О предмете и методе политической науки

Человек подобен цитадели. Он разрушает стены, чтобы добиться свободы, но с той поры он всего лишь снесенная крепость, открытая звездам.

А. Сент-Экзюпери

Главный парадокс политики состоит в том, что, с одной стороны, она уществует с тех пор, как сложилась публичная власть и общество разделилось на управляющих и управляемых, но, с другой стороны, политическая жизнь в современном смысле слова возникает лишь в демократическом обществе, признающем несовпадение групповых интересов и допускающем их соревнование в форме политического соперничества. В традиционных обществах (как и в современных тоталитарных режимах) нет политической жизни как процесса, в ходе которого определяются носители власти - они там заранее известны. О политике можно сказать то же самое, что Ф.Хайек сказал о рыночной конкуренции: она есть процедура открытия таких факторов, которые было бы невозможно открыть по-иному, ибо они носят непредопределенный характер. Вот ключевое понятие современного политичехого процесса - непредопределенность результата.

Таким образом, специфика политики открывается с позиции теории. Участие в политической игре, как и в любой другой, имеет смысл лишь постольку, поскольку ее результаты не предопределены и, следовательно, каждый из игроков имеет свой шанс. Если это условие нарушается, то мы можем констатировать, что нормальная политическая жизнь отсутствует. Все мы помним коммунистические "выборы" на безальтернативной основе - к нормальному политическому процессу они отношения не имеют. Не дает гарантий и многопартийность, если она представлена так, что "руководящую партию" окружают партии-сателлиты. Итак, можно дать первое определение политики: она есть форма рисковой деятельности, в ходе которой участники оспаривают друг у друга возможность определять характер и поведение власти. Решающим здесь является принцип неопределенности, отраженный в понятии риска. Уже это понятие выводит современную политическую науку за пределы классического детерминизма, формулирующего свои "непреложные закономерности" и предопределенные финалы. В частности, марксистская методология исключает политическое видение именно потому, что ориентируется на заранее известных победителей (класс - гегемон, партия - авангард).

Но игру делает интересной не только относительное равенство шансов, но и характер ставок. Если ставки никого не интересуют, игра не привлечет по-настоящему интересных участников. Только тогда, когда политика рассматривается как процесс, в ходе которого в самом деле решаются жизненно важные вопросы, она провоцирует общественные страсти и привлекает яркие характеры. И здесь мы сталкиваемся с еще одним парадоксом политики. Люди, твердо стоящие на ногах, решают свои повседневные проблемы вне политики. Собственно, именно это отражается в знаменитых принципах классического либерализма: невмешательство государства в повседневную жизнь граждан. "Политический человек" отличается от "экономического человека" либеральной классики своей склонностью перемещать решение социальных проблем из сферы гражданского общества в сферу государства.

Классика в сущности предполагает, что граждански респектабельный образ жизни - это неполитический образ жизни. Уважающие себя люди не возлагают своих надежд на государство: они решают свои проблемы самостоятельно. Здесь необходимо обсудить еще один постулат либеральной классики: о "естественном человеке" и "естественном состоянии". Просветители XVIII в. склонны были отождествлять гражданское состояние с естественным состоянием. Главную проблему они видели в том, чтобы устранить "искусственные" феодальные учреждения, сковывающие свободу "естественного человека", ("разумного эгоиста"). Этот просветительский предрассудок дожил до наших дней. Наши реформаторы с подачи своих западных учителей тоже отождествляли "экономического человека" с "естественным" и потому надеялись, что как только будут убраны "искусственные преграды" тоталитарного порядка, само собой возникнет гражданское состояние со всеми его атрибутами - рынком, отношениями партнерства и т.п.

Вскоре последовало горькое разочарование: тотальное отступление государства как общественного регулятора открыло дорогу не отношениям партнерства, а отношениям едва ли не тотального грабежа, обмана и насилия.

И дело вовсе не в том, что такова специфика российского населения, отвыкшего от гражданской саморегуляции и самодеятельности. Современные аналитики, внимательно изучающие условия экономического старта на Западе, установили, что рыночные отношения основаны не на естественном состоянии, а на правовом. Только право усмиряет экспроприаторские поползновения "сильных" и ставит их в ситуацию, когда заполучить желаемую "потребительскую стоимость" они могут только вступив в отношения партнерского обмена с другими. Таким образом, в правовом состоянии сила больше не приносит дивидендов. Ценности и установки гражданского партнерства не даются от рождения и не входят в генетическую программу естественного "разумного эгоизма", а вытекают из опыта правового состояния, обесценивающего голу! силу. В свете этого мы вынуждены по-новому взглянуть на политиче скую сферу: она не является исключительным прибежищем неудачнв ков, не способных существовать по нормам партнерского обмена и пс тому обращающихся к власти за покровительством; она является при бежищем всех, уберегая общество от стихии насилия. Следовательно либеральный принцип "государство-минимум" нуждается в уточняюще) интерпретации: для поддержания нормальных партнерских отношешп требуется правовая неусыпность государства, предотвращающего нару шения правил игры.

Если снова прибегнуть к аналогии с игрой, то вырисовывается обра государства как судьи, которому категорически запрещено вмешиватьс: в пользу одной из команд, но столь же категорически вменяется в обя занности неукоснительно следить за тем, чтобы не было нарушени правил. Политика, таким образом, выступает как инновационный про цесс производства новых властных статусов и влияний в границах уни версальной (общеобязательной) правовой нормы. В этом смысле право мерно говорить о едином политико-правовом комплексе. Политика ва права самоуничтожается, так как стихия силы либо разрушает пивили зеванное общество, либо ведет к диктатуре, исключающей нормальнув партийно-политическую соревновательность. Таким образом, основшн вопрос политической теории, касающийся самих условий существовани) политики, имеет две стороны. Одна указывает на то, какие услови требуются, чтобы политическая игра велась активно, сохраняла смысл I привлекала интерес, другая - на то, какие усилия требуются для прове дения ее в цивилизованных рамках. Что касается первой стороны, то она включает решение следующю проблем.

На мировоззренческом уровне: участники политической игры дей ствуют в рамках открытой непредопределенной и негарантированно! истории, никому не передоверяющей монопольное право выступать О1 ее имени. В самом деле, если существует то или иное "великое учение", заранее открывающее нам "финал истории", и есть авангард, реализующий эту историческую необходимость, то создается такая ситуация, в которой свободная политическая соревновательность скорее всего будет отвергнута: вооруженный "великим учением" авангард лучше знает интересы народа, чем сам народ. Поэтому даже если электоральное большинство "по недоразумению" или по незнанию высших исторических истин отказало ему в своем доверии, он сохраняет моральное право захватывать и удерживать власть во имя "высшего блага". Таким образом политический суверенитет народа сохраняет духовную леги-тимность лишь при условии, что за спиной народа не маячит скрытая необходимость - великий рок истории. В этом смысле мы и говорим о том, что демократическая политическая культура носит светский и эмпирический характер.

На социологическом уровне политическая игра сохраняет свой стохастический характер лишь при номиналистических1 допущениях. Если бы все избиратели в процессе выборов вели себя как лояльные члены своих социальных групп, борьба за избирателя была бы бессмысленной, а распределение голосов известным заранее: оно совпадало бы с удельным весом различных общественных групп. Современное массовое общество тем, в частности, отличается от традиционного, что люди в нем жестко не привязаны к своим социальным группам. Вместо фатальности единой коллективной судьбы действует принцип свободного индивидуального самоопределения. Чем более открытыми и взаимопроницаемыми являются социальные группы, тем лучше подтверждается демократическая презумпция свободного индивидуального самоопределения. Таким образом, нормальная политическая соревновательность предполагает, что люди не только действуют в открытой, непредопределенной истории, но и в открытом в социологическом смысле обществе. Они меняют свои политические предпочтения вместе с изменениями социальных ориентации.

На уровне взаимоотношений политического и неполитического политическая активность предполагает также, что в данной сфере действительно решаются жизненно важные вопросы и что она, таким образом, способна оказывать эффективное влияние на другие сферы общественной жизни. Политическая наука здесь сталкивается с конфликтом двух парадигм , которые по имени наиболее ярких представителей можно назвать соответственно парадигмой М.Фуко и парадигмой Г.Бэккера. Французский политический философ М.Фуко, опираясь на специфический "континентальный" опыт, полагает, что власть не локализуется в собственно политической сфере. Она преследует нас всюду: в семье, в школе и университете, в больнице и в клубе. Всюду мы сталкиваемся с асимметрией влияния, выражающейся в том, что А влияет на Б сильнее, чем Б на А. Власть, таким образом, выступает как универсальное общественное отношение. Поэтому наука о власти, если она желает не быть жертвой иллюзий, должна всюду "раскрывать вездесущий микроб власти", создающий специфическую лихорадку в человеческих отношениях.

Власть может демонстрировать себя, как она это делает в собственно государственной сфере, но она может оказывать скрытое влияние.

1 Номинализм есть определенная позиция в вечном философском споре о природе общих понятий: "реалисты" полагают, что общее существует реально и предшествует отдельному; номиналисты полагают, что общее - это всего лишь сумма отдельных и, следовательно, существует лишь номинально.

Парадигма - коллективная познавательная установка (модель), посредством которой данное поколение ученых выстраивает и интерпретирует накопление новых фактов, не укладывающихся в сложившуюся модель.

Обязанность аналитика, согласно М.Фуко, - срывать маску власт особенности в тех сферах, где о господстье и подчинении говорил принято. В такой парадигме политология выступает как наука о с< ношении формальных и неформальных возможностей власти, име виду прежде всего то, что последние по объему заведомо превыш первые. На этой основе предметом политологии оказывается власт измерение любых сфер общественной жизни, а сама она выступает междисциплинарная теория, объединяющая политическую эконом политическую демографию, политическую культурологию и т, д.

Совсем иначе предмет политологии выступает в паради Г.Бэккера. Этот представитель чикагской школы склонен "максима зировать" либеральный принцип "государство-минимум", предпола что развитие нормального гражданского общества сопровождается прерывным поэтапным сокращением прерогатив власти. Цивилизо! ный процесс понимается как процесс замещения властных отноше) отношениями гражданского партнерства - вплоть до полного сверть ния власти. Здесь, как видим, либеральная традиция смыкается с ы ксистской, ожидающей "полного отмирания" государства и политики этой парадигме политическая наука выступает не поли-, а монодисц линарной, так как предполагается, что власть локализуется исклю тельно в государственной сфере и изучение ее не требует привлече) других наук, кроме науки о политической власти как таковой.

Любопытно, что реальный политический процесс отличается ц личностью, причем разные его фазы то больше соответствуют "па дигме Фуко", то "парадигме Бэккера". Скажем, социал-демократичес) (или кейнсианская) фаза предполагает "большое" социальное государ во, активно вмешивающееся в общественную и экономическую жиз Напротив, как правило, следующая за ней консервативная (моне ристская) фаза сопровождается критикой "завышенных" социальн обязательств государства, свертыванием соответствующих программ расходов. На этом этапе реванш берет "парадигма Бэккера". На сам деле, как нам представляется, обе парадигмы связаны отношениями , полнительности. Подобно физике, описывающей одну и ту же реа ность то на языке теории поля, то на языке корпускулярной теор) политология может описывать власть в ее институциональных форм когда она является нам зримо и вещественно ("корпускулярно"), а д жет - во внеинституциональных формах, когда она прячется в сфе{ неформального влияния и контроля.

Реальное противоречие общественной жизни состоит в том, что одних случаях люди заинтересованы в том, чтобы власть явила ев лицо, институциировалась и конституциировалась, а в других - нащ тив, в том, чтобы она "стушевалась" до незначительного, неформалы го влияния. Реальная дилемма часто состоит не в том, больше и меньше власти требуется обществу, а в том, в каких формах ей прстоит выступить: формально-институциональных или неформальных. Не менее важный вопрос касается социальной эффективности власти. Здесь мы сталкиваемся с различием критериев, унаследованных от либеральной классики, с одной стороны, и современных модернизацион-ных и постмодернизационных теорий - с другой.

С позиций либерально-представительской классики власть эффективна, если она удовлетворительно выполняет те или иные заказы гражданского общества и его групп. Власть не должна иметь собственной воли - это означало бы узурпацию воли гражданского общества; ее дело - выступать с заполненным (императивным) мандатом. Подобная философия, несомненно, связана с презумпциями просвещенческого "натурализма" - апологетикой "естественного состояния" и "естественного разумного эгоизма".

В модернизационной парадигме, характерной преимущественно для обществ "догоняющего развития", "естественное состояние" как раз признается наименее удовлетворительным, обрекающим на консервацию устаревших порядков, на отставание. Поэтому эффективность власти оценивают по тому, насколько она способна организовать процесс социальной модернизации и управлять им. Власть здесь выступает в роли "наставника общества" и берет на себя функции социальной инженерии. Наконец, в постмодернистской "скептической" парадигме, когда уже не верят ни в историческую необходимость, ни в универсалии прогресса, эффективность власти выступает как кредо профессионалов, умеющих "красиво" вести игру и ориентирующихся не на вкусы и интересы "публики" (избирателей), а исключительно на критерии, принятые в среде класса политических профессионалов. Политика обособляется от общества, утверждая свою "профессиональную" автономию и свои внутренние нормы. В этой парадигме от аналитика требуются не столько усилия по выявлению тех или иных "приводных ремней", идущих от общества к власти и обратно, сколько высвечивание механизмов производства власти внутри самой власти. Власть в данном случае выступает как акционерное предприятие, участниками которого являются держатели властного капитала - возможностей оказывать давление и создавать напряженность. Постмодернистская аналитика заявляет вместе с марксистской, что власть делится не по голосам (избирателей), а "по капиталу", но при этом имеется в виду не "финансовый капитал", а капитал властного давления, в рамках которого связи с силовыми структурами или возможности влиять на позицию прессы ценятся отнюдь не меньше, чем обычные финансовые возможности. Это возрастающее обособление процесса производства власти от общества выходит за рамки обычной дихотомии "демократия - авторитаризм", так как наблюдается сегодня всюду, и на Востоке, и на Западе. Этот процесс сопровождается "эмансипацией" власти от давления со стороны ценностной сферы.

Соотношение между двумя детерминантами власти - со стороны тересов и со стороны ценностей - представляет сегодня одну из ) нейших проблем политологического анализа.

Вспомним, что власть нужна обществу не только чтобы удовле рять социальные заказы различных групп и добиваться сбалансиро ности их интересов, но и для того, чтобы предохранять обществ» всегда подстерегающей стихии насилия.

Те, кто судит о власти только на основании критерия выполнен или невыполненных социальных обязательств, недооценивают этот следний аспект. Радикал-реформаторы и революционеры "демонтирз старую власть от имени "более справедливого" или "более рационал го порядка". Они при этом нередко забывают, что наряду с различг плохого и хорошего порядка существует более кардинальное разл порядка и хаоса. Пора понять, что, ломая прежний порядок, реформ ры автоматически не попадают в "светлое будущее" на основе не ложных закономерностей прогресса. В действительности мы живе) во Вселенной Маркса, а во Вселенной Винера, в которой хаос - б< вероятное состояние, чем какой бы то ни был порядок.

Это рассуждение о власти в контексте порядка как наиболее Д( цитного состояния, ведет политологию к старой дихотомии "цивил ция - варварство". Политическая власть предохраняет общество от варства всеобщего нелегатимированного насилия - в этом ее достов во помимо тех, которые мы отыскиваем с помощью критериев соцв ной справедливости, свободы, равенства и т.д.

Важно, чтобы спор о справедливости и несправедливости вел' рамках цивилизованного порядка, а не сопровождался провалом в варство неупорядоченных "разборок" между различными силами, этому вопрос о том, как сохранить политическое соперничество, производство новых социальных статусов и отношений в границах вилизованного порядка, принадлежит к главнейшим вопросам полит ской теории. Цивилизованный политический порядок в качестве в мета изучения политической теории не совпадает с предметом прав* науки. Последняя изучает формальные институциональные основ такого порядка, тогда как политическая теория исследует реал факторы производства порядка: различные групповые мотивации и ности, интересы и позиции в их взаимном динамичном балансе.

Политическая наука постоянно балансирует между "парадигмой тересов" и "парадигмой ценностей". Хотелось бы предостеречь от спешного вынесения вердикта ценностному подходу. Челове) "религиозное животное" (Л.Фейербах) и не может жить только шп сами. Процедуры согласования интересов давно изучает западная п тическая теория. Процедура согласования различных культурных I и ценностей изучена гораздо хуже. Между тем она имеет особое звние дои нашей страны, включающей множество разнородных этносов, конфессий, культурных традиций.

Вести диалог в ценностно однородном или ценностно-нейтральном поле значительно легче, чем в ситуации, когда участники ценностно ангажированы и при этом имеют различные приоритеты.

Современная политология сочетает две методологические стратегии. Одна из них связана с процедурами отнесения к интересам. Раскрыть пружины "реальной политики" - значит вскрыть стоящие за ней интересы. Это предполагает решение другой задачи: какими средствами может быть достигнут консенсус в области интересов.

Вторая стратегия связана с процедурами отнесения к ценностям. В аналитическом смысле она предполагает раскрытие той пружины политических событий, которая связана с конфликтом ценностей, менталитета, традиций.

В этой связи требуется решить задачу: как достичь компромисса и согласования различных ценностных позиций. Эта задача обретает особую актуальность, когда столкновение интересов и позиций происходит в ценностно-разнородном поле.

"Натуралистам" в политике, привыкшим подсчитывать шансы сторон в одном только материальном измерении, современная Россия может представляться скорее объектом, чем субъектом большой мировой политики. Они рассуждают в линейном времени, где будущие состояния однозначно предопределены предшествующими, будущие шансы - существующими стартовыми условиями. Однако, если бы это и в самом деле было так, у Истории были бы вечные любимцы - неизменные лидеры, гегемоны и передовики.

Опыт показывает, что это не так, что история реализует свои альтернативы, периодически меняя "лидеров прогресса" и центры мирового развития. При этом материальной силе первоначально противопоставляется не такая же сила, а духовное преимущество. Всемогущему Риму когда-то противостоял Карфаген - и потерпел поражение. Реальная историческая альтернатива оказалась связанной с Иерусалимом, который заведомо не мог тягаться с Римом по критериям могущества. Он противопоставил материальной силе альтернативу в сфере духа, в системе ценностей - и Рим потерпел поражение.

Подводя итоги этих предварительных рассуждений, можно заключить следующее. Политология как новая научная и учебная дисциплина именно в силу своей новизны сильнее влияет на формирование нового стиля мышления в общественных науках, чем другие дисциплины, успевшие сложиться раньше. Она не может отстоять свой статус в системе современной науки, не преобразовывая в соответствующем духе всю эту систему, не актуализируя те проблемы и ракурсы научного мышления, с которыми она связана генетически.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 25.

По материалам: Политология Учебник А С. Панарин. Политология. Учебник. Издание второе, переработанное и дополненное. — М.: 000 «ТК Велби», 2003. — 448 с.