Место и роль структурного анализа в пpoцecce дeкoмпoзиции cиcтeмы cтpyктyp

Реферат

Место и роль структурного анализа в пpoцecce дeкoмпoзиции cиcтeмы cтpyктyp

Структурный анализ – один из методов интерпретации и обобщения социологических исследований. Однако применяется он далеко не только в рамках социологической науки. Прежде чем переходить к самому методу, как мне кажется, стоит определиться, что же такое, собственно, интерпретация и обощение? Мы часто используем эти слова в обиходной речи, поэтому зачастую слабо представляем себе, что они значит с научной точки зрения.

«Интерпретация – (лат. interpretatio), истолкование, объяснение, разъяснение. 1) В буквальном понимании термин "И." употребляется в юриспруденции (например, И. закона адвокатом или судьей — это "перевод" "специальных" выражений, в которых сформулирована та или иная статья кодекса, на "общежитейский" язык, а также рекомендации по её применению), искусстве (И. роли актёром или музыкального произведения пианистом — индивидуальная трактовка исполнителем исполняемого произведения, не определяемая, вообще говоря, однозначно замыслом автора) и в других областях человеческой деятельности. 2) И. в математике, логике, методологии науки, теории познания — совокупность значений (смыслов), придаваемых тем или иным способом элементам (выражениям, формулам, символам и т. д.) какой-либо естественнонаучной или абстрактно-дедуктивной теории (в тех же случаях, когда такому "осмыслению" подвергаются сами элементы этой теории, то говорят также об И. символов, формул и т. д.)»(1)

«Обобщение – форма приращения знания путём мысленного перехода от частного к общему, которой обычно соответствует и переход на более высокую ступень абстракции. Одно из важнейших средств научного познания, позволяющее извлекать общие принципы (законы) из хаоса затемняющих их явлений, унифицировать и в "единой формуле" отождествлять множества различных вещей и событий»(2).

Вообще, «Структура (от лат. structurа строение, порядок, связь) – совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность»(3), а соответственно структурный метод исследования заключается в том, что сначала мы выявляем в некой совокупности отношений ее структуру, а потом исследуем отдельные звенья этой совокупности согласно ее структуре.

Этот метод, как уже было сказано, применяется не только в социологии, но во многих науках, в том числе, в психологии, языкознании, культурологии, литературоведении, политологии, менеждменте, маркетинге и так далее.

«Стpyктypный aнaлиз пpoвoдитcя c цeлью иccлeдoвaния cтaтичecкиx xapaктepиcтик cиcтeмы пyтeм выдeлeния в нeй пoдcиcтeм и элeмeнтoв paзличнoгo ypoвня и oпpeдeлeния oтнoшeний и cвязeй мeждy ними. Объeктaми иccлeдoвaния cтpyктypнoгo aнaлизa являютcя paзличныe вapиaнты фopмиpyeмыx в пpoцecce дeкoмпoзиции cиcтeмы cтpyктyp, пoзвoляющиe вcecтopoннe oцeнить cвoйcтвa cиcтeмы.

К ocнoвным пoкaзaтeлям иccлeдyeмыx cтpyктyp oтнocятcя:

· мнoжecтвo выдeлeнныx элeмeнтoв, oтнoшeний и cвязeй;

· xapaктepиcтики элeмeнтoв и cвязeй;

· oбoбщeнныe пoкaзaтeли cтpyктyp, xapaктepизyющиe иx влияниe нa эффeктивнocть cиcтeмы yпpaвлeния (чиcлo ypoвнeй yпpaвлeния, cтpyктypнaя ycтoйчивocть, экoнoмичecкиe зaтpaты нa пoддepжaниe тpeбyeмыx cтpyктypныx xapaктepиcтик и дp.)»(4).

В результате использования этого метода в столь большом числе прикладных, постепенно стали складываться специфические методы изучения разных типов структур, сформирована целое научное направление — структурализм.

«Структурализм – научное направление в гуманитарном знании, возникшее во Франции в первой пол. XX в. Основу структурного метода образует выявление структуры как совокупности отношений, инвариантных при некоторых преобразованиях.

В такой интерпретации понятие структуры характеризует не просто устойчивый «скелет» какого-либо объекта, а совокупность правил, по которым из одного объекта можно получить второй, третий и т.д. путем перестановки его элементов и некоторых др. симметричных преобразований. Выявление структурных закономерностей некоторого множества объектов достигается здесь, таким образом, путем выведения различий между этими объектами в качестве превращающихся друг в друга конкретных вариантов единого абстрактного инварианта. Структурный метод первоначально был разработан в лингвистике, а затем быстро был взят на вооружение в «науках о человеке»: антропологии, этнологии, психологии, социологии и др. Основные. представители структурализма – антрополог Клод Леви-Строс, психоаналитик Жак Лакан, философ Мишель Поль Фуко и другие(5)».

Проведение структурного метода можно разделить на несколько этапов:

«1) выделение первичного множества объектов (например, «массива», «корпуса» текстов, если речь идет об объектах культуры или, как в нашем случае, об объектах чтения), в которых можно предполагать наличие единой структуры;

2) расчленение объектов (текстов) на элементарные сегменты (части), в которых типичные, повторяющиеся отношения связывают разнородные пары элементов; выявление в каждом элементе существенных для данного отношения реляционных свойств;

3) раскрытие отношений преобразования между сегментами, их систематизация и построение абстрактной структуры путем непосредственного синтезирования или формально-логического моделирования;

4) выведение из структуры всех теоретически возможных следствий (контрольных вариантов) и проверка их на практике.

Вычленение структурного аспекта в гуманитарных дисциплинах осуществляется, как правило, на некоторой знаковой системе, благодаря чему проблематика структурализма тесно переплетается с семиотикой — наукой о знаках и знаковых системах. В этой связи активно разрабатывается и используется такая разновидность структурного метода, как структурно-семиотический. Специфической чертой его является выделение в тексте (произведении, документе, издании) синтаксической, семантической и прагматической структурных составляющих, на основе чего путем определения имеющихся взаимоотношений, взаимопроникновений между ними осуществляется оптимизация исследуемого текста с точки зрения поставленных коммуникативных задач. Сознательное манипулирование со знаками и знаковыми системами позволяет обнаружить в них неосознаваемые глубинные структуры, скрытые механизмы функционирования(6)».

Применительно к литературе такой подход часто сравнивают с сравнительно-истирическим. Однако «сравнительно-исторический и структурно-семиотический методы анализа решают в сущности разные задачи и потому совершенно по-разному препарируют объект изучения. Например, при рассмотрении генезиса и истории эпического памятника сравнительно-исторический анализ выделяет в нем ряд разностадиальных пластов и отражает различные исторические события, хронологически и географически несовместимые, устанавливает разного рода анахронизмы и другие «противоречия. Однако такое «разнимание на части» не способствует рассмотрению конкретного текста как поэтического целого, без чего невозможно и его цельное эстетическое восприятие»(7).

Иногда приверженцев такого продхода упрекают в схематизации произведения, нарушающей его цельность (особенно, когда дело доходит по поэзии). Но для более детального изучения произведения это необходимо, приходится учитывать традиции, влияния, более старые и более новые факторы и т. д.

Структурный подход дает возможность как анализировать эпического произведение в качестве системного единства, целиком, так и рассмотреть механизмы творческой импровизации «сказителя». Например, ряд эпитетов (например, «татарский» или «литовский» в применении к врагу в русских былинах) или «общих мест», хронологически и пространственно несовместимых, оказываются порой функционально тождественными и укладывающимися в данное произведение.

Структурный анализ производит «расслоение» совершенно иным способом, чем сравнительно-исторический, а именно на функциональные блоки, связанные линейной последовательностью, на семантические коды, передающие близкие друг другу сообщения посредством «языков описания», взятых из различных сфер человеческого опыта и окружающей жизни, на различные уровни – чисто языковой, стилистический, сюжетный и т. п.

В Советском союзе была образована т.н. тартусско-московская школа (или московско-тартусская), возгляавляемя Ю.Лотманом, в которой подходили к изучению литературных текстов – от фольклора до современных текстов (середина 60-х – конец 70-х годов прошлого века).

«С точки зрения решения различных проблем чтения структурно-семиотическая модификация метода имеет особое значение. Именно на базе ее, например, в учебном произведении выделяются три специфические составляющие — основной, дополнительный и объяснительный тексты. В монографическом произведении выделяют такие функционально обусловленные части, как введение, основная часть, заключение. В свою очередь, издание как средства массового информационного общения составляют в принципе две взаимодействующие, взаимопроникающие структурные составляющие: авторское (литературное) произведение и аппарат. Именно аппарат обеспечивает читателю эффективное усвоение и пользование содержанием книги. Чем обстоятельнее аппарат, эффективнее, рациональнее чтение. Специалисты книжного дела насчитывают более сотни возможных элементов аппарата»(8).

В социологии структурный метод получил свое направление развития: были образованы такие методы как структурный функционализм, концепция социальной стратификации, теория социального действия и другие.

Начнем с первого – «структурно-функциональный метод исследует социальные объекты, явления и процессы как структур расчлененную систему, где каждый элемент структуры имеет определенное функциональное назначение. Понятие функции при этом определяется двумя значениями: служебная роль («назначение») одно элементов социальной системы по отношению к другому или к си в целом (например, функции государства, искусства, образования и т.д.; зависимость в рамках данной системы, при которой изменения в одной части оказываются производными (функцией) от изменений в другой ее части (например, изменения в соотношении городского и сельского населения как функция индустриализации и т.д.). В этом смысле функциональная зависимость может рассматриваться как вид детерминизмаю

Структурно-стратификационный метод рассматривает социальную структуру как многомерную систему, в которой наряду с классами и порождающими их отношениями собственности важное место принадлежит статусу, власти и другим признакам и критериям социального расслоения общества»(9).

«Стратификация – это иерархически организованная структура социального неравенства, которая существует в определенном обществе, в определенный исторический отрезок времени. Причем социальное неравенство воспроизводится в достаточно устойчивых формах как отражение политической, экономической, культурно-нормативной структуры общества. Существование социальной дифференциации можно принять за аксиому. Однако объяснение ее характера, основ исторической эволюции, взаимоотношений конкретных форм остается одной из ключевых проблем социологии. И для того чтобы в этом разобраться, необходимо знать интеллектуальную традицию: теории, в которых освящалась эта проблема. Социальная стратификация – это описание социального неравенства в обществе, его деление на социальные слои по доходам, наличию или отсутствию привилегий, образу жизни.

В случае первобытного общества то неравенство было не столь значительным, и в силу этого явление стратификации почти отсутствовало. С тем как общество развивалось – неравенство только росло и росло. В сложных обществах оно поделило людей по уровню образования, доходам, власти. Возникали касты, потом сословия, а не так давно классы. Некоторые общества запрещают переход от одного класса к другому, некоторые его ограничивают, а есть и такие где он разрешен полностью. Именно свобода социальных перемещений помогает определить то, каким является общество: открытым или закрытым.

Термин «стратификация» изначально термин геологический. Там он служит для обозначения расположения пластов Земли по вертикальной линии. Социология унаследовала данную схему и сделала строение общества, наподобие строения Земли размещая социальные слои общества тоже вертикали. Основанием для данной схемы строения служит так званая лестница доходов, где бедняки имеют самую низшую ступеньку, средний класс населения – среднюю, а богатый слой – верхнюю»(10).

«В эмпирической социологи выделяются три различных подхода к изучению социальной стратификации: 1) «самооценочный», или метод «классовой идентификации», когда респонденту предоставляется право отнести самого себя к некоторой условной шкале классового состава населения;

2)метод «оценки репутации», при котором опрашиваемым предлагают выступить в качестве судей (экспертов), т.е. оценить социальное положение друг друга или известных им социальных групп;

3)«объективный подход», когда исследователь оперирует некоторым объективным критерием социальной дифференциации; чаще всего основывается на социально-классовой шкале, связанной с понятием социально-экономического статуса, включающего обычно три переменные — престиж профессии, уровень образования и уровень дохода.

При изучении социальной мобильности (социальные перемещения, восхождения, деградации) часто используется семиклассовая вертикальная структура: высший класс профессионалов, администраторов; технические специалисты среднего уровня; коммерческий класс; мелкая буржуазия; техники и рабочие, осуществляющие руководящие функции; квалифицированные рабочие; неквалифицирован ные рабочие. Еще один вариант структурного метода разработан теории социального действия (Т. Парсонс и др.). Человеческое действие здесь понимается как самоорганизующаяся система, специфика которой, в отличие от системы физического и биологического действия, выражается, во-первых, в символичности, т.е. в наличии таких механизмов регуляции, как язык, ценности и т.п.; во-вторых, в нормативности, т.е. в зависимости индивидуального действия от обшепринятых ценностей и норм; в-третьих, в волюнтаристичности, т.е. известной иррациональности и независимости от условий среды же время зависимости от субъективных «определений ситуации»(11).

«Социальное неравенство предполагает различия в распределении благ и ответственности, а социальная стратификация – структурированную систему неравенства, социальная мобильность проявляется в движении индивидов или групп от одного социального статуса к другому. Имеется по крайней мере две основные причины существования в обществе социальной мобильности. Во-первых, общества меняются, а социальные изменения видоизменяют разделение труда, создавая новые статусы и подрывая прежние. Во-вторых, хотя элита может монополизировать возможности для получения образования, она не в состоянии контролировать естественное распределение талантов и способностей. Поэтому высшие слои неизбежно пополняются талантливыми выходцами из низших.

Выделяют множество форм социальной мобильности: вертикальную и горизонтальную, межпоколенную и внутрипоколенную и т.д. Вертикальная мобильность – изменение положения индивида, которое вызывает повышение или понижение его социального статуса. Если автомеханик станет директором завода, это проявление восходящей мобильности, но, если автомеханик станет мусорщиком, такое перемещение будет показателем нисходящей мобильности. Если же автомеханик получит работу слесаря, такое перемещение будет указывать на горизонтальную мобильность. Горизонтальная мобильность – изменение социального положения, которое не приводит к повышению или понижению социального статуса.

Социологи различают также мобильность между поколениями и мобильность в пределах одного поколения. Межпоколенная мобильность (интергенерационная мобильность) определяется сравнением социального статуса родителей и их детей в определенный момент карьеры тех и других (например, по рангу их профессии в приблизительно одинаковом возрасте). Исследования показывают, что значительная часть, возможно даже большинство, российского населения перемещается хотя бы немного вверх или вниз в классовой иерархии в каждом поколении. Внутрипоколенная мобильность (интрагенерационная мобильность) предполагает сравнение социального статуса личности в течение продолжительного времени. Результаты исследований свидетельствуют о том, что многие россияне в течение своей жизни меняли род занятий. Однако мобильность у большинства носила ограниченный характер. Перемещения на короткое расстояние являются правилом, а на большое – исключением(12)».

«В процессе развития такого подхода была создана формализованная модель системы действия, включающая культурную, социальную, личностную и органическую подсистемы, находящиеся в отношениях взаимообмена.

Предпринята попытка разработать универсальные критерии социальной стратификации, среди которых выделены:

1) «качество», т.е. предписывание индивиду определенной характеристики, позиции (например, ответственность, компетентность и др.);

2) «исполнение», т.е. оценка деятельности индивида в сравнении с деятельностью других людей;

3) «обладание» материальными ценностями, талантом, мастерством, культурными ресурсами.

Оценка этих трех универсальных критериев квалификации исследуемых объектов осуществляется в соответствии с господствующими в обществе ценностными образцами — так называемыми типовыми переменными действия. В их качестве выступает специальный набор парных, дихотомических понятий. К ним относятся пять основных ценностных ориентации, определяющих действие индивида в ситуациях, требующих выбора возможной альтернативы между: 1) подчинением индивидами своего поведения какому-то общему правилу и определением его специфическими моментами ситуации («универсализм — партикуляризм»); 2) ориентацией на социальные характеристики другого индивида (профессия, статус) и ориентацией на имманентно присущие ему качества — пол, возраст и т. п. («достигнутое — предопределенное»); 3) стремлением к удовлетворению непосредственных, сиюминутных потребностей и отказом от последних ради каких-то далеких и важных целей («эффективность — нейтральность»); 4) специфическими и общими характеристиками ситуации в качестве объекта ориентации индивида («специфичность — диффузность»); 5) действиями исключительно в собственных интересах и учетом потребностей коллектива в определении своего поведения («ориентация на себя — ориентация на коллектив»).

В теории указанные пять альтернатив действия анализируются на четырех уровнях: для субъекта действия они предстают как различные варианты действия, на уровне личности — как потребности установки, на уровне социальной системы— в форме ролевых ожиданий, а в плоскости культурной системы — как нормативный образец (ценность). Следовательно, связываются в единую целостность три исходные системы действия — личность, социальная система культура. В современной социологии указанная пятизначная схем типовых переменных действия преобразована в четыре функциональных требования — адаптация, достижение цели, интеграция и поддержание ценностного стандарта»(13).

Структурный анализ применяется и в психологии. Наиболее известен прием разделения личности на три составляющих – ребенок, взрослый и родитель. «Он подразумевает диагностирование и отделение одной модели Я- состояния от другой. При этом используется структурная диаграмма, отражающая все компоненты личности, выявленные на данном этапе анализа (рис. 1). Все три состояния четко отделены друг от друга. При дальнейшем анализе Я-состояния можно выделить не новые Я-состояния, а разновидности другого Я-состояния. Такой анализ может быть чрезвычайно детальным, и его называют структурным анализом второго порядка».

Немного о Я-состояниях: Ребенок – Это совокупность чувств, привычек и моделей поведения, являющиеся следами детства человека. Дети способны выходить за пределы ненужных или бессмысленных общественных условностей (Родитель) и не любят тратить время на всесторонние логические выкладки (Взрослый). В этом состоянии проявляются реакции и побуждения, характерные для детского возраста. точки зрения функционирования выделяются три уровня: приспосабливающийся, бунтарский и свободный (естественный) Ребенок. В приспосабливающемся состоянии люди повинуются, заучивают наизусть, чувствуют себя виноватым или беспомощным, стыдятся, замыкаются в себе, требуют одобрения, обижаются на кого- либо, опасаются чего-либо, предъявляют повышенные требования к себе. Приспосабливающийся Ребенок использует такие выражения, как "Я попробую", "Почему всегда Я?", "Я не смогу этого сделать", "Я 6оюсь", "Я хотел бы". Оно ориентировано на то, что, как кажется человеку, ожидают от него. На бунтарское состояние оказывают влияние требования людей, которые не соответствуют личным желаниям человека. В таком состоянии человек протестует против более сильных и авторитетных людей, капризен, своенравен, груб, непослушен и агрессивен: "Я этого не хочу", "Оставьте меня в покое", "Проклятье". Дитя в свободном состоянии радуется, сердится; исследует мир, изобретает, смеется и плачет, не заботится о морали. Это естественный ребенок без следов влияния на него родителей. В нем проявляется игривость, спонтанность, любознательность, наивность, непосредственность, нелогичность, импульсивность, непредсказуемость, хитрость, мечтательность. Он говорит: "Я хочу", "Шикарно", "Мне без разницы". Э. Берн считал естественного Ребенка наиболее ценной частью личности. Ребенок в "добром здравии" вырабатывает данные и программирует поведение всегда в свою пользу. Он безответственен, жаждет удовольствия и прислушивается к Родителю в себе, но, в тоже время, это источник интуиции, радости, творчества. Функцией "здорового" Ребенка является такая мотивация Взрослого, которая позволяет ему получать максимальное удовлетворение. Ребенок позволяет Взрослому узнавать то, что ему нужно знать, и справляется у Родителя об уместности намеченного действия.

Родитель – в этом состоянии человек делает, действует и думает так, как это делали родители. Люди нередко удивляются, когда некоторые их установки и жесты схожи с соответствующими чертами поведения их родителей. Это особенно характерно для тех, кто возмущался против родителей и потратил много энергии, чтобы от них отделиться. Родительское состояние можно подразделить на доставляющие как структурно (по содержанию Я-состояния), так и функционально (по тому, как функционирует Я-состояние). Структурно Родительское Я-состояние включает в себя Родителя, Дитя и Взрослого. Функционально состояние Родитель подразделяется на критическое и заботливое. Критическое состояние Родителя проявляется как набор произвольно установленных строгих правил (обычно запретительных), которые могут гармонировать или не гармонировать с правилами, установленными для себя данной личностью. Критический Родитель хранит в себе определенные заповеди, запреты, нормы, традиции, всю совокупность предрассудков. В этом состоянии человек учит, направляет, оценивает, запрещает, проводит границы, все понимает, не сомневается, ищет виновного, иронизирует, за все отвечает и за все требует. Он использует такие формулировки как "Ты должен", "Это нельзя", "Надо делать так". "Прекрати это немедленно" и т.д. Заботливый Родитель выражается через проявление таких качеств, как тепло, ободрение, готовность помочь, сочувствии "Не вешай нос", "Хорошо получилось", "Не ломай себе голову", "Я могу вас понять" и т.п. Родитель осуществляет две основные функции. Во-первых, благодаря этому состоянию человек может эффективно играть роль родителя своих детей, обеспечивая тем самым выживание человеческого рода. Во-вторых, благодаря Родителю, многие наши реакции давно стали автоматическими, что помогает сберечь массу времени и энергии. Это освобождает Взрослого от необходимости принимать множество тривиальных решений, благодаря чему человек может посвятить себя более важным проблемам. При этом обыденные вопросы можно оставлять на усмотрение Родителя.

Взрослый – Это наименее изученный тип состояния Я. Его часто определяют как состояние остаточное после сегрегации всех элементов Родителя и Дитя. Состояние Взрослого характеризуется совокупностью ЧУВСТВ, привычек и моделей поведения, свойственных собственно взрослому человеку и соотнесенных с реальной текущей действительностью. Взрослый может быть определен как приспособляемый, разумный, строящий объективные отношения с внешним миром на основе независимого реального опыта. В этом состоянии человек трезво рассуждает, тщательно взвешивает, логически анализирует, свободен от предрассудков, не поддается рассуждениям, открыто задает вопросы, может делить ответственность между собой и другими. Его вопросы начинаются со слов: Как? Что? Когда? Почему? Кто? Где? В высказываниях Взрослого используют такие слова, как возможно, вероятно, если сравнить, по моему мнению, я думаю, полагаю, по моему опыту, я буду и т.д. Он выбирает наиболее простые и убедительные решения и стремиться избежать небрежности и неаккуратности. Взрослый умеет быть независимым от предубеждений Родителя и архаических порывов Дитя. В отличие от них чувства Взрослого соответствуют реагированию на конкретную ситуацию. Взрослое состояние личности обеспечивает ее выживание»(14).

Структурная методология давно и широко используется в книговедении, особенно при построении функциональных моделей самой науки, а также книжного дела, книги и их структурных составляющих. Наиболее примечательными следует считать модели A.M. Ловягина, М.Н. Куфаева, М.И. Щелкунова.

Как мы помним, и книга, и книжное дело представляют собой системы со сложной структурой и с достаточно большим количеством элементов. Следовательно, в зависимости от подхода к книге и книжному делу как с системе, от различного ее структурного деления, можно получить совершенно различные системы книговедения, книги и книжного дела.

Первой моделью принято считать модель Лисовского (Лисовский Николай Михайлович 1854-1920) – «1891 г. в статье «Материалы для словаря русского книговедения» Н.М. Лисовский писал: «Под книговедением, кроме библиографии, в собственном смысле, можно разуметь и все те отрасли деятельности, которые имеют к ней хоть какое-либо отношение: 1. а) книгописание до введения в России книгопечатания; б) книгопечатание и известия о деятельности типографий. 2. Книгоиздательство, а также вопросы о праве собственности на произведения литературные и художественные. 3. Книгоописание, или библиография в собственном смысле: разыскания о книгах; описание их, частное и общее; составление каталогов и указателей. 4. Книгохранение: библиофильство; собирание книг и рукописей, библиотечное дело; архивоведение. 5. Книжная торговля. 6. Цензура».

Н.М. Лисовский здесь же впервые намечает структуру научного знания о книге: «Все эти отрасли книговедения имеют свое прошлое, следовательно, имеют свою историю… У многих из них есть своя теория, т.е. принципы, направляющие их деятельность. Наконец, почти всем им принадлежит практика, или, так сказать, современная текущая деятельность. Сообразно с этим различные отрасли книговедения могут быть изучены со стороны исторической, теоретической и практической».

В лекции, прочитанной для студентов Петербургского университета в 1913 г. (28 сентября), Н.М. Лисовский предлагает усовершенствованный вариант принципиальной схемы книговедения, которой суждена была долгая и плодотворная жизнь в последующих теоретических разработках вплоть до наших дней.

Схема представляла собой триединство: книгопроизводство – книгораспространение – книгоописание. К этим трем основным прибавлены еще разделы: журнализм, законы о печати, книжная статистика.

Нетрудно заметить, что в схеме, по сути дела, перечислены основные отрасли книжного дела, а не научные дисциплины. Одним из теоретических недостатков концепции Н.М. Лисовского было именно неразделение практической деятельности и науки, хотя в то время более или менее отчетливо такое разделение было осознано для «библиотечной техники» и библиотековедения, для библиографической практики и теоретического обоснования ее (в библиографических указателях и теоретических статьях самого Н.М. Лисовского).

Подобный технологический подход к конструированию состава книговедения обусловлен тем, как Н.М. Лисовский определяет книгу. Это предметное, вещное, внешнее определение: «Соединение листов писчего материала, на котором воспроизведен текст, предназначенный к распространению в удобнопереносимой форме».

Предметом книговедения Н.М. Лисовский считал выяснение «условий возникновения, распространения и эксплуатации произведений письменности и печати», а также «выяснение причин и следствий количественного состава этих произведений при различных обстоятельствах».

Александр Михайлович Ловягин (1870-1925) – На основе опубликованной схемы Н.М. Лисовского А.М. Ловягин продолжил разработку принципиальных основ книговедения. В небольшой статье «Методологическая заметка» (1915) он отметил слабые места в концепции Н.М. Лисовского и попытался интерпретировать предмет библиологии: «Технология – наука, коммерческие знания тоже имеют научный характер, но в то же время техника книжного производства и книжная коммерция обладают только точками соприкосновения с библиологией, но не входят в нее целиком со всеми своими деталями. Библиология изучает книгу прежде всего по ее содержанию и значению для читающих ее и интересуется техническим производством книги как товара лишь постольку, поскольку технические совершенства или несовершенства влияют на проявление в ней человеческой мысли и распространение этой мысли среди человечества. Если мы не будем упускать из виду основных целей библиологии, то мы можем говорить, оставаясь библиологами и не становясь техниками, и о бумаге, и о наборных машинах, и о лавках букинистов, но эти предметы будут интересовать нас с существенно иной точки зрения, чем типографа, бумажного фабриканта или лицо, заведующее книжным магазином».

И если определение предмета, данное А.М. Ловягиным, сегодня нельзя принять безоговорочно, то мысль его о том, что единство многодисциплинарной науки в единстве ее методологии, в единстве предмета, была плодотворной и смелой. Только в 70-е гг. она начнет обосновываться в теории книговедения.

Попытку создания такой «целой системы» науки представляет собой фундаментальный труд А.М. Ловягина, которым он завершил свой жизненный путь «Основы книговедения».

Как и Н.М. Лисовский, А.М. Ловягин не задается целью исследовать сущность книги, не раскрывает своего понимания книги «как орудия общения людей между собой». A.М. Лoвягин определяет книгу как «изложение или изображение человеческих мыслей» особыми условными знаками (графикой) на материале доступном для многих, и в форме, допускающей легкое перенесение с места на место; притом эта форма должна соответствовать обычаям, традициям, установкам в той или иной местности на этот счет».

Плодотворный тезис о том, что книга есть орудие общения (только не индивидуального, а социального) людей, А.М. Ловягин не довел до последовательного раскрытия классовой природы книги в классовом обществе. Однако достойной уважения представляется его попытка осмыслить это в нескольких фрагментах своей книги. К сожалению, отдельные высказывания не стали методологической основой первой русской монографии по книговедению.

Михаил Николаевич Куфаев (1888-1948) – М.Н. Куфаев начинает разрабатывать проблемы структуры науки о книге и в своей основной работе по общей теории книговедения выделяет 3 уровня книговедческого знания: философии книги, философии книговедения (которую называет библиологией) и методологии частных книговедческих дисциплин (эмпирические науки о книге). Исходя из этого, он конструирует системную науку о книге. Причем системность науки для него уже не догадка, как для А.М. Ловягина, а аргументированное убеждение, что книговедение – «это не простой конгломерат знаний, а система их, объединенная общностью предмета», не совпадающая целиком с каждой в отдельности, но вместе с тем и не противоречащая их выводам. <...> Под книговедением мы разумеем систему знаний о книге, условиях и средствах ее существования и развития. Книговедение – наука о книге в ее эмпирической и идеальной данности».

В этой системе знания «философией книги» М.Н. Куфаев называет дисциплину, задача которой выявить «сущность, природу, характер книги, обусловленность и свободу ее процесса, роль книги и закономерность ее развития».

На следующем, более конкретном уровне познания книги М.Н. Куфаев выделяет «философию книговедения», или «библиологию», которую именует также «методологией книговедения». И называет этот уровень теорией книговедения, основная проблематика которого, по его мнению, разработка специальной терминологии; конструирование структуры и состава науки о книге, выявление содержания, объема и границ частных книговедческих дисциплин, их места в системе общей науки о книге и в системе научного знания вообще; разработка методов исследования для каждой книговедческой дисциплины.

«Библиология», или теория книговедения, подробной разработки в трудах М.Н. Куфаева не имела, но ученый предложил несколько вариантов классификации науки о книге. В связи с этим он поставил, хотя и не исследовал специально, вопрос о взаимоотношении книговедения и других наук (истории литературы, истории искусства и культуры, социологии, психологии и др.).

Третьим уровнем в структуре науки о книге М.Н. Куфаев называет эмпирическое, или конкретное книговедение, которое конструирует как систему частных книговедческих дисциплин, опираясь на разработки Н.М. Лисовского и А.М. Ловягина, оставляя за каждой из дисциплин право лишь на эмпирическое изучение, фиксирование отдельных фактов, дающих материал для «библиологии» (теории книговедения), которая в свою очередь питает «философию книги» в ее наиболее общих выводах и положениях.

Таким образом, идеи М.Н. Куфаева, сформулированные им проблемы, поставленные задачи актуальны и сегодня. Важно подчеркнуть, что М.Н. Куфаев первым в книговедении поднял проблему познания сущности книги до уровня специально-научной методологии. Его теоретическим разработкам присущ именно философский, теоретический, а не эмпирический описательный подход. Однако предлагаемые М.Н. Куфаевым конкретные решения во многом противоречивы. В своих рассуждениях о сущности и содержании категории «книга» он фактически имеет в виду книжное издание, т.е. неправомерно отождествляет сущность и явление. Кроме того, в этих рассуждениях он оперирует широко распространенной тогда во многих гуманитарных областях знания идеалистической терминологией. Там, где эта терминология оказывается недостаточной для обозначения рассматриваемых явлений и в первую очередь книги, М.Н. Куфаев переходит на образный и даже религиозно-мистический стиль.

В своих построениях М.Н. Куфаев творчески переосмыслил и продвинул впере