуть себя... ненависти рода человеческого"16. Общий приговор прост и суров: "Махиавель, приведши в нестроение науку правления, такое предприял учение, кое здравое нравоучение превратило в

____________________ 12 Там же. С. 351-352.

13 Там же. С. 352.

14 Фридрих II. Анти-Махиавель, или Опыт возражения на Махиавелеву науку о образе государственного правления. СПб., 1779. С. 34. Интересно отметить, что русский читатель познакомился с "Государем" лишь через два с половиной столетия после выхода в свет его первого итальянского издания и лишь через этот критический разбор. Сам же труд Макиавелли вышел у нас еще спустя девяносто лет.

15 Там же. С. 2.

16 Там же. С. 57.

51 ничто"17. И посему следует "защитить человечество от такового супостата, который оное упразднить стремится..."18 Однако эта версия вряд ли верна. Прежде всего духовный мир "флорентийского секретаря" если и расщеплен, то не столь глубоко и не по всем составляющим, как может показаться на поверхностный взгляд. Этот мир отнюдь не лишен способности к самоинтегрированию. Так, по крайней мере одно обстоятельство, скорее напротив, указывает на ту устремленность к внутренней гармонии, которая, как принято считать, столь характерна для "титанов Возрождения". Имеется в виду, что Макиавелли-художник и Макиавелли-ученый подчас очень тесно сотрудничают и притом ко взаимной выгоде. Это можно усмотреть, например, в "Истории Флоренции", во многих местах которой видна рука не только скрупулезного историка, но и блестящего новеллиста. Правда, не всегда этот паритет сохраняется, и не всегда, стало быть, выгода оказывается взаимной. К примеру, в "Жизни Каструччо Кастракани из Лукки" Макиавелли дал такую волю своей художнической фантазии, измыслил столько лиц и событий, что в результате получилась не столько научная биография знаменитого кондотьера, сколько новелла, сработанная "под биографию".

Но главное в другом. Сохранившиеся многочисленные свидетельства - письма Макиавелли и письма к нему, воспоминания и т. д. - дают устойчивый, яркий и детализированный облик этого человека. Это была незаурядная личность. Незаурядная и неоднозначная, амбивалентная. На приятельских вечеринках Никколо весел и остроумен, он - душа общества. Но у него нет ни одного друга, настоящего друга. Окружающие в общем-то недолюбливают его. Однако это, как говорится, - факт не только и, может быть, даже не столько его биографии. "Такой, каким он был, для своей среды он был непонятен и неприятен... Он был не такой, как все, и не подходил ни под какие шаблоны. Была в нем какая-то нарочитая, смущавшая самых близких прямолинейность, было ничем не прикрытое, рвавшееся наружу даже в самые тяжелые времена, нежелание считаться с житейскими и гуманистическими мерками, были всегда готовые сарказмы на кончике языка, была раздражавшая всех угрюмость, манера хмуро называть вещи своими именами как раз тогда, когда это считалось особенно недопустимым"19. Философствуя, он не раз высказывал свое весьма невысокое мнение о роде людском. И вместе с тем он "по своему характеру отнюдь не был жестоким человеком, и те трагические события, которыми изобиловала в то время действительность как во Флорентийской республике, так и в других государствах, где ему довелось побывать, вызывали в нем мучительные переживания. Это ясно видно из его писем... в которых часто за внешне шутливым тоном сквозит негодование и

____________________ 17 Там же. С. XVIII.

18 Там же. С. XIX.

19 Дживелегов А.К. Никколо Макиавелли // Макиавелли Н. Сочинения. М.; Л., 1934, т. I.

С. 30-32.

52 сочувствие к окружающим его страданиям..."20 Одним словом, это отнюдь не тот нравственный урод, каким его часто изображали, не дьявол во плоти, который только тем и озабочен, чтобы строить козни людям и способность которого к злодейству не знает границ. Во всяком случае, если какие-то личные нравственные качества автора "Государя" и повинны в появлении макиавеллизма, то все же они никоим образом не являются ни единственным, ни главным его источником.

Версия вторая. "Государь" против государей Макиавелли настаивает на том, что все изложенное им в "Государе", есть результат обобщения реальных свидетельств о реальной деятельности государей. Посылая свой трактат в дар Лоренцо деи Медичи, он подчеркивает, что здесь содержатся познания о деяниях великих людей, "приобретенные... многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших"21. "Имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, - говорит он далее, - я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной - в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо..."22 Все так. Иллюстрируя свои идеи, Макиавелли на самом деле изображает действительно существовавшие государства, вернее, государей и их деяния и изображает с возможно большей правдивостью, подчас такой, что она может шокировать иного читателя. Однако давно замечено: он выбирает своих героев не наугад, а по какому-то странному принципу, ибо в поле его зрения, как правило, попадают государи, мягко говоря, не слишком привлекательные в нравственном отношении23. Все это, вместе взятое, послужило основанием для иной - в определенном смысле противоположной - версии. Первым ее высказал, по-видимому, Дж. М. Тоскано в 1578 г. Вскоре ее повторил А. Джентиле в "De legationibus libri tres" (1585 г.), и потом она пошла кочевать из работы в работу. Согласно этой версии "Государь" "является убийственной сатирой на

____________________ 20 Рутенбург В.И. Жизнь и творчество Никколо Макьявелли // Макьявелли Н. История Флоренции. Л., 1973.

С. 353.

21 Макиавелли Н. Избр. соч. С. 302.

22 Там же. С. 344-345.

23 Правда, среди персонажей Макиавелли встречаются и люди вполне приличные, например, Марк Аврелий, который "жил и умер в величайшем почете", и одной из основных причин этого было то, что "он внушил подданным почтение своими многообразными добродетелями, поэтому сумел удержать в должных пределах и народ, и войско и не был ими ни ненавидим, ни презираем" (там же. С. 357). Но подобные примеры в "Государе" столь редки, что не могут ни делать погоды, ни даже оказывать на нее сколько-нибудь заметное влияние.

53 деспотов, имеющею целью вызвать против них карающих мстителей и побудить народы к восстанию"24.

Опровергать эту версию в высшей степени трудно, однако не по причине ее неуязвимой очевидности, а напротив, вследствие ее совершенной невероятности. Можно лишь развести руками и сказать, что при самом внимательном чтении "Государя" ни одна фраза не дает повода считать, будто в ней заключен какой-то тайный сатирический или разоблачительный смысл. Напротив, едва ли не самой ценной чертой трактата является его предельная откровенность, прямота, недвусмысленность. Версия третья. Все "за". Политическая спецрациональность На самом же деле никто - ни государи, ни "Государь" - не был против. На самом деле все были "за". Работа Макиавелли написана о правителях и для правителей, и многие из них это прекрасно поняли. Поняли и взяли трактат на вооружение. Представители первой версии делали основную ставку на осуждение макиавеллизма, представители второй, напротив, - на его оправдание. Но при всех своих различиях и принципиальной несовместимости обе (если взглянуть на них с некоторой достаточно абстрактной точки зрения) имели одну направленность, а именно - на осуществление в первую очередь (или даже исключительно) нравственной оценки этого феномена.

И это составляет главный порок обеих версий.

Прежде чем давать нравственную оценку чего-либо, т.е. отдавать под суд, необходимо выяснить все "обстоятельства дела", необходимо по возможности беспристрастно, объективно описать и объяснить предмет нашего интереса. Иными словами, для того, чтобы решиться принять (отвергнуть) что-то, необходимо прежде это что-то понять.

Все это, как кажется, позволяет сделать третья версия, согласно которой макиавеллизм обязан своим существованием тому обстоятельству, что автор "Государя" стремится смотреть на все, о чем он говорит, исключительно с точки зрения политики, т. е. как "чистый политик". Оставшаяся часть статьи будет посвящена попытке развить, детализировать и уточнить эту версию и одновременно пролить свет на феномен спецрациональности путем анализа той его разновидности, которую можно назвать политической спецрациональностью. Говоря о том, что он следует "правде не воображаемой, а действительной", Макиавелли думает (хотя не исключено, что делает вид), будто он просто описывает конкретные события из политической жизни прошлого и настоящего, и его активная роль состоит лишь в выборе поучительных событий, которые сами собой способны подсказать сообразительному государю, как ему следует поступать в аналогичных ситуациях. Именно так столетие спустя его истолкует Ф. Бэкон: "Наиболее подходящим методом изложения... является тот, который избрал Макиавелли... И это вопрос не только порядка изложения, но и самого существа дела... если всеобщая история дает нам ____________________ 24 Виллари П. Никколо Макиавелли и его время.

Спб., 1914. С. XIX. Сам Виллари не придерживается такой точки зрения, однако это его изречение очень точно и компактно ее выражает.

54 великолепный материал для рассуждений на политические темы, подобный трактату Макиавелли, то факты из жизнеописаний прекрасно могут быть использованы как прецеденты деловой практики, поскольку этот жанр охватывает все разнообразие конкретных случаев и событий, от самых важных до самых незначительных"25.

Но оба мыслителя ошибаются. В действительности Макиавелли использует "факты из жизнеописаний" отнюдь не как "прецеденты деловой практики", т.е. как образцы, путем непосредственного копирования которых политик-практик мог бы создать новые "факты", но - как материал для построения своей политической концепции (а в самом тексте "Государя" - и как материал для ее иллюстрации). (Хотя совсем не исключено, что эта концепция возникла у него раньше, на базе его богатого практически-политического опыта).

В любом случае ясно одно - в "Государе" излагается не набор исторических фактов, но - концепция (конкретно - политическая), т. е. достаточно когерентная в логическом отношении система универсальных положений. В другой (значительно более изученной философами и логиками) разновидности концепции, а именно в научной теории ее универсальные положения, имеющие вид констатаций, как известно, непосредственно соотносятся с идеализированными объектами и лишь через них - также и с объектами реальными, точнее сказать, внетеоретическими. Но и с политической концепцией, похоже, дело обстоит так же. Правда, здесь универсальные положения представляют собой не констатации, а рекомендации. Однако и они напрямую сопряжены лишь с идеализированными объектами, прежде всего - с чисто политическим существом по имени "государь". Эта его чистота заключается в том, что он должен быть движим исключительно политической целью - обрести (сохранить, упрочить, расширить) государственную власть - и пользоваться исключительно политическими средствами достижения этой цели26. Все, что мешает этой цели и этим средствам, должно быть игнорируемо, пресекаемо как в себе, так и вовне. В

____________________ 25 Бэкон Ф. Соч. В 2 т. М., 1971. Т. 1. С. 467 (курсив мой - Е. Н.).

26 Этому не противоречит то, что Макиавелли часто рекомендует государю прибегать к военной силе. Надо учитывать, что политические понятия, в частности понятия о политических средствах, конкретно-историчны. Во времена Макиавелли к числу политических средств - и к тому же едва ли не самых главных - относили и военные действия. Кроме того надо иметь в виду и, так сказать, узкую политическую специализацию самого Макиавелли. По роду службы он занимался военными делами и занимался с большой охотой и интересом; им написан ряд сочинений, в которых изложены оригинальные идеи как в этой области вообще, так и в области организации вооруженных сил Флорентийской республики, в частности ("О военном искусстве", "Рассуждение о том, как организовать государство Флоренцию в военном отношении", "Рассуждение о флорентийских войсках и ополчении" и др.).

55 частности, а точнее, в первую очередь это касается общепринятых моральных установлений (норм и принципов). Именно из идеи "чистой политики" и вырос макиавеллизм. Но при всей его одиозности сама по себе эта идея не является чем-то из ряда вон выходящим. Напротив, она лежит в русле основной тенденции, характерной для развития духа, а именно тенденции к его дифференциации и к специализации духовной деятельности (вообще рациональности). Тенденция эта проявилась в том, что в рамках фундаментальных начал духа на определенных этапах его эволюции возникали специализированные формы рациональности. В рамках эстетического начала это - искусство, познавательного - наука, нравственного (а этот термин здесь имеет очень широкое значение - фиксирует то начало, которое регулирует отношения между людьми) - право и политика.

Плюсы и минусы спецрациональности Процесс этот, конечно же, имеет позитивный смысл.

Специализированная форма рациональности (например, наука) позволяет выполнять духовную деятельность некоторого частного вида (познавательную) гораздо эффективнее, чем неспециализированная (обыденное познание) и инициирует резкое возрастание темпов прогресса этой частной деятельности. Все это очевидные вещи. Особенно для нас, живущих в двадцатом веке, в самом его конце. Ведь наше время без каких-либо преувеличений можно назвать временем специалистов. Если для выполнения такого-то специфического дела есть возможность пригласить либо человека, знающего обо всем понемногу (а пусть хоть и помногу), либо специалиста, наш выбор, как правило, будет сделан в пользу последнего даже в условиях, когда мы не знаем, каков уровень данного специалиста, или заведомо знаем, что этот уровень невысок. Здесь можно еще только добавить, что каждая форма спецрациональности создает некое идеологическое самообеспечение, некую особую идеологию с целью подчеркнуть эту свою большую эффективность и вообще всячески превозносить собственные достоинства, преимущества перед всеми другими формами рациональности, отстаивая тем самым свое право на полную независимость от них.

А теперь - о минусах спецрациональности.

Одно из основных мест в арсенале приемов, применявшихся критиками макиавеллизма, принадлежало выявлению внутренних логических противоречий трактата. Однако при некотором размышлении значимость этого критического приема оказывается существенно меньшей, чем предполагалось, ибо противоречия, которых в трактате действительно немало, нередко представляют собой результат авторского недосмотра, и Макиавелли в принципе легко мог бы устранить их без какого-либо ущерба для своей концепции. Правда, есть у него и такие противоречия, избавиться от которых можно только путем ужесточения самой концепции и тем самым придания ей еще более одиозного вида. Это - противоречия между реальным состоянием концепции (и шире - спецрациональности) и ее идеологическим обеспечением. Подобный конфликт может возникнуть в любой форме спецрациональности, ибо в конечном

56 счете он обусловлен тем, что ее особенности отображаются в ее идеологии гипертрофированно и даже абсолютизируются, а это рано или поздно выходит на поверхность, становится явным. Однако при всей их важности и эти противоречия в рамках рассматриваемой темы не представляют большого интереса.

Гораздо интереснее внешние конфликты спецрациональности, т.е. те, которые возникают между нею и другими рациональностями, независимо от того, специализированы они или нет. Вообще всякая специализированная форма духовной деятельности может быть гарантированно рациональной лишь постольку, поскольку оценивает себя изнутри, не выходя за свои границы.

Но, будучи оцениваема со стороны, с позиции другой рациональности, она может оказаться и нередко действительно оказывается в той или иной степени иррациональной (по крайней мере не-рациональной). Так было с "чистым искусством". Так было с "чистой наукой". Так еще раньше всего этого было с "чистой политикой" Макиавелли. И верно, если для обнаружения, скажем мягко, не стопроцентной рациональности "чистой науки" понадобилось более трех столетий, то с "чистой политикой" это случилось куда быстрее. Многочисленные и весьма решительные попытки показать ее принципиальную иррациональность были предприняты практически сразу же после выхода "Государя" в свет. Правда, это невозможно понять, если ограничиться тем, что здесь было сказано о процессе специализации духовной деятельности, а именно тем, что он привел к возникновению в рамках каждого из фундаментальных начал духа своих особых форм рациональности и тем самым к известной автономизации начал. В этом отношении с "Государем" все в порядке. Больше того, он даже мог бы служить образцом гармоничного взаимодействия, плодотворной взаимопомощи спецрациональностей, относящихся ко всем трем началам. В самом деле, он - не только феномен политики, но, как уже отмечалось в начале статьи, также и научный (политологический и социологический) труд. Конкретнее, здесь не только создана политическая концепция как важнейший элемент политики, но и построена политологическая теория как необходимый элемент науки о политике, в частности об этой концепции. Наконец, литературоведы авторитетно заявляют, что все это не должно заслонять "художественной природы "Государя"". "Художественность "Государя" создается не только его могучим, красочным, образным стилем, но и пронизывающим его трагическим сюжетом, в котором есть и экспозиция, и завязка, и кульминация, и катастрофа, и просветленный хоровой финал. В XVI веке в Италии имелись незаурядные трагедии, но "Государь" - единственная, достигающая почти шекспировской силы"27.

Однако процесс специализации духовной деятельности не ограничился тем, что привел к отчуждению начал друг от друга. Внутри каждого из них возникло несколько различных ____________________ 27 Хлодовский Р. Комментарии к "Государю" // Макиавелли Н. Избр. соч. С. 478.

57 форм спецрациональности, которые нередко стали вступать в противоречия друг с другом. Вот это-то и имеет отношение к "Государю". "Чистая политика" оказалась иррациональной с точки зрения другой формы нравственной спецрациональности - христианской морали.

Здесь мы переходим, пожалуй, к самому главному - к тому, что третья версия позволяет объяснить феномен макиавеллизма, но это совсем не означает, что он тем самым оказывается и оправданным. Объяснение отнюдь не есть также и оправдание. Вообще они - существенно разные акции, относящиеся к "ведомствам" разных духовных начал: первая - к познавательному, вторая - к нравственному. Неверно было бы говорить: Макиавелли всего и делал-то что отстаивал право "чистой политики" на существование, но она существовала и продолжала бы существовать и без него, и потому она-то во всем и виновата. Нет. Она не субъект, наделенный сознанием и волей, а нечто, творимое такими субъектами. Они и только они подсудны за это безнравственное дело, в особенности те, кто, как Макиавелли, прекрасно осознавали его безнравственность, больше того, усугубляли и защищали ее.

Чтобы сделать все это предельно четким и наглядным, вернемся опять к Фридриху II. Желая сделать свои контраргументы по возможности более острыми, он порой прибегает к гротеску. Так, он говорит, что написанному в "Государе" не следовало бы удивляться, "если бы Махиавель к тому был назначен, чтоб ему в школе бездельников учить о пороках, или бы в Университете изменников толковать о неверности..."28 А чуть ниже приводится такой пример: "Во всей Англии известно уже то, что за несколько лет произошло в Лондоне. В одно время сыграна была одна вздорная комедия под заглавием: Воры и мошенники, в которой показаны были некоторые воров поступки... Сочинитель сея пиесы в короткое время нашел себе учеников, кои науку сию даже и в партере производили в действо"29. Однако если посмотреть на это с точки зрения нашего разговора, то ничего гротескного здесь нет. Если упомянутая пьеса (а на ее месте мог оказаться, скажем, вполне научный трактат "Вор в законе", написанный неким высокопрофессиональным жуликом для своих коллег) настолько хорошо описывает воровскую деятельность, что может служить надежным пособием в этом деле, то она рациональна - выражает определенную спецрациональность, которая в своих атрибутивных свойствах подобна всякой другой спецрациональности. Особенность ее (впрочем, в данном контексте непринципиальная) состоит лишь в том, что она сразу же обнаруживает и свою иррациональность, поскольку самым непосредственным образом сталкивается с принципиально иной рациональностью жертвы30. По сходной причине была так быстро поставлена под ____________________ 28 Фридрих II. Анти-Махиавель... С. 58.

29 Фридрих II. Анти-Махиавель... С. 61.

30 Вообще же этот переход в разговоре о государях к теме уголовников представляется неслучайным: у них есть (и это, увы, верно не только для времени Макиавелли) одно общее качество - и те, и другие обитают вне сферы закона. Правда,

58 сомнение и рациональность "чистой политики". Да и мы взяли последнюю в качестве объекта анализа потому, что в ней все характеристики спецрациональности (особенно ее минусы) выступают более явно, чем в какой-либо другой ее разновидности.

Заключительные замечания Вроде бы невольно напрашивается мысль, что человек, стремясь к рационализации своей деятельности и окружающего мира, к увеличению, если можно так выразиться, общей массы рационального путем создания новых форм спецрациональности, получает в качестве побочного, разумеется, никак не планировавшегося, но совершенно неизбежного эффекта и прямо противоположное - иррационализацию, увеличение общей массы иррационального путем создания новых механизмов его порождения; и остается только надеяться, что этот побочный эффект все-таки не больше основного.

Можно, конечно, утешать себя тем, что это - явление временное. Просто мы пока еще не умеем согласовывать между собой все эти отдельные спецрациональности, сводить их в такую единую систему духовной деятельности, в которой было бы налажено их гармоничное взаимодействие, исключающее самую возможность подобных нежелательных побочных эффектов. Но пройдет какое-то время и мы всему этому научимся.

Однако есть обстоятельства, дающие, на наш взгляд, основания для более сильных и - главное - более реалистических утешений. Во-первых, вероятность появления нежелательных побочных эффектов в некоторой форме спецрациональности, по-видимому, прямо пропорциональна степени ее "чистоты"31, из чего ясно, что агент специализированной духовной деятельности в своем стремлении к большей ее "стерильности" не должен, однако терять чувства меры.

Во-вторых, во всех известных автору данных строк случаях эти побочные эффекты обнаруживались при соотнесении некоторой спецрациональности (будь то "чистое искусство", "чистая наука" или "чистая политика") с какой-либо специализированной формой или неспециализированным фрагментом нравственного начала духа, чаще всего - с моралью или с нравственностью (но на этот раз понимаемой в узком смысле этого слова). А отсюда вытекает вторая рекомендация, которая, правда, представляет собой лишь конкретизацию первой: в ходе специализированной духовной деятельности руководствоваться не только ее собственными правилами, но и нравственными ориентирами. "Вот тебе раз, - воскликнет читатель, - стоило ради такого вывода огород городить! Да об этом уже миллионы раз говорилось и ныне постоянно говорится!" Верно.

Говорилось и говорится. Но не менее верно и то, что - почти не слышалось и не слышится. И вот именно поэтому время от ____________________________________________________________ уголовники, так сказать, ходят ниже закона, а государи стоят выше него.

31 В связи с этим ходячее выражение "политика - грязное дело", как ни парадоксально, оказывается тем справедливее, чем ближе реальная политика подходит к "идеалу" "чистой политики".

59 времени кому-то приходится, махнув рукой на насмешки и упреки в занудстве, брать на себя труд вновь и вновь повторять это.

Наконец, наше "в-третьих" связано с изменением статуса морали за те полтысячелетия, что протекли со времен Макиавелли. В те времена мораль, в столкновении с которой обнаружилась иррациональность "чистой политики", была всецело элементом христианского вероучения как разновидности религиозной спецрациональности32. Поэтому не случайно именно представители христианской церкви были поначалу самыми резкими и многочисленными критиками макиавеллизма. Однако за прошедшие столетия эта мораль перестала быть только таким элементом. Она, конечно же, по-прежнему оставаясь составляющей христианского вероучения, вместе с тем вышла за его пределы и как бы растворилась в неспециализированной человеческой рациональности - в том, из чего она, по-видимому, когда-то с помощью достаточно мощных интеллектуальных усилий, была извлечена. Не аналогичный ли процесс описал А.Камю в своем "Бракосочетании в Типаса"? "Сочетавшись с весной, руины опять стали камнями и, утратив наведенную людьми полировку, вновь приобщились к природе. Чтобы отпраздновать возвращение этих блудных сыновей, природа щедро рассыпала цветы. Между плит форума гелиотроп просовывает свою круглую белую головку, и красные герани обагряют кровью то, что некогда было домами, храмами и городскими площадями... столетия вновь привели руины в обитель их матери"33.

Не суждено ли и другим формам спецрациональности повторить судьбу морали? Как знать, может быть, каждая из них (из тех, что есть, и тех, которым суждено возникнуть в будущем) проклевывается малым ростком из почвы неспециализированной рациональности, чтобы затем подняться над нею, расцвести и, выбросив в воздух летучие семена, полностью освободиться отнее, но в конце концов вернуться "в обитель ее матери" - такой вроде бы неприглядной, однообразной, плоской и вместе с тем такой прочной, надежной, тысячелетиями испытанной почвы человеческого бытия.

____________________ 32 Вопрос об особенностях религиозной формы спецрациональности велик и сложен и, увы, здесь для него - ни логически, ни пространственно - нет места.

33 Камю А. Избранное. М., 1969. С. 523.