Внетекстовое и текстовое пространство и законы их взаимодействия

Министерство общего и начального профессионального образования

Свердловской области.

Муниципальное образовательное учреждение

Средняя общеобразовательная школа № 43.

Реферат.

Образовательная область: Филология.

Предмет: Литература.

Тема: Внетекстовое и текстовое пространство и законы их взаимодействия.

г. Екатеринбург.

2005 год.


Оглавление.

I. Введение…………………………………………………………………3

II. Внетекстовое пространство (эпиграф). Художественные функции эпиграфа в произведениях А.С. Пушкина……………………...................…..5

III. Внетекстовое художественное пространство и время в романе А.С.Пушкина «Капитанская дочка»……………………………….……….…...9

Художественные функции пространственно - временных образов в эпиграфе ко всему роману «Капитанская дочка»……...…………………….…………...9

Источники пушкинских эпиграфов к главам романа «Капитанская дочка»……………………………………………………….…………...………11

Пространственно - временные образы в эпиграфах к главам романа, их художественные функции………………………………………………………18

IV. Выводы…………………………………………………………………34

Список литературы……………………….……………………………………..36


II. Внетекстовое пространство (эпиграф).Художественные функции эпиграфав произведениях А.С.Пушкина.

Особенностью пространственно-временной организации пушкинских произведений является присутствие почти во всех из них внетекстового пространства-эпиграфа. Уже в эпиграфах, которые поэт предпосылает своим произведениям, он создает своеобразный художественный мир, отнюдь не автономный, а гармонически контактирующий с повествовательным миром произведения. Вот почему эпиграф в его произведениях выполняет определенные функции. Прежде чем исследовать эти функции, рассмотрим значение термина "эпиграф".

Эпиграф (от греч. epigraph- надпись)-1) в античности - надпись на памятнике, здании; 2) цитата, изречение, пословица, помещенные автором перед текстом всего художественного (публицистического, научного) произведения или его части. Эпиграф поясняет основную идею произведения или характеризует его как бы от имени другого, более авторитетного лица (источника). (Энциклопедический словарь).

Эпиграф (от греч. epigraph - надпись) - короткий текст (часто - цитата), помещённый перед текстом; выражает основную идею, настроение или коллизия всего сочинения. Эпиграф задаёт ток, намекает на то, что будет увидено потом в произведении. В древности эпиграфами называли надписи на предметах, к ним непосредственно относящиеся. (Краткий словарь литературных терминов М.И.Мещерякова. М.,1998г.).

Н. Остолопов в Словаре древней и новой поэзии, изданном в 1821году, так определил эпиграф: ''Одно слово или изречение в прозе или стихах, взятое из какого-либо известного писателя или своё собственное, которое помещают авторы в начале своих сочинений и тем дают понятие о предметах оных".

Опираясь на приведённые выше определения эпиграфа, можно сказать, что его основная функция заключается в выражении идеи произведения и авторской позиции.

Эпиграф не есть что-то случайное в произведении. Он необходим для автора, как ключ для композитора, в котором будет звучать произведение. Это визитная карточка книги или отдельных глав её. Вот такой визитной карточкой произведений Пушкина являются эпиграфы, или предпослания.

Каковы же художественные функции пушкинских эпиграфов?

Эпиграф у Пушкина играет важную роль. Прежде всего интересен сам характер пушкинского эпиграфа и его отношение к произведению.

Исследуя эпиграфы пушкинской прозы, их художественные функции, можно сказать, что для Пушкина не характерен эпиграф, в котором высказывается "идея" произведения и открывается позиция автора. Для него не характерны "резюмирующие" эпиграфы.

В пушкинской прозе, по мнению С.Т.Бочарова, эпиграф- это "голос из-за границы произведения". Пушкин всегда использует положение эпиграфа "за текстом", чтобы "вывести нас за рамки произведения и наметить широкий контекст". Такой характер нося, например, эпиграфы к "Повестям Белкина".

Так, к повести "Станционный смотритель" в качестве эпиграфа взята строчка, принадлежащая князю Вяземскому: "Коллежский регистратор, Почтовой станции диктатор". Это голос из мира (реплика князя Вяземского, но не Пушкина), которому откликается повесть.

Эпиграфом из Вяземского представлено некоторое общее мнение о станционных смотрителях; это внешняя и далекая от жизни героя повести высокомерная точка зрения, не знающая собственной, внутренней меры этой чужой жизни; это взгляд проезжающего, остроумного "свысока", не входящего "в положение", взгляд из другого жизненного положения и социального круга.

"Внешняя" точка зрения эпиграфа соответствует его внешнему положению по отношению к тексту вне рассказа повествователя и повести Белкина. Но слово автора спорит с эпиграфом как слово из одного мира с князем Вяземским. Этот последний - «за текстом"- должен как будто слышать, что ему отвечает автор в первых строках повести. Голос автора в первых строках повести - это голос человека одного жизненного круга с князем Вяземским, но не со станционным смотрителем. Автор сочувственно и с призывом "войти в положение" рисует другую сторону существования диктатора".

Начало "Станционного смотрителя" откликается эпиграфу из Вяземского, то есть из-за текста эпиграф легко переходит в авторский текст. Ирония Вяземского и защита автора звучат в одной широкой аудитории, образуют открытый диалог. Таким образом, граница, отделяющая произведение от эпиграфа, очень ослаблена и открыта.

Подбирая эпиграфы к своим произведениям, Пушкин широко пользуется "отзвуком созданного до него художественного материала" (В. Шкловский). Он часто прибегает к приему цитации, и эпиграф у него является как бы "смысловым ключом к восприятию разных героев". Пушкин при помощи эпиграфов очень точно устанавливал, в каком ключе надо понимать его произведение, с чем его сопоставлять, чему и кому он противопоставляет свое восприятие. Таковы художественные функции некоторых эпиграфов романа А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Например, в седьмой главе "Евгения Онегина" предпосланы следующие эпиграфы:

Москва, России дочь любима,

Где равную тебе сыскать...

Дмитриев.

Как не любить родной Москвы...

Баратынский.

Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!

Где ж лучше?

Где нас нет.

А.С. Грибоедов.

Все эпиграфы используют стихотворный материал, хорошо известный в то время и имеющий определенный тон звучания.

Строчки Дмитриева взяты из стихотворения "Освобождение Москвы". Стихи Дмитриева представляют собою традиционно-дворянское понимание русской истории. Пушкин приводит эпиграф для того, чтобы снять его следующим.

Второй эпиграф взят из поэмы Баратынского "Пиры". Поэма относится к 1821 году. В ней дано противопоставление московским пирам петербургских пиров. Дело идет о пирах поэтов, о пирах, в которых принимали участие Пушкин и Дельвиг. Самого Баратынского Пушкин называл "певцом пиров". Таким образом, в развернутом виде второй эпиграф представляет собой как бы "отодвигание первого".

Третий эпиграф-фрагмент спора Софьи и Чацким в комедии Грибоедова "Горе от ума". Пушкин выбросил указание на действующих лиц. Чацкий отрицает Москву, воспетую Дмитриевым.

Эти эпиграфы выполняют художественную функцию предуведомления; они предупреждают, что Пушкин, описывая Москву, "дает ее реалистически сближая ее с грибоедовским восприятием". Город Москва подробно описан Пушкиным, и это описание прямо противопоставлено старинным пышным описаниям, в частности описанию Дмитриева в эпиграфе к главе.

Интересна роль эпиграфа в "Пиковой даме". Всему произведению Пушкин предпосылает снижающий эпиграф: "Пиковая дама означает недоброжелательность.

Новейшая гадательная книга.

Гадательная книга, да еще новейшая, изданная на серой бумаге, в лубочном издании,- это мещанская книга, а не тайный формат на пергаменте. Судя по содержанию эпиграфа, образ Лизы у Пушкина лишен всякой условности.

Ироничный характер носит эпиграф к третьей главе "Пиковой дамы": « - Вы, кажется, решительно предпочитаете камеристок?- Что делать, сударыня? Они свежее". Эпиграф ироничен, и иронична тем самым вся глава, которая кончается тем, что Герман увидел в окне Лизу: " Головка приподнялась. Герман увидел "свежее" личико и черные глаза. Эта минута решила его участь" Слово "свежее" перешло из эпиграфа в описание и снижает его. Сообразное этим Пушкин очень точно называет героиню повести: Лиза, Лизавета Ивановна. Пушкин дает имя героине в его просторечном оформлении.

В слове пушкинского эпиграфа говорит обычно мир с его "шумом и звоном", он звучит свободно и будто переплескивается из эпиграфа в повествовательный мир произведения. Художественные функции пушкинских эпиграфов достаточно разнообразны: предуведомление, философское обобщение, эмоциональный настрой, создание художественного образа Мира.


III. Внетекстовое художественное пространство и время в романе А.С. Пушкина "Капитанская дочка".

1. Художественные функции пространственно-временных образов в эпиграфе ко всему роману "Капитанская дочка".

В романе "Капитанская дочка" проявилась типичная черта пушкинской прозы - ее последовательский, аналитический характер. В этом произведении Пушкин выступает и как историк, и как художник-мыслитель, творчески осмысливающий и художественно воссоздающий историю своего народа, страны. Поэта интересует эпоха 18 века. И это не случайно. Именно в этом веке выковывалось русское дворянство, а с ним и все русское общество.

Все, что дорого и ненавистно, страшно и смешно было поэту в России, корнями уходило в "дедовский" век. Поэтому он обращается к новому для себя жанру исторического романа, в котором частная судьба показывается через историю, а история - через частную судьбу.

История "Капитанской дочки"- это маленькие человеческие судьбы, переплетенные с историей народа, страны. Следовательно, в центре внимания - маленький, простой человек и мир, в котором он живет, его отношение к этому миру, к его ценностям, важнейшими из которых являются честь и достоинство.

Не случайно роман открывается эпиграфом, предпосланным всему произведению: "Береги честь смолоду".

Пословица, взятая Пушкиным в качестве эпиграфа ко всему роману, обращает внимание читателя на идейно-нравственное содержание произведения: одна из главных проблем романа - проблема чести, нравственного долга. Она и заявлена эпиграфа ко всему произведению.

Эпиграф представляет собой сокращенный вариант русской пословицы: "Береги платье снову, а честь смолоду". Полностью эту пословицу вспоминает Гринев-отец, напутствуя сына, отправляющегося в армию. Проблема нравственного воспитания молодого поколения своего времени глубоко волновала Пушкина, с особой остротой она встала перед писателем после поражения восстания декабристов, которое в сознании Пушкина воспринималось как трагическая развязка жизненного пути лучших его современников. Приход к власти Николая Первого привел к резкому изменению нравственного "климата" дворянского общества, к забвению просветительских традиций 18 века. В этих условиях Пушкин ощутил настоятельную необходимость сопоставить нравственный опыт разных поколений, показать преемственную связь между ними. Коротенькая строчка пушкинского эпиграфа, предпосланного роману в целом,- это своеобразный микромир, открытое для всех и каждого пространство, призванное осуществить великую цель, исторически значимую, помочь маленькому человеку состояться как личности, обрести уверенность в том, что выход за пределы привычного для него мира не будет для него опасен.

Этот микромир - пространственная и временная точка отсчета, с которой начинает формироваться "самостоянье" человека. Здесь, на этом коротком пространственно-временном отрезке в жизни человека (молодость) может состояться человек, а может и не состояться. Молодость- это время поисков нравственных ориентиров в жизни. Эпиграф "Береги честь смолоду", выражающий народную мудрость, проверенную веками, обращает человека в прошлое и в то же время проецирует в будущее, так как истины, заключенные в пословицах, вечны, тем самым они обеспечивают связь времен. А это то, без чего не может состояться ни отдельная личность, ни поколения в целом.

В слове этого пушкинского эпиграфа звучит голос из мира, который свободно входит в повествовательный мир романа и сливается с голосами его героев. Уже в первой главе герой романа Петр Гринев, отправляясь на службу, получает наказ от отца: "Береги платье снову, а честь смолоду". До этого момента Гринев не задумывается над тем, что такое честь, но отец произнес эти слова, и они запали ему в душу.

Эти магические слова отец произнес тогда, когда сын снаряжался в дорогу- в путь его нравственного взросления. Эти слова - своеобразный оберег для молодого Гринева, они помогут ему выдержать суровые жизненные испытания и сохранить честь и достоинство.

И не случайно в обращении Гринева к внуку, которое Пушкин хотел предпослать запискам Гринева, герой пересматривает свою жизнь, желая предостеречь от ошибок и заблуждений внука, приходит к выводу, что самое главное для человека - во всех тяжелых жизненных обстоятельствах сохранять доброту и благородство. Именно этот принцип на склоне лет Гринев считает жизненно необходимым, а принцип этот начал складываться еще в юности. Так, в романе показана связь между поколениями, ее приоритетное значение в судьбе отдельного человека и поколения в целом, чтобы эта связь никогда не прерывалась, так как это губительно.

Кроме того, этот эпиграф- пословица выступает в романе вектором развития художественной идеи. Эта пословица не только отражает нравственный закон, передаваемый из поколения в поколение, не только определяет направленность развития образа Гринева, но и передает критерий человечности как возможность изменить человеческому в себе. Делом чести оказывается не только верность присяге, неспособность на подлость, предательство, но и борьба за человеческое достоинство, за высшую справедливость, заключающуюся в милосердии, за любовь.

Об исключительной важности идеи милосердия в "Капитанской дочке" пишет Ю. Лотман: "Противопоставление личности и правосудия, невозможное ни для просветителей 18 века, ни для декабристов, глубоко знаменательно для Пушкина. В вихре крестьянского бунта, спасая жизнь Маши, Гринев обращается за помощью к Пугачеву, и тот проявляет милость - отпускает на свадьбу и невесту и его самого; когда же Гринев в механизм государственного правосудия, Маша отправляется к Екатерине Второй "просить милости, а не правосудия"- и тем спасает Гринева".

Милосердие у Пушкина есть явленная человечность, а человечность-пафос всего пушкинского творчества, романа "Капитанская дочка" в частности.

Итак, это внетекстовое пространство характеризуется, с одной стороны, оформленностью: оно имеет временные границы (молодость), с другой стороны, направленностью, ориентированностью (молодость-настоящее, зрелость-будущее). Оно не автономно, а напротив, органично связано с повествовательным миром произведения в целом, так и с микромиром (внутренним миром) его героев. Так, уже через внетекстовое пространство, через его взаимодействие с текстовым художественным миром высвечивается авторская концепция мира и человека, его нравственная позиция как гражданина и писателя.

2. Источники пушкинских эпиграфов к главам романа "Капитанская дочка".

Эпиграфы к главам романа делятся на две группы: цитаты из поэзии 18 века и строки из народных песен и пословиц. Такой подбор эпиграфов и такое их разделение не случайно. Эпиграфы к главам образуют здесь целую систему. В них звучат голоса эпохи, и все силы конфликта, изображенные в романе, представлены тоже за рамкой их "собственными" голосами. Исследуем подробнее источники пушкинских эпиграфов к главам романа.

Первой главе "Сержант гвардии" предпослан эпиграф:

-Был бы гвардии он завтра ж капитан.

-Того не надобно; в армии послужит.

-Изрядно сказано! Пускай его потужит...

Да кто его отец?

Эпиграф взят из комедии "Хвастун" Якова Борисовича Княжнина(1740-1791)- поэта и драматурга, автора трагедий, сатирических комедий и комических опер; его антимонархическая трагедия "Вадим Новгородский" была сожжена по приказу Екатерины II и свыше 120 лет находилась под запретом. "Хвастун" исполнялся на русской сцене до середины 1820-ых годов, Для читателей, современников Пушкина, эпиграф из комедии Княжнина говорил о многом. Строчки этого эпиграфа переносили их в другой мир, другое время- эпоху царствования Екатерины II. Княжнин в своей комедии воссоздал атмосферу екатерининского царствования, когда в гвардейские полки принимали лишь сыновей наиболее богатых и именитых дворян. Это были привилегированные полки. Служба в гвардии давала возможность быстрее и успешнее сделать карьеру. Естественно, что дворяне всячески пытались устроить своих сыновей в гвардию.

В комедии Княжнина "Хвастун" столкнулись два различных мировосприятия, люди, занимающие принципиально противоположные жизненные позиции, имеющие разные житейские установки. Так, в уста Верхолета автор вкладывает общераспространенное утверждение о том, что успешно складывающаяся карьера в гвардии - верх житейского благополучия, а служба в армии - величайшее несчастье, невезение и большая неудача. Другой герой комедии Честон считает, что служба в армии - необходимая для его сына школа жизни и воинской доблести, а служба в гвардии небезопасна и небезвредна для воспитания и становления молодого русского дворянина.

В качестве эпиграфа ко II главе "Вожатый" взята слегка измененная цитата из рекрутской песни "Породила меня матушка", напечатанной в "Новом и полном собрании российских песен". (М.,1780,ч 3,№ 68).

В рукописи второй главы этому эпиграфу предшествовал другой:

"Где ж Вожатый? Едем!", взятый из стихотворения В.А. Жуковского "Желание"(1811г.).

В окончательном же варианте эпиграфы ко II главе взяты строки из 68-й песни III части чулковского "Пленника".

Сторона ль моя, сторонушка,

Сторона незнакомая!

Что не сам ли я на тебя зашел,

Что не добрый ли да меня конь завез;

Завезла меня, доброго молодца,

Прытость, бодрость молодецкая

И хмелинушка кабацкая.

Старинная песня.

III главе романа "Крепость" предпосланы два эпиграфа. Первый эпиграф - солдатская песня, написанная, вероятно, самим Пушкиным, так как в других печатных источниках она не встречается:

Мы в фортеции живем,

Хлеб едим и воду пьем;

А как лютые враги

Придут к нам на пироги,

Зададим гостям пирушку:

Зарядим картечью пушку.

Солдатская песня.

Второй эпиграф ("Старинные люди, мой батюшка") взят из комедии Д. И. Фонвизина "Недоросль", где реплика Простаковой звучит так: "Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили" (действие III, явление 5-е).

Эпиграфом к IV главе "Поединок" взяты строчки из комедии Я.Б. Княжнина "Чудаки" (1790), действие IV, явление 12-е:

-Ин изволь, и стань же в позитуру.

Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

Княжнин.

Комедиограф изображает в комическом плане дуэль на кортиках (короткий прямой кинжал с граненым клинком и обыкновенно такой же рукоятью, чаще костяной) двух слуг - Высоноса и Пролаза. Позитура- поза, определенное положение тела.

Сцена в комедии изображает ссору лакеев между собой и пародийную дуэль. Весь эпизод у Княжнина описан гротесково: один из дуэлянтов- лакеев защитил себе грудь под платьем толстыми пачками бумаги. Дуэль, как уже писано выше, происходит на кортиках, но дуэлянты не решаются приблизиться друг к другу и делают выпады впустую.

Пьеса Княжнина "Чудаки" в пушкинское время была хорошо известна читателям.

К V главе, которая называется "Любовь", даны два эпиграфа. Оба эпиграфа взяты из песенника. Вот они:

Ах ты, девка, девка красная!

Не ходи, девка, молода замуж;

Ты спроси, девка, отца, матери,

Отца, матери, роду-племени;

Накопи, девка, ума-разума,

Ума-разума, приданова.

Песня народная.

Буде лучше меня найдешь, позабудешь

Если хуже меня найдешь, вспомянешь.

То же.

Первый эпиграф является окончанием песни "Ах ты, Волга, Волга-матушка" из сборника Н.Новикова "Собрание народных русских песен" (ч. I, М., 1780, №176).

Второй эпиграф взят Пушкиным из песни "Вещевало мое сердце, вещевало", напечатанной в том же сборнике (№135).

В качестве эпиграфа к VI главе "Пугачевщина" Пушкин избрал слова из народной песни:

Вы, молодые ребята, послушайте,

Что мы старые старики, будем сказывати.

Песня.

Это первые строчки песни о взятии Казани Иваном Грозным. Вот начало этой песни:

Вы, молодые ребята, послушайте,

Что мы старые старики, будем сказывати.

Про грозного царя Ивана про Васильевича,

Как он наш Государь Царь под Казань город ходил.

Под Казанку под реку подкопы подводил,

За Сулай за реку бочки с порохом катал,

А пушки и снаряды в чистом поле расставлял.

("Новое и полное собрание российских песен," ч.I, М., 1780, с. 156, №125.)

К главе VII "Приступ" Пушкин взял эпиграф из песни о казни стрелецкого атамана:

Голова моя, головушка

Голова послуживая!

Послужила моя головушка

Ровно тридцать лет и три года.

Ах, не выслужила головушка

Ни корысти себе, ни радости.

Как ни слова себе доброго

И ни рангу себе высокого:

Только выслужила головушка

Два высокие столбика,

Перекладинку кленовую,

Еще петельку шелковую.

Народная песня.

После четвертой строки песни Пушкин пропустил две следующие строчки:

Со добра коня не слезаючи,

Из стремян ног не вынимаючи.

Эти две строчки не приведены Пушкиным потому, что они говорили о службе, не похожей на службу капитана Миронова - пехотинца.

В целом стихотворение, процитированное Пушкиным в эпиграфе, противоречиво. В 10-й строке (8-й строке эпиграфа) сказано, что " головушка не выслужила себе рангу высокого" (ранг - чин , степень), но дальше в стихотворении идет речь о казни Князя - Боярина; идет описание казни, причем ему отрубают голову в такой обстановке:

Идет его грозный палач,

Во руках несет саблю острую.

Казнят князя, выводя его "на сруб высок". Похоже, что все стихотворение "Сборника" является сводом двух стихотворений: одно о казни рядового военного, может быть, сержантского звания, а другое - о казни Князя - Боярина "за грехи тяжкие". Пушкин опирался главным образом на первые пятнадцать строк, но, может быть, его привлекала и драматичность второй части.

Рядом с приговоренными идет сестра и плачет. Он ее утешает:

И ты, свет моя родна сестра,

Тебе плакать, не выплакать,

Молить Бога, не вымолить,

И царя просить, выпросить.

Перенесение драмы с казнимого на близкого ему человека, может быть, учитывалось Пушкиным. В стихотворении, отрывок из которого взят в качестве эпиграфа к главе о гибели Миронова, говорится не об убийстве, а о казни, хотя есть в нем и сочувствие к казненному.

К VIII главе романа "Незваный гость" дан эпиграф, который является пословицей:

Незваный гость хуже татарина.

Пословица.

В рукописи зачеркнут первоначальный эпиграф к этой главе: "И пришли к нам злодеи в обедни - и у сборной избы выкатили три бочки вина и пили - а нам ничего не дали (показания старосты Ивана Парамонова в марте 1774 года).

IX глава романа называется "Разлука". Эпиграф к этой главе взят из стихотворения М.М. Хераскова, которое начинается следующими строками:

Вид прелестный, милы взоры!

Вы скрываетесь от глаз;

Реки и леса и горы

Разлучат надолго нас.

По наблюдениям И.Н.Розанова, текст этой песни часто встречался в песенниках ("Песни русских поэтов", М.-Л., 1936, с. 596).

Херасков Михаил Матвеевич (1733-1807) - поэт, драматург и романист, многие годы директор Московского университета, видный деятель русского масонства. Краткие высказывания Пушкина о Хераскове дают полагать, что автор "Капитанской дочки" считал его творчество безнадежно устаревшим.

Стихотворение Хераскова, строки из которого Пушкин взял в качестве эпиграфа к этой главе, представляют собой стилизацию народной песни:

Сладко было спознаваться

Мне, прекрасная, с тобой:

Грустно, грустно расставаться,

Грустно, будто бы с душой.

Эпиграф к X главе "Осада города" тоже взят из Хераскова, из его эпической поэмы "Россияда"(песнь XI), повествующей о взятии Казани войсками Ивана Грозного:

Заняв луга и горы.

С вершины, как орел, бросал на град он взоры,

За станом повелел соорудить раскат.

И, в нем перуны скрыв, в нощи привесть под град.

Херасков.

А вот точный текст Хераскова:

Меж тем Российский царь, заняв луга и горы,

С вершины, как орел, бросал ко граду взоры,

За станом повелел соорудить раскат.

И, в нем перуны скрыв, в нощи привесть под град.

Современный Пушкину читатель, знавший сочинения Хераскова, конечно, помнил, что в первой строке эпиграфа автор "Капитанской дочки" пропустил слова "Меж тем Российский царь". Перун - главное божество древних славян, бог грома и молнии. У Хераскова - молния.

Эпиграф к XI главе "Мятежная слобода" таков:

В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.

«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп? »-

Спросил он ласково.

А. Сумароков.

Среди "Притчей" поэта, драматурга и баснописца Александра Петровича Сумарокова (1717-1777) таких строк не обнаружено. Как указано М.А.Цявловским, эпиграф сочинен самим Пушкиным, искусно имитировавшим стиль басен А.П.Сумарокова (см.: "Рукою Пушкина. Несобранные и опубликованные тексты". М.-Л. "Academia",1935, с. 221). Более того, как свидетельствует Цявловский, лет десять назад нашли черновик эпиграфа. Он приводит данный отрывок:

Мятежная слобода.

(В то время лев)

(Лев вопросил без гнева)

(без страшного рева)

(За чем пожаловать изволил в мой вертеп?)

(В ту пору был сыт хоть он.

Сказал Лев ласков духом и свиреп).

В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.

«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп? »-

Спросил (сказал) он ласково.

А. Сумароков.

Слово «вертеп» взято в первоначальном его смысле - пещера, а не разбойничье жилье.

Эпиграф к XII главе «Сирота» взят из свадебной народной песни:

Как у нашей у яблонки

Ни верхушки нет, ни отросточек;

Как у нашей у княгинюшки

Ни отца нету, ни матери.

Снарядить то ее некому

Благословить - то ее некому.

Свадебная песня.

Это переделка свадебной песни, записанной Пушкиным:

Много, много у сыра дуба,

Много ветвей и поветвей,

Только нету у дуба

Золотыя вершиночки;

Много, много у княгини души,

Много роду, много племени,

Только нету у княгини души;

Нету ее родной матушки:

Благословить есть кому,

Снарядить некому.

(Л.Н., т. 79,М., 1968, с. 210).

Песня, которая похожа на приведенную в эпиграфе, поется тогда, когда невеста - сирота и ее выдают замуж посаженный отец и посаженная мать.

Эпиграф к XIII главе «Арест» таков:

Не гневайтесь, сударь: по долгу моему

Я должен сей же час отправить вас в тюрьму.

-Извольте, я готов; но я в такой надежде.

Что дело объяснить дозволите мне прежде.

Княжнин.

Такое четверостишие, как свидетельствует В. Шкловский, в сочинениях Я. Б. Княжнина не обнаружено. Правда, последние две строки напоминают реплику Простодума в комедии Княжнина «Хвастун»: «Так должен был мое он кончить дело прежде, Ты можешь потерпеть и быть дотоль в надежде (действие IV, явление 6-е)». Можно думать, что в эпиграфе Пушкин имитировал стиль Княжнина.

Последняя глава романа называется «Суд». Ей предпослан эпиграф:

Мирская молва - морская волна.

Пословица.

В слегка измененном виде («Мирская молва, что морская волна») эта пословица, взятая Пушкиным в качестве эпиграфа, напечатана в «Полном собрании русских пословиц и поговорок, расположенном по азбучному порядку» (С-Пб, 182, с. 141); эта книга имелась в личной библиотеке Пушкина.

Итак, исследовав источники пушкинских эпиграфов к главам романа "Капитанская дочка", можно сделать вывод о том, что все эпиграфы к главам романа делятся на две группы: частично подлинно заимствованные из поэзии 18 века, частично под них стилизованные и фольклорные эпиграфы. В подборе эпиграфов, которые являются смысловым ключом к пониманию каждой главы, отражено авторское отношение к изображаемым событиям. Пушкину важно было, чтобы имена Сумарокова, Княжнина, Хераскова значились над главами, определенным образом ориентируя читателей. Эти поэты в своих произведениях прославляли высокое служение отчизне, верность долгу и дворянской чести.

Большая часть эпиграфов заимствована из народного творчества. Фольклорные эпиграфы отражают исторический, социальный, нравственный опыт народа, его быт, интересы, воззрения, идеалы, его мудрость, подчеркивают высокие нравственные устои народной жизни. Таким образом, внетекстовое пространство романа неоднородно. Это два мира: дворянский и народный. Это миры - антиподы. Так, уже в пределах внетекстового пространства выражена антитеза " народ - дворяне ", которая станет определяющей в повествовательном мире произведения.

3. Пространственно - временные образы в эпиграфах к главам романа, их художественные функции.

Эпиграфы к главам романа делятся на две группы: цитаты из поэзии 18 века и строки из народных песен и пословицы. Такой подбор эпиграфов и такое их разделение не случайно. Эпиграфы к главам образуют здесь целую систему. В них звучат голоса эпохи, и все силы конфликтов, изображенные в романе, представлены также за рамкой их "собственными" голосами.

Так, первой главе романа "Сержант гвардии" предпослан эпиграф: «Был бы гвардии он завтра ж капитан...», взятые из комедии Я. Б Княжнина «Хвастун». Для читателей, современников Пушкина, эпиграф из комедии Княжнина говорил о многом. Строчки это­го эпиграфа переносили их в другой мир - в эпоху царствования Екатерины II.

Княжнин в своей комедии воссоздал атмосферу екатерининского царствования, когда в гвардейские полки принимали сыновей наиболее богатых и именитых дворян. Это были привилегированные полки. Служба в гвардии давала возможность быстрее и успеш­нее сделать военную карьеру. Естественно, что дворяне всячески пытались устроить своих сыновей в гвардию.

В комедии Княжнина «Хвастун» столкнулись два различных мировосприятия, люди, занимающие принципиально противоположные жизненные позиции, имеющие разные житейские установки. Так, в уста Верхолета автор вкладывает общераспространенное утверждение о том, что успешно складывающаяся карьера в гвардии - вверх житейского благополучия; служба же в армии - величайшее несчастье, невезение и большая неудача. Другой герой комедии Честон считает, что служба в армии - необходимая для его сына школа жизни и воинской доблести, а служба в гвардии небезопасна и небезвредна для вос­питания и становления молодого русского дворянина.

Художественное пространство этого пушкинского эпиграфа составляют два мира, которые мы можем условно обозначить как «внешний мир» и «мир внутренний». Внешнее пространство - это Россия эпохи екатерининского правления, это универсум, человечество со всеми его нуждами и потребностями в полном объеме. Этому внешнему пространству соответствует внутреннее пространство - гвардия, армия. Кому-то суждено занять первое пространство, а кому-то - второе. С чем это связано? Наверное, с личностью человека, с его духовным и нравственным потенциалом. с его внутренним миром. Внутренний мир героя - это тоже своеобразное пространство, составляющее неотъемлемую часть внешнего пространства, но отдаленного от него своими границами и определенными законами существования в пределах данных границ

Эпиграфом ко второй главе романа "Вожатый" является слегка измененная цитата из рекрутской песни "Породила меня матушка ":

Сторона ль моя, сторонушка.

Сторона незнакомая!

Что не сам ли я на тебя зашел,

Что не добрый ли да меня конь завез.

Завезла меня, доброго молодца.

Прытость, быстрость молодецкая.

Старинная песня.

В рукописи второй главы этому эпиграфу предшествовал другой: «Где же Вожа­тый? Едем!», взятый из стихотворения Жуковского "Желание" (1811).

Почему же Пушкин предпочел последний вариант эпиграфа первому? Какова художественная функция эпиграфа, взятого из народной песни?

Пушкин здесь использует реалистический способ расширения границ внешнего пространства. Из дворянской екатерининской России мы попадаем в Россию «незнакомую», в которой без вожатого не обойтись.

Для кого эта Россия - «сторона незнакомая»? Кому в ней без вожатого дороги не найти? Эти вопросы заданы самим эпиграфом, а ответ на них мы получаем, уже читая вторую главу романа.

Эпиграф к главе соотносит героев - Гринева и вожатого - с пространством, где оба попадают во власть стихии - буран.

Гринев, увидев Пугачева в степи, спрашивает его:

- Послушай, мужичок, знаешь ли ты эту сторону?

- Сторона мне знакомая, - отвечал дорожный.

Пушкин слегка изменяя строку песни, про­должая ее образ, как бы спорит с ней: степь не чужбина для Пугачева.

Эпиграф к главе, во-первых, создает эмоциональный настрой: предощущение чего-то трагического, непоправимого. Во-вторых, эпиграф воссоздает действительность за краем действительности повествования, воспроизводит «в подлиннике» ее сознание и культуру, "стиль эпохи". Это внетекстовое пространство весьма неоднородно, в нем можно выделить два микромира: мир дворян и мир народа. И если в первом эпиграфе звучали голоса дворянской России, то во втором мы слышим голос народный и ощущаем мощь этого голоса 'Этот голос - символ народный России, которая говорит на другом языке, лишь ей понятном.

Да, такая Россия для молодого Петруши Гринева - «сторона незнакомая», ему в ней без вожатого, без помощника не обойтись.

Итак, уже в эпиграфе автор, используя метафорический тип построения пространства, создает образ России, незнакомой, чужой, в которой трудно найти правильную дорогу.

Внетекстовое пространство легко переходит в повествовательный мир произведения, мир, созданный во второй главе романа.

Ключевым образом этой главы является образ бурана. Это образ, сочетающий в себе и пространственное, и временное значение.

Н.Н. Петрунина пишет, что у Пушкина «картина бурана органически вплетается в облик края, где разворачивается действие», «однажды определившаяся тональность рассказа (достоверного, осязаемого, конкретного, насыщенного приметами страны и быта) распространяется и на описание метель».

Пушкин изображает буран в соотношении с человеком, развертывания картины бурана включено в повествование о движении героев по степи.

Автор использует здесь метафорический тик построения хронотопа не случайно.

Буран, метель - это космический враг, который вовлекает в свое бесприютное российское пространство и дворянина Гринева, и предводителя народного восстания Пугачева.

Важную роль играет художественная деталь - «белое облачко». Всего одна деталь, но как она выразительна! Деталь у Пушкина самодостаточна, автономна, очень значима. Она призвана создать ощущение ясного, понятного мира, «своего» пространства, в котором герой чувствует себя в безопасности: «Не вижу ничего, кроме белой степи и ясного неба ...» Это белое и ясное пространство - полотно жизни, на котором возникнут следы Гринева. Он сам пока что белое и ясное пространство. Петрушка Гринев покинул родительский дом - символ тепла, уюта, понимания, где границей, охраняющей человека, являются двери, стены. Он нарушил границу своего микроклимата, а это всегда чревато.

Не случайно у Пушкина это "белое облачко"- предвестник бурана, ведь в след за ним возникает метафорический образ «печальных пустынь», покрытых снегом, - символ вечного, адского холода, в котором легко можно выморозить душу, потерять нравственные ориентиры.

Образ бурана как символа вечного хаоса Пушкин создает, используя прием градации: «Ветер между тем час от часу становился сильнее, Облачко обратилось в белую тучку, которая постепенно облегало небо. Пошел мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями; в одно мгновенье темное небо смешалось со снежным морем». Постепенность заменяется внезапностью, быстротой. В эту мутную круговерть бурана (мира хаоса) попадают герои романа.

Из белого и ясного пространства возникает что-то

Подобные работы:

Актуально: