Свидетельство о вере и Церкви росписей собора святого равноапостольного князя Владимира в Киеве
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ РОСПИСЕЙ
Раздел 1. Духовное состояние общества
1. Религиозный упадок и религиозное возрождение в 19 веке
2. Отношение к христианству и к Русской Православной Церкви творческой интеллигенции
3. Состояние церковного искусства
4. Главные художественные стили в искусстве конца XIX века
Раздел 2. История создания росписей Владимирского собора в Киеве
1. История строительства собора
2. История создания росписей
3. Значение Владимирского собора в истории страны и Церкви
ГЛАВА 2. УЧАСТНИКИ РОСПИСЕЙ
Раздел 1. Адриан Викторович Прахов
1. Личность Прахова
2. Жизненный путь А.В. Прахова
3. Его вклад в дело миссии
Раздел 2. Виктор Михайлович Васнецов
1. Религиозные убеждения В.М. Васнецова
2. Творческий путь В.М. Васнецова как церковного живописца. Работы во Владимирском соборе
3. Понимание Васнецовым значения русского церковного искусства
4. Поиски и находки в создании святых образов
5. Жизненный путь В.М. Васнецова
6. Значение творчества В.М. Васнецова в русском искусстве
Раздел 3. Михаил Васильевич Нестеров
1. Христианские мотивы в творчестве М.В. Нестерова. Образы православных в творчестве Нестерова
2. Работа во Владимирском соборе
3. История создания образа св. вмч. Варвары
4. Поиски образа «Мирового Христа»
5. Отношение М.В Нестерова к русскому искусству
Раздел 4. Михаил Александрович Врубель
1. Жизненный путь М.А. Врубеля
2. Работа над эскизами для Владимирского собора
3. Проблема эскизов Врубеля для Владимирского собора
4. Отношение М.А. Врубеля к созданию церковных росписей
5. Покаяние художника
ГЛАВА 3. ЗНАЧЕНИЕ РОСПИСЕЙ ВЛАДИМИРСКОГО СОБОРА В КИЕВЕ ДЛЯ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ РОССИИ
Раздел 1. Росписи Владимирского собора как миссионерское служение
1. Определение миссионерского служения
2. Особенности данной миссии. Роль Церкви в данной миссии
Раздел 2. Отношение к росписям современников
1. Интерес, вызванный росписями
2. Полемика в прессе
3.Толстой и толстовцы о росписях Владимирского собора
4. Священник Павел Флоренский о росписях Владимирского собора
5. Проблема правомерности использования моделей при создании изображений Богоматери, Спасителя и святых
6. Благожелательная пресса
Раздел 3. Судьба собора, росписей и эскизов
Раздел 4. Принятие росписей Владимирского собора в постсоветской России
Выводы
ВВЕДЕНИЕ
Пути православного свидетельства неисчислимы. Прежде всего, таким свидетельством является сама Церковь, литургическая жизнь которой непреложно свидетельствует о Господе. «Проповедь – это есть возвещение евангельского учения о нашем спасении в живой речи перед народом» – такое определение приведено в учебнике гомилетики архиепископа Аверкия.(1) Даже простое появление священнослужителя в рясе на городской или сельской улице напоминает нам о существовании Церкви Божией, а значит, и о Боге.
Священническое служение есть особый вид служения, служение немногих. Но избранными стали все христиане, «род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой Свет» (I Пет.2.9).
Каждый христианин может и должен проповедовать о Воскресшем Господе. И перед каждым встаёт вопрос: как, каким образом проповедовать? Преподобные уподоблялись Христу своей жизнью и свидетельствовали, что можно следовать за Христом, преодолевая немощи бытия в «кожаных ризах». Мученики всех времён своими страданиями свидетельствовали о Господе. Словом «мученик», прочно закрепившимся в русской традиции, переведено древнегреческое слово «мартир» – свидетель. Отцы и учители Церкви защищали чистоту учения Спасителя в полемике с ересиархами. Гимнографы и иконописцы славили Бога в своих творениях.
Весь сонм прославленных и неведомых миру, но известных Богу святых свидетельствовали, каждый своим способом.
Как же нам, живущим в стране, стряхнувшей наваждение богоборчества, только-только идущим к Отцу из «страны далече», найти своё место в этом хоре твари, славящей Творца?
Нередко в Церковь приводит страсть профетизма. Отвергая неправду мира, человек ищет истину для того, чтобы исправить мир, всех обличить, научить. Всем знаком учительный пыл неофитов. В переломные времена неофиты порой получают значительный вес. Не очень хорошо понимая, что есть Церковь, настаивают на реформах, вносят смуту. Но известны исторические события, когда и власти церковные были не на высоте положения. Тогда истина сохранялась усилиями простых священников и мирян. Так было на Руси во время митрополита Исидора, в деле дьяка Висковатого, в Литве во время Брестской унии. Время от времени возникает ситуация вмешательства мирян в сугубо церковные вопросы. Хорошо это или плохо? Что мирянину делать в Церкви, оставаться простым наблюдателем, или же проявлять активность? Всегда и во всём полагаться на авторитет священника, или нет?
Конец второго тысячелетия и начало третьего ознаменованы вновь возникшим интересом к потустороннему, к сверхъестественному. Говорят о духовном возрождении России. В связи с этим уместным представляется вспомнить аналогичное явление рубежа XIX-XX веков. В истории нет повторений, и минувший век не похож на нынешний, тем не менее, анализ прошлого способствует здравому осмыслению настоящего. Многие черты религиозности современной аналогичны чертам религиозности дореволюционной.(2)
По мнению Екатерины Сергеевны Элбакян, «обращение к российской интеллигенции XIX-начала ХХ вв., её пониманию роли и места религии в жизни общества и отдельного человека, церкви как социального института является весьма актуальным сегодня по двум причинам: во-первых, многие представители современной российской интеллигенции, различных её групп, обращаются к воззрениям интеллигенции прошлого, в том числе и по вопросам религии, и нередко опираются на эти воззрения. Поэтому понять духовный мир современного интеллигента невозможно без глубокого осознания представлений российской интеллигенции прошлого. Во-вторых, процессы, происходящие в современном российском обществе, имеют ряд аналогий в его истории, что позволяет выявить определённые тенденции и закономерности в развитии, поведении, мировоззрении различных социальных групп (и не в последнюю очередь интеллигенции)(3)
Цель данной работы есть именно осветить один из примеров деятельности мирян в Церкви. Среди знаменитых деятелей искусства той поры известны своей приверженностью к русской православной Церкви художники Васнецов Виктор Михайлович и Нестеров Михаил Васильевич. Их жизненные пути сошлись на несколько лет в Киеве, во время работы над росписями Владимирского собора. Этот значительный проект был задуман и осуществлен Праховым Адрианом Викторовичем. Много лет они трудились, создавая величественный храм, переживший своих творцов и свою эпоху. Храм-исповедник, выстоявший в лихолетье ХХ века, сейчас принадлежащий раскольникам, в стране, забывшей русский язык, проповедует истину Христову росписями, созданными русскими художниками. Представляется актуальным рассмотреть дело создания росписей храма именно с точки зрения православного свидетельства.
Поскольку ни одно культурное явление нельзя рассматривать в отрыве от среды, его породившей, следует охарактеризовать духовное состояние общества того периода. Следующей задачей станет обобщение сведений о создании росписей Владимирского собора. Далее предполагается составление биографических очерков участников создания росписей. И на завершающем этапе предстоит проследить влияние росписей на русскую жизнь.
Цель работы: рассмотреть один примеров деятельности мирян в Церкви.
Задачи:
1) описание исторического фона,
2) очерк создания росписей,
3) выявление значения работы над росписями в творческой и духовной судьбе каждого из участников,
4) анализ восприятия росписей в обществе.
Актуальность исследования.
В начале ХХI века восстанавливаются и строятся новые храмы .Но нет общепринятой концепции их росписи, для выработки которой необходимо исследование многих частных вопросов.
Главным источником данной работы послужили письма и воспоминания Михаила Васильевича Нестерова и Виктора Михайловича Васнецова. Художник Михаил Нестеров обладал литературным даром, его воспоминания и письма написаны хорошим слогом, интересны читателю, содержат очень много наблюдений, описаний, мыслей. Книга писем снабжена обширными комментариями и вступительной статьёй. Книга воспоминаний М.В Нестерова переиздавалась в советское время. Хорошо известна читателям.
В.М. Васнецов также писал замечательные письма, которые опубликованы в книге «Виктор Михайлович Васнецов. Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников» Книга подготовлена и издана директором дома-музея Васнецова Ниной Ярославцевой. Помимо писем в книге собраны фрагменты дневников художника, относящихся к разным периодам его жизни. Дневников киевского периода нет, но в последующие годы художник вспоминал о трудах во Владимирском соборе.
Доступных трудов, посвященных именно росписям Владимирского Собора нет. Использовались главы из различных монографий, журнальные и энциклопедические статьи, Использовались и светские, и православные издания.
В книге Герольда Ивановича Вздорнова «История открытия и изучения русской средневековой живописи.XIX век» приведена краткая биография А.В. Прахова.
Творчеству Виктора Михайловича Васнецова посвящено очень много работ. Интерес к его церковному творчеству, возникший уже при жизни художника, не угасает и поныне. Характеристику литературы о церковном творчестве В.М. Васнецова приводит в своей диссертации о творчестве художника Виктория Олеговна Гусакова. Исследовательница отмечает отсутствие современной литературы по теме, а также то, что внимание искусствоведов концентрировалось обычно на анализе росписей Владимирского собора.
Немало материалов по теме опубликовано в книге «Виктор Васнецов. Письма. Новые материалы» Это первое полное собрание писем художника, критических статей о нём, отзывов и просто суждений современников. Л. Короткина, автор вступительной статьи и составитель книги, собрала большое количество документов о жизни и творчестве Васнецова, многие из них опубликованы впервые. Книга богато иллюстрирована. В книге Н. Могунова и Моргуновой-Рудницкой «Виктор Михайлович Васнецов. Жизнь и творчество» приведено детализированное описание росписей Владимирского собора в Киеве: цвет, пропорции, атрибутика, размещение и т.д.
Серьезная работа замечательного русского учёного Дурылина С.Н. «М.В. Нестеров» дважды переиздававалась в советские годы. Автор, Сергей Николаевич Дурылин (1886-1954) – историк литературы и театра, археолог и этнограф, священник, поэт, мемуарист, человек непростой судьбы, много лет дружил с М.В. Нестеровым, состоял с ним в оживлённой переписке.(4)
Нельзя не отметить, что историки и искусствоведы советского периода, анализируя творчество Васнецова, Нестерова и Врубеля, обязательно обращались к теме росписей Владимирского собора. Из этого следует, что значение росписей было так велико, что умолчать о них было невозможно даже в атеистической стране.
Заметим, что росписи оценивались советскими авторами как периферийное, малозначительное явление в творческой судье художника, либо вообще как творческая неудача. Иногда высказывалось мнение, что тема эта была выбрана ими под влиянием обстоятельств, для заработка. Говоря о росписи Владимирского собора как проповеди, необходимо показать, что художники выполняли росписи, следуя своим глубоким убеждениям, и видели в этом свой христианский долг.
Кроме того, знакомясь с работами последних лет, отмечаешь очень большие расхождения в трактовке того или иного события, явления. К примеру, встречаются утверждения, что на том, или ином соборе, чаще всего называются VII Вселенский и Стоглавый, четко определён иконописный канон, который, якобы, в росписях Владимирского собора нарушен. Часто ссылаются на работу едва ли не самого популярного священнослужителя отца Павла Флоренского, чей авторитет в богословских вопросах представляется современной нецерковной интеллигенции непререкаемым. Поэтому некоторое место в работе отведено аргументам отца Павла Флоренского и его отношению к росписям собора. Рассмотрен вопрос о допустимости использования модели в работе над образом Богоматери или Спасителя. Многих исследователей занимает вопрос взаимоотношений семьи Праховых и Врубеля. Даже есть утверждения, что причиной отказа от эскизов Врубеля была простая ревность.(5) Поэтому участие великого художника М. Врубеля в росписях Владимирского собора, хотя оно и не было существенным, также рассматривается.
Таким образом, помимо главной цели, преследуется ещё цель обозначить некоторые заблуждения и предрассудки, бытующие среди исследователей религиозной живописи.
Работа снабжена иллюстрациями: репродукциями живописных работ, фотографиями деятелей культуры, имеющих отношение к данной теме. Большое количество цитат в работе обусловлено задачей показать влияние росписей на русское общество, их популярность.
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ РОСПИСЕЙ
Раздел 1. Духовное состояние общества
Сразу же отметим, что духовность, духовную жизнь, духовное состояние следует понимать только как жизнь, водимую Духом Святым, как степень подчинения всего Духу Святому или же уклонения от Его воли. То есть духовность обязательно связана с Церковью, водимой Духом Святым, основанной Господом Иисусом Христом.
В расхожем смысле к духовной сфере относят всё, что связано с интеллектуальной и эмоциональной деятельностью человека.
Сложился определённый стереотип эталонности дореволюционного периода: «до тринадцатого года», якобы, Россия находилась в начале стремительного взлёта. Скромные рамки данной работы не предполагают обсуждения этого положения. По мере сил попытаемся осветить неоднозначность тогдашней духовной жизни, многообразие и богатство её.
1. Религиозный упадок и религиозное возрождение в 19 веке
Представляется неправомерным мыслить общество в качестве монолита, процессы в котором устойчивы и однообразны. Общество состоит из индивидов, каждый из которых в каждом из своих поступков неоднозначен, противоречивость мотивов есть последствие первородного греха. По слову апостола Павла: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живёт во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим.8.15-18).
Разумеется, можно определить некоторые тенденции, которые отнюдь не линейны, а цикличны. А ещё точнее, присущи человеческому обществу постоянно, некие потенции лишь стремящиеся к актуализации, но не достигающие её. Подобно тому, как двое распятых вместе со Христом разбойников заняли диаметрально противоположные позиции, в мире всегда живёт и противление Истине, и радостное принятие Христа. Эти позиции есть и в каждой душе. И в зависимости от личного выбора, в каждой душе есть принятие одной позиции и противостояние другой. Даже святые слышат порой нашёптывания лукавого. И в зависимости от личного выбора члены общества примыкают к той или иной группировке. Психологический критерий достаточно зыбок, малоотчётлив. Есть гораздо более грубые проявления тонких душевных движений. Наиболее отчётливо взаимоотношения человека с Богом проявляются в отношении человека к Церкви. Это лакмусовая бумага религиозности, то, что доступно эмпирическому познанию. Антиклерикализм всегда был присущ общественному мнению. Нельзя сказать, что он был всеобъемлющим и решающим. Русское общество XIX-XX веков, посмеиваясь, а нередко и злобно критикуя священство, тем не менее, не ставило знак равенства между христианством и священниками, не отрицало Церкви как таковой из-за недостатков, пусть даже и существенных, её служителей. И автор «Сказки о попе и работнике его Балде» оставался православным верующим. Славянофилы критиковали современное им состояние церковной жизни, видели необходимость изменений в ней, но оставались в лоне Церкви. И даже Чаадаев, увлекавшийся в молодости католицизмом, оставался православным. Этот вопрос представляется крайне любопытным и нуждающимся в подробном анализе, каковой не предусматривался в рамках данной скромной работы. Отметим лишь, что критическое отношение к земному устройству Церкви не приводило к массовому отступлению от веры в Бога. В Великом посту говели почти все, и на Пасху христосовались тоже все. Константин Леонтьев в «Записках отшельника» приводит весьма примечательный эпизод. Человеку, скептически относящему к Церкви, к православному богослужению предложили представить ситуацию выбора между убийством человека и попранием Святых Даров. И этот уверенный в себе, в своих убеждениях, человек смутился. Даже вообразить кощунство людям той культуры было невыносимо.(6) Тому подтверждение мы находим в сборнике этнографических исследований, выпущенном Российской Академией наук: «святотатство и кощунство были столь чужды русскому религиозному типу, что первые и единичные дела по этим обвинениям появляются только после революции 1905 года».(7)
В последней четверти XIX века общество было религиозным во всех слоях.
Более того, последняя треть XIX века ознаменована в России религиозным возрождением, которое началось, прежде всего, в аристократической среде и связано с Оптиной пустынью. К. Леонтьев писал о религиозном Ренессансе, об обращении юных аристократов из богатейших семей к православной вере. Интерес к Православию связан с укреплением внутрицерковной жизни вследствие церковной реформы императора Александра II.
Леонид Денисов, отмечая в 1900 году явные признаки пробуждающегося национального самосознания, писал о новых тенденциях «в жизни русского православного духовенства, светского общества и простого народа, именно: заметное охлаждение нашей интеллигенции к западноевропейским философским доктринам и рационалистическим веяниям в области христианской религии; пробуждение в среде интеллигенции и народа глубокого интереса к религиозным вопросам; плодотворное внутреннее миссионерство православных пастырей, выражающееся в устроении за последние годы научных богословских чтений, общественных бесед и народных внеслужебных собеседований; распространение церковных школ разных типов по всем населённым пунктам Империи; возникновение новых монастырей, служащих очагами духовного просвещения среди окрестного населения, и т.п.»(8) и называл причиной всего этого политику императора Александра III. Были и другие причины охлаждения интеллигенции к некогда модным атеистическим философским веяниям.
В купечестве атеизм никогда не приживался. Очень религиозна была Е.Г. Мамонтова, В. Третьякова, многие другие дамы этого круга.
Журнал «Русская мысль» в 1884 году отмечает крайне неоднозначную религиозную ситуацию в крестьянской среде: сочетание искренней веры и обрядоверия, недоброжелательное отношение к священству, и многое другое.(9)
В советское время насаждалось мнение о двоеверии в среде простого народа, Якобы, неграмотному крестьянству были неведомы догматические тонкости христианства, и потому вера народная (преимущественно языческая) отличалась от веры церковной. На материале современных исследований Кириченко О.В. опровергает эти расхожие мнения: «Верующий народ в массе своей и, не зная грамоты, но часто присутствуя на богослужениях, слыша церковное чтение и пение, внимая проповеди, участвуя в таинствах, был «на слух» хорошо образован богословски. И применял свои богословские знания не только в церковной жизни, но и в повседневной – трудовой, правовой, художественной, – словом, переносил их на весь окоём, в котором жил и работал».(10)
И. Никонова указывает, что «порой религиозные формы принимали даже самые, казалось бы, революционные течения. Народники 70х гг. в своей пропаганде не только не шли на разоблачение реакционного характера Церкви, но и стремились порой использовать религиозную форму с целью, как им казалось, большего сближения с крестьянством».(11) Это вынуждены были признать даже авторы советского периода.
Как и в нынешнем веке, наряду с обращением к Православию, образованные слои заинтересовались различного рода мистическими учениями. Е. Элбакян отмечает: «Либеральная российская интеллигенция начала ХХ века делает попытку вернуться к религии, но не в лоно официального православия. Характерными для этого периода в истории российской интеллигенции были искренние желание, потребность не только в религиозном мировоззрении, но именно в религиозной вере, не связанной официальной церковностью и не ограниченной жесткими рамками христианской догматики». (12)
Модным стало хлыстовство. Радения собирали представителей лучших фамилий России. Теософия, столоверчение, оккультизм – далеко не полный перечень увлечений того времени. И. Никонова пишет об интересе к старообрядчеству. «В то время среди интеллигенции был широко распространён интерес к старообрядчеству, имевший весьма различные направления…Славянофилы видели в них истинных носителей «русского духа», как бы реальное свидетельство ограждения России от надвигающихся перемен». В них старались увидеть реальных выразителей народного духа, начало которого лежало в истории допетровской Руси. (13) Желание видеть «золотой век» в неких допетровских временах было свойственно и В. Васнецову. Интерес к старообрядцам проявлял и М.В. Нестеров.
Учение о Софии в русской религиозной философии есть плод этой всеядности интеллигенции. В те годы получают распространение философские взгляды Владимира Соловьёва, поставившего главной своей задачей «оправдать веру наших отцов», проповедовавшего слияние философии с христианским богословием, идеи примирения и всеединства. Вл. Соловьёв призывал к созданию всемирной христианской теократии, видя в её осуществлении миссию русского народа.
В то же время значительная часть интеллигенции находилась под влиянием идей позитивизма и толстовства. Толстой выступал против существующих общественных и религиозных форм, проповедовал смирение, непротивление злу.
Наиболее наглядно такой широкий спектр увлечений проявился в периодической печати. В России издавалось очень много журналов и газет самых разных направлений. И каждое издание находило своего читателя. Влияние прессы было очень существенным.
Константин Леонтьев писал, что вера людей учёных, богатых и благовоспитанных важнее веры людей простых, бедных, невлиятельных и неучёных, поскольку «сельский и вообще рабочий класс, рано или поздно, уступает идеям и вкусам классов более образованных и богатых». (14) И потому представляется важным анализ отношения к церкви в среде интеллигенции, а применительно к теме данной работы, интеллигенции творческой.
2. Отношение к христианству и к Русской Православной Церкви творческой интеллигенции
В России взгляды людей искусства имели очень большое влияние. «Поэт в России больше, чем поэт». Русскому сознанию было присуще «отношение к деятелям искусства как к духовидцам, прорицателям»(15)
Определяющим свойством русского искусства было стремление к истине, к добру. Зла в мире всегда очень много. Русское искусство видит целью служение «униженным и оскорблённым»: «Иди к униженным! Иди к обиженным – там нужен ты!»(16) Некрасов формулирует задачу искусства:
«Толпе напоминать, что бедствует народ,
В то время как она ликует и поёт.
К народу возбуждать вниманье сильных мира –
Чему достойнее служить могла бы лира?..»
Столь благородная цель, разумеется, находит великое множество сторонников. В том числе и среди художников. Сторонники социально этической направленности в искусстве создают одно самых ярких объединений в истории искусства – Товарищество Передвижных выставок. Членами Товарищества были и Васнецов («С квартиры на квартиру»), и Нестеров.
Дунаев отмечает, что, по сути дела, передвижничество было оппозиционным, антиправительственным течением русской художественной интеллигенции, зачастую лишенной национального сознания и стремившейся показать русскую жизнь односторонне, только в темных тонах – если крестьянина, то обязательно бедного и забитого, если купца, то обязательно толстого и пьяного, если чиновника, то обязательно отвратительного и жалкого. Обличительная тенденциозность, очернение «цветущей сложности» русской жизни считались «славнейшей традицией русского искусства». (17) Владимир Кожевников отмечал, что для большинства русских художников словно не существует религиозной стороны жизни, между тем как именно эта сторона влияет на всю жизнь народную.(18)
Сюжеты картин передвижников часто очень трогательны и напоминают миру о страданиях маленького человека. Но поразительным образом, в число несчастных никогда не входят клирики. Хотя бедственное положение приходского духовенства хорошо всем известно. (19) Нет, если и появляется на полотне священник, то либо жирным попом («Чаепитие в Мытищах»), либо жалким приспособленцем («Неравный брак» Пукирева, «Проповедь в селе» Перова, «Многолетие» Неврева, «Отказ от исповеди» Репина), либо и вовсе уж потерявшим человеческий облик (Перов «Крестный ход на Пасху», Корзухин «Панихида на кладбище). Скорее всего, основания для появления таких сюжетов были, есть они и сейчас. Но были же и другие священники: порядочные, добрые, благочестивые люди, любимые паствой, мужественно переживающие тяготы, нужду и лишения вместе со всем народом. В такой избирательности проявилось стремление подчинить мир идее, что всегда пагубно, какой бы прекрасной она ни была. А данная идея не была ни прекрасной, ни умной, но все же многие потянулись к ней. Имеется в виду учение о том, что причиной несчастий является то или иное государственное устроение, и стоит лишь изменить внешние формы существования, общественные и государственные институты и заменить их другими, зло исчезнет само собой. Через полтора столетия экспериментов стало понятно, что дело не в государственном устройстве. Но тогда казалось, что стоит лишь уничтожить всех эксплуататоров, и наступит всеобщее благоденствие. Русская Православная Церковь причислялась к эксплуататорам. Отрицалось понимание Церкви как мистического Тела Христова, к которому и нужно стремится труждающим и обременённым.
М. Дунаев рассматривает полотна ведущих передвижников, видя в них «заложение основ жесткой идеологии будущего революционного беснования». И.Е. Репин в картине «Отказ от исповеди» «показывает нам безвестного революционера, одного из многих тогдашних «борцов», которого в тюремной его камере посетил священник, — принять последнюю исповедь перед казнью. Несомненно, перед нами террорист, обагривший руки кровью политического убийства. Близок конец его жизни, скоро он предстанет перед Предвечным Судией. И в этот-то страшный момент человек отказывается от обращения к Богу, отвергает Его, отвергает возможность раскаяния во грехе, упорствует в грехе своём. Конечно, в подобном помрачении духа нет ничего невероятного, но важно: как художник отображает событие. А художник показывает его как нравственный подвиг, как стойкость убеждённого бойца, как достойную восхищения несгибаемость натуры. Священник же предстает жалким соучастником готовящегося преступного убийства этого во всех отношениях достойного человека»(20)
События 1 марта 1881 года многих отрезвили. Евгения Ивановна Кириченко пишет: «Новая, резко возросшая роль религиозного искусства связана с мировоззренческим переворотом. Будучи прямым результатом пересмотра господствовавших в среде интеллигенции в 1860-70 годы духовно-этических ценностей, он сказался, в первую очередь, в изменении отношения к религии. Существенную роль в этом сыграло событие 1 марта 1881 года. В этот день брошенной народовольцем бомбой был смертельно ранен один из самых великих реформаторов России – император Александр II».(21) Герой Репина показал свое истинное лицо.
Следует отметить, что активных атеистов было мало. Все, так или иначе, считали себя верующими во Христа. Иное дело, что понимание того, кем был Христос, разнилось. Очень популярны были ренановские идеи. Из Евангелий под влиянием либеральной теологии изымалась догматическая составляющая. А оставшееся трактовалось в морализаторском ключе. Господь представлялся выдающимся человеком, но не более.
Именно как человек изображён Спаситель на картинах Н. Ге, В. Поленова, Н. Крамского(22). Многие современники видели в картине Н.Н. Крамского «Христос в пустыне»(1872) образ борца за человеческое счастье, «революционера, готовящегося совершить некий подвиг во имя человеческой справедливости». Вообще тогда стало модным говорить о тождественности христианских и революционно-социалистических идей. М. Дунаев отмечает: «Сам Он оказался провозглашён борцом за земное благоденствие общества (и это Христос, утверждавший, что Его Царство не от мира сего (Ин.18.36) Церковь же подвергалась безусловному отрицанию». Такой взгляд на религиозные сюжеты передвижников закрепился в искусствоведении советского периода. Зотов полагал, что «в образе Христа, погружённого в мучительное раздумье, художник раскрыл трагическое положение мыслящего человека своего времени, его стремление к подвигу, самопожертвованию и одновременно его одиночество в борьбе с социальным злом».(23) А в картине Н.Н. Ге «Тайная вечеря» видели отражение борьбы демократов и либералов. И даже находили сходство облика Христа на картине Ге и, не с кем-нибудь, а с Герценом!(24) И это не казалось кощунством.
Евангельский сюжет в подобной интерпретации теряет глубину и из плана онтологического переходит в план политический, сиюминутный.
В картине Н.Н. Ге «Распятие» изображен умерший на кресте исстрадавшийся человек. Православному учению об Искуплении и Воскресении здесь нет места. В.В. Стасов писал Толстому, что эта картина отразила ужас смерти, и полагал, что это «решительно высшее и значительнейшее «Распятие» из всех, какие только до сих пор появлялись в нашей старой Европе»(25)Толстой оценил «Распятие» Ге как «первое «Распятие» в мире.(26) Толстой писал Третьякову в июне 1894 года из Ясной поляны: «Рядовая публика требует Христа-иконы, на которую бы ей молиться, а он (Ге) даёт ей Христа живого человека, и происходит разочарование и неудовлетворение»(27). В этом высказывании важны два положения. Первое: Толстой и вслед за ним Н.Н. Ге, Стасов и другие старались низвести Спасителя до простого человека, отвергнуть Его божественное достоинство. Второе: общество не желало мириться с этим и не принимало такую трактовку образа Христа.
Если нужно опровергнуть учение Церкви о Боге Воплотившемся, придётся опровергать и саму Церковь, её значимость. Василий Дмитриевич Поленов – добрый друг В.М. Васнецова писал ему из Москвы 8 января 1888 года в ответ на приглашение работать в соборе. «Что касается работы в соборе, то я решительно не в состоянии взять её на себя. Я совсем не могу настроиться для такого дела. Ты – совершенно другое, ты вдохновился этой темой, проникся её значением, ты искренне веришь в высоту задачи, поэтому у тебя и дело идёт. А я этого не могу, мне бы пришлось делать вещи, в которые я не только не верю, да к которым душа не лежит; искреннего отношения с моей стороны тут не могло бы быть, а в деле искусства притворяться не следует, да и ни в каком деле не умею притворяться. Ты мне скажешь, что я же написал картину, где пытался изобразить Христа. Но вот в чём дело: для меня Христос и его проповедь одно, а современное православие и его учение – другое; одно есть любовь и прощение, а другое… далеко от этого… Ты не думай, что я упрекаю в притворстве при теперешней работе, ты вдохновился ею и нашёл в ней смысл, и я глубоко это уважаю» (28) Сахарова приводит черновой вариант письма, в котором без обиняков говорится: «Для меня вся эта богословия совершенно лишняя. Это повторение задов, уже высказанных тогда, когда религия была живой силой, когда она руководила человеком, была его поддержкой, он ей и дарил Юпитера Олимпийского, Венеру Милосскую, Мадонн и Сикстинскую капеллу… Догматы православия пережили себя и отошли в область схоластики. Нам они не нужны»(29) Разумеется, описанное выше отношение к Церкви не было всеобщим. Многие художники оставались верны Церкви, размышляли, обсуждали догматические вопросы. Нестеров писал сестре из Москвы 29сентября 1888 года: «Как-то был у Сурикова, просидел с 6 вечера до 2 /2 часа ночи. Много говорили и читали Иоанна Златоуста, Василия Великого и т.п. Интересный он человек»(30)
С.Н. Дурылин отмечает: «Появление художника Нестерова вслед за Васнецовым на лесах соборов и церквей было в свое время громким событием. Та пора русского искусства, когда на леса церквей восходили такие великие художники, как Андрей Рублёв, Феофан Грек или Дионисий, автор знаменитой росписи в Ферапонтовом монастыре, давно ушли в прошлое. Ушёл в прошлое и расцвет фресковой стенописи ярославских художников XVII века.
Роспись церквей и писание икон, по суждению художников и критиков XIX века, были законной областью богомазов-ремесленников.
Несмотря на то, что в росписи Исаакиевского собора в Петербурге (1830-1850-е гг.) участвовали Брюллов и Бруни, а в росписи храма Спасителя в Москве (1860-1879-е гг.) приняли участие Суриков и Семирадский, участие подлинного художника-живописца в подобных работах считалось в те годы как бы несообразным с достоинством художника, признавалось как бы нарушением его профессионально-творческой этики»(31)Нельзя утверждать, что передвижники отвергали церковное искусство вообще. Нет, артель художников, руководимая Н. Крамским, писали заказные образа и портреты. Ге составлял эскизы для Храма Христа Спасителя.(32) И.Е. Репин сообщает, что при подготовке к работе над запрестольным образом Бога Отца Крамской изучал античные и западноевропейские образцы: «Зевс Отриколи», «Юпитер Олимпийский», «Видение Иезекииля» Рафаэля – все это было им штудировано и висело в рисунках по стенам мастерской кругом него. На улице он не пропускал ни одного интересного старика, чтобы не завлечь его в мастерскую для этюда какой-нибудь части лица для своего образа»(33) В ориентации только на западные образцы, принятые в католической церкви не видели ничего странного. Хотя отношение к католической церкви и к её учению было отрицательным. Церковное изобразительное искусство утратило своё догматическое значение. Оно не раскрывало в образах вероучение христианства, а лишь иллюстрировало некоторые эпизоды Священной истории. Отсюда и непонимание подлинного языка иконописи.
И. Языкова цитирует письмо вице-президента Российской Академии художеств кн. Гагарина: «Стоит только завести разговор о византийской живописи, тотчас у большого числа слушателей непременно явится улыбка пренебрежения и иронии. Если же кт