Черчилль Уинстон Леонард Спенсер

Выдающийся политический деятель Великобритании Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, так звучит его имя полностью, родился 30 ноября 1874 г. в родовом дворце герцогов Мальборо Блейхейм. По отцу, Рандольфу Черчиллю, Уинстон принадлежал к одной из знатнейших в Англии родов герцогов Мальборо. Его мать, Джени Джером, была дочерью американского миллионера Леонарда Джерома.

Уинстон Черчилль родился семимесячным во время бала во дворце Бленхейм, в комнате, превращенной в дамскую раздевалку, на сваленных в кучу пальто. В преждевременном появлении младенца на свет упрекали его мать, которая, несмотря на свое положение, не захотела пропускать бал.

Рождение рыжего, необычайно крикливого, но крепкого мальчика вызвало недовольство у обитателей родового поместья. Ее сын мог унаследовать титул герцога. Несмотря на то, что он родился семимесячным, Винни, так его прозвали в детстве, рос здоровым ребенком. Научившись говорить, он болтал без умолку, хотя с юных лет сильно заикался и шепелявил. Черчилль очень плохо учился. Учителя, гувернантки и отец считали его бездарным и безнадежно тупым. Черчилль не понимал математику, не смог выучить классические языки. Но он был упрям, самоуверен, надменен и обладал очень хорошей памятью. После подготовительной школы Черчилль должен был учиться в Итоне. Но родители, боясь, что он не справится с нагрузкой, отдали его в другую школу Хэрроу. В ней тоже обучались выходцы из знаменитых семей, но требования в Хэрроу были значительно ниже. Отец Черчилля хотел, чтобы сын стал юристом, но его неуспехи в учебе заставили отказаться от этих планов. Сам Уинстон хотел стать военным. Позднее он поступил в военное училище, но не в пехоту, где требовались серьезные знания, а в кавалерию. Уинстону В годы учебы Уинстон увлеченно занимался верховой ездой и верил, что станет великим полководцем. Единственное, что его тогда волновало — отсутствие больших войн, на которых он мог бы проявить себя.

Генеалогическое древо его предков восходило, по преданию, к XI веку — времени Вильгельма Завоевателя. Приток свежей крови добавило родство со знаменитым елизаветинским королевским пиратом Фрэнсисом Дрейком. Громкую славу и богатство принес роду Джон Черчилль (1650–1722) — выдающийся полководец, одержавший ряд громких побед в войне за испанское наследство.

Как и подобает отпрыску знатной семьи, Уинстон обучался в престижных частных школах. Отличался он не успехами в учебе, а упрямством и своенравием, неоднократно подвергался жесткой порке. Однако даже самые большие оптимисты из числа тех, кто знал Уинстона в его детские и юношеские годы, не могли предположить, какое место в истории Великобритании займёт этот человек.

Узнав о начале испано-американской войны за остров Кубу, Черчилль взял отпуск и отправился за океан. В результате своей первой военной кампании он получил испанскую медаль за участие в боевых действиях. После этих событий гусарский полк, в которых служил Черчилль, перевели в Индию.

Там он упросил взять его в экспедицию, направлявшуюся на подавление восстания одного из племен на северо-восточной границе у Малакандского горного перевала. Черчилль написал роман о борьбе народа против диктаторского режима. Но критические отзывы отбили у Черчилля охоту к писанию романов. Он отправился на войну в Судан. Впоследствии он решил уйти из армии и заняться литературой. Он написал 2-х томное сочинение «Речная война» о событиях в Судане. Во время военных действий в Южной Африке Черчилль находился там уже не как военный, а как корреспондент. Женился Черчилль в возрасте 34-х лет, когда его уже начинали считать сторонником холостяцкой жизни. Его жена, Клементина Хозье, была внучкой лорда Эйри. Супруги были счастливы в семейной жизни. Клементина родила 4-рых дочерей и 1-го сына. Но вся его жизнь подчинялась одной цели — политической карьере.

Ему довелось испытать немало опасных приключений, побывать во многих переделках. Так, в Южной Африке Черчилль попал в плен к бурам (1899). Благодаря удачному побегу Уинстон стал чуть ли не национальным героем. Это помогло ему пройти в парламент от консервативной партии (1900).

Черчилль был высоким, плотным человеком с тяжелым, бульдожьим лицом. У него была хорошая политическая хватка. Его любимый жест, которым он приветствовал своих сторонников и поклонников, 2 пальца, поднятые вверх в виде латинской буквы V-Виктория — победа. Он был известен остроумием, умением оригинально сформулировать фразу.

Первые шаги в политике.

После суданской компании Черчилль решил уйти из армии. Очевидно, он понял, что в армии ему будет трудно добиться удовлетворения своих амбиций. Политика – вот то поле деятельности, где Уинстон находит приложение своим способностям и чистолюбию. Надо заметить, что его отец сделал стремительную, хотя и недолговечную карьеру в рядах консервативной партии. Опыт отца был широко использован Уинстоном при восхождении на политический Олимп. Политическая карьера Черчилля знала многочисленные взлёты и падения. Удивительная дальновидность и мудрость принимаемых решений сочетались в этом человеке с не менее удивительными неуживчивостью и упрямством. Это зачастую приводило к опрометчивым поступкам, в результате которых он нажил большое количество врагов. Поэтому часто казалось, что звезда Черчилля на политическом небосклоне Великобритании безвозвратно закатилась.

В 1904 году он занимает место уже среди парламентариев–либералов. На следующий год, после победы либеральной партии на выборах, Черчилль становится заместителем министра колоний, а в 1908 году — министром торговли. В 35

лет Уинстон — самый молодой за последние полвека министр внутренних дел — с нескрываемой радостью он принимает предложение стать первым лордом Адмиралтейства, иными словами, морским министром. Прежде он рьяно выступал за сокращение расходов на военно–морские силы. Теперь — поворот на 180 градусов. То же произойдет позднее с его позицией по тарифам. Из поборника свободной торговли он превратился в протекциониста.

Еще в начале ХХ века политика стала для Уинстона формой существования, жизненной необходимостью, может быть, даже в большей мере, чем гаванские сигары, виски или бренди. Он нашел свое призвание. Показательно, что даже после венчания (1908), забыв обо всем, министр–новобрачный увлеченно обсуждал политические дела с другом и коллегой по кабинету Ллойдом Джорджем. Женился же Черчилль по любви и прожил с любимой и единственной женой до конца своих дней.

Во время Первой мировой войны глава Адмиралтейства почувствовал себя в своей стихии. Он был полон энергии, инициативен, порой даже чрезмерно. Став военно-морским министром (1911—1915), Черчилль сосредоточил свои усилия на подготовке британского флота к будущей войне с Германией. Велика доля его личной ответственности за неудачи с Антверпеном и на Галлиполийском полуострове. В его действиях была и определенная доза авантюризма. Первый лорд Адмиралтейства поступил достойно: подал в отставку и отправился на Западный фронт. За несколько месяцев пребывания в окопах Уинстон проявил себя храбрым и умелым офицером. Однако пост командира батальона явно не соответствовал его амбициям. Вернувшись в Англию с фронтовым опытом, Черчилль получил портфель министра военного В 1904 году он занимает место уже среди парламентариев–либералов. На следующий год, после победы либеральной партии на выборах, Черчилль становится заместителем министра колоний, а в 1908 году — министром торговли. В 35 лет Уинстон — самый молодой за последние полвека министр внутренних дел — с нескрываемой радостью он принимает предложение стать первым лордом Адмиралтейства, иными словами, морским министром. Прежде он рьяно выступал за сокращение расходов на военно-морские силы. Теперь — поворот на 180 градусов. То же произойдет позднее с его позицией по тарифам. Из поборника свободной торговли он превратился в протекциониста.

Во время Первой мировой войны глава Адмиралтейства почувствовал себя в своей стихии. Он был полон энергии, инициативен, порой даже чрезмерно. снабжения по предложению Д. Ллойда Джорджа был введен в состав коалиционного правительства. Возглавляя в 1918-1922 г. военное и авиационное министерства, Черчилль проявил себя убежденным противником Советской России и вдохновителем вооруженной борьбы с ней.

Раньше других он оценил большевистскую угрозу, настаивая на том, что большевизм необходимо удушить еще в колыбели. Но странам Антанты победа в войне далась очень дорогой ценой. На крупномасштабную интервенцию они не решились. Кроме того, затрещала Британская колониальная империя. Усилия принявшего министерство колоний Черчилля направлены на ее укрепление.

Он многое сделал, чтобы задушить Советскую Россию. Но в результате и он, и страны-союзницы потерпели поражение. На выборах Черчилля и его политическая партия провалились, правительство было распущено. Провал на политической арене вернул Черчилля к литературной работе. Он покинул ослабевшую либеральную партию и снова стал консерватором. В новом правительстве консерваторов ему предоставили пост министра финансов. Черчилль ввел золотой стандарт фунта стерлингов. Он боролся за то, чтобы стать лидером партии, а потом — премьер-министром, но глава партии консерваторов Болдуин победил его в этой борьбе, и Черчилль опять остался не у дел. Перед началом Второй мировой войны он опубликовал сборник своих речей под названием «Пока Англия спала». Черчилль первым заговорил об угрозе немецкого фашизма для Англии. Позже Чемберлен предложил ему место военного министра в своем правительстве. Черчилль согласился. Но когда Германия напала на Францию, Бельгию и Голландию, Чемберлену пришлось подать в отставку. Король поручил Черчиллю сформировать новое правительство. Теперь он стал премьер-министром Англии и судьба давала ему шанс войти в мировую историю. Он стал символом Англии.

Вторая Мировая война.

После разгрома Франции Англия и Черчилль остались в одиночестве против гитлеровской Германии и ее союзников. Не мог помочь президент Рузвельт; его руки были связаны изоляционистскими настроениями в США. С подписанием августовского пакта и сентябрьского договора о дружбе и границах (1939) СССР превратился в фактического союзника Германии. Тем не менее в августе–сентябре 1940 года британцы во главе со своим лидером выстояли в грандиозной воздушной битве за Англию. Это была первая стратегическая неудача Гитлера во Второй мировой войне.

Из выступления премьер-министра Соединённого Королевства Уинстона Черчилля, переданного ВВС 22 июня 1941 г. в 23.00

… Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает.

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен.

Я вижу их, охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся — да, ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры.

Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.

Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран.

Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи.

Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще незажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую и верную добычу.

За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий… Я должен заявить о решении Правительства Его Величества, и уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки. Я должен сделать заявление, но можете ли вы сомневаться в том, какова будет наша политика?

У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока, с божьей помощью, не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига. Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, наши враги…

Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы…

Это не классовая война, а война, в которую втянуты вся Британская империя и Содружество наций, без различия расы, вероисповедания или партии. Не мне говорить о действиях Соединенных, Штатов, но я скажу, что если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет малейшее расхождение в целях или ослабление усилий великих демократий, которые решили уничтожить его, то он глубоко заблуждается. Напротив, это еще больше укрепит и поощрит наши усилия спасти человечество от его тирании. Это укрепит, а не ослабит нашу решимость и наши возможности.

Сейчас не время морализировать по поводу безумия стран и правительств, которые позволили разбить себя поодиночке, когда совместными действиями они могли бы спасти себя и мир от этой катастрофы. Но когда несколько минут назад я говорил о кровожадности и алчности Гитлера, соблазнивших и толкнувших его на авантюру в России, я сказал, что за его преступлением скрывается один более глубокий мотив.

Он хочет уничтожить русскую державу потому, что в случае успеха надеется отозвать с Востока главные силы своей армии и авиации и бросить их на наш остров, который, как ему известно, он должен завоевать, или же ему придется понести кару за свои преступления. Его вторжение в Россию — это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Он, несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Великобританию прежде, чем вмешаются флот и авиация Соединенных, Штатов. Он надеется, что сможет снова повторить в большем масштабе, чем когда-либо, тот процесс уничтожения своих врагов поодиночке, благодаря которому он так долго преуспевал и процветал, и что затем будет расчищена сцена для последнего акта, без которого были бы тщетны все его завоевания, а именно для покорения своей воле и подчинения своей системе Западного полушария.

Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным, Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара. Усвоим же уроки, уже преподанные нам столь горьким опытом. Удвоим свои усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни…

В годы войны позиции Англии в мировом раскладе сил существенно ослабли. Черчилль все чаще оказывался в тени Рузвельта и Сталина. Но интересы Британской империи он отстаивал с упорством и цепкостью бульдога. Даже если ему приходилось уступать, он, благодаря личному престижу и несомненному дипломатическому искусству, небезуспешно пытался поддержать былой державный имидж Британии. Черчилль обеспечивал своей стране такой удельный вес в мировой политике, который явно превосходил ее реальную мощь.

После войны Черчилль написал книгу «Вторая Мировая война», куда вошли его собственные воспоминания. Для нас особенно важны главы о конференциях в Потсдаме, Ялте, Тегеране.

Потсдам: атомная бомба

«…17 июля пришло известие, потрясшее весь мир. Днем ко мне заехал Стимсон и положил передо мной клочок бумаги, на котором было написано: «Младенцы благополучно родились». Я понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. «Это значит, — сказал Стимсон, — что опыт в пустыне Нью-Мексико удался. Атомная бомба создана». Хотя мы следили за этими страшными исследованиями на основании всех тех отрывочных и скудных сведений, которые нам давали, нам заранее не сообщили или, во всяком случае, я не знал даты окончательных испытаний. Ни один ученый, обладающий чувством ответственности, не мог бы предсказать, что произойдет при первом атомном взрыве большого масштаба. Были ли эти бомбы бесполезными или они оказались всесокрушающими? Теперь нам это было известно. «Младенцы благополучно родились». Никто еще не мог определить ближайших военных последствий этого открытия, и никто еще не осознал его значения.

На следующее утро самолет доставил полное описание этого грандиозного события в человеческой истории. Стимсон привез мне этот доклад. Я рассказываю все по памяти. Бомба, или нечто схожее с ней, была взорвана на вершине вышки в сто футов. Всех людей в радиусе десяти миль удалили от нее, а ученые со своими помощниками укрылись в мощных бетонных убежищах приблизительно на таком же расстоянии. Взрыв был ужасающим. Колоссальный столб пламени и дыма вознесся к внешним пределам атмосферы нашей бедной планеты. В радиусе одной мили было абсолютно все разрушено. Так, значит, вот что даст возможность быстро закончить вторую мировую войну, а пожалуй, и многое другое.

В связи с этим президент пригласил меня безотлагательно побеседовать с ним. При нем находились генерал Маршалл и адмирал Лэги. До сих пор мы мыслили себе наступление на территории собственно Японии при помощи массовых воздушных бомбардировок и вторжения огромных армий. Мы предвидели отчаянное сопротивление японцев, сражающихся насмерть с самоотверженностью самураев не только на поле боя, но и в каждом окопе, в каждом укрытии. Перед моим мысленным взором вставал остров Окинава, где много тысяч японцев вместо того, чтобы капитулировать, стали в строй и уничтожили себя ручными гранатами после того, как их командиры торжественно совершили обряд харакири. Для того чтобы подавить сопротивление японцев и завоевать их страну метр за метром, нужно было бы пожертвовать миллионом жизней американцев и половиной этого числа жизней англичан или больше, если мы сможем доставить их туда, ибо мы твердо решили также участвовать в этом испытании. Сейчас вся эта кошмарная перспектива исчезла. Вместо нее рисовалась прекрасная, казалось тогда, картина окончания всей войны одним или двумя сильными ударами. Я сразу же подумал о том, что японский народ, храбростью которого я всегда восхищался, сможет усмотреть в появлении этого почти сверхъестественного оружия оправдание, которое спасет его честь и освободит его от обязательства погибнуть до последнего солдата.

Кроме того, нам не нужны будут русские. Окончание войны с Японией больше не зависело от участия их многочисленных армий в окончательных и, возможно, затяжных боях. Нам не нужно было просить у них одолжений. Через несколько дней я сообщил Идену: «Совершенно ясно, что Соединенные Штаты в настоящее время не желают участия русских в войне против Японии». Поэтому всю совокупность европейских проблем можно было рассматривать независимо и на основании широких принципов Организации Объединенных Наций. Внезапно у нас появилась возможность милосердного прекращения бойни на Востоке и гораздо более отрадные перспективы в Европе. Я не сомневался, что такие же мысли рождались и в голове у моих американских друзей. Во всяком случае, не возникало даже и речи о том, следует ли применить атомную бомбу. Возможность предотвратить гигантскую затяжную бойню, закончить войну, даровать всем мир, залечить раны измученных народов, продемонстрировав подавляющую мощь ценой нескольких взрывов, после всех наших трудов и опасностей казалось чудом избавления.»

Тегеран: открытие конференции.

Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти 3 миль через каждые 50 ярдов были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой.

Американская служба безопасности более умно обеспечила защиту президента. Президентская машина проследовала в сопровождении усиленного эскорта бронемашин. В то же время самолет президента приземлился в неизвестном месте, и президент отправился без всякой охраны в американскую миссию по улицам и переулкам, где его никто не ждал.

Первое пленарное заседание состоялось в советском посольстве в воскресенье 28 ноября в 4 часа дня. В просторном и красивом зале заседаний мы уселись за большим круглым столом. Со мной были Иден, Дилл, три начальника штабов и Исмей. С президентом были Гарри Гопкинс, адмирал Леги, адмирал Кинг и два других офицера. Генерал Маршалл и генерал Арнольд не присутствовали, так как, по свидетельству биографа Гопкинса, «они перепутали час заседания и поехали осматривать достопримечательности Тегерана». Со мной был мой превосходный переводчик, который обслуживал меня и в предыдущем году, майор Бирс. Павлов снова выполнял эту роль для советских представителей, а Болен, новый человек, — для представителей США. Сталина сопровождали только Молотов и маршал Ворошилов. Мы сидели со Сталиным почти напротив. Мы заранее договорились, что на первом заседании будет председательствовать президент Рузвельт, который не возражал против этого. Он открыл наше заседание поздравительной речью, заявив, согласно нашим записям, что русские, англичане и американцы впервые сидят за столом как члены одной семьи, добивающиеся единой цели — победы в войне. Никакой повестки дня для совещания заранее намечено не было, и каждый может обсуждать все, что угодно, и не обсуждать то, что ему неугодно. Каждый может свободно высказать все, что желает, на дружественной основе, и ничто не подлежит опубликованию.

Затем президент перешел к Европе. Было проведено много англо-американских совещаний и разработано много планов. Полтора года назад было решено предпринять экспедицию через Ла-Манш, но из-за транспортных и других трудностей все еще было невозможно установить точную дату начала операции. Необходимо собрать в Англии силы, достаточные не только для высадки, но и для продвижения в глубь страны. Воды 317 Ла-Манша оказались столь неспокойными, что невозможно будет начать экспедицию до 1 мая 1944 года. Решение об этом сроке было принято в Квебеке. Рузвельт пояснил, что во всех десантных операциях ограничивающим фактором являются десантные суда, и если бы мы решили начать очень крупную экспедицию в Средиземном море, мы должны были бы совершенно отказаться от высадки на другом берегу Ла-Манша. Если бы мы предприняли в Средиземном море операцию меньших масштабов, то она задержала бы нас на один, два и даже три месяца. Поэтому оба мы — как президент, так и я — хотели бы на этой военной конференции услышать от маршала Сталина и маршала Ворошилова, какие действия будут наиболее полезными для Советского Союза. Было рассмотрено множество разных проблем: усиление нашего наступления в Италии; Балканы; Эгейское море; Турция и т. д. Главная задача конференции и состоит в том, чтобы решить, какие из них принять. Основной задачей англо-американских армий будет как можно больше облегчить бремя, лежащее на советских войсках.

Сталин, выступивший следующим, приветствовал успехи Соединенных Штатов на Тихом океане, но заявил, что Советский Союз не может в настоящее время присоединиться к борьбе против Японии, поскольку все его вооруженные силы нужны для борьбы с Германией. Советских войск на Дальнем Востоке более или менее достаточно для обороны, но для наступления их надо было бы по меньшей мере утроить. Советский Союз сможет присоединиться к своим друзьям на этом театре после поражения Германии; тогда можно будет выступить в поход вместе.

Касаясь Европы, Сталин заявил, что он хотел бы сказать несколько слов о советском опыте ведения войны. Немцы предвидели июльское наступление советских войск, но в результате того, что было сконцентрировано достаточно войск и оружия, советским войскам было сравнительно легко перейти в наступление. Сталин откровенно признал, что русские не ожидали таких успехов, каких они достигли в июле, августе и сентябре. Немцы оказались слабее, чем предполагалось.

Затем он сообщил последние сведения о положении на советском фронте. На некоторых участках русские замедлили наступление, на других совсем приостановили, а на Украине, к западу и к югу от Киева, инициатива в последние 318 три недели перешла в руки немцев. Немцы снова захватили Житомир и, вероятно, снова займут Коростень. Их целью является вторичный захват Киева. Тем не менее в основном инициатива по-прежнему находится в руках Советской Армии.

Ялта: финал.

«Во время нашего пребывания в Ялте был другой случай, когда не все прошло так гладко. Рузвельт, который давал завтрак, сказал, что он и я в секретных телеграммах всегда называем Сталина «Дядя Джо». Я предложил, чтобы он сказал Сталину об этом в конфиденциальном разговоре, но он пошутил на этот счет при всех. Создалось напряженное положение. Сталин обиделся. «Когда я могу оставить этот стол?» — спросил он возмущенно. Бирнс спас положение удачным замечанием. «В конце концов, — сказал он, — ведь вы употребляете выражение «Дядя Сэм», так почему же «Дядя Джо» звучит так уж обидно?» После этого маршал успокоился, и Молотов позднее уверял меня, что он понял шутку. Он уже знал, что за границей многие называют его «Дядя Джо», и понял, что прозвище было дано ему дружески, в знак симпатии.

Впечатление, сложившееся у меня после поездки в Крым и после всех других встреч, таково, что маршал Сталин и советские лидеры желают жить в почетной дружбе и равенстве с западными демократиями. Я считаю также, что они — хозяева своего слова. Мне не известно ни одно правительство, которое выполняло бы свои обязательства, даже в ущерб самому себе, более точно, нежели русское Советское правительство. Я категорически отказываюсь пускаться здесь в дискуссии относительно добросовестности русских. Совершенно очевидно, что эти вопросы касаются всей будущности земного шара. Действительно, судьба человечества была бы мрачной в случае возникновения какого-либо ужасного раскола между западными демократиями и русским Советским Союзом…»

Общая реакция палаты выразилась в безоговорочной поддержке той позиции, которую мы заняли на Крымской конференции.

Заключение.

Черчилль всегда — до последних лет жизни — следовал моде и заботился о мнении окружающих, поддерживал сложившийся в массовом сознании собственный имидж. Премьер любил носить клубный костюм, мундир коммодора военно-воздушных сил, морские блейзеры. Сигара, часто незажженная, почти неизменно торчала из угла рта.

Черчилль никогда не подчеркивал своего интеллектуального превосходства над собеседником, избегал всякого высокомерия. Он скорее стремился ухватить господствующее в стране настроение и следовать ему; именно из этой способности рождалась пресловутая самоуверенность британского лидера. С явным удовольствием Черчилль получал подарки и готов был отказаться от чрезмерной торжественности. Потомок герцогов не раз искренне хохотал, услышав шутку прохожего, — и в этом не было профанации или популистского стремления нравиться среднему избирателю.

Черчилль обладал чувством юмора и о многих серьезных вещах писал не без иронии. Вот пример: «Лояльность, которая аккумулируется вокруг первого лица, огромна. Во время путешествий это лицо нужно поддерживать. Если он делает ошибки, их нужно покрывать. Если он спит, его не нужно тревожить. Если от него нет пользы, ему следует отрубить голову. Но последнюю крайность нельзя совершать каждый день — и определенно же не сразу после избрания».

Критик Черчилля Морли писал: «Я любил Уинстона за его жизненную силу, его неутолимое любопытство и внимание к делам, его замечательный дар красноречия, искусство в выборе аргументов, хотя часто он принимает пузыри за девятый вал. В то же время я часто говорил ему в несколько патерналистской манере: чтобы достичь успеха в нашей стране, политик должен больше считаться с мнением других людей, меньше напирая на собственное».

Уинстон Черчилль, политик, военный вождь и историк, стал героем своей страны в весьма сложные для Великобритании времена. Искусство дипломата, стоическое восприятие неблагоприятных обстоятельств, презрение к интриге — все эти качества помогли потомку герцогов Мальборо мужественно встретить закат Британской империи, не потерять веру в будущее.

Дважды премьер, нобелевский лауреат по литературе, конструктор, живописец, автор пятидесяти восьми исторических сочинений, непревзойденный оратор, Черчилль являет нам пример трудолюбия и жизнелюбия. Человек, восхищавшийся прошлым, ценивший традицию, он не только не был закрыт для новых идей, но постоянно их генерировал сам. Черчилль был создателем танка, одним из первых оценил значимость авиации, глубоко интересовался ракетами уже в 1930-е гг., приказал разбрасывать алюминиевую фольгу, чтобы «слепить» радары немцев, выдвинул идею трубопровода под Атлантическим океаном, изобрел навигационный прибор для летчиков и предложил создать искусственные гавани при высадке союзников в Нормандии.

Черчилль служил Англии с умом, с трепетной страстью и — в то же время — с холодным расчетом. Только так он смог добиться уважения сограждан и всего человечества. Его яркая жизнь была органической реализацией политических традиций Англии.

Восприняв консервативные тенденции старой доброй Англии, Черчилль сумел провести государственный корабль своей страны через суровые испытания, сохранив ценности нации и ее веру в себя. Черчилль добился мирового признания и как защитник западных ценностей. Сочетание британских традиций с ориентацией на интересы Западной Европы как целого, готовность к атлантической солидарности — эти основы гибкого политического курса сделали для Англии менее болезненным переход от имперского сознания к идее постепенной интеграции в сообщество демократических стран.

Последний политик классической имперской эпохи, Уинстон Черчилль определял мужество как «сохранение достоинства под прессом неблагоприятных обстоятельств». Ему нередко приходилось демонстрировать это качество. За девяносто лет его жизни произошел переход из одной эпохи в другую. Выйдя из эры дредноутов и «бремени белого человека», Черчилль встретил мир атомного оружия, разделенный неистовой идеологической борьбой, мир национального самоутверждения, мир региональных интеграционных процессов. Британский лидер сумел не утратить при этом ни ясного мировидения, ни хладнокровия, ни реализма.

Для англичан Уинстон Черчилль навсегда останется личностью, воплотившей суровой осенью 1940 г. общенациональную убежденность в том, что «никогда бритт не будет рабом». В то время, когда маленький зеленый остров стоял перед коричневой Европой, премьер-министр Черчилль произнес: «Мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш остров, чего бы нам это ни стоило, мы будем сражаться на пляжах, мы будем сражаться на местах высадки, мы будем сражаться в полях, на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы никогда не сдадимся».

Использованная литература:

1. Новейшая история зарубежных стран. Европа и Америка. 1939-1975. Учеб. пособие для студентов ист. фак. пед. ин-тов. / Под ред. Стецкевича. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Просвещение, 1978.

2. Страны мира. Краткий полит. — экон. справочник. — М.: Политиздат, 1984.

3. Новейшая история 1939-1992 г. / под ред. В. К. Фураева, М.: Просвещение, 1993.

4. Энциклопедия «Всемирная история»/Сост. С. Т. Исмаилова. — М.: Аванта+,1994.

5. Winston S. Churchill: His Complete Speeches, 1897-1963 / Ed. R. R. Games. New York, 1974. V. 1-8

6. Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. М., 1989.

7. Глобальная сеть Интернет:

http://www. pereplet. ru/ (автор Л. В. Поздеева)

http://coldwar. narod. ru/

http://militera. by. ru/memo/english/churchill/