Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирамида" (сходство и отличие философско – христианских постулатов)

К библейским  сюжетам, созданию образа  Христа, обращались  в  своем  творчестве такие   русские художники, как:    Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, Л.Н. Андреев. Большое место эта тема занимала  и в произведениях  советских  писателей:  А.А.Блока, С.А.Есенина, В.В.Маяковского, пытавшихся  сопоставить  так  или  иначе  идеалы  революции   с  христианской  мечтой  о  пришествии «царствия  земного», царства  свободы  и  равенства, где  не  будет  уже ни  богатых, ни бедных, ни  их  мучителей, ни  притесненных. Образ  Иисуса  Христа  «в белом венчике  из  роз», идущего  впереди  отряда  красноармейцев, возникает  в  «Двенадцати» А.Блока. По-своему  интерпретируется  евангельское  сказание   о Христе  в  произведении  и  А.Белого  «Христос  воскрес»,  где, так  же  как  и у Булгакова, хотя и не столь  органично, связуются  между  собой два  стилевых  слоя - библейский  и  современный, А.Платонова  «Христос  и  мы», В.Князева «Красное  Евангелие» и  других  русских художников.

С особенной силой и откровением религиозные мотивы прослеживаются  в самых значительных и поистине эпохальных русских романах XX и  XXI веков «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и  «Пирамида» Л. Леонова.

    Роман «Мастер и Маргарита» можно одновременно считать и фантастическим, и философским, и любовно-лирическим, и сатирическим. Булгаков дает нам «роман в романе» и оба они объединены одной идеей — поисками нравственной истины и борьбой за нее.

    В Новом Завете Библии есть четыре Евангелия, четыре различных варианта осуждения и казни Иисуса Христа. Булгаков создает пятую версию, которая кажется правдоподобной, потому что исторические детали представлены удачно.

  Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» встретил большой читательский интерес в России и за рубежом. Это одно из лучших произведений русской литературы начала XX века.

В расширении реального контекста булгаковского творчества, соотнесенного с опытом русской литературы его времени, и состоит, пожалуй, главный итог нашей  ра­боты. Он заключается в том, что мы попытались  сделать плодотворное и глубокое исследование религиозных мотивов в романе М.Булгакова  в сравнении с романом Л.Леонова.

Ведь работа в этом направлении,  начатая литературоведами  без малого двадцать лет назад, открыла, по справедливым словам Н. А. Грозновой, «еще одну область новых исследований»(14,45). С тех пор интерес к этой теме, особенно с появлением первых журнальных глав последнего романа Л.Леонова, приобрел всевозрастающий и постоянный характер в самых разнообразных статьях и работах, посвященных исследуемым романам.

Цель настоящей работы - исследование ха­рактера религиозно-философских концепций, воплощенных в романах «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и  «Пи­рамида» Л.Леонова: и рассмотрение  религиозных аспектов в данных произведений свете христианского (православного) вероисповедания.

Реализация данной цели вызвала необходимость постановки и решения следующих задач:

- выявление влияния традиционных (христианских) и нетрадиционных (еретических) источников на творчество  М.Булгакова и Л.Леонова;

- осмысление философских концепций в контексте романов «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и «Пирамида» Л.Леонова;

-   проведение   сравнительного анализа философско – религиозных проблем в творчестве этих писателей.

Объектом нашей работы являются   религиозно-  философские мотивы  в романах   М.Булгакова и Л.Леонова.

Предмет работы – это выявление влияния религиозно – философских идей на творчество М. А.Булгакова и Л.Леонова

Научная база исследования.

Осмыслить философско-религиозные идеи романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и романа Л. Леонова «Пирамида» мы сможем, привлекая к работе не только романы М. Булгакова и Л. Леонова, но и тексты Библии, часто используемые упомянутыми выше авторами. В основу исследования будет положен и теоретический материал. К нему мы относим главу «Истоки и развитие раннехристианской литературы», написанную С. Аверинцевым, которая входит в том «Литература Древнего Мира», открывающий многотомное издание «Истории всемирной литературы». Мы в нашей работе в качестве теоретической основы используем также статьи и мифологических персонажах, вошедшие в исследование «Мифы народов мира».

Раскрыть тему квалификационной работы нам помогает и характеристики ряда философско-религиозных понятий, содержащихся в статьях «Философского энциклопедического словаря». Среди данных статей такие, как: «Власть» Ф. Бурлацкого, «Добро и зло» Т. Кузьминой, «Истина» А. Спиркина и В. Садовского и др.

В качестве философской основы нашего исследования мы используем также книгу выдающегося русского философа Н.А. Бердяева «Творчество и объективация», в которой автор поднимает один из важнейших философских  вопросов, нашедших свое отражение в последнем романе М.А. Булгакова «Вопрос об истине». Н.А. Бердяев говорит о том, что «истина не есть отражение мира таким, каков он есть и представляется, а есть борьба с тьмой и злом мира» (8, 97).

Будет привлекаться нами и работа известного русского философа И.А. Ильина «Историческая судьба и будущее России», в которой мыслитель характеризует степень духовности русского народа.

Большое значение для нашего исследования имеет и книга известного богослова и философа С.Н. Булгакова «Свет Невечерний, Созерцания и умозрения», в предисловии к которой он призывает «осознать себя со своей исторической плотью в Православии и через Православие» (2, 67).

Привлечены к исследованию и материалы о творчестве М.А. Булгакова и Л.М. Леонова, обращающихся в своих произведениях к философско-религиозной проблематике. Среди материалов, посвященных творчеству М.А. Булгакова, назовем следующие работы: Г. Лесскиса «Последний роман Булгакова», О. Никоненко «Настоящее и будущее в антиутопиях М. Булгакова», Н. Звезданова «Книга жизни», А. Зеркалова «Евангелия Михаила Булгакова», И. Галинской «Ключи даны! Шифры Михаила Булгакова» и др.

Изучены работы Г. Лесскиса «Последний роман Булгакова», Н.Галинской., О.Николенко. «Настоящее и будущее в антиутопиях М.Булгакова», Н.Звезданова  «Книга жизни», А.Зеркалова. «Евангелие Михаила Булгакова» и др.

Работы эти интересные и полезные. Так в работе А.Зеркалова «Евангелие Михаила Булгакова» сообщается нам о книге Э.Ренана “Жизнь Иисуса” как об одном из основных исторических источников булгаковского романа и, автор подчеркивает, что  взгляд на Иисуса в творчестве М.А.Булгакова совершенно противоположен православию, так же как и в книге  самого Э.Ренана.

Г.Лесскис в своей статье « Последний роман Булгакова» пишет, что Булгаков создает Евангелие от Мастера, гениальную творческую догадку земного человека об Иисусе Христе как о личности и делает это в полном соответствии с шестым доказательством Канта. В этом портрете богочеловека и эпохи много точно найденных и отобранных исторических деталей. Евангелие перерастает в роман, но не уходит из него. Добрый Бог помогает слабому человеку установить необходимую гармонию между высшей нравственностью и личным счастьем и вносит в беспорядочную и бренную земную жизнь понятие нравственного закона и возмездия. Он отрицает архаичные законы, формальную обрядность, унижающее людей фарисейство служителей Храма, которых даже язычник Пилат в одной из редакций романа назвал «темными изуверами».

Булгаков делает своего Иешуа очень человечным («злых людей нет на свете»), совсем не похожим на могучего, жестокого и яростного Христа-Люцифера с сикстинской фрески Микеланджело «Страшный суд». Ведь даже помилованного убийцу Варравана Иешуа ласково называет «добрым бандитом»(5,90).

На протяжении всего творчества Булгаков писал одну книгу, считает Н.Звезданов. В работе «Книга жизни» Н.Звезданов утверждает, что творчество М.А. Булгакова  вобрало огромную часть культурно-исторической, мифологической и философской памяти человечества. Христианское повествование разворачивается на фоне драматической современности, а фольклорно-демонологическая традиция подкрепляется древней масонской легендой о Великом Мастере.

У М.Чудаковой  в  «Жизнеописании  Михаила  Булгакова» писатель  лишается  того  розового  флера, которым  по  ряду  причин  окутано  сегодня  имя  писателя. Перед  нами  трезвая, жесткая, скурпулезнейшая  работа  реставратора, стремящегося  к  одной  цели: вернуть Булгакову  его  собственную  биографию, не  подменяя  чьей-то, увидеть  его  во все  возможном  многообразии  реальных  качеств  и  поступков.

Каждый  исследователь  предлагает, вольно  или  невольно,  свой образ  М.Булгакова.

В монографии Л.Яновской  «Творческий  путь  Михаила  Булгакова» воскресает  старинное  представление  о  «вдохновенно  творящем» гении,  защищенном  от  возможных  ошибок, ложных  шагов.

В статье «Настоящее и будущее в антиутопиях М.Булгакова» О.Николенко называет писателя явлением чрезвычайным в мировой литературе, явлением пророческим, поскольку Булгаков сумел предсказать развитие общества на много лет вперед, основываясь на «Откровении святого Ионна Богослова»(8,94).

В статьях  И.Бэлзы, например, в «Генеологии  Мастера  и  Маргариты, перед  нами  предстает «книжник» - схоласт, не  столько  сочиняющий, сколько «шифрующий», комбинирующий  много  различные  знания, почерпнутые  из  ученых  книг.

Произведения Булгакова с момента их опубликования всегда представляли некую загадку, тайну, вокруг которой велись и ведутся бесконечные споры. И мы попробуем приоткрыть тайну  творчества М..Булгакова и  сравнить с романом «Пирамида» Л.Леонова, так как последнее время роману «Пирамида» тоже уделяется немало работ, исследований. На наш взгляд, эти два романа имеют много общего и были написаны они  в переломные моменты для нашей страны.

В статье В.  Воронина «Сис­тема неопределенностей в романе «Пирамида» отмечалось, что система неопределенностей в произведении формируется вокруг размышле­ний автора о сроках человеческого существова­ния на планете Земля. Леонов в предисловии к роману дает самый короткий срок человечест­ву — не более двухсот лет, да и то с помощью чуда, и самый долгий, сопоставляя старение че­ловечества и звезд. Но звезды стареют очень медленно. В. С. Воронин обратил внимание на один из леоновских парадоксов: пессимисти­ческие количественные оценки срока пребыва­ния разумных людей на Земле в самом начале романа сменяются вполне оптимистическими, а с качественными оценками человечества про­исходит обратный процесс: спуск от звезд до крыс. По мнению автора, рождение «сти­ля неопределенностей» у Леонова относится к роману «Вор», вышедшему в свет в 1927 году. Именно в этом году немецкий физик В. Гейзенберг формулирует знаменитый принцип неоп­ределенности, согласно которому нельзя однов­ременно определить скорость и положение мик­рочастицы. Люди-волны в «Пирамиде» — это и резидент адских сил Шатаницкий, и ангелоид Дымков, и милейший Никанор Шамин — все они обнаруживают себя во всех трех ипостасях времени: в прошлом, настоящем и будущем. Шатаницкий, к примеру, присутст­вует при сотворении человека, возглавляет го­сударственный атеизм в 1930-е годы, а на свида­нии с о. Матвеем он говорит о термоядерном купалище, которое является лучшим очищением людей. Он настолько сосредоточен на борьбе с Богом, что утрачивает контроль за временем. Его торжество должно заключаться в том, что он докажет ложность такой неопределенности, как человек, на рубеже второго и третьего тыся­челетия. Поэтому отрица­ние неопределенности у Леонова снова неопре­деленность. Простейшая трехзначная логиче­ская система Я. Лукасевича, где кроме истины и лжи может быть и неопределенность, делает возможным в таком случае намек на истинность бесконечного цикла чередований упадка и воз­рождения.

В работе А.  Филатовой «Ангел Дымков» анализировался один из самых загадочных персонажей «Пирамиды». По мнению автора, Леонов, разрабатывая «ангельскую» тему, использовал традиции романтиков (Ламартин, А. де Виньи, Т. Мур) и ангельские сюжеты XX века («Огненный ангел» В. Брюсова, «Восстание ангелов» А. Франса) с противоположным знаком. Образ ангела Дымкова является в романе сюжетообразующим: действие начинает активно разви­ваться с момента появления Дымкова в Старо-Федосееве, а заканчивается лирической сценой прощания Дуни с ангелом перед его возвраще­нием в родную небесную стихию. Ангел Дым­ков играет значительную роль во многих сю­жетных линиях произведения. Линия Дым­ков— Юлия — Сорокин на первый взгляд представляет классический любовный тре­угольник, где ангелу отводится роль исполните­ля фантастических прихотей амбициозной кра­савицы. Однако Дымков нарушает правила по­ведения и лишает свою приятельницу пода­ренной усадьбы со всей ее сказочной начинкой, выкинув любовников в необжитое пространст­во. За этим эпизодом угадывается современная параллель библейской истории об изгнании Адама и Евы из рая. Сюжетная линия Дым­ков—Сталин выполняет в «Пирамиде» двоя­кую функцию. С одной стороны, она позволяет ввести в повествование образ Сталина. Дым­ков — единственный слушатель его монолога. С другой — ангел начинает испытывать чувство страха и говорит Дуне, что ему пора возвра­щаться. Он не приходит на вторую встречу в Кремль.

Линия Дымков—Шатаницкий — главная линия противостояния, разрешается победой Дымкова, который, несмотря на усилия инфер­нального резидента, «невозвращенцем» не стал. Оценивает результаты пребывания ангела Дымкова на земле Никанор Шамин, который называет командировку Дымкова «своеобраз­ным зондированием». Он подчеркивает, что «Дымков пресыщен не только духовными, но и сорными впечатлениями бытия, это ценнейший документ после расшифровки».

Монография О. Станкевича «Мо­тив чуда в романе «Пирамида» была посвящена анализу одного из главных мотивов леоновского романа. Исследуя сложные, противоречивые авторские суждения о чуде, автор утверждает, что в «Пирамиде» Бог-творец лишен возможности вносить кор­рективы в свое собственное творение, так как любое его вмешательство чревато глобальными разрушениями, вплоть «до самоубийства Бога через отмену самого себя». В результате чудо становится средством дать людям надежду, ко­торая им необходима. Давая людям посредст­вом чуда сверхнадежду, Бог изначально отдает себе отчет в ее безосновательности. Таким обра­зом, чудо для него — это своеобразная маска всемогущества и всеведения, за которой Творец прячет свою подчиненность законам мирозда­ния. Человек, будучи зеркальным отражени­ем абсолюта, сам творит чудеса в бытовой сфере. Однако человечество в своем чудотворении еще более лживо, ибо под маской чуда скрывает на­учные обоснования созданных им предметов. Помимо бытовой сферы чудо в земной жизни может найти применение только в церкви и цирке. Система взаимоотношений этих двух об­щественных институтов в романе оказывается очень сложной. С одной стороны, цирк и цер­ковь противостоят друг другу (в первом — рабо­та тела, плоти, вторая — торжество духа), с дру­гой — образуют пару, объединяемую единой сутью. Параллельно выведенные в «Пирамиде» династия Бамбалски (цирк) и семья Лоскутовых (церковь) имеют общую черту: наличие безумного предка. Однако способность творить чудо к Бамбалски приходит только после смер­ти (эпизод с похоронами), тогда как Дуня Лоскутова получает такой дар уже при жизни. Чудо в «Пирамиде» небесплатно и небезвред­но как для абсолюта, так и для человека, пос­кольку существует благодаря подпитке матери­ального мира (чудо выкачивает силы из Юлии), отравляет человечество. И даже безобидные на вид чудеса Дымкова вносят в «отлаженную ма­шину мироздания» нарушения, и чудо не толь­ко не способно отсрочить гибель человечества, но, напротив, может лишь ее приблизить.

В работе Н. . Сорокиной «Мо­тивы апокрифической «Книги Еноха» в «Пира­миде» были представлены результаты тексто­логического анализа, полученные при сопос­тавлении апокрифа и романа Леонова. По мнению автора, выражение из авторского предисловия к роману «наконец-то прочитан­ный апокриф Еноха» следует понимать как на­конец-то понятый и расшифрованный апок­риф. Имя Еноха и мотив создания человека из огня и глины впервые появляются у Леонова в романе «Дорога на Океан». Из известных трех вариантов апокрифа Еноха Леонов чаще всего опирался на эфиопский вариант, известный ему, как свидетельствует О. Овчаренко, по изданию И. Порфирьева («Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событи­ях».Казань, 1872). Основной сюжет о ходатай­стве Еноха за судьбу падших ангелов и сама ис­тория падения ангелов оживают на страницах «Пирамиды» в изложении Шатаницкого и Со­рокина, которых, как и Юлию Бамбалски, ин­тересует именно эта, внешняя сторона сюжета. Как и в апокрифе Еноха, в романе Леонов пока­зывает прибытие на Землю праведного, не пад­шего ангела для охраны праведников. Вторич­ного развращения ангела не происходит. В этом заметна некая доля авторского оптимизма. Не­сколько раз повторяющийся в романе вопрос ангела Сатанаила Богу: «Как мог Ты созданных из огня подчинить созданиям из глины? » — вос­ходит не столько к «Книге Еноха», сколько к Корану. Используя идею о несовместимости в человеческой природе двух противоположных начал, Леонов стремился отыскать первопричи­ну трагедии человечества на его «пути к звез­дам», найти «ген вещий».

Научная новизна работы  заключается в том, что нами впервые предпринимается попытка создания цельного и последовательного исследования на тему:«Философско – религиозные идеи романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита» и романа Л.Леонова «Пирамида»».

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что данный материал может использоваться при изучении истории русской литературы XX века.

Данная работа поможет вспомнить пробел в изучении взаимосвязей литературы, философии, религии и выявить общие тенденции, прослеживающиеся в творчестве русских писателей XX века.

Структура работы определяется целью и поставленными задачами. Наша работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Глава 1. Философско –религиозная модель романа М.А.Булгакова  « Мастер и Маргарита»

1.1. Влияние традиционных христианских воззрений на осмысление Булгаковым  философско –религиозных проблем

Традиционные христианские воззрения нашли свое отражение во второй части Библии – Новом Завете.

Проблема добра и зла является центральной проблемой Библии( Ветхого и Нового Заветов). Причем, согласно традиционным воззрениям зло издавна отождествляется с образом сатаны, добро – с образом Бога, Иисуса Христа.

Конечная борьба добра и зла представлена в последнем сочинении новозаветного канона «Откровении святого Иоанна Богослова». Безусловно, оно оказало непосредственное влияние на эсхатологические воззрения М.А.Булгакова, нашедшие свое воплощение как в сатирических повестях( «Дьяволиада», «Роковые яйца») и пьесе «Адам и Ева», так и в последнем романе писателя «Мастер  и Маргарита».

Имеется предание, что последней печалью умирающего Булгакова был роман о Мастере. «Хочу, чтобы они знали» — четыре  предсмертных слова — духовная заповедь живущим о путях правды, ибо «праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть: нечестивые привлекли ее и руками и словами, сочли ее другом и исчахли, и заключили союз с нею...» (Премудрость Соломона 1, 15—16). Писатель сказал «знали», а не «прочитали», (предупредив тем самым, что роман призван открыть людям некое тайное знание, донести правду о чем-то важном и таинственном. Опасаясь цензуры, автор прибегнул к тайнописи, но «нет "ничего тайного, что не сделалось бы явным... Если кто имеет уши, да услышит» (Евангелие от Марка 4, 22—23).

«Мастер и Маргарита» — роман не испытания идеи (как, скажем, у Достоевского), а живописания ее.

В этой, по видимости, объективной пластике незаметно формируются символические мотивы: беспощадное солнце трагедии, обманное мерцание луны, при которой соверша­ется убийство предателя, кровавая лужа вина, багровая гуща бессмертия, страшная туча как образ апокалипсиса, вселен­ской катастрофы.

В «Мастере и Маргарите» Булгаков изображает добро и зло – дьявола и Христа – во всей их полноте, имея целью разоблачить зло реальное, порожденное новым строем, и показать возможность существования добра. Для этого писатель и использует сложную структуру построения произведения. «Мастер и Маргарита», - как справедливо заметил критик Лесскис, - двойной роман. Он состоит из романа Мастера о Понтии Пилате и романа о судьбе Мастера(15,89), главным действующим лицом первого романа является Иешуа, прообраз которого – библейский Христос – воплощение добра, а второго – Воланд, чьим прообразом является сатана – воплощение зла. Но формально-структурное деление произведения не закрывает того, что каждый из этих романов не мог бы существовать отдельно, так как их связывает общая философская идея борьбы со злом, понятная только при анализе всей действительности. Заданная в начальных трех главах в трудном философском споре героев, которых автор представляет первыми на страницах романа, эта идея воплощается затем в интереснейших коллизиях, переплетениях реального и фантастического, библейских и современных событиях, оказывающихся вполне сбалансированными и причинно обусловленными.

Как и предшествовавшие роману фантастические повести, «Мастер и Маргарита» - произведение, в котором объединены реальность и фантастика. Недаром Булгаков говорил о себе: «Я – мистический писатель»(7,109).

Прежде  всего,  отметим, что  Булгаков  упорно  стремился  преодолеть  евангельскую  легенду, но в то же время влияние традиционных евангельских текстов на роман «Мастер и Маргарита» М.Булгакова очевидно.

Выстраивая биографию Иешуа Га-Ноцри, Булга­ков сохраняет, удерживает самое главное. Пилатовскому демагогическому вопросу «Что есть истина?» в «Евангелии от Иоанна» предшествует объяснение Иисуса: «Я на то ро­дился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Евангелие от Матфея 4).

Иешуа не просто свидетельствует. Он сам с его удиви­тельной, внеразумной, вопреки очевидности, верой в любо­го человека (будь то равнодушно-злобный Марк Крысобой или «очень добрый и любознательный человек» Иуда)(7,78) есть воплощенная истина. Потому-то он не подхватывает пред­ложенный Пилатом иронический тип философствования, а отвечает просто и конкретно, обнаруживая уникальное по­нимание души другого человека: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Беда в том, что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей»(8,175). Быть «великим врачом» — значит исцелять болезни не столько тела, сколько души.

Достоевский говорил: если ему математически докажут, что истина и Христос несовместимы, он предпочтет остать­ся с Христом, а не с истиной. Он же собирался воссоздать в «Идиоте» образ «положительно прекрасного человека»(19,87), князя-Христа. Отзвуки этих замыслов и идей есть в «Мас­тере...»(6,49). Иешуа «не сделал никому в жизни ни малейшего зла»(6,51). Его простые истины производны от его личности.

И хотя  эти «добрые люди», включая преданного Левия Матвея (Матфея), наверно записали и «все перепутали» не только в словах, но и в фактах. «Евангелие от Михаила» отменяет предшествующие свидетельства других евангели­стов, но сохраняет их исходную установку: было именно так, как рассказано.

Не было родителей, осла, множества учеников, ощущения избранности, чудесных исцелений и хождения по водам. Но странная проповедь, предательство Иуды, суд Пилата, казнь, страшная гроза над Ершалаимом — были.

Только несчастный позитивист Берлиоз пытается дока­зать Иванушке, что никто из богов «не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса», и отождествляет «простые выдумки» и «самый обыкновенный миф». Да невольная виновница его гибели Чума-Аннушка наблюдает чудеса в виде вылетающих в окно незнакомцев.

Точка зрения текста формулируется в первой  главе Воландом: «А не надо никаких точек зрения, — ответил странный профессор,— просто он существовал, и больше ничего... И доказательств никаких не требуется»(8,78).

Не надо никаких доказательств, было все, не только рас­пятие Иешуа, но и шабаш ведьм, и большой бал сатаны в квартире № 50, и Бегемот с Коровьевым в Грибоедове, и подписывающий бумаги костюм. Граница между «было» и «не было», реальностью и вымыслом в художественном мире булгаковского романа отсутствует, подобно тому, как она не существует в мифе, в поэмах Гомера, в сказаниях несу­щих благую весть евангелистов.

Булгаков не воссоздает миф (вариант Т. Манна), а созда­ет его внутри своего романа.

Специально о Новом Завете замечено: «Чувственно наглядное здесь — не следствие сознательного подражания действительности и потому ред­ко достигает выражения; оно проявляется только потому, что тесно увязывается с событиями, о которых рассказы­вается, тогда оно раскрывается в жестах и словах внутрен­не затронутых людей, — но авторы нисколько не озабоче­ны тем, чтобы придать чувственно-конкретному определен­ную форму»(5,103).

В булгаковской истории Иешуа библейские претензии на всемирно-историческое значение, психологические много­значность и недоговоренность соединены с тщательно про­работанным передним планом, законченностью и наглядно­стью, равномерно распределенным и ярким светом.

Пока Иешуа и Пилат ведут свой вечный спор, пока ре­шаются судьбы мира, движется привычным путем солнце (невысокое, неуклонно подымающееся вверх, безжалостный солнцепек, раскаленный шар — всего во второй главе оно упоминается двенадцать раз), бормочет фонтанчик в саду, чертит круги под потолком ласточка, доносится издалека шум толпы. В следующих евангельских главах появля­ются все новые живописные детали: красная лужа разли­того вина, доживающий свои дни ручей, больное фиговое дерево, которое «пыталось жить», страшная туча с жел­тым брюхом.

Четкая графика евангельской истории с минимумом «чув­ственно наглядного» у Булгакова раскрашена и озвучена, приобрела «гомеровский» наглядный и пластический харак­тер. Роман строится по принципу «живых картин» — пу­тем фиксации, растягивания и тщательной пластической разработки каждого мгновения. В булгаковской интерпре­тации это — бесконечно длинный день, поворотный день человеческой истории.

Не случайно внутрироманный автор истории о Пилате определяет свой дар так: «Я утратил бывшую у меня неког­да способность описывать что-нибудь». Не рассказывать, а описывать, рисовать, изображать(8,90).

В романе «Мастер и Маргарита» Булгаков дает нам свое толкование заповеди Иисуса Христа. Можем ли мы сказать, что слова апостола Павла применимы к Иешуа Га-Ноцри, булгаковскому Христу?

Уточним: нетерпимость Христа проявляется лишь в вопросах веры. В отношениях же между людьми Он учит: «… не протився злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Евангелие от Матфея 5, 39). Апостол Павел так уточняет эти слова: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» Римл. (11, 21), то есть борись со злом, но при этом не приумножай его сам.

 Безусловно, потому что всей своей жизнью он доказывает удивительную привлекательность добра. Оно уязвимо, но не презираемо, возможно, и оттого, что трудно презирать тех, кто не зная тебя, верить в твою изначальную доброту, расположен к тебе, независимо ни от чего. Мы не можем упрекнуть его в бездействии: он ищет встреч с людьми, готов говорить с каждым. Но он совершенно беззащитен перед жестокостью, цинизмом, предательством, потому что сам абсолютно добр.

И тем не менее неконфликтного Иешуа Га-Ноцри ожидает та же участь, что и Иисуса Христа. Почему? Не исключено, что здесь М. Булгаков подсказывает нам: распятие Христа – вовсе не следствие Его нетерпимости, как можно предположить, читая Евангелие. Дело в другом, более существенном. Если не касаться религиозной стороны вопроса, причина гибели героя «Мастера и Маргариты», как и его прообраза заключается в их отношении к власти, а точнее, к тому жизненному укладу, который эта власть олицетворяет и поддерживает.

Общеизвестно, что Христос решительно разделял «кесарево» и «богово». Тем не менее, именно земная власть, светская (наместник Рима) и церковная (Синедрион), приговаривают его к смерти за земные преступления: Пилат осуждает Христа как государственного преступника, якобы претендующего на царский престол, хотя сам в этом сомневается; Синедрион – как лжепророка, богохульно называющего себя Сыном Божиим, хотя, как уточняет Евангелие, на самом деле первосвященники желали ему смерти «из зависти» ( Евангелие от Матфея 27, 18 ). Иешуа Га-Ноцри не претендует на власть. Правда, он оценивает ее прилюдно как «насилие над людьми»(6,57) и даже уверен. Что когда-нибудь ее, власти, может и не быть вовсе. Но такая оценка (не противоречащая, кстати, ни христианскому, ни марксистскому учению) сама по себе не так уж опасна: когда еще это будет, чтоб люди могли совсем обходиться без насилия? Тем не менее, именно слова о «невечности» существующей власти становятся формальным поводом гибели Иешуа (как и в случае с Иисусом Христом).

Истинная же причина гибели Иисуса и Иешуа в том, что они внутренне свободны и живут по законам любви к людям – законам, не свойственным и невозможным для власти, причем не римской или какой-то другой, а власти вообще. В романе М. А. Булгакова Иешуа Га-Ноцри не просто свободный человек. Он излучает свободу, самостоятелен в своих суждениях, искренен в выражении своих чувств так, как может быть искренен только абсолютно чистый и добрый человек. Даже перед лицом смертельной опасности он замечает Понтию Пилату: «Правду говорить легко и приятно»(8,89). А правда Пилату как раз и не нужна.

Постыдное малодушие умного и почти всесильного правителя: из-за боязни доноса, который мог погубить карьеру, Пилат идет против своих убеждений, против голоса человечности, против совести. Он делает последние жалкие попытки спасти несчастного, а когда это не удается, пытается хотя бы смягчить укоры совести. Но нет и не может быть морального выкупа за предательство. А в основе предательства, как это почти всегда бывает, лежит трусость. «Трусость – крайнее выражение внутренней подчиненности»(8,89), «несвободы духа», главная причина социальных подлостей на земле.

И наказан за нее Пилат страшными муками совести. «Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то», бессонных ночей терзается Пилат тем, что «он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана», что он не пошел «на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача»(8,107).

Очевидна  связь романа Булгакова  с  библейской  демонологией, основывающейся  как  на  христианской  теологии, так  и  на фольклорных  источниках. Взять  даже  имена  инфернальных  героев  М.Булгакова. Без  сомнения  евангелическое  происхождение  демона-убийцы  Абадонны. Читателям  Библии  известен  и  другой  бесовский  персонаж  романа  «Мастер  и  Маргарита» -  Азазело. Созданный  Булгаковым  образ  козлоногого  и от  этого  прихрамывающего  «демона  безводной  пустыни», Азазело  прямо  сопоставим  с  образом  беса, о  котором  повествуется  в  книге  Левит  и  который  генетически  связан  с  древнейшим, языческим  верованием  евреев-кочевников  в  козлообразного  духа  пустыни  Азазело   «Аза-эл» по-древнееврейскому  означает  «козел-бог». Первоначально, как  об   этом  свидетельствуют  черновые  материалы  к  роману, Булгаков  роль   верховного  дьявола  предназначал  именно  этому  демону, и для  того, чтобы  подчеркнуть  в  самом  его  имени  его  отличие  от  хрестоматийного, бытующего  в  мировой  литературе  образа  сатаны, назвал  его  не  Азазелой, а  Фьелой. Затем  автор  постепенно  отходит  от прежнего  замысла  и  в  соответствии с  европейской  традицией  избирает  на роль  главы  бесовского  царства  Князя Тьмы, обозначающего  инициалом  «В» и носившего  в  Евангелии  имя  Вельзевул, изменив  его  по   тем  же  соображениям, что  и  в  случае  с  Азазелло, на  Воланд.

Отметим, что к Евангелию  восходит  и  сама, реализованная  у  Булгакова, иерархия  дьявольских  чинов, согласно  которой  Воланду  беспрекословно  подчиняются  и  Абадонна, и  Азазелло, и Фагот. В  обширнейшей  христианской  средневековой  литературе  о  дьяволе  отмечены  и  многие  из  тех  способностей  и  качеств  нечистой  силы,  которые  демонстрируют  нам  инфернальные  персонажи  романа  Булгакова: умение  перемещать  людей  из  одного  места  в  другое, предсказывать  будущее / как  Воланд/,  вызывать  бурю  /как  Бегемот  и  Коровьев/, превращаться  в  людей  и  животных,  в  кота, например, как Бегемот/ имя  которого  также  одно  из  известных  и  восходящих  к  древности  наименований  дьявола/, заключать  договор  с  человеком  и  др.

И в  «евангельских», и  в  «демонологических»  линиях  романа  «Мастер  и  Маргарита»  Булгаков  предпочитает  вовсе  не  придумывать, а  подбирать  имена, порою  лишь  обновляя  их  звучание  /Иешуа  Га-ноцри/. А имя  Воланд  оказалось  такой  удачей,  что  изменять  его  не  пришлось.  Почти  не  связанное  в  читательском  восприятии  ни  с  одним  из  образов  большой  литературы  и  вместе с  тем  традиционное  благодаря  Гете, оно  чрезвычайно  богато  звуковыми  ассоциациями. В  нем    средневековые  имена  дьявола - Ваал, Велиал, даже  русское  «дьявол».

В   трактовке  Булгакова  это  имя   становится  единственным  именем  сатаны, как  бы  не  литературным, а  подлинным. Под  этим  именем  его  знает Мастер.  Именно  так  он   называет  сатану  сразу.  «Конечно,  Воланд  может  запорошить  глаза, и  человеку  похитрее» - говорит  он Ивану. Впервые  слушая  о  загадочном  происшествии  на  Патриарших.  «Как? - вскрикивает  Иван  и  вдруг  догадывается: - Понимаю, понимаю. У него  буква  «В»  была  на  визитной  карточке…»(8,71)

Характерно, как  отмечают исследователи, что  Воланда  не  узнают  сатирические  персонажи. Это  один  из  источников   комедийного  в  романе - то  буфонно-комедийного, то  горько-комедийного, почти  всегда - сатирически-комедийного.

Воланда  в  романе  узнают  только  двое - Мастер  и  Маргарита. Без  предъявления  инфернального  треугольника  и  других  атрибутов  власти, еще  до  того, как  видят  его.  Узнают   независимо  друг  от  друга  и  так   согласно  друг  с другом - должно  быть  по  тому   отблеску  фантастики  и  чуда,  которые  реют  вокруг   Воланда  и  которых  так  жаждут  они оба. «Лишь  только  вы  начали  его описывать я  уже  стал   догадываться» - говорит  Мастер(8,106).

 «Но  к  делу,  к  делу, Маргарита  Николаевна, - произносит  Коровьев. - Вы  женщина  весьма  умная  и, конечно, уже  догадались  о  том,  кто  наш  хозяин". Сердце  Маргариты  стукнуло, и  она  кивнула  головой».(8,189)

 Эта  их  способность  к  принятию  чуда, так  противопоставляющая  их  Берлиозу, который  «к  необыкновенным  явлениям  не  привык», сродни  их  причастности  к  чуду -   к  подвигу  самоотречения, чуду  творчества, чуду  любви.

Отметим, что  Булгаков  убежден, что  общественное  и  душевное  благоустройство  государства  невозможно  без  веры  и  опоры на  «вечные»  ценности. Для инспекции  нравственного  состояния  общества, устроенного  на  новых  началах, и  появляется  в  Москве  по  воле  автора  «Мастер  и  Маргарита»  Князь  Тьмы  со  своей  креатурой, каким  он  предстает   перед  читателем?  Рассмотрим  образ  Воланда  в  следующем  разделе  более  детально.

Ну а кто же, по Булгакову, «правит бал» на этой земле? Кто «князь мира сего»? Эпиграф романа адресует нас к Мефистофелю из «Фауста» Гете:  «..так кто ж ты, наконец?

- Я – часть той силы, что вечно хочет зла

И вечно совершает благо»(12,70).

Следовательно, булгаковский Вол