Языковые средства создания образа "чужих" и "своих" в англоязычной прессе

История развития человечества не знает периода, для которого было бы характерно затишье ксенофобии. Национальные, этнические и религиозные конфликты - все это черты и сегодняшнего мира в целом. Для современного мира характерны различные формы межэтнического противостояния: этнотерриториальные конфликты, погромы и столкновения на почве межнациональной розни, акции насилия со стороны неонацистских и экстремистских организаций, случаи расизма по отношению к этническим мигрантам. Все эти, а также многие другие разновидности межэтнического несогласия находят отражение в прессе.

Важным направлением научных исследований является изучение роли прессы в освещении проблем этничности, в формировании массовых представлений людей в сфере межэтнических отношений, в манипуляции общественным сознанием. Особенно актуален анализ роли и инструментария прессы в информационных войнах и психологических операциях. Исследуются не только особенности этнических стереотипов, тиражируемых СМИ в общественном сознании, но и особенности их преподнесения журналистами, переплетающиеся с этнополитическими, финансовыми и стратегическими целями элит, стоящих за каждым каналом СМИ.

Актуальность данной темы обусловлена объективной необходимостью более полного исследования способов формирования этнических стереотипов и дальнейшего их влияния в процессе межкультурного общения.

Целью работы является исследование вопроса об особенностях формирования этнических стереотипов и их влиянии на процесс межкультурного общения.

Достижение цели предполагает выполнение следующих задач:

1. Рассмотрение понятия «стереотип» в межкультурном дискурсе;

2. Рассмотрение подхода «свой-чужой» в межкультурном дискурсе;

3. Изучение и классификация языковых средств, участвующих в формировании этнических стереотипов;

4. Исследование особенностей статей англоязычных печатных СМИ и приемов использования имплицитных языковых средств, влияющих на формирование этнических стереотипов.

Объектом исследования являются статьи печатных СМИ, предметом исследования – особенности употребления имплицитных языковых средств в печатных СМИ.

Материалом исследования являются статьи англоязычных печатных изданий.

Новизна работы определяется материалом исследования: изучаются исследования последних лет.

Основными методами, применяемыми в исследовании, являются: метод контекстологического анализа, метод опосредованного наблюдения и экстраполяции и метод сплошной выборки.

Практическая значимость заключается в том, что материал и анализ примеров можно использовать на практических занятиях по межкультурной коммуникации, прессе, лингвострановедению.

Работа включает в себя введение, две главы и список использованной литературы.

Глава I. Стереотипизация и ее отражение в современной зарубежной прессе

1.1 Стереотипы, их виды и механизмы формирования

Образ партнера по межкультурной коммуникации может начать формироваться задолго до непосредственного контакта на основе тех умозрительных заключений, которые создаются в воображении индивидуума. Основу таких представлений могут составлять стереотипы – упрощенные ментальные репрезентации различных категорий людей, преувеличивающие моменты сходства между ними и игнорирующие различия. Стереотипизация предполагает статичный взгляд на общество и человека, неумение воспринимать уникальность человеческой личности, стремление свести всех людей к ограниченному числу типов со стандартным набором характеристик.

Отфильтровывая поступающие извне коммуникативные сигналы и преломляя их через призму собственного восприятия, люди склонны отдавать предпочтение именно той информации, которая отвечает их внутренней логике, подтверждает устоявшиеся мнения и соответствует их ценностям и приоритетам. Игнорирование или умаление значимости тех сведений, которые противоречат взглядам личности или не укладываются в рамки ее взглядов и представлений, является своего рода самообманом, средством самозащиты от всего нового, неизведанного и непонятного.

Механизмы формирования стереотипов связаны непосредственно с особенностями человеческого мышления и психики. Сюда можно отнести склонность личности делать инференции на основе собственного культурного опыта. Например, согласно российским правилам дорожного движения, автомобили должны ездить по правой стороне дороги. Исходя из этой посылки, мы предполагаем, что именно движение по правой стороне улицы является нормой. Однако эти инференции становятся опасными, если мы оказываемся в стране с левосторонним движением. Точно также инференции представителей культуры, в которой женщин считают «слабым полом», могут создать взрывоопасную коммуникативную ситуацию в среде американских феминисток.

При оценке, классификации и категоризации поведения окружающих люди, как правило, используют эвристические подходы. Результатом могут стать неоправданные обобщения и формирование стереотипов. Ошибки в индуктивном мышлении приводят к неверным выводам:

Многие американцы заботятся о своем здоровье.

Многие американцы питаются в «Макдональдсе».

Значит те, кто питается в «Макдональдсе», заботятся о своем здоровье.

Еще одна возможная причина формирования стереотипов – ошибки в дедуктивном мышлении, например при использовании силлогизмов. Использование такого рода формул, в особенности, содержащих слова «все», «всегда», «никогда» и т.д., может приводить к абсурдным результатам и чревато коммуникативными сбоями:

Все, кто много пьют – алкоголики.

Русские много пьют.

Следовательно, все русские – алкоголики.

Еще один механизм формирования стереотипов – сведение воедино разнородных характеристик людей как обязательно сопутствующих друг другу. Это явление получило свое отражение в так называемой теории «имплицитной личности». Например, в американской культуре определение blond очень часто встречается в паре с dumb, а poor – в сочетании с uneducated и stupid.

Предубеждения нередко складываются на основе «фундаментальной атрибутивной ошибки» - тенденции приписывать причины определенных поступков характеру человека, а не обстоятельствам. При этом мотивы собственных поступков коммуниканты склонны объяснять сложившейся ситуацией, а не своими личностными качествами.

М. Беннет выделяет два вида стереотипов: «доброкачественные», которыми оперируют доброжелательно настроенные, но плохо информированные люди, и более опасные – те, которые используются в неблаговидных целях (выражения bureaucratic apparatus, a holdover from Soviet days, показывающие отношение к современной Российской власти, формирующие соответствующий стереотип).

Язык играет ведущую роль в создании стереотипов. С точки зрения физиологии, стереотипы формируются на основе системы условных рефлексов. Постоянное повторение одних и тех же фраз, со временем приобретающих устойчивость на уровне языка, приводит к тому, что их знание оседает в подкорке головного мозга, а их восприятие происходит автоматически, без участия высшего сознания. Носители языка не задумываются над содержанием клишированных фраз, принимая их как данность.

Например, клише, характерные для языка политики, способны сильнейшим образом воздействовать на человеческое сознание и формировать картину мира, определяющих психологию целого поколения. Язык несет в себе огромную воздействующую силу и определяет поступки и поведение людей не только на межличностном, но и на общественном (вплоть до правительственного) уровнях.

Стереотипы становятся таковыми после многократного повторения и фиксации в сознании многих людей. Однажды сформировавшись, они приобретают высокую степень устойчивости, с трудом поддаются модификации и становятся своего рода «кривым зеркалом», в котором в размытом или искаженном виде отражаются представители различных групп. (Яркий пример – убежденность многих американцев в том, что Советский Союз – мощная и нерушимая республика, главный враг Соединенных Штатов. Отсюда – неприязнь представителей старшего поколения американцев к русским Удивительно, но многие люди в возрасте от 60 лет даже не подозревают о распаде Советского Союза.)

Выделяются различные виды стереотипов, существующих на уровне языка и способных создавать помехи в межкультурном общении:

1. Расовые;

2. Этнические;

3. Географические;

4. Гендерные;

5. Социальные;

6. Политические;

7. Профессиональные.

1.2 «Свои» и «Чужие» в межкультурном дискурсе

Хорошо известный подход, ставший уже классическим – это рассмотрение двух базовых стереотипов мы/свои и они/чужие (в английской терминологии соответственно we/in-group и they/out-group), которые находятся в оппозиции друг другу. «Свои», как правило, воспринимаются с положительными эмоциями, им отдается предпочтение перед «чужими». При этом, как отмечают психологи, наблюдаются следующие когнитивные последствия:

1. Все «чужие» похожи друг на друга и отличны от «своих»;

2. Среди «своих» наблюдается больше разнообразия, нежели среди «чужих»;

3. Оценки «чужих» тяготеют к крайностям: они, как правило, бывают либо очень позитивными, либо очень негативными.

В межкультурной коммуникации это может приводить к неприятию иностранцев или, напротив, к их идеализации.

Применительно к межкультурной коммуникации принято различать автостереотипы - мифы о самих себе, существующие внутри данной культуры и гетеростереотипы – внешние стереотипы, которые сложились у представителей одной культуры о другой.

Автостереотипы формируются под влиянием литературы, СМИ, традиционного и современного фольклора. Мифы о самих себе оказывают влияние на формирование индивидуальной культурно-языковой личности из желания «соответствовать» представлению о «типичном русском», «типичном американце» и т.д. при этом гетеростереотипы могут не совпадать с автостереотипами. Нередко, представители определенной культуры бывают крайне удивлены, узнав, как их воспринимают «со стороны».

В последнее время в связи с актуальностью проблемы толерантности, постулирующей терпимость к "другому", как отечественные, так и зарубежные представители разных областей гуманитарных знаний активно занимаются осмыслением феномена "свое - чужое" (Баранов 2003; Бахтин 1986; Бойко 2006; Водак 2006; Дейк Т. Ван 1989; Иссерс 1999; Кашкин 2004; Красных 2003; Маслова 2001; Гришаева 2003; Пеньковский 2004; Шейгал 2000; Вальденфельс 1995; Гумилев 2002; Каган 2001; Паин 2003; и др.). Установлено, что оппозиция "свой - чужой" имеет универсальный характер и является неотъемлемой составляющей онтологических представлений о бинарной структуре мира. В частности, для этнической картины мира категория "свой - чужой" является ядерной.

Образ "другого" и образ "чужого" имеют принципиальные различия. В "других" все вызывает интерес: где живут, что едят, как общаются, мотивация действий, обычаи, традиции. Это взгляд туриста-путешественника, познающего мир.

В отличие от отношения к "другому", в восприятии "чужого" основная эмоция - отторжение, неприятие. В журналистском тексте это можно наблюдать как в описании тех или иных событий (репортажи, аналитические материалы), так и в интерпретации непосредственного опыта общения с иностранцами (очерки, путевые заметки). В обоих случаях маркерами отношения к "другим" и "чужим" может служить описание внешних черт, поведения, в том числе и речевого, среды обитания, особенностей характера иного социума. К ним добавляются указание на собственные пресуппозиции, ассоциации, аллюзии, выстраивание аналогий с собственной страной, оценка через призму своей культуры. Выражение эмоций по поводу тех или иных событий, впечатлений, как правило, одновременно указывает на оценку - положительную или отрицательную.

Согласно точке зрения В. Е. Кагана, присутствие ксенофобического компонента можно обосновать следующим образом: отношения между "своим" и "чужим", которые являются "обязательным и необходимым условием друг друга", не лишены внутренних и внешних противоречий, разрешаемых "в весьма тонком и рискованном балансировании". Утрата баланса между своим и чужим и "выход в пространство самодовлеющего страха перед чужим и есть ксенофобия в том негативном смысле, в котором это слово обычно используется. Защитой от него становится ксенофобическая агрессия на разных уровнях" (Каган 2001, 5).

1.3 Имплицитные языковые средства, участвующие в формировании концептуальной оппозиции «Свой-Чужой» в политическом дискурсе англоязычной прессы

Имплицитные языковые средства в публикациях, в которых реализуется оппозиция «свой– чужой», обладают важной особенностью: главной целью статей, в которых задействуется эта оппозиция, является формирование или закрепление стереотипа «рассматриваемый объект (другая страна, нация, партия, политик) – чужой», однако, эта цель чаще всего выражается имплицитно. В подобных статьях речь может идти о самых разных частных проблемах или явлениях, однако, т.к. раскрытие темы происходит с опорой на вышеуказанный стереотип, то становится ясно, что в совокупности имплицитные языковые средства направлены на формирование и закрепление этого стереотипа и что на самом деле он играет очень существенную роль. Его не явное, а завуалированное участие в раскрытии темы статьи объясняется желанием автора выглядеть объективным, и поэтому более эффективно воздействовать на адресата. Таким образом, языковые средства отбираются исходя из предпосылки, что основной целью написания статьи является имплицитное формирование стереотипа «данный объект – чужой».

Одним из наиболее распространенных приемов, обычно используемых для описания «чужих», является употребление иронических высказываний, имплицитность которых заключается в том, что авторская критика «чужих» сообщается не прямо, а скрыто, с намеком. Иронический эффект создается при помощи разнообразных стилистических средств: метафоры, гиперболы, аллюзии, разложения фразеологических единиц; часто при помощи конвергенции разных стилистических средств.

Так, например, в статье, посвященной отношению американцев к просьбам банков во время кризиса оказать им финансовую поддержку, не подлежащую отчетности, иронический эффект создается за счет разложения фразеологической единицы:

To be told that this bill would be beyond scrutiny was more than democratic flesh and blood could bear (the sunday times, 28.09.08).

Это предложение, на первый взгляд, не содержит лексем с отрицательной оценкой, более того, слово democratic в английской концептосфере имеет положительное значение, однако сочетание этой политической идеологемы с идиомой “more than flesh and blood could bear” сообщает высказыванию ироничность, которая способствует созданию негативной оценки «чужого» (в данном случае – Америки).

Ироничность часто создается и за счет использования разговорной лексики. Так, статья, где речь идет о том, как некоторые европейские лидеры испытывают большую симпатию к Владимиру Путину, построена на развернутой метафоре «политика – любовные отношения», при раскрытии которой используется разговорная лексика:

Sarko’s fallen for Vlad. He’s got a crush on the Kremlin chief (the guardian, 10.10.07).

Употребление разговорной лексики, объединенной темой «любовь», сокращенных имен политических лидеров (Vlad – Vladimir Putin, Sarko – Nicolas Sarkozy), также свойственных разговорному стилю, при описании политической ситуации создает ироничность с негативной коннотацией в силу сниженности регистра выбранных языковых средств, способствующего эффекту фамильярности в контексте, предполагающем нейтральное, отстраненное повествование.

Другим распространенным имплицитным языковым средством для выражения концептуальной оппозиции «свой – чужой» является употребление эвфемизмов, направленных на создание положительной характеристики «своих» и дисфемизмов, цель которых – приписать негативную оценку «чужим». Чаще всего эвфемизмы, характеризующие «своих», это своего рода литоты, т.к. основная их цель – оправдать действия «своих» и приуменьшить их негативное значение. Соответственно, дисфемизмы о «чужих», наоборот, направлены на преувеличение негативных действий. Так, в статье под заголовком «Iran is a threat, but the West can’t afford to have Israel bomb it – yet» (daily telegraph, 12.09.08), в которой речь идет о возможности военного вмешательства Запада в ирано-израильских отношения, а также упоминается американское военное участие в Ираке, используются следующие эвфемизмы относительно действий «своих» (Запада): military action, the US-led coalition’s efforts to bring stability to Iraq, painful involvement in Iraq, the success of the military surge strategy. В данных словосочетаниях положительный образ «своих» создается за счет либо лексем почти с нулевой оценочностью (military action, involvement, military surge strategy), либо с положительной (bring stability), причем положительная оценочность привносится также лексемами с положительным оценочным компонентом, стоящими в препозиции к эвфемизмам (painful, success). Через использование таких слов с нейтральной и/или положительной оценочностью реализуется функция воздействия – читатель начинает воспринимать то, что могло бы выглядеть агрессивным вмешательством в политику других государств, как оправданные, последовательные или адекватные действия. Такое восприятие усиливается за счет употребления дисфемизмов о «чужих» (здесь: Ирак и Иран), окрашенных негативно: launching terror attacks, renewed sectarian violence, the Iranian threat. В данные словосочетания входят лексемы с явно отрицательным оценочным компонентом (attacks, violence, threat), содержащие семы «агрессия, опасность, угроза». Они составляют оппозицию эвфемизмам о «своих», тем самым подчеркивая оправданность действий последних. Учитывая, что в статье преимущественно используются стилистически нейтральные языковые средства с большим количеством фактической информации, употребление вышеуказанных эвфемизмов и дисфемизмов работает на создание оценочности оппозиции «свой – чужой».

Еще одним важным языковым средством, служащим для имплицитной передачи сообщения в рамках реализации оппозиции «свой – чужой», является цитация, т.к. именно ссылка на чужие слова позволяет автору, с одной стороны, формально дистанцироваться от оценочной подачи информации и выглядеть беспристрастным, с другой стороны, более эффективно воздействовать на читателя благодаря аргументативному весу цитаты как реальной фактической информации. Так, в статье, призывающей Великобританию занять более жесткую позицию по отношению к России, приводится цитата из доклада Эмнести Интернешенл о регулярных нарушениях прав человека российской милицией:

We should follow up on Amnesty International’s report last November which highlighted the systematic use of torture by the Russian police with ‘beatings with fists, plastic bottles full of water, books, truncheons and poles” as well as suffocation,the use of electroshocks and of organised rape” (the guardian, 23.05.07).

Здесь сила воздействия на адресата заключается не только в собственно цитировании доклада официальной организации, что, безусловно, само по себе представляет собой весомый аргумент, учитывая высокую степень доверия к такого рода информации, но в лексической и синтаксической организации данной цитаты.

Несмотря на то, что негативный образ «чужих» формируется, прежде всего, на экстралингвистическом уровне – пытки, тем более такими способами, выглядят неприемлемыми для современного цивилизованного человека, употребление официальной терминологии (suffocation, beatings with fists, the use of organized rape) усиливает эффект правдоподобности приведенных фактов, кроме того, многократное перечисление однородных членов предложения (различных видов пыток) подчеркивает степень жестокости и агрессивности «чужих». Таким образом, цитация играет крайне важную роль для имплицитного выражения оппозиции «свой – чужой», позволяя автору уклониться от ответственности за оценочность высказывания, и в то же время лексическая и синтаксическая структура цитаты может оказать сильное воздействие на адресата.

Важную роль в формировании оппозиции «свой – чужой» играют также политические термины. Многие из них несут аксиологический потенциал, причем главным критерием для приписывания им того или иного оценочного знака служит отнесение их к «своим» или «чужим». Маркированность того или иного политического термина как «своего» или «чужого» зависит от экстралингвистических факторов, преимущественно от ценностей и идеологий бытующих в данном обществе или же среди тех, кому адресован текст (например, сторонников какой-либо партии). Таким образом, использование подобного термина в отношении того или иного явления или объекта сигнализирует адресату, как его воспринимать - как «своего» или «чужого». Так, в английской концептосфере такие слова, как democracy / democratic, liberal, freedom of speech, human rights являются маркерами «своего» и несут положительный заряд, а слова communist / communism, imperial / imperialism, racism, extremism, fundamentalism, dictatorship маркируют «чужое» и обладают отрицательной оценочностью. Употребление этих слов позволяет авторам манипулировать восприятием адресата в силу однозначности оценочного знака политических терминов:

Both as the communist republic and as a monarchy before that, Russia was intensely imperial and its possessions abroad were a matter of national pride (the guardian, 02.09.07).

В приведенном примере оценка «чужого», в качестве которого здесь выступает Россия, формируется за счет слова “imperial” и поясняющей его второй части предложения. Однако следует отметить, что, несмотря на то, что сами политические термины обычно имеют эксплицитный характер в силу ясности присваиваемого им оценочного знака, их имплицитность чаще всего заключается в том, как автор использует эти слова. Так, термин imperial стал ярлыком, навешиваемом на Россию («чужой»). Этот термин крайне редко употребляется по отношению к Америке («свой»), которую периодически критикуют за внешнюю политику, которая вполне соответствует понятию “imperial”. В этом отношении политические термины схожи с эвфемизмами и служат инструментом для манипуляции восприятия адресатом «чужих» и «своих».

Иностранные слова также относятся к тем языковым средствам, которые участвуют в имплицитном выражении концептуальной оппозиции «свой – чужой», преимущественно в ракурсе национальной идентичности. Роль иностранных слов двойная: во-первых, их употребление способствует дистанцированию «своих» и «чужих», и иностранное слово становится маркером «чужого». Как, например, в заголовках двух статей о французских президентах Chirac bids adieu (the guardian, 12.03.07), Bon courage, Sarko. You are going to need it (the times, 07.05.07), где иностранные слова нейтральны и сами по себе не имеют политического или оценочного подтекста, их употребление указывает – эти люди говорят на иностранном языке, они нам чужие. Использование иностранных слов в тексте, посвященном другой нации, другому государству, которые сами по себе как будто лишены оценочного компонента, направлено на то, чтобы подчеркнуть разрыв между «своими» и «чужими», т.к. язык является одним из факторов, объединяющих общество, маркером «своего» или «чужого».

Роль некоторых иностранных слов состоит в том, чтобы подчеркнуть, что в английской или американской концептосферах понятий, ими обозначаемых, нет в силу отсутствия негативного компонента, в них заложенного. Существуют английские эквиваленты spetsnaz, siloviki таких слов, однако, обращаясь к иностранным лексемам, автор сообщает о том негативном потенциале, который присущ референтам данных лексем в соответствующей стране (здесь – России): The advisers, the siloviki, around Mr Putin resemble the

Communist party’s central committee (the guardian, 10.10.07).

Среди имплицитных средств, к которым прибегают авторы для реализации оппозиции «свой – чужой», отмечено частое использование разговорной лексики и разговорных синтаксических структур, как стилистический прием, основанный на чередовании экспрессии и стандарта.

Особенно часто к этому приему обращаются для формирования концепта «чужой – это враг», в связи с тем, что употребление языковых средств, свойственных разговорному стилю, призвано не только заострить внимание читателя, но и добавить отрицательной оценочности. Так, широко используются фразовые глаголы, идиомы, сленгизмы:

Vlad the Seducer notches up another conquest. (the guardian, 10.10.2007).

American-style attitudes also rub the natives up the wrong way (the observer, 01.04.07).

Часто используются эллиптические обороты, в особенности в вопросительных предложениях. цель употребления таких структур двойная: в некоторых случаях они направлены (как и в случае с разговорной лексикой) на привлечение внимания и/или наполнение сообщения эмоциональностью, обычно усиливающей отрицательную оценочность:

Dr Bari (the head of the Muslim council of Britain) said that British judges must be “sensitive to our divine laws on personal relationships and family matters”. How sensitive? Up to four wives at once allowed? (daily telegraph, 05.07.08).

Кроме того, употребление лексики и синтаксиса, свойственных разговорному стилю, способствует реализации важной прагматической задачи: это позволяет создать эффект неформального общения, которое обычно имеет место между друзьями или знакомыми людьми и предполагает, что его участники разделяют определенный фон знаний и ценностных ориентиров, некий общий взгляд на реальность, который им обоим известен. Этот прием дает понять читателю, что он вместе с автором принадлежит к группе «своих», т.е. людей, которые имеют общие взгляды, и поэтому подталкивает читателя согласиться с мнением автора.

1.4 Война в дискурсе современной прессы

Анализ освещения военных действий, межнациональных и межэтнических конфликтов в современных средствах массовой коммуникации - одно из важных и актуальных научных и научно-практических направлений в отечественной и зарубежной лингвистике, социолингвистике, этносоциологии и этнопсихологии. Во всем мире "ученые озадачены и обеспокоены опасностью распространения этноконфликтных образов и идей через прессу, радио и ТВ, ... а также распространением различных фобий - мигрантофобии, кавказофобии, цыганофобии, мусульманофобии, русофобии и т.д." (Малькова, 2001: 79).

Межэтнические конфликты и военные действия являются катализатором языкового выражения различных стереотипов и предубеждений, существующих в массовом сознании. Поэтому актуальным представляется систематическое изучение военного дискурса СМИ с точки зрения современной лингвистики и критического анализа. Военный дискурс интересен еще и тем, что он является важной неотъемлемой частью информационных и психологических операций, проводимых параллельно с боевыми действиями.

Современные формы войны несколько отличаются от традиционных, исторических форм (наступлений, маневров, атак, штурмов и взятий). В наши дни наряду с традиционными формами войны существуют такие формы как психологические и информационные войны.

Концепт "война" можно определить следующим образом: "действия различного рода, направленные на ослабление, деморализацию и уничтожение (или самоуничтожение) противника".

Под военным дискурсом в данном исследовании понимается дискурс о войне как в традиционной, так и современной ее формах. К разряду военного дискурса можно также отнести дискурс военных о войне (жанр "доклада" или "сводки"), политиков о войне (разновидность политического дискурса в жанре "интервью").

Война в современном мире не называются своим именем открыто. Такие действия характеризуются как демократические и респектабельные, а их отношение к войне как правило отрицается. Это характерно как для России, так и для Европы, США и других стран. Например, бомбардировки Югославии в 2000 г. в официальном дискурсе и дискурсе прессы назывались "предотвращением гуманитарной катастрофы", война в Чеченской республике - "антетеррористической операцией", "наведением конституционного порядка". Или в США во время войны во Вьетнаме был создан специальный язык для сообщений прессы, были составлены специальные словари для обозначения тех или иных явлений действительности, производящих на читателя нужное впечатление. С 1965 г. военные действия во Вьетнаме назывались "программой умиротворения", а с февраля 1972 г. - "защитной реакцией" (Кара-Мурза, 2000: 254-255).

Именно тогда были разработаны методы построения сложных политических эвфемизмов (не просто подмена слов и понятий, а языковые конструкции с точно измеренными эффектами воздействия на массовое сознание). Вследствие этого стало возможным говорить о такой технологии манипуляции сознанием как изменение смысла слов и понятий. Из дискурса прессы исключалась вся лексика с отрицательной коннотацией (война - war, наступление – offensive/attack, оружие массового уничтожения - weapons of annihilation), а вместо нее вводилась нейтральная (конфликт - conflict, операция - operation, устройство - equipment, умиротворение - appeasement, наведение порядка - police actions и т. п.). Таким образом создавалась виртуальная дискурсивная реальность или социальная версия действительности, в контексте которой описываемые события (война) воспринимались аудиторией иным образом, что было выгодно правящим элитам.

Рассмотрение лингвистических аспектов военного дискурса непосредственно связано с проблемами информационной безопасности, особенностями проведения информационных и психологических операций. Оно позволяет выявить приемы манипуляции сознанием социальных или этнических групп, получить новые знания о лингвистическом инструментарии информационных войн, новые знания по проблемам "язык и сознание", "язык и идеология".

Современные формы войны не столь явные как традиционные и без специальной подготовки дифференцировать их сложно. Но можно говорить об их дискурсивных характеристиках:

Любая современная война имеет дискурсивное начало и развитие (т.е. ее признаки как конституируются, так и выражаются в дискурсах: политическом дискурсе, в дискурсе новостей прессы и во многих других военных дискурсах).

Дискурсивные основы любой современной войны представляют собой мощное и эффективное средство достижения информационного, политического, идеологического и экономического господства.

Современная война может быть далека от открытого насилия и военных действий. Местом ее проведения и одновременно целью является психика человека. Последствия таких дискурсивных войн гораздо более разрушительны. Учитывая скрытый характер войны (не объявляется открыто), она ведет к незаметному обретению господства одних социальных или этнических групп над другими, не имеющими доступа и контроля над информационными потоками.

Средства массовой информации (и пресса в частности) - основной инструмент распространения сообщений, воздействующих на общественное сознание. Можно выделить две основные функции дискурса СМИ: ориентирующую и манипулятивную.

СМИ фактически контролируют культуру, пропуская ее через себя, как через "фильтр", выделяя отдельные элементы из общей массы, придавая одним особый вес, принижая ценность других. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, в современном мире почти не оказывает влияния на развитие общества. В этом заключается ориентирующая функция дискурса СМИ. Появление любой темы в прессе обусловлено интересами правящих элит, которым выгодна определенная ориентация общественного мнения и сознания. В этом заключается манипулятивная функции дискурса прессы.

Под манипуляцией понимается программирование общественных мнений с целью обеспечить выгодное манипуляторам поведение. Это скрытый вид духовного, психологического воздействия, мишень которого - психологические структуры человеческой личности.

Власть, предоставляемая средствами массовой информации, имеет прежде всего дискурсивно-символическую основу. Дискурс СМИ - основной источник знаний людей о мире, отношений, идеологий. Медиамагнаты определяют направленность большинства тех СМИ, которые они контролируют. Это важно учитывать при исследовании роли прессы в преподнесении военных событий в силу следующих причин:

· Большинство читателей сами не имели военного опыта, не сталкивались лично с войной и поэтому не в состоянии оценить истинность (ложность) преподносимого материала. На этом основано самое общее правило использования приемов по манипуляции общественным сознанием (фабрикация фактов, отбор событий реальности для сообщений, пропаганда и др.): "Истинно любое утверждение, ложность которого не может быть доказана." Этот прием проходит особенно легко, если он опирается на различные стереотипы или их разновидности - предубеждения, в том числе и этнические.

· Большинство читателей не имеет альтернативных источников информации о войне (без учета художественной литературы и общения с участниками войны).

· Немногие читатели имеют время и желание анализировать преподносимую им информацию (социальные версии действительности). Поэтому предложенная точка зрения и ориентация принимается на веру.

· Военный дискурс конституируется в прессе по принципу разграничения МЫ-ГРУПП и ОНИ-ГРУПП (СВОИ - ЧУЖИЕ; НАШИ - ВРАГИ; ФЕДЕРАЛЬНЫЕ СИЛЫ -ПОВСТАНЦЫ, БОЕВИКИ). При этом создается и поддерживается негативный имидж ОНИ-ГРУПП и положительный имидж МЫ-ГРУПП.

Глава II. Анализ статей зарубежной прессы (Отношения России, Грузии и США в дискурсе военного конфликта в Южной Осетии в 2008г)

В этой главе был проведен анализ текстов 9 самых популярных англоязычных газет, которые освещали военный конфликт между Россией и Грузией в Южной Осетии в 2008 году и его последствия.

2.1 The Daily telegraph

Заголовок: Georgia: Russia enters into 'war' in South Ossetia. (От 08.08.2008г.)

В данной статье рассказывается о реакции России на вторжение войск Грузии на территорию Южной Осетии. Автор определяет позиции непосредственных участников конфликта и их сторонников.

В статье широко используется цитация, позволяющая выразить негативное отношение сторон друг к другу:

"We are receiving reports that a policy of ethnic cleansing was being conducted in villages in South Ossetia, the number of refugees is climbing, the panic is growing, people are trying to save their lives" (С. Лавров, министр иностранных дел, Россия)

"The United States calls for an immediate ceasefire to the armed conflict in Georgia's region of South Ossetia”… “We call on Russia to cease attacks on Georgia by aircraft and missiles, respect Georgia's territorial integrity, and withdraw its ground combat forces from Georgian soil" (К. Райс, госсекретарь США)

Также используются лексические единицы с яркой в данном контексте стилистической окраской:

rebels; a massive attack in defiance of diplomatic efforts; a full scale invasion; violence; plunged the two neighbours; a source of tension; a fierce battle; the panic is growing; a devoutly pro-Western leader; ethnic cleansing; peacekeepers; confrontation; conflict.

Автор использует иронию, выражая свое отношение к Грузии:

The confrontation between the two countries deepened in April when Nato promised that Georgia would be allowed to join - although no clear timetable was offered.

Для усиления эффекта правдоподобности, автор использует военную и политическую терминологию:

the confrontation; ceasefire; barrage.

2.2 The Guardian

Заголовок: Georgian president Mikheil Saakashvili blamed for starting Russian war (от 30.09.2009)

В статье обнародованы результаты проведенного Евросоюзом расследования конфликта между Россией и Грузией в августе 2008 года.

Президент Грузии, Михаил Саакашвили обвиняется в геноциде и нападении на Южную Осетию, поэтому автор, выражая свое отношение к нему и к Грузии, использует большое количество дисфемизмов и негативно окрашенной лексики:

The western-backed Georgian leader; a penchant for acting in the heat of the moment; genocide; Georgians had killed 2,000 civilians; looting; rape; hostage-taking; arbitrary arrest; a damning indictment; warmonger.

Кроме того, автор называет президента Грузии исключительно по фамилии, что, безусловно, снижает авторитет Михаила Саакашвили в глазах читателя.

В статье можно также выделить аллюзию:

«Great power”(намек на Россию, как на потенциальную угрозу для НАТО), insubordinate neighbor (ссылка на давние недружелюбные отношения России и стран СНГ).

Особое внимание в данной статье уделяется цитации:

"On the night of 7-8 August 2008 … heavy fighting erupted in and around … Tskhinvali in South Ossetia (and) soon extended to other parts of Georgia. It caused serious destruction, reaching levels of utter devastation. Altogether about 850 persons lost their lives, more than 100,000 civilians fled their homes. (from the report on the five-day Russian-Georgian war)

"The shelling of Tskhinvali by the Georgian armed forces during the night of 7 to 8 August 2008 marked the beginning of the large-scale armed conflict in Georgia, yet it was only the culminating point of a long period of increasing tensions, provocations and incidents. Indeed, the conflict has deep roots in the history of the region, in peoples' national traditions and aspirations as well as in age-old perceptions or rather misperceptions of each other, which were never mended and sometimes exploited." (from the report on the five-day Russian-Georgian war)

Для дополнительного воздействия и создания атмосферы «официальности», широко применяется политическая и военная терминология. Это создает у