Духовный портрет личности писателя Леонида Андреева
Творчество Леонида Андреева является неотъемлемой и важной частью литературного наследия России. Долгое время по идеологическим причинам писатель был под негласным запретом, некоторые тексты не публиковались (художественные и публицистические), отдельные произведения не переиздавались и не оценивались литературоведением. В последние годы исследователи проявляют особый интерес к художественному миру писателя, идеям и образам его произведений.
Повесть «Жизнь Василия Фивейского» (19 ноября 1903 г.) наиболее показательна в творчестве писателя. Поднимаемые им вопросы веры и неверия, на первый взгляд, перекликаются с политическими ожиданиями автора в предчувствии революционных перемен. Вместе с тем, автор пытается по-своему осмыслить и разрешить «вечные вопросы» бытия, связанные с человеческим страданием, всеобщей справедливостью, добром и злом.
Постановка проблемы и цель исследования
«Жизнь Василия Фивейского» – сложное и многоплановое произведение. В нашей работе мы попытаемся ответить на одну из ключевых проблем, поставленных в повести Л. Андреева, а именно: чем обусловлено несчастье главного героя – отца Василия Фивейского – маловерием (неподлинной верой) или неверием (релятивистскими посылками) автора и, соответственно, богоборческим пафосом его произведения.
Цель данной работы – выяснить, насколько образ сельского священника отражает личностные настроения, переживания, религиозно-философское мировоззрение самого автора повести.
На наш взгляд, актуальность этих вопросов заключается еще и в том, что сюжетная линия повести в некотором роде типологична библейскому сказанию об Иове в логике событийных перекличек. (Эта интертекстуальная связь с прецедентным текстом Священного Писания устанавливается при выявлении библейских аллюзий, функционирующих в тексте Л. Андреева). Между тем, если ветхозаветный страдалец выходит победителем в исходе своего богоборчества, являя тем самым образец для подражания христиан в противостоянии добра и зла, то священник Василий Фивейский, порабощенный бедами и злосчастиями, навалившимися на его плечи, оканчивает свою жизнь трагически. Иов – идеальный образ для подражания, но для читателей повести исход жизни священника, как его судьба и пережитый опыт, может представится более очевидным и актуальным.
Историографический обзор
С первых же дней выхода в свет повести Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» она вызвала живейший интерес и отклики как среди современников автора, так и более поздних критиков и исследователей творчества писателя. В начале 20-го века ряд известных писателей неоднозначно восприняли творческий вызов Андреева. Такие авторитетные художники и общественные деятели, как Максим Горький, оценивали повесть, равно как и позицию Андреева, с точки зрения веры, но веры не столько в Бога, сколько в человеческий просветленный разум. Постигая и по-своему понимая подоплеку «Жизни…», Горький воспринимал художественный образ, созданный Андреевым, критически. Владимир Короленко также остро откликается на это произведение, отмечая доминирование фатализма, пессимизма, неверия в разум и всеобщее благо как личностные характеристики Леонида Андреева, выразившего себя в символических образах повести. Символичность повести подчеркивается и известным публицистом Вячеславом Ивановым(1) в специальной статье, посвященной «Жизни Василия Фивейского», где утверждается, что Андреев отходит от полюса Л. Н. Толстого и тяготеет к полюсу Ф.М. Достоевского.
Особый интерес представляют статьи рецензентов, среди которых были священнослужители Православной Церкви (сборник «Знание», 1904 г.). Так, Ф. Белявский в статья «Вера или неверие?» осуждал героя рассказа за «гордое настроение ума», несовместимое с христианским «смирением верою»; причину его несчастья Ф. Белявский усматривал не в социальной и общественной одинокости В. Фивейского, а в «отсутствии духовной жизнеспособности».(2) Православный миссионер Л. Боголюбов критиковал Андреева за «декадентство», а Василия Фивейского объявил душевнобольным. Священник Н. Колосов в Московском епархиальном доме выступил с лекцией «Мнимое крушение веры в рассказе Л. Андреева ”Жизнь Василия Фивейского”» (15 декабря 1904 г.)(3).
По словам Н. Колосова, «тип о. Василия Фивейского есть тип уродливый и до крайности неправдоподобный. Такие типы среди духовенства редкое исключение, как бывают люди с двумя сердцами или двумя желудками» (4).
С церковными публицистами был солидарен Н.Я. Стародум, подчеркивая, что «Жизнь Василия Фивейского» – это «надругательство над священником, над его саном, над его семейной жизнью, над его горем, над его сомнениями, над его горячею верою и над Верою вообще»(5). Религиозный писатель и публицист Д. Мережковский откровенно заявляет, что страдания сельского священника объясняются ничем иным, как недалекостью рассудка героя: «слишком большая воля, при малом уме, приводит к глупости или сумасшествию, ибо и глупцы, так же как умные, может быть даже чаще умных, сходят с ума»(6).
Принципиально иным было восприятие «Жизни Василия Фивейского» либеральной и демократической критикой (Н.Геккер, И.Н.Игнатов, С. Миргородский, Л.Н. Войтоловский) и писателями-символистами (В. Брюсов, А.Блок, Ф. Сологуб), которые по преимуществу отмечали художественное мастерство. Вместе с тем, символисты (Философов, З. Гиппиус, В. Брюсов)(7) удивлялись не мистическому, а какому-то грубо-материалистическому изображению сюжетов Андреева. Попытки анализа творчества Л. Андреева неоднократно предпринималась современниками писателя. Свои отзывы на произведения давал известный в свое время критик-публицист Н. К. Михайловский, литературные критики Л. Гуревич, В. Воровский.
Судьба самого писателя и мировоззренческие взгляды неизменно сказались и на судьбе его литературного наследия. В первые годы революции некоторые пьесы Л. Андреева еще ставились на сцене. Но в дальнейшем андреевский театр был вытеснен из репертуара произведениями классической драматургии и пьесами новых авторов, отражающих события и идеалы нового постреволюционного строя. Проза писателя издавалась все реже и реже. Лишь в 1926 г. выпускается сборник избранных произведений Л. Андреева со вступительным словом А. Луначарского, а в 1930 г. издается сборник памяти писателя «Реквием». После этих двух изданий творчество художника было почти забыто.
В эпоху застоя советского периода интерес к творчеству Л. Андреева почти полностью угасает. В середине XX века это обусловлено результатом внешних причин (Великой Отечественной войной, обустройством государства нового социалистического строя), а во второй половине – политико-идеологическими причинами. Только в 1956 г. вновь выходит в свет книга его рассказов. Именно с этого рубежа 50-х–60-х гг. происходит знакомство советского читателя с литературным наследием Л. Андреева. Минуя долгую пору умалчивания и цензуры, печатаются его однотомники прозы и драматургии, появляются первые критические работы. Но избирательность в подаче произведений все же была очевидной. Предпочтение отдается главным образом произведениям реально-бытового плана. Это делалось для того, чтобы показать Л. Андреева в некоторой степени наследником русского классического реализма. Определенного идеологического поворота не избежала и литературная интерпретация творческого пути Л. Андреева: более или менее значительными признавались произведения с преобладанием реалистических тенденций, но творчество, позднего периода, расценивалось как безусловно упадочное. Писатель подвергался всевозможной критике и упрекам за «демонизм» и «мракобесие», уклонение в символизм и модернизм. Сыпались упреки за проповедь мистицизма и анархизма, примирения с социальным злом. В андреевских рассказах видели надругательство над добрыми мотивами в человеке.
Новый этап читательского интереса к его творчеству возник с выпуском в 1971 г. избранной прозы Л. Андреева. В двухтомник, наряду с условно-реалистическими произведениями, входят многие произведения символической ориентации, где волновавшие писателя общефилософские, морально-нравственные, социальные проблемы находили свое воплощение в метафорически-экспрессионистских образах.
Начиная с последнего десятилетия XX века, интерес к Леониду Андрееву неожиданно меняется, возрастает. Разными изданиями выходят всевозможные подборки его произведений, сборники «Избранное», новые издания знакомят читателей с ранее не печатавшимися произведениями.
Среди современных исследователей повести «Жизнь Василия Фивейского» нам представляется уместным отметить следующие имена: Богданов А.В. (Писатель редкого таланта и мужества, 1988), Хватова А.И. (Основные мотивы прозы Леонида Андреева, 1984), В. Чувакова (О рассказах Леонида Андреева, 1980), Ф. Левина (Л.Н. Андреев, 1981).
А.В. Богданов и А.И. Хватов видят в отце Василии убедительный образ богоборца, «заряженного» бунтом. Это трагедия веры человека, измученного «проклятыми» вопросами человеческого разума перед лицом абсурда. Исследователь В.И. Чуваков усматривает в образе о. Василия своеобразную модель для реализации творческого замысла произведениям – показать трагедию человека, утратившего старую веру, но так и не обретшего новую, истинную. Но эта трагедия веры, полагает исследователь, восходит не к сюжетному образу страдальца Иова из книги Библии, а к социально-идеологическому состоянию предреволюционных политических настроений России в начале 1900-х гг. Причем для В. Чувакова образ бунтующего попа вымышлен – это всего лишь сконструированная автором модель. Советский профессор и литературовед В. И. Кулешов усматривал в отце Василии фанатически верующего человека, внезапно прозревшего и ставшего на путь богоборчества(8). Но уже Ф. Левин идет несколько дальше в своих догадках и отмечает некий мистический настрой отца Василия.
В этой связи необходимо особо отметить сборник трудов «Леонид Андреев: материалы и исследования»(9), вышедший в 2000 г., где представлены работы целого ряда исследователей. Каждый из них подчеркивает различные аспекты проблем, поставленных в повести Леонида Андреева. Л.С. Козловский видит проблему фатализма, рока; Л.А. Иезуитова духовный кризис священства рубежа XIX-XX века; Келдыш В.А., соглашаясь с ней, определяет в произведении духовные искания времени; С. Ю. Ясенский – противопоставление мира и человека; Г.Б. Курляндская указывает на попытку Л. Андреева понять разумом то, что открывается только сердцу.
Следует отметить, что все исследователи только обозначают и расширяют глубину вопросов, поднятых в повести Л. Андреева, но никто не пытается однозначно заявить о взаимоотношении позиции автора и его героя по вопросу о вере в Бога. Именно этот ключевой вопрос является целью нашего исследования.
Метод исследования
Основной метод, используемый в работе – филологически-экзегетический. В первой главе нами будет освещен социокультурный контекст, в пространстве которого создавалась повесть. Во второй главе, т. е. в основной части исследования, мы проведем сопоставление личного образа автора, его философские умонастроения и предпочтения в соответствии с воплощенными в повести идейно-композиционными темами и мотивами.
Особое внимание будет уделено системе образов и сюжетной линии «Жизни Василия Фивейского».
«Тогда Иов встал, и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою, и пал на землю, и поклонился и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»
«…неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?» (Иов.1:20,21; 2:10) .
ГЛАВА ПЕРВАЯ Основные социокультурные предпосылки, обусловившие творческие искания Л. Андреева на рубеже XIX – начала XX века
1. Становление мировоззрения Л. Андреева в контексте социополитических процессов в России на рубеже веков
В русской литературе конца XIX – начала XX века, богатой яркими талантами, можно назвать немало писателей, произведения которых вызывали обостренный интерес у современников. Значимое место в этом ряду, без сомнений, занимает творчество Леонида Николаевича Андреева, одного из наиболее сложных и противоречивых писателей рубежа веков. Уже с первых шагов литературной деятельности он привлек внимание критики и читателей своими своеобразными и оригинальными рассказами.
Важнейшим шагом в идейно-творческом развитии Л Андреева как художника было создание незадолго до революции крупнейшего в идейном и художественном плане произведения – «Жизнь Василия Фивейского». «Лучше этого – глубже, яснее и серьезнее, – сообщал Горький Пятницкому, – он еще не писал. Очень, очень крупная вещь».(10) А Короленко в своей рецензии на сборники товарищества «Знание» за 1904 г., где и появился один из первых рассказов Л. Андреева, назвал его «самым выдающимся произведением обоих сборников». Талант Леонида Андреева достиг расцвета в эпоху первой русской революции. Художник достигает в это время зенита своей литературной славы. А потом обозначилось медленное движение под уклон: наступает изнурительный духовный и творческий кризис.
Как нам представляется, прежде чем приступить к анализу повести «Жизнь Василия Фивейского», проследить основную концепцию произведения, его идейные мотивы, следует рассмотреть исторические предпосылки и политические процессы, влияющие на общественную мысль современности и философско-эстетические взгляды писателя.
В начале XX века, когда неотвратимость заката старой исторической эпохи впрямую сопрягалась в сознании многих людей с ожиданием стремительного «великолепного возрождения», Л. Андреев начал свой творческий путь. На годы литературной деятельности Андреева приходятся такие исторические события как русско-японская война (1904–1905) и революция 1905 (9 января) – 1906 гг., период реакции, леннский расстрел и новый подъем рабочего движения, первая мировая война 1914 – 1918 гг., и, наконец, революция 1917 г., когда не только рушились прежние понятия и многовековые устои, но и рушилось устоявшееся общеевропейское сознание. Исследователь творчества Л. Н. Андреева Ф. Левин совершенно справедливо называл писателя «чутким барометром», а литературный критик О. Михайлов отмечал его «сейсмографическую чуткость», выдвигая художника в первый ряд свидетелей столь противоречивого и сложного времени(11).
Переломный момент конца XIX – начала XX века в России отмечался глубоким кризисом капитализма и назревавших социальных революций. Крепостное право в России просуществовало значительно дольше, чем в любой европейской стране. И даже его отмена с дальнейшими реформами Александра II (1855–1881) не смогли преодолеть кризис самодержавия. С приходом к власти императора Александра III (1881–1894) проводится ряд контрреформ. Обеспечивается восстановление власти помещиков, а также высшей буржуазии над крестьянами, осуществление авторитарного правительственного контроля над всеми сферами внутригосударственной жизни.
В период, когда складывалось мировоззрение будущего писателя, русская общественная мысль была очень разнообразной в своих социально-политических направлениях. 80-е и 90-е гг. XIX века характеризовались временем торжества царской реакции после разгрома «Народной воли» в 1881 г. и крушением надежд на крестьянскую революцию. Покушение на Александра III в 1887 г. также потерпело неудачу. По вступлении на престол последнего русского императора Николая II (1894–1917) политическое и социальное положение в стране, к сожалению, не улучшилось.
Крестьяне, рабочие, мелкая буржуазия города и деревни составляли единый революционный лагерь. Противостоящий ему лагерь представляли помещики, высшая интеллигенция, связанная с самодержавной монархией, высшая чиновничья бюрократия, военщина, клерикалы. Либерально-оппозиционный лагерь был представлен в основном средней буржуазией и интеллигенцией, которые выступали за преобразование страны мирными средствами. Для либеральной буржуазии были характерны лавирование между противостоящими в революции лагерями, склонность пойти на компромисс с самодержавием, добиваясь от него определенных уступок.(12)
Молодежь студенческих кружков предается мучительному скепсису и самоанализу. Надрывная декламация стихов С. Надсона о «мертвости души» и отсутствии надежды, сопряженной с «работой тягостной» стала в те годы обычным явлением в кругах демократически настроенной интеллигенции.
В то же время к 90-м гг. XIX века ведущим процессом в экономике и социальных отношениях пореформенной России становится развитие капитализма и формирование обслуживавшего его нового слоя буржуазной интеллигенции. Вчерашние поклонники шестидесятников и народовольцев шли на службу капитализму. В революционно-освободительном движении ведущее место начинал занимать пролетариат. На его сторону стали и представители революционной интеллигенции, усваивавшие и переносившие на русскую почву марксизм. Например, организованная еще в 1883 г. в Женеве группа «Освобождение труда» во главе с Г. В. Плехановым активизировала свою деятельность по распространению в России марксизма. Но в кругах, к которым принадлежал Л. Андреев, к марксизму было принято относиться «иронически» (13).
Некоторая часть интеллигенции стремилась приспособить марксизм к достижению своих целей: борьбы против военно-феодальной монархии, с одной стороны, и против народничества – с другой. Другая часть интеллигенции открыто выступала против демократии, материализма, проповедовала равнодушие к общественной жизни, индивидуализм, уход в «чистое искусство».
Под знаком таких смущений и поисков получило место развитие идеалистическая философия Э. Гартмана и А. Шопенгауэра. Вполне объяснимо, что именно в это время стали привлекать к себе внимание идея ницшеанского культа «сверхчеловека» и права сильного на попирание слабых. Важно подчеркнуть, что некоторые круги буржуазной интеллигенции чувствовали кризис прежней культуры и надвигающуюся пролетарскую революцию. Это отношение порождало в их среде растерянность, тревогу, пессимизм, переходящий порою в отчаяние.
Итак, общественная мысль 90-х гг. XIX века характеризуется чрезвычайным «брожением умов», обилием всевозможных теорий, групп и течений. Либерализм и демократизм, легальный марксизм и народничество, ницшеанство и анархизм, «непротивление злу насилием» Л. Толстого, откровенный индивидуализм боролись друг с другом, а всем этим явлениям противостоял назревавший революционный марксизм.
Анализируя жизнь и творчество Л. Андреева, мы приходим к выводу, что симпатии писателя к революционным преобразованиям, страстная ненависть к самодержавию и мещанской интеллигенции были искренними и закономерными. Он сочувственно относился к тем, кто посвятил свою жизнь революционной деятельности и к тем, кто стал жертвой утилитарного и меркантильного строя эпохи. Однако в бурном водовороте событий своего времени он действительно не сумел преодолеть внутреннюю смуту, отыскать наиболее надежные ориентиры.
2 . Основные тенденции произведений Л. Андреева
Общая характеристика литературных тенденций к концу XIX века
Русская литература развивалась в сложных условиях надрывных настроений «конца века», атмосферы реакции, политического и психологического гнета. Но несмотря на это, интеллектуально-художественная мысль отличалась интенсивностью во всех сферах. К концу 80-х – началу 90-х гг. XIX века в русской литературе, отражавшей неустойчивость и кризис социальных и идеологических процессов, обозначились соответствующие упадку культуры и катастрофичности политического положения тенденции развития и художественные идеи(14).
Реалистическое искусство середины XIX века достигло своего расцвета в произведениях таких великих русских художников как Ф. Достоевский, Л. Толстой, А. П. Чехов.
В дальнейшей прозе 90-х проявятся отзвуки творчества Ф. Достоевского. Тревожные вопросы действительности, терзающие мятущееся сознание героев Ф. Достоевского, тщательное исследование человеческих страданий в обществе, разрываемом нестабильностью и противоречиями, мрачные тона бытовой обстановки жизни – все это в различной форме нашло отражение в произведениях Г. Успенского и В. Гаршина, начинающего А. Куприна(15). «Некоторые темы раннего Андреева (прежде всего, тема одиночества человека), а также жанровые особенности рассказа, – как подчеркивает литературовед А. Г. Соколов, – (рассказ-аллегория, рассказ-исповедь) связаны с традицией Гаршина. Сам Андреев, говоря о воздействии на него традиций предшественников, ставил Гаршина перед Толстым и Достоевским» (16).
Очерчивая фигуру Всеволода Михайловича Гаршина (1855–1888), влияние которого значительно скажется на творческих исканиях Л. Андреева, следует отметить, что это был один из самых гуманных писателей России, мотивы произведений которого утверждали непреходящие ценности человечности и сострадания. Но самое главное, что эти идеалы не расходились с жизнью и деятельностью писателя. Выбирая героя, тонкую впечатлительную натуру, сочетающую в себе вкус к искусству наряду с острым чувством справедливости, нетерпимостью ко злу, автор придает всему сюжету особую выразительность и социальную остроту, передающую боль и чаяния целого поколения, страдающего муками кризиса буржуазной эпохи (например, рассказ «Художники» 1879) (17).
Многие писатели, такие как И. Бунин (1870–1953), А. Куприн (1870–1938), М. Горький (1868–1936), стремятся соединить устоявшуюся литературную традицию с поисками новых путей выражения в искусстве, к ним относится и Л. Андреев.(18)
К концу века В. Гаршин и В. Короленко значительно обогащают реалистическую традицию романтическими элементами («Слепой музыкант» В. Короленко, 1886; «Художники» В. Гаршина). Это также отразится на творчестве Л. Андреева, стиль которого однажды назовут «романтико-трагическим».
Эпоха, в которую начинает творить Л. Андреев, характеризуется исключительным многообразием повествовательных жанров, отражающих обращение к новым темам. Охват новых социальных слоев, психологических типов – показательная черта творчества очень многих писателей этого периода. Получает развитие новая тема – обращение к описанию жизни низов общества: бродяг, простых детей, калек, проституток, претерпевших сполна на себе все тяготы и несправедливости мира, а также суд общества(19).
П. Боборыкин, один из немногих русских писателей, который сознательно стал на позицию натурализма и, в попытке его обосновать, утверждал, что писатель должен изображать «серую массу» людей. В целом же изображение русского люмпен пролетариата было характерно и для творчества А. И. Эртеля, основной темой творчества которого стала проблема взаимоотношений интеллигенции и народа («Бабий бунт», 1884; «Карьера Струкова», 1895).(20) Наиболее яркие фигуры отщепенцев и бродяг встречаются у Короленко («Соколинец», «В дурном обществе», «Федор Бесприютный»), у Чехова («Агафья», «Мечты», «Воры»).
Эта направленность также отразится и на художественной позиции Леонида Андреева.
Однажды он напишет К. Чуковскому: «…Я философ, хотя большей частью совершенно бессознательный… Мне неважно, кто «он», герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. Мне важно только одно – что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни. Более того: в рассказе “Кусака” героем является собака, ибо все живое имеет одну душу, все живое страдает одними страданиями и в великом безличии и равенстве сливается воедино перед грозными силами жизни»(21).
Художественная мысль была призвана привлечь внимание демократических кругов и разоблачить пороки буржуазного упадочного строя, который все более и более отдалялся от демократических идеалов Н. Г. Чернышевского, А. М. Добролюбова, Н. А. Некрасова, память о которых еще жила в народе.
Творчество других писателей было вообще прямым отражением настроений пессимизма: уныния, бессилия, тотального одиночества, глубокого разочарования и отсутствия какой-либо надежды, что очень повлияло в целом на все творчество Л. Андреева. Показателен в этом плане поэт С. Надсон.
Кризис эпохи особенно остро осознавался представителями публицистики и искусства. Тонкий литературный критик Л. Гуревич пишет: «…Как именно в наше время, когда рушились многие надежды, многие догматы, когда люди, в великом смятении, не узнают ни самих себя, ни друг друга, когда вечные вопросы разумения, познания спасительных незыбких истин среди хаоса противоречивого, обманчивого опыта стали самыми острыми, вопиющими вопросами жизни»(22).
В это же время появляется течение писателей, призывающих к уходу от выражения общественных интересов, призывающих к поклонению красоте, «чистому искусству». Многие из них находят выход в религиозной мистике, постижению мира в новых формах и выражениях. Здесь среди прочих религиозных, философских и литературных течений следует отнести символизм, к которому примкнули такие известные поэты и писатели как Вяч. Иванов, А. Блок, А. Белый, С. Соловьев, З. Гиппиус, Ф. Сологуб(23). В попытке осмыслить состояние эпохи Д. Мережковский, З. Гиппиус, К. Бальмонт пытаются с позиций новых философских и эстетических установок осмыслить эпоху(24). И если такие символисты, как Н. М. Минский пытаются утвердить безысходность и тщету человеческой жизни на фоне личного чувства любви человека к самому себе(25), то Д. Мережковский утверждает ценность жизни в чувстве Бога. З. Гиппиус, В. Брюсов и критик-публицист Д. Философов отчасти были единодушны с Д. Мережковским и разделяли его взгляды. Следует однако подчеркнуть, что такая система убеждений сложилась под влиянием религиозно-философского учения Владимира Соловьева (1853–1900), критиковавшего позитивизм.
В этой сложной обстановке и складывались мировоззрение и творчество Леонида Андреева, в котором сталкивались реализм и декадентство, мотивы революционной и мещанской литературы, идеи С.-Щедрина, А. Чехова, Г. Успенского, М. Горького и идеи буржуазного индивидуализма, «непротивления злу насилием», «смирения гордого человека», пессимизма и безверия, эстетства и натурализма.
В гимназические и студенческие годы Л. Андреев много, но бессистемно читал. Еще со школьной скамьи будущий писатель заинтересовался философией Э. Гартмана и А. Шопенгауэра и пронес это увлечение философскими вопросами всю свою жизнь. Однако выработать цельное мировоззрение писателю так и не удалось. Впоследствии М. Горький писал о нем в воспоминаниях, что «запас его знаний был странно беден», «читать Л. Н. не любил», относился «к знанию и книге беззаботно, небрежно, а иногда враждебно», мало интересовался действительностью, но с успехом это компенсировал «силой своей интуиции, плодовитостью фантазии, цепкостью воображения» (26). Литературные вкусы Андреева также не отличались последовательностью: он преклонялся перед Ф. Достоевским, восхищался Глебом Успенским, любил Эдгара По и восторгался М. Горьким, высоко ценил Г. Ибсена.
Андрееву довелось жить и творить в одно время с Львом Толстым , А. Чеховым, А. Блоком, когда в литературу уже вошли А. Серафимович, В. Вересаев, Скиталец, Ю. Бунин, А. Куприн, когда на литературном небосводе засверкала звезда молодого Максима Горького – и его голос, его авторское «я» отнюдь не затерялось в этом блистательном созвездии великих имен. Критик В. Воровский писал: «Если вы попроситесовременного интеллигентного русского читателя назвать наиболее талантливых авторов наших дней, он, наверное, на одно из первых мест — если не на первое – поставит Леонида Андреева... И этот суд “толпы” в общих чертах совпадает с судом критики» (27). Более того, многие из выдающихся современников Андреева признавали, что под прямым впечатлением от чтения его произведений и у них самих возникала неодолимая потребность безотлагательно выработать и предложить свои варианты ответов на вечные вопросы о цели и смысле человеческого существования, о роковых тайнах жизни и смерти, о путях борьбы с вселенским злом и утверждения добра в отношениях между людьми.
Обзор основных произведений, отражавших мироощущение писателя в период создания повести «Жизнь Василия Фивейского»
Первые произведения Л. Андреева были продолжением традиций демократического реализма. Критика текущей действительности органично совмещалась у Л. Андреева с глубоко сочувственным изображением представителей социальных низов, народных масс. К таким произведениям следует отнести рассказы и повести писателя: «Баргамот и Гараська», «Защита», «Алеша-дурачек», «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Случай», «Молодежь», «Памятник», «В Сабурове», «Петька на даче»(1899), «Большой шлем»(1899), «Ангелочек»(1899), «У окна»(1899), «Жили-были»(1901), «На реке»(1900), «Гостинец»(1901), «Молчание»(1900), «В поезде»(1900), «Смех»(1901), «Бездна», «В тумане»(1902), «Мысль»(1902), «Стена»(1901), «Набат»(1901), «Иностранец»(1901), «Город»(1902).
Л. Андреев один из первых среди писателей своего времени с глубоким психологизмом художественно исследовал социально-этическую проблему отчуждения личности, придавленной бездушием эгоистического общества в мире корысти, неравенства и несвободы. Глухие стоны обездоленных, их отчаянные вопли слышны в рассказах «Памятник», «Валя», «Книга», «В подвале», «Случай» и ряде других. В них «маленький» человек не столько живет, сколько прозябает, уныло и безрадостно влачит свои дни, лишенный надежд на лучшее.
Иногда у Л. Андреева появляются люди, одержимые мечтой о счастье, но по мере развертывания авторского повествования выясняется, что их мечты иллюзорны, несбыточны в реальной русской действительности. Путь разочарований проходят, например, герои рассказа «Ангелочек».
Изображаемый писателем «средний» и «маленький» человек нигде так не одинок, как в большом, многолюдном капиталистическом городе. Буржуазный город — «большой и жадный» — обычно выступает у Л. Андреева в образе одушевленного существа, которое не только чуждо, но и органически враждебно человеку, который, в свою очередь, ненавидит и страшится этого чудовища. Камни города, серые и молчаливые, таят для одинокого героя андреевских рассказов что-то угрожающее, бездушное, жестоко-бесчеловечное. Эти мысли и ощущения наиболее остро и выпукло выражены в рассказе «Город»(1902).
Одна из граней андреевской темы отчуждения и одиночества — полная духовная разобщенность с близкими людьми, а также в семье, потеря всякой связи между людьми единой крови. Рассказ «Смех» (1901) вскрывает с острым выражением противоречивую сущность человека, обреченного таким образом на непонимание и внутреннее одиночество. Апофеозом семейной разобщенности являются отношения дочери и родителей в рассказе «Молчание» (1902). Созданный здесь образ молчания призван обнажить трагедию страшного отчуждения личности, идею абсолютного одиночества человека в обществе как симптом непрочности людских отношений в нем и неизбежности его крушения.
Тема рока отчетливо вскрывается в рассказе «Большой шлем» (1899). На фоне коллективной разобщенности, примитивности бессмысленного быта жизни внезапно умирает человек. Тем самым разрушаются все иллюзорные представления о «логическом» мирке, созданном за карточным столом. В других формах тема неприступности судьбы выразилась в рассказах «Стена», «Жизнь Василия Фивейского».
Художественная мысль Л. Андреева очень часто, подолгу и упорно задерживалась на «вековечных» вопросах и проблемах общефилософского характера — о жизни и смерти, о загадках человеческого бытия, о предназначении человека и его месте в бесконечном круговороте жизни. Высших вопросов бытия писатель касался в большинстве своих ранних рассказов «Ангелочек», «Большой шлем», «Город», «Молчание», «Жили-были», социально-бытовых по жанровой природе. Л. Андреев обычно соединял в одном и том же произведении быт и философию, будничное и обыденное с идеально-высоким, общечеловеческим.
В большинстве ранних рассказов главные герои выглядят социально пассивными, внешне покорными выпавшей на их долю судьбе. И в то же время даже в наиболее забитых, замордованных жизнью людях он обычно оттенял чувство не выраженного открыто возмущения своим положением в обществе, потенциальную готовность к протесту, внутреннюю предрасположенность к бунту, к борьбе. Эти скрытые начала заметны и в поведении денщика Кукушкина, и в складе характера гимназиста Сашки («Ангелочек»), и в настроениях мальчиков из «Петьки на даче», и в переживаниях машиниста Алексея Степановича («На реке»). О таких героях Л. Андреева можно говорить как о покорных бунтарях.
Одновременно Л. Андреев создавал произведения на очень характерную для эпохи тему — тему сознательного бунта, мятежа и целенаправленной борьбы, имевшей политический смысл (рассказы «В темную даль»,1900; «Иностранец»,1901). Главным действующим лицом рассказа «В темную даль» писатель сделал молодого человека, психологически и социально родственного тем литературным героям рубежа XIX — XX вв., через биографию которых многие писатели раскрывали процесс «выламывания» личности из породившей ее сословно-классовой среды, разрыва с нею и ухода в противоположный стан.
Всевозможные страдания, в силу разных причин, подстерегают героев ранних произведений Л. Андреева. Начиная с политико-экономических предпосылок страдания, порочного состояния общественной системы и заканчивая абсурдом жизни в целом, одиночеством человека, отчужденного от самого себя и людей, противоречивого состояния души, страдающей от пороков и страстей, до темы рока и непреодолимости бессмысленных страданий, – все это характеризует автора как художника-мыслителя, вновь и вновь пытающегося задать животрепещущие вопросы действительности и найти адекватные ответы.
Эти мотивы отразятся и в повести «Жизнь Василия Фивейского». С первых страниц произведения главный герой о. Василий «среди людей был одинок, словно планета среди планет, и особенный, казалось, воздух, губительный и тлетворный, окружал его, как невидимое прозрачное облако».
Протестующее, бунтарское настроение Леонида Андреева – задуманный в 1901 г., но незаконченный рассказ он называет «Бунт на корабле» – с особой, впечатляющей силой выразится в рассказе «Жизнь Василия Фивейского».
Показательно, что во многих из этих произведений отразились впечатления детских и юношеских лет писателя. Родительский дом, где прошли эти годы, находился на окраине Орла. Андреев повседневно наблюдал быт мещан, ремесленников, кустарей, видел беспросветную нужду и нищету трудового люда. Есть свидетельства и самого писателя, и его родных о реальных прототипах созданных им образов, например, в рассказах «Баргамот и Гараська» (1898), «Жили-были», «Молчание» (1900), «Весной» (1902) и др.
Заканчивая обзор первого этапа творческой деятельности Л. Андреева можно сделать вывод, что одной из отличительных черт ранних произведений (а в целом и всего творчества) писателя является его исповедальность.
Исповедальность творчества Л. Андреева объясняет особое пристрастие писателя к жанру так называемых пасхальных и рождественских историй с присущим для этого жанра морализированием и с назидательным и с мелодраматизмом ситуациями.
В этих вещах в духе гуманных и демократических заветов русской классической литературы осмыслен личный жизненный опыт писателя.
Декадентство и модернизм
В 1882 г. Леонид Андре