Быт и нравы московской бедноты в романе Гиляровского "Москва и москвичи"

Оглавление

Оглавление. 2

Введение. 3

1. Нищенство как социальная проблема. 5

1.1 Способы выживания. 6

1.2 Социальные роли нищих. 8

1.3 Классификация нищих и бедняков. 11

1.4 Общественное призрение. 12

2. Повседневная жизнь московских трущоб. 18

2.1 Жизнь Хитрова рынка. 18

2.2 Дети трущоб. 22

2.3 Обитатели других трущоб. 23

Заключение. 27

Список литературы.. 28

Введение

Каждому времени нужен свой летописец не только в области исторических событий, но и летописец быта. Летописец быта с особой резкостью и зримостью приближает к нам прошлое.

Главным летописцем быта и нравов Москвы был Владимир Алексеевич Гиляровский или дядюшка Гиляй, как его любовно называли москвичи.

«Я-москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него себя. Я – москвич!» Невозможно представить себе Москву конца ХIХ века и начала ХХ векам без Гиляровского, как немыслимо представить ее без Кремля, Третьяковской галереи, Художественного театра.

Он был знатоком московского «дна», знатоком Хитровки – приюта нищих, босяков, отщепенцев – по большей части одаренных простых людей, не нашедших себе ни места, ни занятия в тогдашней жизни.

Хитровка любила Гиляровского, как своего защитника, который не гнушался бедностью и понимал всю глубину хитрованского горя и безрадостной жизни. Сколько нужно бесстрашия, доброжелательства к людям и простосердечия, чтобы завоевать любовь и доверие сирых и озлобленных людей.

Один только Гиляровский мог спокойно и безнаказанно приходить в любое время дня и ночи в самые хитрованские притоны и ночлежки. Его никто не посмел бы тронуть пальцем. Лучшей охранной грамотой было его великодушие. Оно смиряло даже самые ожесточенные сердца.

Никто из наших писателей не знал так всесторонне и блестяще Москву, как Гиляровский. Было просто непостижимо, как может память одного человека сохранить столько характерных историй о людях, улицах, окраинах, площадях, садах и парках, да, к примеру, почти о каждом трактире старой Москвы. У каждого трактира было свое лицо и свои завсегдатаи – от аристократического «Трестого» до студенческой «Комаровки» у Петровских ворот и от трактира для холодных сапожников у Савелевского вокзала до знаменитого Гусева у Калужской заставы, где, бряцая литаврами, лучшая в Москве трактирная машина «оркестрион» гремела песню: «Шумел-горел пожар московский».

В соответствии со всем вышесказанным определяется цель работы: рассмотреть и проанализировать быт и нравы бедноты на основе произведения В. Гиляровского «Москва и москвичи».

Основные задачи работы:

– анализ проблемы нищих и бедноты как социальной проблемы;

– на основе произведения «Москва и москвичи» рассмотреть повседневную жизнь московских трущоб.

В соответствии с поставленной целью и задачами, работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

1. Нищенство как социальная проблема

Нищенство на Руси насчитывает многовековую и, увы, незавершившуюся историю.

Нищие занимают последние ступеньки социальной лестницы, дальше которых в социальном пространстве опускаться некуда.

В экономическом отношении нищие в своей массе – безнадежные бедняки, обреченные на прозябание. Важно даже не только то, что их денежные доходы низкие, а то, что они нерегулярные. Однако следует различать нищету и попрошайничество, все нищие прибегают к попрошайничеству как единственному способу выживания, но не все попрошайки – действительно подлинно нуждающиеся, тут обнаруживалась социальная мимикрия под крайнюю степень бедности. Псевдо-бедняк определялся как «зло и в самом нищенстве», ибо благодаря его ловкости, наглости и опытности без подаяния оставался тот, «кто при всем желании не мог обойтись без него, т.к. был неспособен к труду». Доходы этих лиц, хотя их подлинные размеры тщательно скрывались, были, по признанию многих исследователей, весьма немалые, при сравнении с бюджетами нижних прослоек лиц, имеющих работу в городе или в деревне. Эти люди занимались попрошайничеством уже не от невыносимой нужды, но и в «таких случаях оно все равно выступало в маске крайней нужды», без которой нищенство как социальное явление практически невозможно.

Нищие и барышники все москвичи или из подгородных слобод. И что им делать в глухом городишке? «Работы» никакой. Ночевать пустить всякий побоится, ночлежек нет, ну и пробираются в Москву и блаженствуют по-своему на Хитровке. В столице можно и украсть, и пострелять милостыньку, и ограбить свежего ночлежника; заманив с улицы или бульвара какого-нибудь неопытного беднягу бездомного, завести в подземный коридор, хлопнуть по затылку и раздеть догола.

1.1 Способы выживания

Для подавляющего большинства нищих подаяние было единственным способом выживания. Есть несколько устойчивых приемов столичных нищих, но они, конечно, имели общероссийское хождение и применялись как действительно убогими, так и прохиндеями. Каждый способ имел на жаргоне нищих свое обозначение:

1. «На паперти». Это был самый невинный и безопасный способ, т. к. обычно полиция не трогала нищих у церквей и на кладбищах. Места эти всегда занимались самыми отпетыми старыми нищими, безжалостно изгонявшими конкурентов.

2. «Стойка» – пребывание на постоянном месте в городе при скоплении людей, но вдали от полицейских глаз. Прием требовал знания человеческой психологии и наблюдательности, т.к. в зависимости от пола, возраста и внешнего вида прохожего приходилось импровизировать, прося то на ночлег, то на хлеб, то на лечение. Кроме того приходилось зорко следить за перемещением городового. В ответ столичная полиция стала переодевать своих патрульных в гражданскую одежду.

3. «Ход» – движение по городу или железнодорожным пригородным вагонам. Приближаясь к полицейскому, нищий замолкал. «Ходоки» делились на «сухих», презиравших брать не деньгами, и «савотейщиков», берущих только хлебом. В последнем случае была тонкость. Скромность просьбы – «кусок хлеба, Христа ради» – и внешне опрятный вид просящего приносили желаемый успех. «Савотейщик» не имел облика ординарного нищего – убогого, в рубище и благоухающего давно не мытым телом. Это подкупало. Видно было, что вполне порядочный человек временно попал в затруднение и нуждается в поддержке. Хитрость заключалась в длинном пальто «савотейщика», имевшем огромные внутренние карманы, куда помещалось полтора пуда обрезков и кусочков хлеба. По мере сбора он раздувался, как пузырь, но «своя ноша плеч не тянет». На улице его трудно было заподозрить в побирушестве. А это ему и нужно. Собранную «пошлину» продавали в ночлежные столовые или хозяевам скота в пригородах.

4. «Сесть на якорь» – просить милостыню, сидя на голой земле, зимой на снегу, часто притворяясь калекой. Это требовало известного артистизма. Способ доходный, но опасный – можно было легко попасть в руки городового.

5. «Круговая» – сбор милостыни в субботу, когда нищие без разбору обходят все лавки. «Суббота – праздник нищих», говорили они сами. И если в этот день лавочники по старорусскому обычаю не отказывали в подаянии, то в другие дни нищие могли услышать: «Бог подаст! У нас по субботам подают!»

6. «Стрелять по знакомым местам» – совершать планомерный обход домов состоятельных граждан, уже известных своей благотворительностью. «Стреляли» вдвоем. Один в «спецодежде» – без рубашки, пиджак в заплатах на голое тело, рваные ботинки (обычная одежда оставалась в ночлежке). Он входит в контакт с хозяином дома. Затрапезный вид вызывает жалость, и ему дают старую, но прочную одежду из хозяйского гардероба. Напарник ждет где-нибудь за углом с мешком, в который набивается добыча. Вечером она продается старьевщикам, специально для этой цели собиравшимся у дверей ночлежек.

Были нищие, собиравшие по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «служба» – с десяти утра до пяти вечера. Эта группа и другая, называемая «с ручкой», рыскающая по церквам, – самые многочисленные. У последней – бабы с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают, прося на бедного сиротку. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие.

А вот – аристократы жили частью в доме Орлова, частью в доме Бунина. Среди них имелись и чиновники, и выгнанные со службы офицеры, и попы-расстриги.

Они работали коллективно, разделив московские дома на очереди. Перед ними адрес-календарь Москвы. Нищий-аристократ берет, например, правую сторону Пречистенки с переулками и пишет двадцать писем-слезниц, не пропустив никого, в двадцать домов, стоящих внимания. Отправив письмо, на другой день идет по адресам.(1)

Т.е. каждый зарабатывал так как позволял случай, обстоятельства и собственная фантазия.

1.2 Социальные роли нищих

К социальным ролям обитателей трущоб можно отнести, прежде всего, сексуальные и семейные. Исследователи выявили, что если в этой среде традиционная нуклеарная семья и сохранилась (когда нищенствовали всей семьей), то только в полуразрушенном виде. Сексуальную жизнь начинали рано, отношения были беспорядочными, процветало сожительство со многими партнерами. Здорового потомства не было. Условия же социализации незаконнорожденных детей были таковы, что они составляли 2/3 нищенствующей детворы и малолетних преступников, т.е. нищета самовоспроизводила нищету. Нищенство не только было связано с другими видами социального зла – проституцией, хулиганством и воровством, но и часто сливалось с ними, так что эти явления как бы «причиняли» друг друга. В печати приводились страшные факты воровства детей, особенно с физическими дефектами, но чаще всего их брали в наем за незначительную оплату у бедных родителей, воспитывали «вечными побоями» и не возвращали домой. Иногда детей, даже собственных, сознательно калечили.(2)

Огромное количество нищих находились в полной кабале и часто нищенствовали не сами по себе, а на хозяина, который их безжалостно эксплуатировал и цинично издевался над добросердечием и милосердием им подающих. Одни из них содержали дешевые трактиры, ночлежные приюты, угловые квартиры и буквально обирали ютящихся вокруг нищих. Это были примитивные мироеды.

Их окружал ужасающий быт коечно-коморочных квартир, не заболеть в которых было физически невозможно, а прожить долго, будучи больным, тем более нельзя. Особенно безысходным было положение детей и женщин. Дешевый алкоголь оставался единственным средством иллюзорного утешения. «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев…» – пишет Гиляровский.(3)

Другой тип хозяев выступал в более сложной социальной роли подрядчика-организатора нищенского промысла, он подсказывал место и тип успешного сбора, обучал и костюмировал новичков, обеспечивал ночлег, некоторые ходовые места как личную собственность сдавал в аренду. Все было как в настоящем коммерческом предприятии: «и наем, и расчеты, и стачки, и стычки, и взятки, и дележка, и купля, и продажа». Если же нищий бунтовал, то его либо жестоко избивали, либо по некоторому «странному» стечению обстоятельств он вдруг попадал в полицейский участок. Подобная форма организации деятельности нищих явно носила криминальный характер. Кроме того, сами нищие эпизодически прибегали к воровству. Но социальная дистанция между нищими и настоящими уголовниками была большой. Нищие становились их полнейшими рабами, и, находясь на худшем довольствии, безропотно выполняли самые грязные и тяжелые работы по камере. Они оставались бесправными париями как в тюрьме, так и на воле.

Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). В доме Румянцева были два трактира – «Пересыльный» и «Сибирь», а в доме Ярошенко – «Каторга». Названия, конечно, негласные, но у хитрованцев они были приняты. В «Пересыльном» собирались бездомники, нищие и барышники, в «Сибири» – степенью выше – воры, карманники и крупные скупщики краденого, а выше всех была «Каторга» – притон буйного и пьяного разврата, биржа воров и беглых. «Обратник», вернувшийся из Сибири или тюрьмы, не миновал этого места. Прибывший, если он действительно «деловой», встречался здесь с почетом. Его тотчас же «ставили на работу».

Полицейские протоколы подтверждали, что большинство беглых из Сибири уголовных арестовывалось в Москве на Хитровке.

Среди нищих встречались бывшие дворяне, разорившиеся купцы и мещане, фабричные рабочие, потерявшие место. Но основной массив нищих в земледельческой России составляли выходцы из деревни. Лица дворянского звания получали в городских приютах, ночлежках и пересылочной тюрьме более удобное помещение, рассчитанное на состав до 15 человек. Им выдавались бесплатные казенные бумага и чернила и разрешалось держать кровати открытыми и отдыхать на них днем; на «черной» половине кровати крепились днем к стене. На каждую кровать полагались тюфяк, набитый соломой, серое байковое одеяло и подушка. Удобства были особенно ценными, учитывая скверное состояние здоровья подавляющей части нищих. Но этот отблеск старой привилегированной жизни не отменял общей деклассированности нищих как столичных, так и провинциальных.(4)

1.3 Классификация нищих и бедняков

Причин превращения русского бедняка в нищего в каждом конкретном случае было большое разнообразие, но объединяли их в три большие общие группы: внешние, стихийно-природные (пожары, неурожаи, недород или падеж скота и т.п.); внутренние, индивидуально-личностные (неизлечимая болезнь, умственные или физические дефекты, возрастная дряхлость и т.п.,) и социальные (формы организации общественной жизни).

Гиляровский описывает шесть разных групп нищих и бедноты, составляющих сложную стратификационную композицию этого слоя в русском обществе на рубеже XIX–XX веков:

1. Лица «злой воли», «притворного лукавства», вполне сознающие безнравственность своей деятельности, но продолжавшие бы заниматься обманным промыслом даже при возможности жить честно.

2. Лица, не вполне сознающие аморальность обмана и занимавшиеся им «бессознательно» и добровольно. Они продолжали бы им заниматься при объективной возможности жить иначе. Конечно, к этим людям наше отношение негативное, как и к первой группе, но не абсолютно. Вполне вероятно, что мягкая система мер принудительного труда, моральное воспитание, пробуждение души, простое человеческое внимание способны вырвать их из среды.

3. Лица, не сознающие позора нищенства и обмана, с ним связанного, вследствие своего «воспитания» улицей, нравственной деформации и физического вырождения. Часто это нищие вторых, а то и третьих поколений, подчас калеки. Для этих людей «детей Хитрова рынка» нужны не тюрьмы, а богоугодные заведения, приюты, лечебницы.

4. Лица, которые побирались по постороннему внешнему давлению как ситуационному (неудачи, драмы, скверные обстоятельства жизни), так и персональному (например, глава семьи принуждал жену и детей собирать подаяние или подрядчик эксплуатировал наемных нищих и т.п.). Как правило, подобные люди болезненно осознают пагубность своего положения. Эти страдальцы по нужде не могут не вызвать человеческого сочувствия и соболезнования. Им необходимо помочь «встать на ноги» и лучше всего серией организационных мер – личных, государственных, общественных.

5. Лица, руководствующиеся религиозными побуждениями. Сбор милостыни расценивается ими как дело «угодное Богу». Среди них выделяются паломники в святые места и бывшие состоятельные люди, решившие жить по правилу: «раздай имущество свое и по Мне гряди». У верующих этот тип нищих встречал поддержку и сочувственное понимание, особенно у единоверцев.

6. Лица, глубоко убежденные в своем жизненном праве на подаяние, не замечающие, что оно несообразно с человеческим достоинством. Обычно это глубокие старики и старушки, бившиеся всю жизнь, как рыба об лед, и надеющиеся под конец получить заслуженный своеобразный пансион и отдых от забот и труда. И они его действительно заслужили, но не в такой же убогой форме, только демонстрирующей нерациональное и несправедливое устройство общества, которое не хочет заниматься проблемой обеспечения старости собственных граждан.

1.4 Общественное призрение

Деятельность городского управления в области общественного призрения отличается большим разнообразием: для призрения престарелых и больных содержатся богадельни и дома призрения, для призрения детей – сиротские приюты, для вдов с детьми – дома бесплатных квартир, для населения, имеющего небольшой заработок, – дома дешевых квартир, для пришлого и бездомного люда – ночлежные дома. Далее идут учреждения трудовой помощи – биржа труда, посредническая контора, дома трудолюбия; наконец, для организации разнообразных видов помощи на дому созданы попечительства о бедных.(5)

Дома призрения имеют цель дать приют и надлежащий уход, с врачебным наблюдением, калекам и неизлечимо больным. Таких учреждений у городского управления пять: Коронационное убежище (на Ермаковской ул.), дом призрения имени И.Д. Баева Старшего (на Стромынке), Бахрушинский дом призрения (при Бахрушинской больнице), Горихвостовский дом призрения (при Пироговской больнице) и Рахмановская богадельня (при Медведниковской больнице); во всех них имеется 765 кроватей; при Коронационном убежище имеется школа для призреваемых детей. В ведение города переходит еще приют имени кн. Голицыной для неизлечимо больных.

Богаделен городом содержится 10: Екатерининская, Елизаветинская (при с. Тихвинском), Боевская, Гееровская, Любимовская, Медведниковская, Ляминская, Тарасовская, Солдатенковская и имени Поповых; во всех них имеется 2164 кровати. В текущем году предстоит открытие богадельни имени Колесовых. В 1912 году открыт Третьяковский приют для вдов и сирот русских художников; к 1913 году в нем жило 29 человек.

Для призрения сирот городское управление содержит четыре приюта – Мазуринский, Бахрушинский, Ляминский и убежище для сирот; на 1 января 1913 года в них призревалось 382 детей – 260 мальчиков и 122 девочки. Дети школьного возраста посещают городские школы; при Бахрушинском же приюте имеется для призреваемых детей детский сад, начальная школа и ремесленное училище с слесарно-механическим и электротехническим отделениями.(6)

Городским управлением содержатся три дома бесплатных квартир; самый большой из них – Бахрушинский, выходящий на Софийскую набережную и состоящий из 3 каменных четырехэтажных корпусов; на 1 января 1913 года в нем жило 2000 человек; квартирами (в одну комнату) пользуются бедные вдовы с малолетними детьми и девицы, обучающиеся в высших учебных заведениях и на курсах; особое помещение отведено под ремесленное училище и общежитие для обучающихся в нем; для малолетних детей имеется два детских сада; кроме того, при доме имеется 2 амбулатории, 2 аптеки и 2 лазарета. Боевский дом бесплатных квартир вмещал в себе на 1 января 1913 года 75 семей в количестве 307 человек. Ахлебаевский странноприимный дом дает временный приют странникам и богомольцам (таковых в 1912 году перебывало 1060 человек), а вместе с тем имеет и бесплатные квартиры-комнаты, в которых живет 46 женщин.

Для лиц, способных оплачивать комнату, имеются два дома дешевых квартир имени Солодовникова (на 2-й Мещанской ул.) Один дом – для семейных жильцов на 200 семей; в нем на 1 января 1913 года жило 196 семей в количестве 941 человек; плата за комнату с отоплением и электрическим освещением установлена в 10 руб. за 4 недели; при доме устроены ясли и детский сад. Другой дом – для одиноких, рассчитан на 1155 жильцов; в нем к 1 января 1913 г. проживало 1134 человек – 635 мужчин и 499 женщин; в каждой комнате имеется железная подъемная кровать, стол и табурет; плата за комнату с этой мебелью и освещением – 5 руб. за 4 недели (а в 1-м этаже – 4 руб.). При доме имеются амбулатория, прачечная, летний душ, баня, библиотека. В бане взимается плата 6 коп., за пользование библиотекой – 15 коп. в месяц. Удовлетворение квартирной нужды бедного и малодостаточного населения выдвинуто городским управлением на ближайшую очередь; в последний заем включена сумма на постройку новых домов дешевых квартир.(7)

Для удовлетворения нужды бездомного люда в ночлеге городское управление многое сделало, особенно в последние годы. Теперь городом содержится 6 ночлежных домов, дающих ночлег свыше 5000 человек. В 1912 г. общее число посещений достигло 1810201. Лишь два ночлежных дома помещаются в арендуемых зданиях, а остальные – в собственных зданиях. В двух домах – Морозовском и Покровском – с ночлежников не взимается платы за ночлег, в Трифоновском и Ново-Песковском взимается 3 коп. за ночлег, в Брестском – 5 коп, и Ермаковском – 6 коп. с мужчин и 5 коп. с женщин. Во всех ночлежных домах ночлежникам предоставлена возможность получать чай и горячую пищу, причем в Морозовском и Ермаковском домах город содержит дешевые столовые, а в остальных домах буфеты содержат частные лица под контролем города; при Ермаковском доме имеется для ночлежников баня с платою 5 коп. При ночлежных домах имеются приемные покои, организовано дежурство врачей, а при Ермаковском доме – амбулатория.(8)

Трудовую помощь населению городское управление оказывает, предоставляя работу в домах трудолюбия и содержа посредническую контору и биржу труда. Горбовский дом трудолюбия дает женщинам швейную работу по заказам города, земств и частных лиц. С заработка работниц делается удержание за выдаваемые им нитки, машинные иглы и пр., далее – 10%-ное отчисление в пользу дома, остальное выдается на руки. Средний дневной заработок работницы определяется в 29 коп.; семейные женщины приводят с собой детей, которые помещаются в ясли; при доме имеется дешевая столовая, отпускающая обед по 5 коп. В 1912 году в течение года работали в доме трудолюбия 286 работниц, в среднем 51 работницы в день. Рядом с Горбовским домом трудолюбия в Б. Харитоньевском переулке находится Городской Работный дом, имеющий свои отделения в Сокольниках и на Таганке. Это смешанное учреждение: но дает работу являющимся добровольно в поисках работы, а вместе с тем занимает принудительной работой нищих, помещаемых в дом по приговорам городского присутствия по разбору нищих. В 1912 году явилось в дом с просьбой о призрении 40624 человека, из них приняты в дом и определены на работу 16542; по приговорам присутствия были определены в работный дом за нищенство 2521 человек. В среднем пребывало в учреждении в день более 2000 человек. Работы ведутся разнообразные: призреваемые посылаются на внешние работы – по сломке зданий, очистке улиц от снега и т.д., а также занимаются в мастерских дома – столярной, сапожной, портновской, ткацкой, кузнечно-слесарной, хлебопекарной; призреваемым за работу выдано около 132 тыс. руб. Для малолетних и подростков существует особое отделение, в котором они обучаются и мастерству, и общеобразовательным предметам.(9)

Посредническая контора имеет три отделения – в Леонтьевском пер., у Серпуховских ворот и в Уланском пер. К услугам конторы обращаются главным образом прислуга и чернорабочие, но в последнее время усиливается предложение интеллигентного труда – конторщиков, управляющих, бухгалтеров и пр. В 1912 г. поступило 24246 просьб о приискании работы; получили места при посредстве конторы 15795 лиц. Биржа труда открыта в текущем году – в специально выстроенном здании около Ермаковского ночлежного дома. Строительные и другие пришлые рабочие наполняют огромной толпой обширный зал биржи и ведут торг с являющимися сюда подрядчиками и другими нанимателями. Развитие этого учреждения принадлежит еще будущему.

Для организации помощи бедному населению на дому в 1894 г. были учреждены при городском управлении участковые попечительства о бедных. Связь их с городским управлением поддерживается тем, что председатели попечительств избираются городскою думой; члены совета, избираемые на общих собраниях попечительств, утверждаются тоже городскою думой. Город отпускает в пособие попечительствам значительные суммы (по смете 1914 года – 200 тыс. руб.); кроме того, в распоряжение попечительств передаются для распределения между бедными проценты со специальных капиталов; попечительства собирают пожертвования, членские взносы, имеют доход от благотворительного вербного базара, концертов и пр. В общей сложности средства попечительств достигли в 1912 году 550 тыс. руб. Всех участковых попечительств 28 и одно специальное, обслуживающее Хитров рынок. Число клиентов попечительств доходит до 20 тыс. человек. Помощь, оказываемая попечительствами, самая разнообразная: денежные пособия, постоянные и единовременные (на приобретение машин, инструментов, обзаведения и др.), выдача обедов, молока, уплата в лавках за продукты, подача медицинской помощи, приискание мест, раздача работы по шитью и пр. Вместе с тем попечительства имеют многочисленные благотворительные учреждения, восполняя в этом деятельность городского управления.(10)

2. Повседневная жизнь московских трущоб

2.1 Жизнь Хитрова рынка

Страшные трущобы Хитровки десятки лет наводили ужас на москвичей. Десятки лет и печать, и дума, и администрация, вплоть до генерал-губернатора, тщетно принимали меры, чтобы уничтожить это разбойное логово.

С одной стороны близ Хитровки – торговая Солянка с Опекунским советом, с другой – Покровский бульвар и прилегающие к нему переулки были заняты богатейшими особняками русского и иностранного купечества. Тут и Савва Морозов, и Корзинкины, и Хлебниковы, и Оловянишниковы, и Расторгуевы, и Бахрушины… Владельцы этих дворцов возмущались страшным соседством, употребляли все меры, чтобы уничтожить его, но ни речи, гремевшие в угоду им в заседаниях думы, ни дорого стоящие хлопоты у администрации ничего сделать не могли. Были какие-то тайные пружины, отжимавшие все их нападающие силы, – и ничего не выходило. То у одного из хитровских домовладельцев рука в думе, то у другого – друг в канцелярии генерал-губернатора, третий сам занимает важное положение в делах благотворительности.(11)

И в «Каторге» нет теперь двери, из которой валил, когда она отворялась, пар и слышались дикие песни, звон посуды и вопли поножовщины. Рядом с ним дом Буниных – тоже теперь сверкает окнами… На площади не толпятся тысячи оборванцев, не сидят на корчагах торговки, грязные и пропахшие тухлой селедкой и разлагающейся бульонкой и требухой. Идет чинно народ, играют дети… А еще совсем недавно круглые сутки площадь мельтешилась толпами оборванцев. Под вечер метались и галдели пьяные со своими «марухами». Не видя ничего перед собой, шатались нанюхавшиеся «марафету» кокаинисты обоих полов и всех возрастов. Среди них были рожденные и выращенные здесь же подростки-девочки и полуголые «огольцы» – их кавалеры.

«Огольцы» появлялись на базарах, толпой набрасывались на торговок и, опрокинув лоток с товаром, а то и разбив палатку, расхватывали товар и исчезали врассыпную.

Степенью выше стояли «поездошники», их дело – выхватывать на проездах бульваров, в глухих переулках и на темных вокзальных площадях из верха пролетки саки и чемоданы… За ними «фортачи», ловкие и гибкие ребята, умеющие лазить в форточку, и «ширмачи», бесшумно лазившие по карманам у человека в застегнутом пальто, заторкав и затырив его в толпе. И по всей площади – нищие, нищие… А по ночам из подземелий «Сухого оврага» выползали на фарт «деловые ребята» с фомками и револьверами… Толкались и «портяночники», не брезговавшие сорвать шапку с прохожего или у своего же хитрована-нищего отнять суму с куском хлеба.

Ужасные иногда были ночи на этой площади, где сливались пьяные песни, визг избиваемых «марух» да крики «караул». Но никто не рисковал пойти на помощь: раздетого и разутого голым пустят да еще изобьют за то, чтобы не лез куда не следует.

Дома Хитровского рынка были разделены на квартиры – или в одну большую, или в две-три комнаты, с нарами, иногда двухэтажными, где ночевали бездомники без различия пола и возраста. В углу комнаты – каморка из тонких досок, а то просто ситцевая занавеска, за которой помещаются хозяин с женой. Это всегда какой-нибудь «пройди свет» из отставных солдат или крестьян, но всегда с «чистым» паспортом, так как иначе нельзя получить право быть съемщиком квартиры. Съемщик никогда не бывал одинокий, всегда вдвоем с женой и никогда – с законной. Законных жен съемщики оставляли в деревне, а здесь заводили сожительниц, аборигенок Хитровки, нередко беспаспортных…

У каждого съемщика своя публика: у кого грабители, у кого воры, у кого «рвань коричневая», у кого просто нищая братия.

Где нищие, там и дети – будущие каторжники. Кто родился на Хитровке и ухитрился вырасти среди этой ужасной обстановки, тот кончит тюрьмой. Исключения редки.

Самый благонамеренный элемент Хитровки – это нищие. Многие из них здесь родились и выросли; и если по убожеству своему и никчемности они не сделались ворами и разбойниками, а так и остались нищими, то теперь уж ни на что не променяют своего ремесла.

Это не те нищие, случайно потерявшие средства к жизни, которых мы видели на улицах: эти наберут едва-едва на кусок хлеба или на ночлег. Нищие Хитровки были другого сорта.

В доме Румянцева была, например, квартира «странников». Здоровеннейшие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по плечам лежат, ни гребня, ни мыла они никогда не видывали. Это монахи небывалых монастырей, пилигримы, которые век свой ходят от Хитровки до церковной паперти или до замоскворецких купчих и обратно.

После пьяной ночи такой страховидный дядя вылезает из-под нар, просит в кредит у съемщика стакан сивухи, облекается в страннический подрясник, за плечи ранец, набитый тряпьем, на голову скуфейку и босиком, иногда даже зимой по снегу, для доказательства своей святости, шагает за сбором.

И чего-чего только не наврет такой «странник» темным купчихам, чего только не всучит им для спасения души! Тут и щепочка от гроба господня, и кусочек лестницы, которую праотец Иаков во сне видел, и упавшая с неба чека от колесницы Ильи-пророка.

Многие постоянные обитатели Хитрова рынка имели существовали поденной работой вроде колки дров и очистки снега, а женщины ходили на мытье полов, уборку, стирку как поденщицы.

Здесь жили профессионалы-нищие и разные мастеровые, отрущобившиеся окончательно. Больше портные, их звали «раками», потому что они, голые, пропившие последнюю рубаху, из своих нор никогда и никуда не выходили. Работали день и ночь, перешивая тряпье для базара, вечно с похмелья, в отрепьях, босые.

Заработок часто бывал хороший. Работали в основном ночью. Краденные дорогие шубы, лисьи ротонды и горы разного платья кроили и перешивали. А утром являются барышники и охапками несут на базар меховые шапки, жилеты, картузы, штаны. Полиция ищет шубы и ротонды, а их уже нет: вместо них – шапки и картузы. Главную долю, конечно, получает съемщик, потому что он покупатель краденого, а нередко и атаман шайки. (12)

Но самый большой и постоянный доход давала съемщикам торговля вином. Каждая квартира – кабак. В стенах, под полом, в толстых ножках столов – везде были склады вина, разбавленного водой, для своих ночлежников и для их гостей. Неразбавленную водку днем можно было получить в трактирах и кабаках, а ночью торговал водкой в запечатанной посуде «шланбой».

В некоторых домах был тоже свой «шланбой». Двор освещался тогда одним тусклым керосиновым фонарем. Окна от грязи не пропускали света, и только одно окно «шланбоя», с белой занавеской, было светлее других. Подходят кому надо к окну, стучат. Открывается форточка. Из-за занавесочки высовывается рука ладонью вверх. Приходящий кладет молча в руку полтинник. Рука исчезает и через минуту появляется снова с бутылкой смирновки, и форточка захлопывается. Одно дело – слов никаких.

Пользовался спросом развал: развалят нескончаемыми рядами на рогожах немудрый товар и торгуют кто чем: кто рваной обувью, кто старым железом; кто ключи к замкам подбирает и тут же подпиливает, если ключ не подходит. А карманники по всей площади со своими тырщиками снуют: окружат, затырят, вытащат. Кричи «караул» – никто и не послушает, разве за карман схватится, а он, гляди, уже пустой.

2.2 Дети трущоб

Дети были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал от холода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять».

На последней неделе великого поста грудной ребенок «покрикастее» ходил по четвертаку в день, а трехлеток – по гривеннику. Пятилетки бегали сами и приносили тятькам, мамкам, дяденькам и тетенькам «на пропой души» гривенник, а то и пятиалтынный. Чем больше становились дети, тем больше с них требовали родители и тем меньше им подавали прохожие.

Гиляровский рассказывает такую историю: «Ольга Петровна рассказала мне обыкновенную хитровскую историю: на помойке ночлежки нашли солдатку-нищенку, где она разрешилась от бремени этим самым младенцем. Когда Ольгу Петровну позвали, мать была уже мертвой. Младенец был законнорожденный, а потому его не приняли в воспитательный дом, а взяла его ночлежница-нищенка и стала с ним ходить побираться. Заснула как-то пьяная на рождество на улице, и отморозил ребенок два пальца, которые долго гнили, а она не лечила – потому подавали больше: высунет он перед прохожим изъязвленную руку… ну и подают сердобольные… А раз Сашка Кочерга наткнулась на полицию, и ее отправили в участок, а оттуда к Ольге Петровне, которая ее знала хорошо, на перевязку.

Плохой, лядащий мальчонок был; до трех лет за грудного выдавала, и раз нарвалась: попросила на улице у проходившего начальника сыскной полиции Эффенбаха помочь грудному ребенку.» (13)

Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около выходов из трактиров и ресторанов. Приходилось добывать деньги всеми способами, чтобы дома, вернувшись без двугривенного, не быть избитым. Мальчишки, кроме того, стояли «на стреме», когда взрослые воровали, и в то же время сами подучивались у взрослых «работе».

Бывало, что босяки, рожденные на Хитровке, на ней и доживали до седых волос, исчезая временно на отсидку в тюрьму или дальнюю ссылку. Это мальчики.

Положение девочек было еще ужаснее. Им оставалось одно: продавать себя пьяным развратникам. Десятилетние пьяные проститутки были не редкость.

2.3 Обитатели других трущоб

Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» показывает жизнь целого ряда трущоб: Сухаревка, Неглинка, и многие другие. Жизнь каждой из них текла по-своему уникально.

На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сортов жулья много. Например «играющие»: во всяком удобном уголку садятся прямо на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты – две черные, одна красная. Надо угадать красную. Или игра в