Взаимотношения кыргызов с народами Центральной Азии

Глава 1 Социально-экономический и политический строй кыргызов и их отношения с соседними народами Центральной Азии вXVIII веке

1.1 Политическая обстановка в Центральной Азии в начале XVIII века

1.2 Совместная борьба центральноазиатских народов против экспансии Джунгарского ханства

Глава 2 Взаимоотношения кыргызов с соседними народами в Центральной Азии в XVIII- первой половине XIX века

2.1 Кыргызско-казахские отношения

2.2 Кыргызско-узбекские отношения и начало завоевательных походов Кокандского ханствав Кыргызстан

Глава 3 Экономические и культурные связи кыргызов с народами Центральной Азии XVIII- первой половине XIX вв

3.1 Торгово-экономические связи кыргызского народа с народами Центральной Азии XVIII- первой половине XIX вв.

3.2 Культурные связи кыргызов с другими народами Центральной Азии

Заключение

Список используемой литературы

ВВЕДЕНИЕ

Центральная Азия является стратегически важным регионом в Азии, поэтому не случаен пристальный интерес со стороны мировых держав как к современному положению дел так и к истории данного края. Усиление стратегического соперничества в Центральной Азии рождают новые противоречия, но уже не на идеологической, а геополитической и геоэкономической основах.

Среди мировых держав, оказывающих существенное воздействие на формирование геополитической ситуации в Центральной Азии особо выделяется Российская Федерация.

Центральную Азию и Российскую Федерацию связывают не только исторические, культурные и экономические связи, но и имеет место геополитические факторы, которые не могут игнорироваться Россией, особенно в последнее время. Крах коммунизма и последующая дезинтеграция СССР привели к существенному ослаблению общей мощи России, её позиций в мире, сокращению зоны её активности, военно-политического влияния и, таким образом, к потере Россией статуса сверхдержавы. Поэтому для России стратегически важно укрепление своих позиций в Центральной Азии, где её влияние пока ещё достаточно сильно.

Естественно, в зависимости от того какие силы будут иметь сильные позиции в ЦА, так или иначе будут зависеть дальнейшие события в этом взрывоопасном регионе. Именно поэтому это тема сейчас становится популярной в научных кругах как России так и Центральной Азии.

О месте Центральной Азии во внешней политике России говорится и пишется очень много. Особенно большое внимание этой теме уделяется почти в каждом выпуске журнала Центральная Азия и Кавказ, которая издается в Швеции. Примечательна статья В. Никонова, российского эксперта, где подробно описывается политика России в Кыргызстане. Здесь данная тема рассматривается не только с политической и экономической стороны, имеет место и культурно-цивилизационный аспект, учитывается демографический фактор.

В свете вышесказанного, представляет большой научный и политический интерес исследование развития исторических процессов в Центральной Азии в общем, так и в частности взаимоотношений народов населяющих данный регион: кыргызов, казахов, узбеков, таджиков, туркменов и других.

В истории формирования и развития этих народов есть много общего: они принадлежат этногенетической и этнолингвистической семье, к одной конфессиональной (исламской) общине. На протяжении многих веков они жили в непосредственном соприкосновении, а впоследствии и перемежаясь друг с другом. В силу этого их взаимовлияние и взаимообогащение друг друга в хозяйственной и социальной жизни, традициях и культуре, достигло значительной степени еще в XVIII-XIX вв. Свидетельством тесных взаимоотношений межу ними является также их совместная борьба против нашествия иноземных захватчиков, в частности: джунгар, цинских и других завоевателей.

Систематизированную историю кыргызов с древнейших времен до конца XIX века попытался изложить Н. А. Аристов. Его объемистый труд, оставшийся неизданным, содержит интересные комментарии и выводы по конкретным политическим событиям в регионе. Особую значимость рукописи придают использованные автором предания кыргызов.

Вопросы военных и дипломатических отношений России со странами Средней Азии затрагиваются в сочинениях В. В. Григорьева, Ф. Ф. Мартенса, Н. И. Веселовского, А. Шепелева, М.А.Терентьева и др. Но в них на фоне интересных сведений и исторических обобщений прослеживается, на наш взгляд, авторская тенденциозность в отношении политики России в среднеазиатском регионе. В частности, В. В. Григорьев расценивал внешнеполитические усилия российского правительства как «безуспешные и малодостойные России». А Н. И. Веселовский не придавал должного значения дипломатическим шагам среднеазиатских послов в России, считая их предложения просто «пустой затеей».

Таков общий вклад представителей российского востоковедения в целом, исторического кыргызоведения в частности, в изучение политической истории Кыргызстана XVIII в. Однако при всей важности введенных дореволюционными авторами в научный оборот фактических материалов (правда, нередко и не бесспорных или даже ошибочных), они вследствие классовой ориентации мировоззрения не могли в полной мере раскрыть значение и мотивы взаимоотношений народов в рассматриваемый период.

После Октябрьской революции 1917 года открылись новые возможности разработки масштабных вопросов подлинной истории кыргызского и других народов Центральной Азии. Написанный в 1927 г. академиком Н. Н. Бартольдом очерк «Киргизы» явился результатом не только выполнения им специального задания тогдашнего правительства республики, но и послужил в определенном отношении программой для исследования истории Кыргызстана. Этот труд В. В. Бартольда и по сей день не потерял своего научного значения. Однако вопросам внешнеполитических отношений кыргызов XVIII в. в нем уделено довольно скромное место, причем допущен ряд неточностей, имеются спорные выводы(1).

Позже некоторые аспекты взаимоотношений кыргызов с ойратами и соседними народами в середине XVIII в. освещались в работах Л. И. Думана, основанных преимущественно на китайских, русских и арабоязычных источниках. Автор критически подошел к использованию источников и в целом раскрыл политическую обстановку в Синьцзяне в конце 50-х — начале 60-х годов XVIII века.

Особый интерес для изучения политической истории народов Средней Азии XVI—XIX вв. представляют исследования известного востоковеда П. П. Иванова, подготовленные на базе местных тюрко- и арабоязычных источников, собранных автором устных преданий казахов и кыргызов.

Взаимоотношений кыргызов с Цинской империей и Кокандом касался в своих публикациях известный археолог А. Н. Бернштам. Им впервые обобщены сведения о кыргызах в китайских источниках XVIII в. Автор пришел к выводу, что «анализ китайских текстов о киргизах XVIII в. показывает значительную роль, которую они играли в событиях, развернувшихся в то время на территории Синьцзяна.., заставлявших считаться с собой китайскую империю». В комментариях к сведениям китайских авторов А. Н. Бернштаму все же не удалось до конца оценить их критически. Так, по его мнению, стремление «к союзу с Китаем» выражали как западные, так и восточные кыргызы. Правда, высказывая сомнение в том, что цинское подданство было принято западными кыргызами, он отмечал чисто формальный его характер.(2)

Значительный вклад в разработку политической истории кыргызского народа, особенно времени вхождения Кыргызстана в состав России, внес академик Б. Д. Джамгерчинов. Он касался отчасти также вопросов истории кыргызов XVIII в., рассматривая зарождение кыргызско-русских посольских связей. В основном на материалах устных преданий автор освещал и кыргызско-казахские отношения конца XVIII в., справедливо заключая, что частые столкновения между кыргызскими и казахскими феодалами «приводили к взаимному ослаблению» этих соседних народов.(3)

Впервые сравнительный анализ сведений из китайских, кокандских и русских источников по политической истории кыргызов проведен А. А. Кондратьевым и В. А. Ромодиным. И тем не менее, надо заметить, что они все же не добились ощутимых позитивных результатов, главным образом из-за недостаточности критического подхода к источникам.

Весьма полезными для нашего исследования оказались труды известного этнографа С. М. Абрамзона, в частности публикации, вводящие в научный оборот собранные автором устные исторические предания кыргызов о политических событиях XVII—XVIII вв.(4)

Вопросы истории кыргызов и их взаимоотношений с ойратами в XV — начале XVIII в. освещены в исследованиях К. И. Петрова, отдельные события из истории енисейских и тянь-шаньских кыргызов конца XVII — начала XVIII в. — в работах А. Арзыматова, А. Абдыкалыкова и А. Ф. Бурковского.(5)

Определенный вклад в воссоздание исторического прошлого Кыргызстана вносят публикации В. М. Плоских. Некоторые аспекты темы нашли место в исследованиях А. X. Хасанова и К. У. Усенбаева. Отдельные вопросы взаимоотношений памирских киргизов с ойратами отражены в работах Э. Д. Маанаева и А. Ш. Абышкаева.(6)

В публикациях М. Я. Сушанло, Н. Мадеюева и Г. П. Супруненко, базирующихся на китайских источниках, рассматриваются проблемы антицинской борьбы киргизов во второй половине XVIII — начале XIX в.

Об активной роли кыргызов в международных отношениях Центральной Азии XVII — первой половины XIX в. говорится в исследованиях Б. П. Гуревича, Ш. Б. Чимитдоржиева, В. С. Кузнецова. Определенную ясность в освещение политической обстановки и тенденций международных отношений в Средней Азии, а также торговых контактов кыргызов в XVIII в. вносят работы Н. Г. Аполловой, И. Я. Златкина Ю. А. Соколова, С. К. Камалова, Б. В. Лунина, Б. С. Сулейменова, В. Я. Васина, А. X. Ходжаева, X. 3. Зияева и др. Некоторые вопросы проблемы рассматривались также в кандидатских диссертациях М. Б. Джамгерчинова, А. М. Мокеева и М. С. Иманалиева.

Заслуживает внимания коллективный труд «Взаимосвязи киргизского народа с народами России, средней Азии, Казахстана (конец XVIII-XIX вв.)» подготовленный ученными Д. Сапаралиев, А. Джаманкараевым, А. Бедельбаевым и К. Усенбаевым.(7)

Освоенные новые источники легли в основу научных работ, раскрывающих новые стороны экономических и политических связей. Среди них ценными являются научные изыскания Д. Сапаралиева, С. Мадуанова, Б. Боотаевой и др. (8)

Серьезным подспорьем в изучении темы явились статьи Ж. Жакыпбекова, Ж. Жоробекова, З. Эралиева и др. опубликованные в сборнике материалов научной конференции «Кыргызстан- наше Отечество: история взаимосвязей и упрочения единства народов Кыргызстана в условиях становления независимого государства». (9)

Заключая историографический обзор, следует отметить, что наши предшественники рассматривали главным образом двухсторонние отношения (кыргызско-ойратокие, кыргызско-китайские, кыргызско-казахские, кыргызско-кокандские и кыргызско-русские) и лишь за редким исключением — трехсторонние (например, участие кыргызов в антицинской борьбе народов Восточного Туркестана). Было настоятельно необходимо комплексное исследование взаимоотношений кыргызов с Россией и соседними народами на широком фоне политической истории Средней и Центральной Азии, во всей их взаимосвязи и взаимообусловленности.

Цель работы изучить взаимоотношения кыргызов с соседними народами Центральной Азии. Создать цельную картину политических, экономических, культурных связей кыргызов с казахами, узбеками и другими народами Центральной Азии.

Для решения этой цели поставлены следующие задачи:

- Осветить социально-экономическое и политическое положение кыргызов и соседних народов в рассматриваемый период;

- Показать совместную освободительную борьбу кыргызов и других народов Центральной Азии в XVIII веке против иноземных завоевателей;

- Рассмотреть взаимоотношения кыргызов с казахами и узбеками в рассматриваемый период;

- Проследить развитие хозяйственных и культурных связей между кыргызами Центральноазиатского региона в XVIII- первой половине XIX века.

Методологической основой для написания работы послужил теоретические принципы историзма и объективности научного исследования.

Магистерская диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка используемой литературы.

Глава 1 Социально-экономический и политический строй кыргызов и их отношения с соседними народами Центральной Азии в XVIII веке

1.1 Политическая обстановка в Центральной Азии в начале XVIII веке

В XVIII в. Центральная Азия, издавна населенная предками их современных народов—узбеков, казахов, кыргызов, туркмен, таджиков, каракалпаков, как и в предыдущие столетия, была ареной больших и сложных событий, когда в условиях феодальной раздробленности и междоусобиц продолжалась их длительная и трудная борьба за независимость и самостоятельность против захватнических устремлений правителей более сильных соседних государств и наряду с этим шло развитие процесса все более тесного сближения с Россией.

Народы Центральной Азии в XVIII в. находились на разных ступенях общественного развития, но господствующими были патриархально-феодальные отношения. На современной территории Центральной Азии существовало тогда несколько отдельных самостоятельных и полусамостоятельных владений, чья экономическая основа характеризовалась ростом крупного землевладения и сосредоточением большого количества скота у феодальной знати. В этой обстановке продолжались междоусобные войны отдельных племенных объединений, вызванные сепаратистскими устремлениями возглавлявших их феодалов, упорно противившихся усилению централизованной власти хаков. Определенную роль в создании и сохранении такого неустойчивого положения в регионе играли не прекращавшиеся завоевательные походы Джунгаркого ханства и агрессивные устремления Цинской империи по отношению к Средней Азии. Все это обусловливало кризисный ход событий в Центральной Азии, тормозившая развитие их хозяйственной и культурной жизни. Заметно ослабевали экономические связи между оседло-земледельческими и кочевыми скотоводческими районами и хозяйствами, что также отрицательно сказывалось на развитии производительных сил края. Положение народных масс постоянно ухудшалось. Межфеодальная борьба, разорительные последствия частых междоусобиц тяжким бременем ложились на плечи простых тружеников, осложняли нормальную жизнь общества и способствовали агрессивным действиям более сильных соседних иноземных государств(10). По словам академика В. В. Бартольда, ХVIII.век «был критическим для всего мира мусульманства»(11), включая, территорию Центральной Азии.

Здесь уместно напомнить о давних торгово-обменных и культурных связях Центральной Азии и России. Сначала эти связи носили спорадический, более или менее случайный характер, но с течением времени расширялись, хотя долго еще не приобретали устойчивого и систематического характера. И было естественным, что уже Петр I, стремившийся дать толчок развитию отечественной промышленности и торговли, являвшихся одним из главных рычагов экономической мощи страны, ясно сознавал, что Россия может извлечь большие выгоды благодаря своему географическому положению между Западной Европой и Азией потому обращал свое внимание в сторону Средней Азии...

Первые попытки утвердить влияние России в Центральноазиатском регионе оказались безустанными, свидетельством чего явились неудавшиеся экспедиции И. Д. Бухгольца. в 1714—1716 гг. и А. Бековича-Черкасского рв 1716—1717 гг. И тем не менее правительство России все большее значение придавало Центральной Азии в системе своей внешней политики на Востоке.

Судя по высказываниям Петра-1, Россия рассматривала казахские степи в качестве обширного торгово-экономического моста, могущего соединить Русское государство со Средней Азией и другими восточными государствами. И хотя данное направление по сути дела было продолжением и развитием политики, наметившейся еще со времен Ивана III и Ивана Грозного, все более четко оно стало прослеживаться с конца XVIII в. по мере роста в недрах разлагавшегося феодально-крепостнического строя России, элементов капитализма, что стимулировало расширение внутренних и внешних рынков, обеспечение источников сырья, путей для удобного транзита.(12)

Освещение дальнейшего развития событий в этом направлении требует хотя бы краткого экскурса в историю Центральной Азии на протяжении всего XVIII в.

Политическая обстановка в Казахстане в начале XVIII в. была чрезвычайно сложной. Казахи были разделены на три жуза (Старший, Средний и Младший), где господствовали родоплеменные принципы объединения. Точное время и процесс образования этих трех жузов остаются пока мало изученными. Судя по всему, они сложились еще до XVI в. Само существование жузов отражает сложность процесса образования казахской народности на базе кочевого и полукочевого скотоводства с оседлым земледелием.(13)

Между жузами не было политического и экономического единства, имела место междоусобная борьба за власть, за пастбища и скот, которая ослабляла их и делала время от времени доступной добычей для агрессивных соседних держав. В этих условиях все же шел процесс постепенного включения племен и родов Семиречья в единое Казахское ханство, которое уже с начала XVI в. охватывало почти все этнические группы, составлявшие казахскую народность и почти всю территорию, на которой они расселялись.(14) Тем не менее и к XVIII в. прочного единства внутри ханства достигнуто не было. Владетелями казахов являлись ханы Тауке (умер в 1715 г.), Каип (убит в 1718 г.), Абулхаир (убит в 1748г.), Абулмамбет, Аблай и др. Власть их, ввиду отсутствия единой экономической базы, была номинальной. В начале XVIII в. внешнеполитическое положение казахов характеризовалось тем, что они со всех сторон подвергались набегам волжских, калмыков, башкир, отрядов хивинских и кокандских феодалов и, наконец, джунгарских войск. Особенно тяжелыми были захватнические походы джунгарских феодалов. Однако с начала XVI в. успешную борьбу против джунгарских кочевий казахи вели в союзе с кыргызскими племенами. Тем не менее из-за все большего углубления политической раздробленности в Казахстане и все большего возрастания натиска джунгарских феодалов казахи в начале XVIII в. стали откочевывать в трех направлениях: Младший жуз—к западу—в Хиву и к северу—в долины Яика и Эмбы; Средний — в центральные области Средней Азии — к Самарканду и Бухаре, а часть казахов Старшего жуза временно попала в зависимость от Джунгарии).(15)

В этих тяжелых условиях в истории казахов произошел ряд исключительно важных событий: в 30-х годах XVIII в. было положено начало добровольному присоединению Казахстана к России, в основе которого лежали как экономические причины—расширение и упрочение хозяйственных связей казахов с Россией, так и политические мотивы — усиление натиска на казахов со стороны Джунгарского ханства. В 1731 г. к России присоединились казахи Младшего жуза, а большая часть Среднего жуза приняла присягу на верность России в 1731 и 1740 гг.

После подписания указа 10 июня 1734 г. о принятии в российское подданство казахов Старшего жуза должно было последовать принятие присяги его старшинами. Но создавшаяся внутри жуза обстановка, а также его отдаленность от России, не прекращавшееся наступление джунгар и т. п. не позволили закрепить этот исторически обусловленный акт присоединения Казахстана к России, и процесс этот затянулся до середины XIX в.

Что касается Средней Азии, то в начале XVIII в. здесь формально существовало два государственных образования—Бухарское и Хивинское. Но вследствие слабой централизации их стали отпадать такие обширные территории, как Фергана, Ташкент, Ходжент, Ура-Тюбе, Самарканд и другие, которые становились во многом самостоятельными владениями. Так, реальная власть бухарского хана фактически ограничивалась едва ли не пределами одной столицы с прилегающей к ней округой, да и то контролировалась аталыком, назначавшимся из среды узбекских феодалов и выполнявшим функции главного ханского сановника. Обособление некоторых феодальных владений, естественно, порождало междоусобную борьбу за власть и беспрепятственную эксплуатацию наиболее широкого круга подданных.

Стремясь к усилению централизованной власти, узбекские ханы обращались за помощью к соседним государствам, в том числе и к правительству России, с тем, чтобы укрепить свои позиции в борьбе против сепаратистских настроений феодалов.(16)

Нестабильностью политического положения Средней Азии воспользовался Надир-шах, который, завладев властью в Сефевидском Иране и учитывая, что Бухарское и Хивинское владения были ослаблены предшествующими событиями и междоусобной борьбой, подверг узбекские ханства жестокому разгрому в 1740 г.

После прихода к власти представителей местной феодальной знати из племени мангитов и обретения при них независимости в Бухарском ханстве со второй половины XVIII в. наблюдалась относительная стабильность экономической и политической жизни.

В ходе непрестанной борьбы феодальных групп за верховную власть Ташкент и его округ в известной мере оказались в стороне от этой борьбы или, во всяком случае, не находились в центре событий. Благодаря этому к началу XVIII в. произошло обособление города Ташкента, который под властью местных ходжей превратился фактически в самостоятельное владение с близлежащими оседлыми районами.(17) Уже в 1709 г. ходжи владели реальной властью в Ташкенте. В своих внутренних делах и во внешних сношениях они не зависели от ханов, формально правивших городом в силу той восточной традиции, что правитель должен происходить лишь из рода Чингисхана. В первой половине XVIII в. ханский престол в Ташкенте занимали выходцы из казахских степей, например, Джулбарс (убитый в 1740 г.). Достижению Ферганы, чем добился укрепления Кокандского владения. Теперь, однако, он от совместных действий с кыргызами перешел к политике постепенного, расширения своей территории за счет захвата кыргызских земель, что неизбежно вело к обострению отношений кокандского правителя с кыргызскими феодалами. Как можно предполагать, захватнические устремления кокандских владетелей в сторону южно кыргызских земель были связаны с ослаблением здесь кыргызов, отошедших на северо-восток для борьбы против джунгарских феодалов. После Ирдана-бия на кокандский престол взошел один из его родственников—Нарбута-бий правивший до конца XVIII в. Власть его ограничивалась преимущественно центральной частью Ферганской долины. На северо-востоке долины до Алая и Кашгарии включительно главную роль играли кыргызы, занимавшие северные и южные склоны Тянь-Шаня. После смерти Нарбута-бия престол занял его сын Алимбек, первый кокандский правитель, принявший титул хана, в связи с чем и Кокандское владение стало именоваться ханством. С завершением консолидации земель Кокандского ханства, укрепившийся Алим-хан участил завоевательные походы на соседние территории.

Все это время к Ташкенту были устремлены захватнические вожделения феодалов Ферганской долины, в которой шел процесс усиления Кокандского ханства. Наступило длительное время кокандо-ташкентских войн, в ходе которых Ташкент успешно отражал натиск враждебных ему войск из Ферганы. Однако, предпринятый Юнус-ходжой крупный поход на Коканд оказался неудачным, а вслед за ним, через год, не стало и самого энергичного и предприимчивого правителя Ташкента. После этого (когда преемником Юнус-ходжи стал его сын Султан-ходжа) владетель Коканда Алим-хан усилил натиск на Ташкент и к исходу первого десятилетия XIX в. Ташкент вошел в состав владений Кокандского ханства, будучи завоеван Омар-ханом (братом Алим-хана)(18)

В этой непростой обстановке шло дальнейшее консолидация кыргызского народа. В начале XVIII в. ареол распространения кочевок кыргызов, по данным источников, простирался с севера на юг от Балхаша — Таласа до Гиндикуша — Яркенда и с запада на восток от Бухары — Ташкента до Тибета. Основным районом сосредоточения кыргызскокого населения оставался Тянь-Шань (территория современной Кыргызской Республики). Общую численность кыргызов точно определить сложно. В источниках имеются отрывочные данные, по которым можно предположить, что в XVIII в. их насчитывалось приблизительно 350—450 тыс. человек.

Общественно-политический строй кыргызов исследуемого периода мало изучен. В 1734 г. губернатор Сибири И. И. Кириллов в проекте «Об удержании в русском подданстве кыргыз и способах управления ими» сообщал о «малой провинции кыргызов», находящейся в соседстве с Бадахшаном и имеющей «собственного хана». Эти сведения, однако, отражали лишь внешнюю сторону жизни кыргызского кочевого общества, вернее выражали признание соседними народами некоего самостоятельного государственного образования у кыргызов. На самом же деле кыргызское общество в XVIII в. еще не достигло прочного политического единства.

Консолидировавшись к началу XVI в. в феодальную народность, кыргызы еще долго сохраняли феодальную по содержанию и родоплеменную по форме социальную структуру. Восточные источники зафиксировали у них наличие родоплеменных объединений саяк, сарыбагыш, кытай, кушчу, саруу, монолдор, ават, мундуз, басыз, черик, кыпчак, адыгене, найман и др. Каждое племя состояло из родов во главе с биями, власть которых была наследственной. Один из них считался главным бием. Мелкие подразделения родов возглавлялись старшинами (агалыкчи). Однако кыргызские родоплеменные объединения в корне отличались от первобытнообщинных. Правители отдельных племен, будучи крупными феодалами, принимали под свою власть целые группы людей из других родов и племен. Общины являлись не родственными, а территориальными союзами, носившими уже вполне выраженный характер классовых отношений. Каждое такое родоплеменное объединение кыргызов представляло собой самостоятельную административно-политическую единицу, имевшую свою мету для скота (тамгу) и общий боевой клич (ураан). Она формально и фактически была как бы «самостоятельно существующим государственным организмом, напоминающим в некотором отношении карликовое греческое государство— полис». С учетом специфических особенностей кочевого общества родоплеменные объединения кыргызов, по заключению Б. П. Гуревича, «по существу уже представляли собой одну из форм государственной власти»(19), т. е. раннефеодального кочевого государства, процесс формирования которого не был завершен .

Китайский источник «Цинь дин хуанъюй Си-юй туч-жи» («Высочайше утвержденное географическое описание Западного края», 1782 г., гл. 45, л. 1а) сообщает: «Все эти вожди (тоу) независимы друг от друга. Ежегодно они выбирают одного главу (чжан), который занимается общим управлением и которому все подчинено. Тот вождь (тоу), который стал чжаном, называется Ма-мук-кули (Ма-му-гу-ху-ли). Он только временно во главе племени (бу)» . А. Н. Бернштам, анализируя эти сведения, верно заметил, что Мамук-кули не титул, а имя человека Мамуткулу, и считал его «выборным кыргызским ханом» в середине XVIII в. В действительности же лицо, стоявшее в это время во главе кыргызов — их выборный правитель, не носило титула «хан». И. Андреев писал, что у кыргызов в конце XVIII в. «никакого хана и султана не находится, а имеют одного князя или бия Атекая, который во всей орде в почтении...». Кыргызский «владелец», избранный главой союза племен, не носил титул хана, вероятно, из-за того, что не все кыргызы признавали его власть. Немаловажную роль играло, видимо, и то, что по существовавшей в среднеазиатских владениях традиции быть избранным и носить титул «хан» имел право только выходец из рода Чингисхана.

Надо сказать, что выборный верховный правитель кыргызов, не располагавших значительной и постоянной военной силой (кроме личной дружины «кырк джигит»— буквально «сорок молодцев»), фактически не имел реальной власти над главными биями племен. Поэтому он довольствовался формальным признанием его роли как верховного правителя кыргызов, не имеющего права вмешиваться во внутреннюю жизнь племен, родов и их подразделений. Таким образом, при внешней видимости некоего централизованного управления страна в описываемое время фактически была политически раздробленной. Причем в родоплеменных группах господствовали наряду с феодальными и патриархальные отношения, которые «тормозили общественное развитие, препятствовали государственному объединению кыргызов»(20). Из-за раздробленности и политической неустойчивости Кыргызстан часто становился объектом захватнических нападений более сильных соседних государств.

Из-за феодальной раздробленности кыргызских племен общая политическая обстановка в Кыргызстане в начале XVIII в. была весьма сложной. Она усугублялась также столкновениями экономических и политических интересов крупных соседних государств — Джунгарского ханства ойрат-монголов (калмаков) и маньчжуроки-тайской империи Цин. Экспансионистская политика цинского Китая на северо-западных границах вела к столкновению его не только с Джунгарией, но и с Россией. Тем самым Цины косвенно способствовали активизации завоевательных походов джунгарских феодалов на запад — в сторону Средней Азии, в частности в Кыргызстан.

Государственное объединение ойратов занимало первоначально Западную Монголию. В XV в. под властью известного правителя ойратов Эсен-тайши находилась вся Монголия. Тогда их войска эпизодически вторгались на Тянь-Шань, доходя до Сырдарьи. После временного упадка в XVI в. государственное объединение ойратов снова возродилось в XVII в. как Джунгарское ханство. Калмакское государство XVIII в. находилось на границах развитых оседло-земледельческих оазисов Азии. Заинтересованные в экономическом обеспечении своего кочевого скотоводческого хозяйства продукцией этих районов, а также в эксплуатации чужих народов и захвате их природных богатств феодалы Джунгарии проводили активную внешнюю политику на своих рубежах, которая носила агрессивный характер на юго-западном направлении.

Пришедший к власти новый хан Цеван Рабтан предпринимал энергичные меры по укреплению своего государства. Осенью 1702 г., как известно, он в принудительном порядке с помощью войска в 2,5 тысячи (по некоторым данным — 2 тысяч) переселил подвластные ему улусы енисейских кыргызов из-под Красноярска в глубь Джунгарии. По пути, как сообщают архивные документы, «будучи в Иртышских вершинах напали на них казачьи орды люди..., и многих кыргызских людей побили до смерти, а жен и детей у многих побрали в полон».(21) Не говорит ли это обстоятельство о достаточной прочности позиций здесь казахских феодалов?

Надо заметить, что переселение племен, ранее подвластных ойратам, или из вновь завоеванных ими земель в пределы Джунгарского ханства рассматривалось Цеван Рабтаном, с одной стороны, как средство усиления государства, а с другой стороны — укрепления позиций ойратов на захваченных территориях путем «разреживания» однородного по своей национальной принадлежности местного населения. С этой же целью в 1702 г. были удержаны перекочевавшие на зимовку к реке Имель 15 тыс. кибиток (около 30 тыс. человек) волжских калмыков — торгоутов, подвластных Санжипу — сыну Аюки-хана. Подобные акции наблюдались и в последующее время. В частности, после нового завоевания ойратами в 1713—1716 гг. Восточного Туркестана несколько тысяч уйгуров было насильно переселено в Джунгарию, где они занимались земледелием. Видимо, в это же время в пределы Джунгарского государства были пригнаны и восточнотуркестанские кыргызы, проживавшие в городе Ак-Суу, а позднее — и андижанские, которые «находились у него птичьими охотниками». Интересные сведения о подобных перемещениях населения в Джунгарском ханстве сообщают бежавшие в Россию в 1726 г. сыновья волжского калмыка, бывшего в числе подданных Санжипа (в 1702 г.). Один из них показывал, что «жил он Баусханан с братом своим по ту сторону контайши на Нарыне реке, где перевел он контайша полоненников Аюки хана калмыков, и он контайша тех калмыков отдал под ведение зятю своему Лозан Чирину». Брат этого перебежчика, Хочики Дундук, дополнительно показывал: «...которые улусы ево контайши владения были близ к Иртышу реке и те улусы перевел он, контайша, за Илю реку далее... для того, что подошло под него контайшу китайское войско...». Видимо, Цеван Рабтан, опасаясь наступления цинских войск, рассматривал побережья рек Или и Нарын (часть кочевьев тянь-шаньских кыргызов) как место возможного нового переселения своих подданных или пленных с верховьев р. Иртыш, каковыми были торгоуты, енисейские кыргызы и другие мелкие народности Южной Сибири. Здесь, во-первых, исключалась возможность бегства в родные кочевья, во-вторых, они представляли как бы внешнюю пограничную линию расселения основного населения Джунгарии. Сюда они и были переселены уже к 1726 г. Так как в известных нам источниках нет точной даты захвата ойратами некоторых кыргызских кочевьев на Тянь-Шане, то приведенные выше сведения названных братьёв-торгоутов представляют особый интерес, поскольку позволяют хотя бы приблизительно определить время событий.

Как свидетельствуют источники, в первой четверти XVIII в. в верховья Иртыша цинские войска, угрожая Джунгарии, подходили дважды. Первый раз в 1707 г., когда «с китайского де царства ханов сын да Бошокту ханов сын, да Данжилай, да Танжин Омбо со многими воинскими людьми в верх Иртышу реки у Емели реки у контайши многих людей побили, кыргыз и телеут, которые взяты были к нему, контайше, побиты». И действительно, архивные документы сообщают о военных столкновениях Цеван Рабтана с тянь-шаньскими кыргызами (бурутами). Так, 27 августа 1707 г. калмык Алагыз доносил воеводе г. Кузнецка:

«Которые де были калмыки, кыргызы взяты в Ургу для осторожности от бурутов сем сот человек. И те де калмыки и кыргызы побиты все без остатку, только де ис тех людей прибежали к нему контайше князей; белой калмык Матай в тридцати человеках... А они де князец Шал с товарищи посылают из своих белых калмыков в перемену по месячно на причинные места от приходу бурутов по тристо человек и живут велимо опасно»(22).

Следовательно, в 1707 г. основные военные действия Цеван Рабтана были направлены против тянь-шаньских кыргызов (бурутов) и не имели успеха. Ибо, как верно замечает М. Б. Джамгерчинов, ойратам в это время от нападения «бурутов» приходилось охранять не только ойрато-кыргызскую границу, но и саму Ургу, т. е. ставку хана . Цеван Рабтан намеревался даже в случае неблагоприятного исхода войны с тянь-шаньскими кыргызами перекочевать в междуречье Иртыша и Оби. Джунгарский правитель использовал против цинского войска воинов из подвластных ему малых сибирских народов: кыргызов (енисейских), телеутов и белых калмыков, что тяжело отражалось на хозяйственной жизни последних", многие из них искали случая перекочевать в пределы России и вновь принять российское подданство. Надо сказать, что военные действия цинских войск в верховьях Иртыша в 1707 г. и кыргызов на западе Джунгарии не имели между собой связи, основанной на договоре.

В исторической литературе бытует мнение, что начало джунгаро-цинской войны относится к 1715 г., но русские архивные данные указывают на 1712—1713 гг., что вполне согласуется с историческими событиями того времени. Так, новое столкновение Цеван Рабтана с Цинской империей происходит в связи с активными действиями в 1713 г. ойратов в Восточном Туркестане. По сведениям А. Ходжаева, с этого момента здесь вновь восстанавливается власть ойратов. Правителем Яркенда был назначен один из сыновей Цеван Рабтана, который находился у власти до 1720 г., когда джунгарский хан пошел на соглашение с восточнотуркестанскими ходжами и на правах вассала передал им управление.

В 1713 г. Цеван Рабтан, направив свои войска во главе с Церен Дондуко