Нарвские ворота

14 апреля 1814 года в Санкт-Петербург примчался специальный курьер, который привёз радостное, давно ожидавшееся известие о том, что русские войска вступили в Париж. Тотчас по предложению главнокомандующего в Петербурге С. К. Вязмитинова было созвано собрание Правительствующего Сената для разработки программы "обряда торжественной встречи". Сенаторы собирались несколько раз с 14 по 24 апреля. Было внесено множество верноподданнических предложений, возвеличивавших Александра I, но были и такие, смысл которых сводился к увековечиванию памяти народного подвига, прославившего Россию, (см. 6, с. 105)

На последнем заседании Сената и затем 25 апреля на черезвычайном собрании "высших сословий" было решено предложить "академическим и прочим искуснейшим в Европе художникам" и всем, кто пожелает, "сочинить проект памятника, который бы передал дальнейшему потомству столь важную и единственную для России эпоху". Предлагалось объявить общеевропейский конкурс на проекты храма, триумфальных ворот и медали. В Петербурге немедленно начались спешные приготовления и сборы пожертвований, которые должны были с января 1815 года вестись повсеместно в течении четырёх лет. (см. 6, с. 106)

13 мая 1814 года Вязмитинов разослал постановление о торжественной встрече по всем губерниям. Был разработан подробный церемониал встречи и трёхдневных празднеств с пушечной пальбой, колокольным звоном и иллюминацией. Прибытие войск ожидалось через Нарву. Поэтому было решено возвести "торжественные врата" вблизи Нарвы и на границе Петербурга. Существующие городские ворота у Калинкина моста и сам мост украсить живописью и скульптурой, (см. 6, с. 108)

Строительство триумфальных арок, ворот, памятных обелисков, колонн -эта традиция зародилась в Древней Греции и особенно большое развитие получила в Древнем Риме, где их воздвигали в честь побед и торжественных шествий императоров и полководцев. Имело место такое строительство и в России. Строили триумфальные арки и в Санкт -Петербурге, и в Москве. Традиция строить триумфальные арки для встречи возвращающихся с победой войск сохранилась и до наших дней. (см. 3, с. 14)

Поступили немалые пожертвования. Сооружение ворот было в полном разгаре, когда 7 июля 1814 года Александр I, опасаясь народных манифестаций, прислал генералу Вязмитинову рескрипт, запрещающий устройства всяких торжественных встреч и приёмов. Сенат вынужден был разослать повсюду новое постановление - об отмене начатых приготовлений, приложив копию царского распоряжения. Но триумфальные ворота у Нарвы и у въезда в Петербург были почти готовы, и их декорировку довели до конца, (см. 6, с. 106)

Возведение триумфальных ворот у Нарвы было поручено архитектору В.. П. Стасову. Когда они были готовы, выяснилось, что силы и средства, потраченные на строительство, оказались напрасными. Стало известно: из Франции российская гвардия прибудет в Ораниенбаум и отсюда по Нарвской дороге, а затем по Петергофской першпективе пройдёт в столицу, (см. 3, с. 15)

Составление проекта поручили одному из самых знаменитых в то время зодчих Джакомо Антонио Кваренги, который за 37 лет безупречного служения России создал непревзойдённые архитектурные здания в стиле классицизма. Большинство из которых сохранилось до настоящего времени. Это здания Академии наук на Университетской набережной, здание Эрмитажного театра. Красногвардейского манежа, Смольного института и др. (см. 2, с. 169)

"Также для создания этих временных триумфальных ворот привлекли В. П. Стасова, который 27 апреля 1814 года представил генералу Вязмитинову проект триумфальных трёхпролётных ворот. Стасов писал: “...имею честь представить... сделанный мною прожект для триумфальных ворот, к составлению которых я принял следующие предложения: чтоб широта оных была таковая, сквозь которую могли бы проходить войски парадными взводами не сжимаясь; чтоб вид их был со всех сторон одинаковый, представляющий четыре въезда, кои бы именовались “вход в Лейпциг”, “вход во Францию или за Рейн”, “вход в Париж” и “вход триумфальный в С.-Петербург или Россию”; боковые входы, коих будет восемь, означут разные занятия городов... во время знаменитых походов, предпринятых для освобождения России и Европы; означенные на прожекте барилиевы представляют: один повелителя на колеснице, предводимого Премудростию в виде Минервы, другой - аллегорическое путешествие Божества изобилия в виде Цереры и её спутника по собиранию плодов мира, коих встречает посланное с небес божество с факелом Просвещения. На прочих сторонах будут изображены: его триумфальный въезд в С.-Петербург или в Россию; он утверждает законы и правление Франции; он коронует из фамилии Бурбонов на престол; дарующий мир в Европе; разные произшествия достопамятных походов 1812, 1813 и 1814 годов; фриз здания украшается приобретёнными трофеями; триумфальная колесница, на коей возвращается благословенный дарователь Европе мира и свободы в Отечество, поставлен поверх здания, в память потомству, над охранением воинов пеших и конных”. Хотя Стасов запроектировал эффектное сооружение и заслужил к этому времени определённое призвание, он уступал по известности и мастерству Кваренги. Именно поэтому был принят легче исполнимый в короткие сроки проект арки, предложенный Кваренги, (см. 7, с. 72)

Кваренги впервые проектировал триумфальные ворота. В его творчестве это была новая тема, но он блестяще справился с ней, вложив в проект всю душу, всё своё несравненное мастерство. Зодчий создал два варианта проекта ворот. По одному - они решались в виде трёхпролётной пропилеи с дорическими колоннами, окаймлёнными мощными пилонами. Пропилеи предназначались для установки перед Калинкиным мостом на берегу Фонтанки. Другой проект представлял собой свободную импровизацию мотива древнеримской однопролётной арки. Составной частью оформления являлись гостевые трибуны. Именно из-за них для местоположения арки избрали место примерно в ста восьмидесяти метрах от речки Таракановой (впоследствии Екатерингофки). В обоих проектах Кваренги намечал богатое скульптурное убранство. Органической частью триумфальных ворот мыслились надписи, помещённые на аттике и пилонах. Работая над проектами триумфальных ворот, Кваренги видел их в хорошо знакомом ему архитектурном пейзаже, в окружении типичных сцен городской жизни. В первом варианте проекта архитектор изобразил Фонтанку, здание пожарной части с каланчой, перспективу улицы. В чертежах второго, осуществлённого варианта Кваренги показал не только фасад, но и трибуны, заполненные встречающими. (см. 6, с. 108)

Проекты и офорты Кваренги, рисунки других художников позволяют полностью представить облик построенных Нарвских ворот в конце июля 1814 года, декорированных гипсовыми скульптурами, выполненными по эскизам талантливого ваятеля и графика И. И. Теребенева, известного своими карикатурами на Наполеона. Это была архитектурная ода в честь защитников отечества, которая перекликалась с торжественными и звучными строфами стихотворения Державина “На возвращение гвардии”, (см. 2, с. 1 70)

Стройная и строгая однопролётная арка четко прорисовывалась на фоне неба. Она была построена из дерева и алебастра за недостатком времени - всего за один месяц. Двенадцать колонн придавали фасадам ворот пластическую выразительность, которая усиливалась скульптурным убранством. Между колоннами на главных и боковых фасадах стояло шесть статуй античных воинов с перунами (молниями) и венками в руках; над всеми колоннами на фоне аттика высились фигуры гениев Победы, аттик декорировался шестью барельефами, изображающими батальные сцены. Полная экспрессии скульптурная композиция завершила арку: колесница, запряжённая шестёркой лошадей и управляемая крылатой, стоящей во весь рост, богиней Славы, венчавшей победителей лавровым венком. В тимпанах над аркой помещались барельефные фигуры летящих слав. Весь скульптурный декор триумфальной арки был исполнен скульптором Иваном Ивановичем Теребенёвым. (см. 1, с. 5)

Недалеко от арки по обеим её сторонам, были выстроены деревянные трибуны для зрителей, амфитеатры для музыкантов, певцов и военных оркестров. Особые галереи предназначались для императорской фамилии, вельмож и именитого купечества, (см. 3, с. 15)

На пилонах ворот были перечислены гвардейские полки, показавшие высшую воинскую доблесть, а на средней части аттика сверкала большая посвятительная надпись на русском и латинском языках, исполненная глубокого патриотического звучания: “Победоносной Российской Императорской гвардии жители Столичного города святого Петра, от имени признательного отечества (в день 30 июля 1814 года)”. В этот самый день воины первой пехотной дивизии и в её составе лейб-гвардии Преображенский, Семёновский и Егерский полки прошли церемониальным маршем под сводом воздвигнутой в их честь арки. (см. 8, с. 20)

В июне 1814 года домой, на Родину, через Нормандию направилась первая гвардейская дивизия. В Шербурге погрузились на корабли. Дорога оказалась дальней, плыли пять недель. Прибывшие войска разместились сначала в Петергофе и Ориенбауме. Столичная газета “Северная почта” сообщала 17 июня: “В прошедшую пятницу, 12 числа, были мы... свидетелями зрелища самого восхитительного для сердца всякого русского. Санкт -Петербургское ополчение, возвратясь из похода, вступило торжественным образом в столицу... Вступлению сих воинов благоприятствовала прекраснейшая погода. Стечение народа ещё за несколько вёрст от города было чрезвычайное”. По всему шоссе стояли тысячные толпы людей “разного звания”, которые, ликуя, приветствовали победителей. Вечером в честь их возвращения Петербург был иллюминирован, (см. 3, с. 16)

Гвардейские соединения подошли к Екатерингофу и стали лагерем на окраине Петербурга 27 июля, а 30 июля, как об этом сообщала та же газета, “лейб-гвардии полки Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, Гвардейский морской экипаж, две роты гвардейской артиллерии, возвратившиеся из славного своего похода, вступили в столицу. Они проходили через Триумфальные ворота, воздвигнутые от города в честь и славу великих подвигов... Ввечеру город был иллюминирован”, (см. 3, с. 16)

В этот торжественный день военные оркестры играли победные марши, в честь героев звучали хвалебные гимны и кантаты в исполнении придворных певцов и музыкантов. Народ приветствовал победителей. Читая названия своих полков и мест сражений, солдаты и офицеры вспоминали боевые пути, пройденные за два года, четыре месяца и двадцать дней, которые прошли с того времени, когда они покинули петербургские казармы. Начальство распорядилось выдать “нижним чинам”, вступившим в этот день в Петербург, по рублю, чарке вина и по фунту мяса на человека, (см. 6; с. 109)

Рисунки, воспоминания современников и программа “Обряда торжественной встречи” позволяют воссоздать картину вступления в Петербург вернувшихся войск. Перед Нарвскими воротами по обеим сторонам помещались четыре просторные трибуны, где находились представители родовитого дворянства и именитого купечества, получившие специальные пригласительные билеты. Особые галереи предназначались для “императорской фамилии и высочайшего двора” и для почетных гостей - “дам и кавалеров”. По обеим сторонам ворот были устроены два амфитеатра для оркестров. Правый амфитеатр заняли придворные музыканты, певцы и певчие, а левый - военные оркестры: духовой и роговой, (см. 6, с. 109)

После первого торжественного входа войск в столицу в 1814 году Нарвские триумфальные ворота трижды были местом встречи возвращающихся победителей. 6 сентября под сводом триумфальной арки промаршировали части второй гвардейской пехотной дивизии, и среди них лейб-гвардии Павловский и Финляндский полки, названия которых навечно занесены на медные листы пилонов ворот. Павловский и Финляндский полки, пройдя из Парижа через Францию и Германию, на судах морем достигли Ориенбаума и Петергофа. Это о павловцах говорил Кутузов, что они “явили новые опыты мужества, твёрдые ряды их служили верным оплотом противу сил неприятеля. Храбрость и быстрота их предшествовала победам”. 18 октября Петербург приветствовал полки конной гвардии, кавалергардов и гвардейскую конную артиллерию. Выступив из Версаля 21 мая, они 14 октября пришли в Красное Село. Через четыре дня они повзводно продефилировали под триумфальной аркой. Современник -свидетель встречи - писал: “...полки вступили в город в таком порядке, как бы никуда из Санкт - Петербурга не выходили”. Наконец, 25 октября прибыл в Петербург лейб-гвардии казачий полк, удалое бесстрашие которого проявилось в атаках при Бородине, Тарутине, Малоярославце, Красном, Кульме, Лейпциге, Фер-Шампенуазе - в семи из восьми битв, занесённых на скрижали триумфальной арки. (см. 6, с. 111)

Торжественность встречи, правда, была омрачена постыдными эпизодами. Во время молебствия по случаю высадки войск, вспоминал будущий декабрист И. Д. Якушкин, полиция нещадно била народ, пытавшийся приблизиться к солдатам. “Это произвело на нас первое неблагоприятное впечатление по возвращении в Отечество”. Ещё более возмутительный случай произошёл, когда в столицу вступала первая гвардейская дивизия. “Царь, обнажив шпагу, гарцевал на рослом рыжем жеребце. Всё сияло, и все сияли. Публика кричала “ура”. Император улыбался. Мы им любовались, - писал тот же автор. - Но в самую эту минуту перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнажённой шпагой. Полиция приняла его в палки, мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за... царя”, (см. 3, с. 17)

Величавые ворота полюбились петербуржцам, стали одной из достопримечательностей северной столицы. Триумфальная арка, расположенная у начала Петергофского шоссе, связанного с дорогой на Нарву, получила в повседневном обиходе горожан название Нарвских ворот. Каждый день у Нарвских ворот, служивших въездом в город, можно было наблюдать сценки, подобные запечатленной на литографии К. П. Беггрова. По сторонам ворот уже нет трибун. На их месте - высокие палисады из строганых реек, за которыми разрослись деревья вокруг близлежащих дач. К полосатой будке, опираясь на алебарду, прислонился будочник - страж порядка. Он равнодушно смотрит на идущих по дощатому тротуару крестьян, на телегу, запряжённую тремя лошадьми, на кавалеристов с пиками на плечах, ведущих за поводки оседланных коней. Художники запечатлели немало подробностей: в тени ворот уселись отдыхать путники в широкополых шляпах с котомками за плечами; торговец раскинул свой лоток; из города выезжает почтовая карета, (см. 6, с. 112)

О сооружённом памятнике “Отечественные записки” в 1826 году писали: “По выезде из Екатерингофа на большую дорогу первым предметом является глазам вашим триумфальная арка, воздвигнутая по плану знаменитого Кваренги в 1814 году... Архитектура сих ворот самого благородного, высокого стиля. Равномерны и скульптурные украшения резца Теребенёва...”. (см. 3, с. 15)

В 1824 году, когда исполнилось десять лет со времени встречи гвардии, величественный облик ворот уже не соответствовал их действительному состоянию. Они постепенно приходили в негодное состояние и своим видом уже не отвечали тому назначению, которому призваны были служить. От снега и дождя дерево и алебастр обветшали и представляли угрозу для проезжавших. Однако “здание, которое должно напоминать будущим поколениям “о славе отечества”, должно быть долговечным. Дело дошло до петербургского военного генерал-губернатора Михаила Андреевича Милорадовича. Известный боевой генерал, участник итальянских и швейцарских походов Суворова, а затем отважный руководитель авангардных и арьергардных боёв во время кампании 1812 года, сам командовавший гвардией, не мог остаться равнодушным к разрушению памятника Отечественной войны. В 1824 году, на одном из служебных приёмов, он доложил Александру I о бедственном состоянии существующих Нарвских триумфальных ворот. После этого “всеподданнейшего доклада” император “вспомнил”, что ещё в 1814 году собирали деньги на сооружение постоянных ворот “из благородных и прочных материалов”. По заведённому порядку последовал “высочайший рескрипт”, в котором указывалось:

“Триумфальные ворота на Петергофской дороге, в своё время наскоро из дерева и алебастра построенные, соорудить из мрамора, гранита и меди”. Начало строительства император назначил на весну 1826 года. При этом триумфальную арку предполагалось возвести на месте городских гранитных ворот у Фонтанки, точно повторив проект Кваренги. Нарвским воротам предстояло возродиться в материале, способном существовать века. (см. 4, с. 10)

Для их сооружения в октябре 1825 года был образован комитет под председательством М. А. Милорадовича. Он считал своим долгом принять руководство по сооружению памятника. В состав комитета вошёл также А. Н. Оленин, к которому Милорадович прежде всего обратился с просьбой изложить его мнение. Оленин был одной из примечательных личностей своего времени. Президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки, член Академии наук, постоянный участник комиссий по строительству Исаакиевского собора и других крупных строительно-художественных работ, Оленин испытал свои силы и в литературе, и в 01.02.00палеографии, принимал участие в составлении славянорусского словаря, был автором трудов по археологии и библиографии. Он был знатоком и собирателем древнерусских рукописей и оружия. Батюшков, посвящая Оленину стихотворение, почтил его лестным эпитетом “любителя древности”, Державин в стихах, обращённых к Оленину, назвал его “другом муз”.

Оленин сразу ответил Милорадовичу обширной запиской. Понимая ответственность задуманного дела, он в конце июня 1824 года вместе с Милорадовичем поехал на тогдашнюю границу города и осмотрел гранитные ворота на берегу Обводного канала и триумфальные на Петергофской дороге. Получив планы триумфальных ворот, Оленин вторично отправился на место “для надлежащей проверки”. Свои впечатления об этих поездках Оленин выразил в восторженной форме, необычной для делового документа. Он пришёл к убеждению, что вполне возможно “устроить триумфальные ворота точно по проекту знаменитого зодчего покойного Кваренгия; где из гранита зделан градской въезд”. Оленин знал Кваренги и справедливо утверждал, что таковой “счастливой мысли он бы конечно от всего сердца порадовался, если бы был в живых! Теперь за него радоваться будут почитатели истинного таланта!” (см. к. № 6, стр. 114)

Излагая свои первые соображения, Оленин подчёркивает исключительное значение триумфального сооружения в честь Отечественной войны 1812 года. “Нет сомнения, - писал Оленин, - что здание, которое должно напоминать будущим поколениям... верность и решимость народа... в деле правом должно быть величаво”. Он считал, что старые триумфальные ворота нужно превратить в большую модель и снять с неё шаблоны, чтобы “верно передать пропорции и характер, приданные памятнику Кваренги”. Оленин считал нужным найти “надёжного художника”, способного не только исполнить чертёж постройки, но и возвести равноценное сооружение. Иначе, как остроумно замечает Оленин, “хотя всё то построить можно, что будет показано в чертежах, но на самом деле построенного по чертежам никто уже не узнает”. Высоко оценивая дарование Кваренги и его создание Оленин вместе с тем предложил ввести определённые изменения. Он писал, что ширина проезда триумфальных ворот, определённая местом их установки на дороге, недостаточна. Поэтому без ущерба для целостности все композиции можно расширить проезд, соразмерно увеличив все

части. Второе предложение Оленина касалось изменений отдельных элементов скульптурного оформления ворот - “перемен по ваятельной части”. (см. 9, с. 100)

На первых порах в распоряжении строителей была незначительная сумма. Она состояла из восьмидесяти тысяч рублей, оставшихся от денег, собранных для построения деревянных триумфальных ворот, и двенадцати тысяч - от новых пожертвований от дворянства и купечества. Но неожиданно явилась крупная материальная поддержка. В конце 1824 года скончался бывший начальник Гвардейского корпуса Фёдор Петрович Уваров, который завещал четыреста тысяч рублей на постройку триумфальных ворот. Уваров был одним, из ближайших сподвижников М. И. Кутузова. В Аустерлицком сражении он несколько раз водил в атаку свои полки, затем отличился в деле под Колоцким монастырём, в боях при Крымском, под Вязьмой и Красным. Но слава его добыта на Бородинском поле. Под его командованием первый кавалерийский корпус и казачий отряд Платова прорвались в тыл неприятельского фланга, вызвали замешательство и панику и дали два драгоценных часа для перегруппировки русских войск. После Бородина генерал-лейтенант Уваров стал начальником всей кавалерии и до взятия Парижа находился в действующей армии, а затем занимал высшие воинские посты. Щедрое денежное пожертвование Уварова при всей верноподданнической словесной оболочке завещания было своеобразным вызовом императору Александру I и его ближайшему окружению, недопустимо медлившим и скупившимся, хотя речь шла о патриотическом памятнике исторического значения. (см. 5, с. 30)

Весь сентябрь 1825 года ушёл на окончательную подготовку исходных документов, и 7 октября комитет по строительству ворот рассмотрел чертежи и смету постройки Нарвских триумфальных ворот в камне, выполненные архитектором Д. И. Квадри. В заключение комитета было записано: “Предусмотренное расширение проезда нимало не изменяет вида ворот, воздвигнутых по плану Гваренги, ибо все части их будут соразмерно увеличены в соответственность проезду”. Знаменательно, что в протоколе комитета отмечено - проект каменных триумфальных ворот составлен под руководством президента Академии художеств Оленина. (см. 6, с. 120)

Для возведения ворот оставалось получить необходимое в то время “высочайшее утверждение” от царя, но оно так и не последовало, так как в ноябре 1825 года “кочующий деспот” Александр I умер, и вскоре, 14 декабря, на Сенатской площади прогремели залпы восстания декабристов. Именно в этот день, на площади, умер смертельно раненный Каховским М. А. Милорадович. Против самодержавия и крепостничества выступили и старейшие русские гвардейские полки. Новому императору, жестоко расправившемуся с восставшими, никто не решался напомнить о проекте триумфальных ворот в честь "опального" Гвардейского корпуса. Об этом, казалось, вовсе забыли. Деревянные ворота продолжали ветшать. (см. 8, с. 250)

25 декабря 1826 года, в день празднования изгнания наполеоновских войск из России, в Зимнем дворце открыли военную галерею, посвящённую полководцам Отечественной войны. Наступивший 1827 год был юбилейным - исполнилось пятнадцать лет со дня Бородинской битвы. В Москве по проекту О. И. Бове на дороге, ведущей в Петербург, воздвигали триумфальные ворота, декорированные бронзовой скульптурой М. П. Витали и И. Т. Тимофеева. 16 января князь Волконский, начальник Главного штаба, одновременно министр императорского двора, поручил подготовить материалы, чтобы на следующий день доложить императору о Нарвских триумфальных воротах.

Делу о триумфальных воротах в честь Гвардейского корпуса, пылившемуся на архивных полках, был вновь дан ход. На первых страницах документов 1827 года, освещавших подготовку строительства ворот, мы находим имя В. П. Стасова - как архитектурного руководителя. 4 июля он выполнил чертёж местности вблизи речки Таракановки, наметив на плане расположение ворот в двадцати метрах от моста. Кроме того, были сделаны “шаблоны с карнизов, капителей, баз и прочего для сохранения во всей неприкосновенности отличной профилировки или очертания” триумфальных ворот Джакомо Кваренги. 4 августа Стасов уведомил председателя комитета по строительству ворот, что на "высочайше указанном месте" всё подготовлено для начала ворот, которые, по мнению архитектора, следовало лучше всего вести "вольным работникам", имеющим свои инструменты. На следующий день начали рыть котлован будущего фундамента. Через несколько дней Стасов составляет надписи на закладном камне

и требует, чтобы ему срочно прислали материалы для украшения места торжественной закладки. (см. 9, с. 103)

Наконец, 14 августа 1827 года обнародовали указ, в котором говорилось, что Александр I "в последнее время жизни имел намерение согласно с постановлением Санкт Петербургского дворянства, состоявшегося в 1814 году, соорудить в честь Гвардейского корпуса каменные триумфальные ворота, сохранив при том сколь можно вид таковых временных ворот по плану архитектора Гваренги выстроенных". В указе сообщалось также, что "драгоценный для всей России" памятник основывается 17 августа - в день Кульмской победы, и с этого дня утверждается особый "Комитет о сооружении триумфальных ворот в честь Гвардейского корпуса" под председательством великого князя Михаила Павловича.

15 августа Стасов получил официальное извещение о своём назначении членом комитета, спустя три дня присутствовал на его первом заседании (заседания должны были проходить еженедельно по средам в Михайловском дворце). В необычайно короткие сроки Стасов исполнил предварительные сметы и чертежи. На одном из чертежей делалось сопоставление деревянных ворот Кваренги и новых - каменных, пролёт арки которых увеличивался с 6,5 до 8,5 метра. Среди проектных листов были главный и боковой фасады, планы этажей и разрезы. Одновременно архитектор дал раскрашенные чертежи, показывающие, какой будет расцветка мраморной "одежды" ворот. О широте замысла Стасова свидетельствовал план "местоположения от Нарвской заставы до речки Таракановки", предусматривающий создание новых площадей и улиц, формирующих вокруг ворот законченный архитектурный ансамбль. Но главные усилия в августе были сосредоточены на забивке свай и укладке плит фундамента к торжественной церемонии закладки памятника. Делалось всё это весьма основательно: в вырытый котлован забили 1076 свай, каждая длиной 8 метров и толщиной в 5,5 вершка (45 -50 сантиметров). На сваи уложили гранитные плиты, затем забутили фундамент из тосненской плиты на извести с утрамбовкой расщебёнкой. Все эти работы выполнялись нижними чинами гвардейского корпуса . Однако, закладка состоялась не 17 августа - в день Кульмской битвы, а 26 августа - в день пятой годовщины Бородинского сражения. Перенос дня нельзя объяснить промедлением в работе. Всё готовилось к 17 августа. Но сыграло свою роль понятное недовольство армии, для которой юбилей Бородинской битвы имел гораздо большее патриотическое значение, чем сражение при Кульме, которое формально возглавлял Александр I. (см. 2, с. 20)

О церемонии закладки известно из рукописи Стасова “Записка о совершившейся закладке первых камней под Триумфальные ворота в честь императорской гвардии”. Торопливым, но чётким почерком на двух листах синей бумаги Стасов описал всё буквально по часам.

В полдень 26 августа началась закладка специальных камней, приготовленных по рисунку архитектора. Одиннадцать камней были выложены в виде фигурного креста. Последний камень опустил архитектор Стасов. На камнях, положенных членами царской семьи, титулы и имена были вырезаны золотыми литерами, а имя Стасова на опущенном им камне серебряными. Затем Стасов на золотом блюде вынес золотые монеты, которые были разложены на камнях. Последнюю монету положил на свой закладной камень архитектор. Завершением первой части церемонии стало возложение медалей “За 1812” и “За вход в Париж” на один из камней. Вторую часть ритуала отвели установке закладных камней членами комитета, генералами, флигель-адъютантами, командирами гвардейских полков и батальонов. (см. 1, с. 199)

Всё это происходило в присутствии девяти тысяч гвардейцев -ветеранов войны 1812 - 1815 годов, продолжавших свою службу. Это были самые заслуженные гвардейцы, все до единого кавалеры Георгиевского креста, награждённые также серебряными медалями за 1812 год, медалями за взятие Парижа и Кульмскими железными крестами. Когда подоила заключительная часть торжественного церемониала, от каждого из гвардейских полков отделилось по два солдата во главе с унтер-офицером. Строевым шагом они подойти к месту закладки, положили закладные камни и на них боевые медали, сняв их с мундира. Последний камень и медали были положены в память генерала Уварова. Затем все монеты и награды сложили в своеобразный ящик из плит и накрыли его каменной крышкой с надписью. (см. 7, с. 145)

Вот как описывает это торжество Гранвиль, путешествовавший в то время по российским дорогам, в своей книге “Санкт-Петербург. Дневник

путешествия”. “Первый камень в основание этого гигантского сооружения, которое будет соперничать в великолепии и размерах не только с развалинами великого Рима, но также и с некоторыми колоссальными египетскими храмами, был положен с величайшей воинской пышностью... Император прибыл верхом к месту закладки, и все генералы, офицеры и солдаты гвардии, награждённые медалями за взятие Парижа, числом около десяти тысяч, присутствовали на этой церемонии. Этот монумент сооружён в вечное празднование возвращения триумфальной гвардии из Парижа после славной кампании 1812 года...”. (см. 9, с. 105)

Газета “Северная пчела” 1 сентября 1827 года сообщала: “В прошедшую пятницу, 26 августа, в день незабвенного в воинских летописях России сражения Бородинского, происходила здесь, в Санкт-Петербурге, за Нарвской заставой, закладка новых триумфальных ворот в честь гвардейского корпуса. Там собраны были в строю все служащие в гвардейском корпусе генералы, офицеры и нижние чины, имеющие медали за 1812 год и за взятие Парижа, также Куьмские кресты, всего более 9000 человек”.

Хотя после закладки до осенних дождей и холодов осталось мало времени, сделано было много. В сентябре нижние чины Гвардейского корпуса закончили забивку свай. Одним из самых сложных вопросов, вставших перед создателями триумфальной арки, был вопрос выбора материала. Вариантов было несколько. Первый из них предполагал использование сибирских или олонецких мраморов светлых оттенков, оставшихся от старого Исаакиевского собора. Второй включал использование чугуна. Литейный завод Дмитрия Шепелева взялся отлить ворота из чугуна за 532 000 руб., и Николай I подписал смету на использование, но Стасов не сдавался. Тот же Гранвиль пишет, что президент Академии художеств А. Н. Оленин любезно подарил ему “коллекцию из сорока восьми квадратных образцов прекрасно отполированных уральских порфиров, яшмы, агата и гранита”. Это были образцы пород, а также различных мраморов с их богатой гаммой цветов и оттенков, которые В. П.. Стасов предполагал использовать для триумфальной арки. (см. 6, с. 201)

После длительных поисков, 30 октября 1827 года А. Н. Оленин и В. П. Стасов предложили комитету новый вариант сооружения, причём для облицовки его предполагалось использовать медь. В соответствии с этим предусматривалось выполнение бронзовой “одежды” для всех частей триумфальных “гвардейских ворот”, возводившихся из кирпича. Это означало, что стены арки должны быть покрыты бронзовыми “изразцами на закрепках, а все архитектурные детали и украшения, а также колонны” следовало выполнить из кованой листовой бронзы. Кроме того, особенность сооружаемых ворот заключалось ещё и в том, что, как писал Оленин:

“Сооружаемые триумфальные ворота в честь гвардейского корпуса тем только отличаться будут от многих знаменитых древних и новейших сего рода зданий, что они вообще должны быть одеты медными листами, чего никогда ещё не было;

следовательно, они будут первые и единственные в своём роде”. Стасов описывал этот проект так: “Увековечить предполагаемый памятник в честь Гвардейского корпуса употреблением на то известного материала в новом своём виде. Сей способ состоит в бронзовой сплошь одежде всех частей триумфальных ворот из кирпича построенных. В них все архитектурные члены и украшения так же и колонны будут сделаны из кованой листовой бронзы, а стены покрыты бронзовыми же так сказать изразцами на закрепах" (см. 7, см. 127)

Мысль об использовании меди, которую в документах они называли кованой бронзой, для облицовки огромного сооружения была поистине смелой. Это одно из редких озарений, которое не сразу находит понимание, но, утверждаясь, превращается в классический образец. В знаменательный день 30 октября Стасов также подал письменный “Проект на сделание медной одежды на всей поверхности с колоннами и карнизами триумфальных ворот”. Архитектор указывал, что медные листы можно будет делать в точном соответствии с величиной и формой архитектурных частей, и общий вид ворот представит “нераздельную литую массу”. В заключение Стасов утверждал: “Прочность таковой медной одежды можно считать превосходящей всякого крепкого камня, который в здешнем климате подвергается неминуемо по своей натуре впечатлениям более или менее ощутительным и оттого переменяющим вид свой при морозах и оттепелях”. Кроме того, медь “более противостоит сырости, холоду и зною” и от “долгого времени покрывается самородною краскою приятного цвета”. (см. 5, с. 33)

Главным препятствием, остановившим постройку триумфальных ворот почти на три года, было вмешательство Николая I. Он то отклонял смету, то требовал заменить мрамор на тосненскую плиту, то предлагал

использовать чугун. Стало неясно, из какого строить материала и даже в каком виде. А между тем старые деревянные ворота пришли в полную ветхость, и на рапорте об их угрожающем состоянии появилась краткая резолюция: “Сломать!”. Так в 1829 году Петербург лишился старого монумента, а новый ещё не был построен.

Стасову и Оленину пришлось приложить немало усилий, чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки и убедить комитет в том, что ворота, “сооружённые из меди... были бы единственными в своём роде в целой Европе”. В заключение спора о том, в каком материале строить ворота, 22 апреля 1830 года Николай I распорядился возводить ворота из гранита. Проект Стасова был снова отклонён. (см. 1, с. 200)

Только 10 мая 1830 года предложение В. П. Стасова и А. Н. Оленина было принято, и Александровский чугунолитейный завод согласился на отливку медной облицовки ворот. 31 мая было получено желанное разрешение:

^Триумфальные ворота согласно последнему предложению Комитета соорудить из кирпича с медною одеждою”.

Дальнейшая судьба триумфальных ворот прояснилась. Постройку следовало осуществить в три года, начиная с 1830-го, причём одновременно надо было возводить кирпичное “тело” ворот, изготавливать медную одежду, декоративные детали и скульптуры. Три года прошло со дня торжественной закладки ворот, три года шла борьба с всевластием царя. И всё-таки триумфальный монумент в честь российской гвардии был уже в проекте уникальным памятником не только по художественным качествам, но и по самому материалу. (см. 2, с. 20)

В мае 1830 года строительство возобновилось. Стасов был спокоен за состояние фундамента. Ещё осенью минувшего года по его предложению сняли защитный слой песка и осмотрели основание. За два года швы кладки не разойтись. Работа каменщиков была безупречной. Фундамент окреп без нагрузки, дополнительных укреплений не потребовалось. Теперь на строительную площадку выходили ежедневно до пятидесяти каменщиков. Они положили над фундаментом слой путиловских плит. Мастера-каменотёсы обработали цокольные плиты.

В первой половине XIX века всё строительство обычно прекращалось с наступлением первых морозов. Но в 1831 году даже в январе на месте будущего памятника не прекращался стук молотков и бучард. Гранитчики продолжали тесать плиты для цоколя, а в апреле начали их устанавливать. Главным по сооружению и установке цоколя был подрядчик Чернягин. С каждым днём увеличивалось число работающих, несмотря на эпидемию холеры. В мае их было 582, а в июне более 900 человек. В августе на строительной площадке трудилось свыше 2600 рабочих. (см. 4, с. 14)

Ворота росли буквально с каждым часом. Едва закончили цоколь, как каменщики начали возводить массивы кирпичных стен пилонов. Кирпичную кладку стен вёл Абрам Колотушкин. За первую неделю июля стены правого пилона были подняты на высоту почти шести метров, а левого - на два метра. Для колонн арок и сводов требовалось более ста тысяч штук фигурного (лекального) кирпича, который вытёсывался из обычного кирпича по деревянным формам.

Осенью 1