Словарь, составленный Гоголем

Волошина О. А.

Николай Васильевич Гоголь - уроженец Полтавской губернии – детские годы провел на Украине. С раннего детства он был очарован выразительностью и образностью украинской народной речи. Интерес к украинской народной песне, украинскому народному творчеству сохранился у Гоголя до последних дней его жизни. Еще в школьные годы он начал собирать материалы для малорусского словаря.

Сохранилась записная книжка под названием «Книга всякой всячины, или Подручная Энциклопедия, составленная Николаем Гоголем. Нежин. 1826 г.” Слова, записанные в эту книжку, располагались в алфавитном порядке и сопровождались комментариями. Значительную часть списка составляли украинские слова или, по выражению Гоголя «лексикон малороссийский. Не случайно Гоголь назвал свои записи «подручной энциклопедией», ведь этот материал он активно использовал при работе над своими произведениями. Некоторыми объяснениями малорусских слов, внесенными в эту записную книгу, Гоголь пользовался, например, при издании «Вечеров на хуторе близ Диканьки». В дальнейшем, вероятно, Гоголь предполагал продолжать работу над малороссийской лексикой и создавать картины жизни столь дорогой его сердцу Малороссии.

Однако, переехав в Петербург, Гоголь оставил мысль о составлении малорусского словаря. В другой записной книжке, заведенной в Петербурге и наполненной заметками и произведениями 1832-1835 годов, не встречается толкований малороссийских слов. В Петербурге Гоголю открылся совершенно новый мир. Постепенно провинциальная жизнь тускнеет в его памяти, Гоголь наблюдает и изучает столичную жизнь и столичную речь. Ему, как начинающему писателю, нужно было изучать язык этого нового мира, мало того - нужно было изучать разновидности этого языка по сословиям. Тихомиров в своей работе о Гоголе пишет: «Прислушиваясь к живой речи русского народа, Гоголь чувствовал в то же время потребность знакомиться с лексикологией великорусского языка, чтобы правильно на нем выражаться и писать, чтобы усвоить себе русскую литературную речь. Письма Гоголя к родным и знакомым, относящиеся к его школьному периоду, дают нам возможность понять, в чем именно состояли недостатки гоголевского языка: в письмах широко представлена диалектная лексика, часто слова употребляются совсем не в том значении, какое закреплено за ними в русском литературном языке. В письмах содержится большое количество ошибок, правила орфографии как будто неизвестны автору».

Гоголь поразил Пушкина неправильностью своего литературного языка. В заметках 1830-1831 г. Пушкин записывает: «Вот уже 16 лет, как я печатаю. И критики заметили в моих стихах пять грамматических ошибок (и справедливо); всегда был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное место. Прозой я пишу гораздо неправильнее, а говорю еще хуже, и почти так, как пишет Гоголь».

Первые литературные произведения Гоголя и его петербургские письма родным пестрят погрешностями против литературной речи. Постепенно ошибки и неточности встречаются в текстах Гоголя все реже, однако он никогда не мог окончательно избавиться от них в своих сочинениях.

В начале декабря 1846 года, когда были уже завершены все напечатанные при жизни Гоголя произведения, он писал Плетневу: «Я до сих пор, как ни бьюсь, не могу обработать слог и язык свой, первые необходимые орудия всякого писателя: они у меня до сих пор в таком неряшестве. Как ни у кого даже из дурных писателей, так что надо мной имеет право посмеяться едва начинающий школьник. Все мною написанное замечательно только в психологическом значении, но оно никак не может быть образцом словесности, и тот наставник поступит неосторожно, кто посоветует своим ученикам учиться у меня искусству писать».

Гоголь действительно, долго «бился», чтобы обработать свой язык и слог. Осознавая недостаточность и фрагментарность полученного им образования, Гоголь составил программу самообразования. Главной частью своего обучения он считал изучение грамматики и лексики русского языка.

Согласно своему плану Гоголь приступил к изучению живой русской речи, исследовал ее разновидности по сословиям. В ноябре 1848 г. Гоголь писал Плетневу: «Прежде чем примусь серьезно за перо, хочу назвучаться русскими звуками и речью. Боюсь нагрешить противу русского языка».

«Записные книжки, веденные поэтом во время пребывания в России, наполнены подслушанными им разговорами крестьян, народными пословицами, словами народного говора, терминами разных специальностей. Гоголь тщательно собирал те «положительные и практические сведения», которые так были ему «нужны» для создания «Мертвых душ». Приступая к этому труду, Гоголь искал «хорошего ябедника», который мог бы дать «тело» для будущего Чичикова; для характеристики мелких подробностей русского быта поэту также нужно было предварительно запасаться «положительными и практическими сведениями», дабы его произведение «предстало пред читателем в полной ясности и порядке». «Вещественная» статистика России была для него также необходима, как и духовная. Он сгорает желанием знать ее и, поэт-затворник на чужбине, падает, может быть, жертвою ее неведения» - пишет о Гоголе Тихомиров.

П.В.Анненков очень верно заметил о Гоголе: «Поэзия, которая получается в созерцании живых, существующих, действительных предметов, так глубоко понималась и чувствовалась им, что он, постоянно и упорно удаляясь от умников, имеющих готовые определения на всякий предмет, постоянно и упорно смеялся над ними и, наоборот, мог проводить целые часы с любым конным заводчиком, с фабрикантом, с мастеровым, излагающим глубочайшие тонкости игры в бабки, со всяким специальным человеком, который далее своей специальности и ничего не знает. Он собирал сведения, полученные от этих людей, в свои записочки…- и они дожидались там случая превратиться в части чудных поэтических картин».

Многочисленные записные книжки Гоголя, действительно, содержат сведения по разным отраслям народной жизни и помещичьего быта, почерпнутые из бесед со «специалистами». Гоголь записывает термины, относящиеся к различным народным ремеслам, наконец, просто слова, взятые из народного говора, или из народных песен, народные прозвища. Гоголь отмечает необыкновенную образность и меткость русского слова в эпизоде «Мертвых душ», когда Чичиков восхищается прозвищем, которое дали встретившиеся ему мужики помещику Плюшкину.

В записную книжку, предшествовавшую изданию первой части «Мертвых душ», вписан перечень кушаний под заглавием: «Блюды». В той же книжке помещены сведения о породах, достоинствах и недостатках собак, - термины, употребляемые «специалистами» этого дела:

«Чисто-псовые (собаки) - гладкие, с шерстью длинною на хвосте и на ляжках, т.е. на чёрных мясах, густо-псовые - с шерстью длинною на всей собаке. Крымская - с длинными ушами висячими.

Цвет: Мазурка - красная собака с черным рылом, Чёрная - с подпалиною с красною мордой. …Половая - желтая, Полвопегая - по белому желтые пятна, Муругопегая - по желтому черные пятна, Краснопегая, Черноухая, Сероухая.

Ребра: достоинство ребер - кочковатость, выпуклость…Толщина и крепость черных мясов… Хвост - называется правилом, достоинство в его тонкости, хорошее правило то, которое в серп. Правило в серп - хвост, имеющий форму серпа. Достоинство ног в прямизне, сухости и в сжатости пальцев, - когти называются зацепами, - чем более она стоит на корточках и менее захватывается земля. Лапа в комок - сжатая лапа.

Клички: Стреляй, Обругай, Терзай, Озорной, Буран…»

Эти записи, сделанные со слов охотника, были использованы Гоголем в первом томе «Мертвых душ»: «Я тебе, Чичиков, - сказал Ноздрев, - покажу отличнейшую пару собак: крепость черных мясов просто наводит изумление, щиток – игла!» - и повел их к выстроенному очень красиво маленькому домику…Вошедши на двор, увидели там всяческих собак, и густопсовых, и чистопсовых, всех возможных цветов и мастей: муругих, черных с подпалинами, полво-пегих, муруго-пегих, красно-пегих, черноухих, сероухих…Тут были все клички, все повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь, черкай, допекай, припекай, северга, касатка, награда, попечительница.» Или еще: «Ну так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает! Брудастая, с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребер уму непостижимая, лапа вся в комке, земли не заденет».

В.В. Виноградов также сообщает о многочисленных свидетельствах современников Гоголя о том горячем неиссякаемом интересе, с которым он прислушивался к речи разных слоев русского населения, и о том, как остро и неутомимо он изучал их говоры и быт. «Л.И.Арнольди во время своей поездки вместе с Гоголем в Калугу был очевидцем и отчасти слушателем бесед Гоголя с представителями разных социальных групп. С малоярославским городничим, который оказался поклонником его сочинений, Гоголь разговаривал о купцах и «внимательно расспрашивал, кто именно и чем торгует, где сбывает свои товары, каким промыслом занимаются крестьяне в уезде; бывают ли в городе ярмарки и тому подобное… Гоголь впился в моего городничего, как пиявка, и не уставал расспрашивать его обо всем, что его занимало».

«Покуда мы обедали, - вспоминает Л.И.Арнольди, - он все время разговаривал с половым, расспрашивал его, откуда он, сколько получает жалованья, где его родители, кто чаще других заходит к ним в трактир, какое кушанье любят больше чиновники в Малоярославце и какую водку употребляют, хорош ли у них городничий и тому подобное. Расспросил обо всех живущих в городе и близ города и остался очень доволен остроумными ответами бойкого парня в белой рубашке, который лукаво улыбался, сплетничал на славу и, как я полагаю, намеренно отвечал всякий раз так, чтобы вызывать Гоголя на новые вопросы и шутки». В первой главе «Мертвых душ» Гоголь пишет: «Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор – о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник»…»

Гоголь в «Авторской исповеди» писал о себе: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных».

Виноградов пишет: «Глубокое знакомство с терминами и обозначаемыми ими предметами, с характерными свойствами, явлениями и действиями народного обихода, народных промыслов, природы страны, со словами и выражениями диалектного и жаргонного характера лежит в основе реалистического стиля Гоголя».

Например, слово «скалдырник» – «человек, который со всего хочет всегда выгоду схватить» - Гоголь вложил в речь Ноздрева, обращенную к Чичикову.

Как писал В.В. Виноградов, «с великим даром словесно-художественного творчества Гоголь сочетал широкие интересы историка, этнографа и филолога. Обладая необыкновенным, гениальным чутьем русского языка, Гоголь усовершенствовал и обогащал его огромным, самоотверженным трудом лингвиста, самостоятельного исследователя словарного состава русского языка и законов его семантики, а также его конструктивных своеобразий. Вдохновенье и труд Гоголя были неразрывны.

Из воспоминаний современников Гоголя мы узнаем о манере Гоголя перерабатывать и исправлять стиль своих произведений: «сначала нужно набросать все как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все… Затем, возвращаясь через некоторые промежутки времени еще раз-два к этому тексту, следует вносить исправления, выбрасывать лишнее, делать добавления. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепешите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу». Через некоторое время опять происходит правка текста. «Так надо делать по-моему, восемь раз, - говорит Гоголь. - Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания. Дальнейшие поправки и пересматривания, пожалуй, испортят дело: что называется у живописцев – зарисуешься».

Несмотря на то, что непосредственное наблюдение над живой русской речью всегда преобладало у Гоголя над изучением словарей, он всегда интересовался современными лексикографическими работами. Часто увлекавшийся планами грандиозных трудов, он мечтал создать «Объяснительный словарь великорусского языка». Об этом замысле он писал: «В продолжение многих лет занимаясь русским языком, поражаясь более и более меткостью и разумом слов его, я убеждался более и более в существенной необходимости такого объяснительного словаря, который бы выставил, так сказать, лицом русское слово, в его прямом значении, освятил бы ощутительней его достоинство, так часто незамечаемое, и обнаружил бы отчасти самое происхождение. Тем более казался мне необходимым такой словарь, что посреди чужеземной жизни нашего общества, так мало свойственной духу земли и народа, извращается прямое, истинное значенье коренных русских слов: одним приписывается другой смысл, другие позабываются вовсе…Объяснительный словарь есть дело лингвиста, который бы для этого уже родился, который бы заключил в своей природе к тому преимущественные, особенные способности, носил бы в себе самом внутреннее ухо, слышащее гармонию языка. Явленья таких лингвистов всегда и повсюду бывали редки. Ими отличались как-то преимущественно славянские земли. Словари Линде и Юнгмана останутся всегда бессмертными памятниками их необыкновенных лингвистических способностей. Они будут умножаемы, пополняемы, совершенствуемы обществами ученых издателей, но раз утвержденные меткие определения коренных слов останутся навсегда. Не потому чтобы я чувствовал в себе большие способности к языкознательному делу; не потому, чтобы надеялся на свои силы претерпеть подобное им; нет! Другая побудительная причина заставила меня заняться объяснительным словарем: ничего более, любовь, просто одна любовь к русскому слову, которая жила во мне от младенчества и заставляла меня останавливаться над внутренним её существом и выражением.» Проектированное объявление Гоголя не было напечатано: смелое предприятие Гоголя постигла та же судьба, которая выпала на долю его обширной «Истории Малороссии».

Со второй половины 30-х годов Гоголь увлеченно собирает материалы для объяснительного словаря русского языка. Сохранился «Сборник слов простонародных и малоупотребительных», составленный Н.В.Гоголем. Выбирая слова для этого сборника из «Энциклопедического лексикона русского языка» Ф.Рейфа и из «Академического словаря церковно-славянского и русского языка» (1847 г.), Гоголь внес в эту коллекцию и свой вклад – он добавил некоторое количество слов, им самим записанных, снабженных фразеологическими иллюстрациями и толкованиями.

Понять, какими принципами руководствовался Гоголь, составляя свой словарь, легче всего, пристально вглядевшись в состав слов, лично собранных им самим и не находящих соответствия в словарях, которые Гоголь использовал в своей работе.

Самую многочисленную группу представляют народно-областные слова - названия предметов обихода, растений, птиц, действий. Например: «душистник» - растение, «виноягодник» - птица, «жирник» - ночник, орью орать «кричать», отсверкивать «отражать лучи», «поползень» - дитя, не умеющее ходить, «синюха» - василек», сочиво - кушанье из чечевицы, «срыв» - незаконный барыш, «срезень» - отрезанная корка, «срез» - место, где отрезано, «ссек» - филейный кусок, «уборщик» - волосочесатель, «глум» – насмешка, «глумилище» – комедия, спектакль и др.

Затем идут книжные слова, часть из них - архаического характера, а часть – новообразования. Например: землезнание, книгоиздание, тысячелетие, малоречив, малоречивый, скудобрюхий (поджарый, тонкий), удобовращательный (легко поворачиваемый), звездонаблюдалище – обсерватория, звездословие – астрономия, слушалище – аудитория, проповедалище – кафедра, родословие – минералогия, средиградие - центр города, сослов – синоним, землесловие – геология.

Несколько церковнославянизмов, по-видимому, извлечены Гоголем из богословской, религиозно-проповеднической литературы: благоподвижник, благозданный, воспятословие (пауза, остановка, отдых), Господница (воскресенье), отщепенец (раскольник).

Некоторые народные слова привлекали внимание Гоголя своей экспрессивностью, особенностями словообразования. Например: «обироха», «полудурье», «прихвостень» - надоедала, всюду следующий, «оскользень» - промах на билиарде, «околотень» - ленивый неисправимо, «уездить» - приобрести подарками, «умочка» - потеря от смачивания, «унимальщик» - надсмотрщик над детьми и т.п. Гоголь восхищался поэтическим колоритом, и образностью народной речи, например: «намутки» - сплетни злословные, «напрягай» - строгий выговор, «кожеед» – насекомое, «заедки» – десерт, «звяки» – глупости, побрякушки, «козлогласие» – пенье на козлиный лад, «подонки» - отстой, дрожжи, «понура» - человек с сентябрьской рожей, «рукопуты» - цепи на руках.

По этому сборнику видно, как широк диапазон языковых интересов Гоголя и в области церковно-книжной письменности, и в области территориальных и социальных диалектов, жаргонов русской и украинской речи.

Задуманный Гоголем словарь должен был представить собрание «коренных» русских слов с «меткими определениями», ярко передающими «меткость и разум» народной речи, её гармонию, «внутреннее существо и выраженье русского слова».

У Гоголя были, несомненно, «большие способности к языкознательному делу». Словарь, о котором он мечтал (в то время еще не созданный), - толковый словарь, сокровищница национального и общенародного живого русского языка, с этимологическими объяснениями.

Необходимо отметить некоторую близость замысла «Объяснительного словаря» Гоголя к задачам «Толкового словаря» В.И. Даля.

Словарь Даля по замыслу и выполнению представляет собой исключительное явление в мировой лексикографии. 53 года В.И.Даль кропотливо и заботливо собирал и бережно хранил русскую речь в самых многообразных ее проявлениях: пословица, поговорка, сказка и т.п. Даль сетовал на отрыв книжно-письменного языка от народной основы, от живого русского языка. Даль призывал образованную часть русского общества обратить свое внимание на народную речь: «Живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придает языку стойкость, силу, ясность, целость и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи».

Размышляя над принципом построения словаря, Даль мучительно искал удобный способ расположения и описания огромного количества собранных им слов. Ему были хорошо известны два противоположных способа: алфавитный порядок расположения слов и корнесловный способ их группировки, при котором группы слов, возводимых к общему корню, объединяются в гнезда, а во главе гнезда ставится исходное слово. Даль выбрал второй путь. Гнездовой способ расположения слов, по мнению Даля, способствует постижению духа языка, раскрывает связи слов друг с другом, указывает на семантическую и словообразовательную характеристику как отдельного слова, так и языка в целом.

Словарь Даля - капитальный труд, который представляет огромное количество русской лексики, системно расположенной и детально охарактеризованной. Что касается Гоголя, то его грандиозные замыслы часто оказываются неосуществленными. Гоголь разочаровывается в своей работе и не доводит ее до конца.

О Дале Гоголь отзывался, что «он видит всюду дело и глядит на всякую вещь с ее деловой стороны. Ум твердый и деловой виден во всем его слове, а наблюдательность и природная острота вооружают живостью его слова. Все у него правда и взято так, как есть в природе». По словам Гоголя, Даль «более других угодил личности его собственного вкуса и своеобразию его собственных требований». «Каждая его строчка, - писал Гоголь, - меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни…Его сочинения – живая и верная статистика России. Все, что ни достанет он из своей многообещающей памяти и что ни расскажет достоверным языком своим, будет драгоценным подарком…»

Сближало Гоголя с Далем с конца 30-х годов и отрицательное отношение к иноземным элементам в составе русского языка, к русско-французскому социальному жаргону верхушечных слоев общества.

Есть и своеобразная оценка Далем языка и стиля Гоголя. В.И.Даль в письме к М.П.Погодину (от 1 апреля 1842 г.) так отзывался о языке Гоголя: «Удивительный человек Гоголь! Увлекаешься рассказом его, с жадностью проглотишь все до конца, перечитаешь еще раз и не заметишь, каким диким языком он пишет. Станешь разбирать крохоборчески – видишь, что совсем бы так писать и говорить не следовало; попробуешь поправить – испортишь. Нельзя тронуть слова».

Гоголь рассматривал русский язык как один из самых существенных признаков русской нации. Он стремился в метком народном словоупотреблении, в живописном способе выражаться, в народном острословии – найти проявление и отражение характера русского народа, его творческих сил.

«Нет слова, - в страстном порыве великой любви к великому русскому языку заявил Гоголь, - которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». Эту одушевленную, горячую характеристику русского слова с полным правом можно и должно применить к художественному слову Гоголя. Пользуясь выражениями самого Гоголя, скажем, что ни у кого из великих русских писателей предшествующего периода «не достигала до такой полноты русская речь. Тут заключились все ее извороты и обороты во всех изменениях». В сочинениях Гоголя «как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство».

1. Тихонравов Н.С. Заметки о словаре, составленном Гоголем // Сборник Общества любителей российской словесности на 1891 г. М., 1891. с. 24-53, 104-114.

2. Виноградов В.В. О работе Н.В.Гоголя над лексикографией // Исследования по современному русскому языку. М., Изд-во МГУ, 1970.

3. Гоголь Н.В. Мертвые души. М., Изд-во «Московский рабочий», 1984.

4. Русская старина. 1872. т. 5. с.87-128.