Cовременная концепция евразийства
Вступление
"Евразийство" - точнее, вера в особую, неевропейскую, целостную цивилизационную сущность России - всегда входила в моду после каждого срыва очередного европейско-демократического проекта. Уваровщина - после восстания декабристов, доктрины Леонтьева и Победоносцева - после кризиса Великих реформ Александра Второго. Первое евразийство - после разгрома "белого" русского либерализма. Кризис вторых либеральных реформ (1988-1998 гг.) заставил флюгер идеологической моды вновь развернуться к идеям особенности и самобытности”(1) .
Сегодня мы видим евразийскую идеологию как большую культурную и философскую систему, отражающую сложность цивилизации, сложившейся на территории бывшей Российской империи/СССР. Сейчас, в свете жесткого противостояния между исламским миром и Западом, “в свете конфликта, угрожающего перекинуться и на другие территории, сторонники евразийства все чаще говорят о необходимости ускоренного перехода этой идеологии из культурной плоскости в политическую, как в России, так и в государствах СНГ”. (2)
Сегодня часто говорится о том, что при всех этнических и религиозных различиях культурное, цивилизационное единство всех народов России и СНГ - совершившийся факт, что Восток и Запад, Азия и Европа переживают процессы тесного демографического и экономического сближения и переплетения, образуя тем самым глобальное новоевразийское сообщество, или цивилизацию. Однако против данного тезиса находятся и возражения.
Один из самых важных доводов в опровержение нового евразийства содержится в том, что современной России некуда возвращаться в традицию, а объединение на основе цивилизационного единства предполагает наличие прошлого опыта, создающего определённые предпосылки для подобного объединения. Общинно - авторитарный проект имеет смысл, если есть живая общинность, если власть берет на себя заботу об аутсайдерах частно - капиталистических порядков.
Цель данной работы – попытаться рассмотреть теоретические основы регионоведения на примере современных идей евразийцев и оценить их реальные перспективы в будущем развитии России.
Евразийство показывает, в какой степени тема Востока является основополагающей для русского сознания XIX-XX веков, насколько тесно эта тема связана с некоторыми классическими философскими и политическими постулатами, значимыми для истории идей в России, такими, как целостность, органичность, духовность, антииндивидуализм.
II . Основная часть
1. Общие теоретические подходы евразийства
Возникшее в конце 20-х гг. двадцатого столетия в среде зарубежной русской интеллигенции культурологическое и геополитическое течение под названием "Евразийство" преследовало основную цель – полноту охвата и обозрения мировых событий и определения роли и места России в них как срединной державы между Европой и Азией. “Зародившееся в период между двумя мировыми войнами, евразийство предполагает существование между “Западом” и “Востоком” третьего континента — евразийского, имеется в виду органичное единство культур, рожденных в этой зоне встречи. Евразийство хочет узаконить Российскую империю, ее континентальное и азиатское измерение, дать России стойкую идентичность перед лицом Европы, предсказать ей славное будущее, выработать квазитоталитарную политическую идеологию и чисто “национальную” научную практику”(3) . Евразийство отражает парадоксы русской идентичности, когда она раскрывается в ее отношении к Востоку-Азии. Евразийцы исходили из того, что Россия есть не только Европа, но и Азия, не только Запад, но и Восток, и потому она – Евразия. Это еще не проявивший себя "континент в себе" и потому как бы не познанная "вещь в себе", но вполне сопоставимая с Европой, а по некоторым параметрам даже превосходящая ее, например, по духовности и полиэтничности, которую впоследствии Л.Н.Гумилев назовет “суперэтничностью”(4) .
Евразийцы выдвигают тезис о том, что над Евразией веет дух "братства народов", имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различных рас. "Это "братство" выражается в том, что здесь нет противоположения "высших" и "низших", что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что легко просыпается воля к общему делу. (П.Савицкий). Не только в межнациональных отношениях, но и во всех других сферах жизни люди должны ладить между собой. Народы всех рас и национальностей Евразии могут сближаться, примириться, соединиться друг с другом, образуя "единую симфонию", и тем самым добиваться большего успеха, нежели при разъединении и противоборстве между собой. Однако имеется и достаточно оснований считать подобные представления несколько идеализированными, поскольку как и «в России, так и на территории СНГ были и продолжаются межнациональные конфликты, и исторические социальные и культурные различия не позволяют утверждать то, что возможно полное сближение и соединение»(5) .
На мой взгляд, следует согласиться с тем, что критическое отношение к Западу и западникам объясняется реакцией на западный экспансионизм, граничащий с насилием по отношению к России, на одностороннее навязывание России прозападного курса, диктата, учиненного западниками, начиная с Петра I – "большевика на троне" (по Н. Бердяеву). Негативное отношение к западникам, однако, не означало отказа от сотрудничества с Западом. Не отказаться, не отворачиваться от Запада, а сотрудничать и даже идти по западному цивилизационному пути, но оставаясь Россией, сохраняя отличную от Запада восточную, византийскую православную религию и культуру России.
В соотношении западной цивилизации и русской культуры необходима защита русской культуры от экспансии западной цивилизации – таков был лейтмотив евразийцев 20-х гг. ХХ столетия, полученный как бы по эстафете от славянофилов и почвенников. “Если славянофилы и почвенники защищали русское православие от неумеренных посягательств со стороны католицизма и протестантизма, то евразийцы не могли быть равнодушными к разрушению русской культуры, православия и русской религиозной философии”(6) , предпринимаемому большевиками-атеистами и сторонниками чужих, западных взглядов и идей в ущерб своим.
Философия евразийства отличается от западного аналитизма, ибо она “выражает противоположную тенденцию – тенденцию к синтетизму, интуитивизму и целостному пониманию мира. Евразийцы отстаивали подобное своеобразие и уникальность русской культуры и ее философских оснований от посягательств западного атомистического индивидуализма и рационализма. Они были горячими приверженцами русской идеи соборности и философии всеединства и, естественно, озабочены их сохранением и сбережением”(7) . В них они видели обоснование самобытности исторического пути развития России, не только отличного, но в чем-то противоположного западноевропейскому. Как и славянофилы, евразийцы отстаивали тезис о принципиальном отличии развития России от западной цивилизации, с которой необходимо в то же время сотрудничество на паритетных началах.
2. Взгляд евразийцев на место России в новом геополитическом порядке.
На сегодняшний день как нельзя более актуален вопрос о том, каково будет место России в грядущей расстановке сил. “Это вопрос выживания и безопасности страны. Большинство российских и заграничных специалистов представляющих миропорядок 21 века как многополюсный, исходят из того, что России предстоит создать собственный региональный центр силы в границах бывшего Советского Союза. Видимо, такая политика России была бы не оптимальной как с позиции перспектив ее развития, так и обеспечения национальной безопасности”(8) . При всей, на первый взгляд, привлекательности создания нового центра силы и экономической мощи в составе Россия - страны СНГ, подобная стратегия не принесла бы успехов. Это было бы объединение слабых государств, имевших разные интересы, объединение за счет России.
Россия, как и другие ее партнеры по СНГ, нуждается в западных кредитах и технологиях, выступая здесь больше как конкуренты, чем союзники. Даже торговля России с этими странами составляет менее 19% ее внешнеторгового оборота. Отсутствие единства внешнеполитических целей и единого источника внешней опасности лишает надежд на создание политического и военного союза. С такими показателями трудно рассчитывать на региональный центр мощи. К тому же России трудно было бы выдержать конкуренцию с Западом за влияние в странах СНГ. Столь же не соответствующим долгосрочным интересам России представляется и союз с мусульманскими странами (Иран, Ирак) или Китаем.
Несмотря на кажущуюся убедительность, “недостаточными являются аргументы и сторонников вступления России в качестве "ведомого" партнера в Европейский союз или другие региональные центра силы. Подобные варианты развития России в 21 веке не обусловливаются ни ее прошлым, ни настоящим, ни перспективами ее исторической миссии в будущем”(9) . Россия 21 века должна оставаться самостоятельной цивилизацией, обретая статус великой евразийской державы, великой по своим экономическим, социальным и духовным достижениям.
Историческое будущее нашей страны предопределяется, прежде всего, объективными факторами:
1) Уникальное геополитическое положение России, которая территориально расположена, занимает большую часть евразийского континента.
Что будет означать Евразийский континент в мировом порядке 21 века? Каковы роль и предназначение России на этом огромном континенте?
Европа и Азия в предстоящем будущем, возможно, станут двумя основными мировыми районами экономического и духовного развития. Они расположены на огромном едином Евразийском материке, где находится геополитический центр мира. Сановные коммуникации, наземные, морские, воздушные линии связи между быстро развивающимися странами Атлантического и Тихоокеанского побережья лежат через пространство Восточной Европы и Западной Азии. “Контроль над этим пространством имеют жизненно важное, всемирное значение. Геополитическая привилегия России состоит в том, что она как государство занимает это пространство и представляет собой своего рода Евразийский мост. Грамотное использование этого геополитического статуса может привести к результатам большого исторического значения. Достаточно заметить, что только открытое воздушное пространство страны способно приносить доход, сопоставимый с доходами от продажи природных ресурсов”(10) .
2) Геополитическое положение России в 21 веке во многом будет определяться также тем, что на ее территории находятся огромные природные богатства, столь необходимые для развития и Европы, и Азии. По мнению некоторых экспертов, на территории Сибири и Дальнего Востока содержится 50-60 % всех доступных природных ресурсов планеты. Поэтому во внешнеполитическом экономическом развитии страны на ближайшие десятилетия освоения Сибири и всего Северо-Востока станет самым важным государственным проектом.
3) Ракетно-ядерная мощь. Россия обладает ракетно-ядерным потенциалом, сопоставимым с ядерной мощью США. Этот фактор сдерживания не только обеспечивает военную безопасность государства, но и во многом определяет роль страны в решении международных проблем, укрепляет российскую позицию в вопросе о путях выхода из кризисных ситуаций в том или ином регионе.
4) Талантливый народ, обладающий высоким духовным потенциалом. Исключительным богатством России, ее достоянием является “терпеливый, неприхотливый, трудолюбивый народ, свободный от властных амбиций. Вся история государства Российского, в том числе и в 20 веке, показывает, что вдохновленный общенациональной идеей, этот народ способен на великие социальные свершения”(11) .
Таким образом, Россия обладает объективными условиями занять достойное место в мировой цивилизации. Но в общественной жизни возможность превращается в действительность через деятельность людей, активность человеческого фактора.
3. Трансформация России «по – евразийски»
Ныне реальными представляются два основных сценария политического развития России в начале XXI века. Первый сценарий предусматривает попытку восстановления России, как это понимают русские и "советские" националисты. На пути его воплощения такие "ограничители", как отсутствие паритета с Западом по ядерным и по обычным вооружениям, деградация российской армии и ВПК, долгосрочная продовольственная зависимость, инвестиционная зависимость добывающих отраслей, наступающий ислам, проблема кавказского сепаратизма и нестабильность в Центральной Азии, усиление Китая и инфильтрация китайцев, все более мощное влияние объединяющейся Европы, особенно на западные области России, а также на Украину и Беларусь.
Ясно, что антизападная политика должна опереться на решительную поддержку одной из глобальных внешних сил. Такой силой может стать только Китай. Но вряд ли он захочет пойти на конфронтацию с Западом уже в первом десятилетии XXI века.
Что может стать для националистов внутренней опорой? “Есть ли в России агрессивная сила, имеющая наступательную идеологию, осознанные интересы, социальную и экономическую базу? А может ли такая опора-сила организоваться вокруг идей православного отечества, президента-царя и “советского” порядка? Наверное может. Но это не будет идеология жесткого государственного централизма, которая мобилизует народ на возрождение русской или "советской" империи. Скорее эти идеи вплетутся в обтекаемое и всеядное евразийство, в котором будет реализовано не решительное, а брюзгливое антизападничество, не русский национализм, а тюрско-русский “интернационализм”(12) .
По причине полной неготовности к нему российского общества, русский национализм, даже если он случайно придет к власти, быстро трансформируется в евразийство. Поэтому евразийство - это все-таки не вторая, а основная альтернатива идеологического возрождения, политической и социальной консолидации России в первом десятилетии XXI века. Либеральный путь не имеет сейчас в России опоры в слишком широких слоях общества. Либерализацию мы проходили в девяностых, сейчас маятник начинает двигаться в другую сторону.
Очевидно, что даже при самой интенсивной антизападной риторике, изолироваться от Запада Россия не сможет. “Прагматичный Запад, крайне заинтересованный в стабильности России, в ее ресурсах и надеясь на новую либерализацию, усилит помощь со своей стороны (конечно, избирательно) по сравнению с постперестроечными годами. Эта помощь будет концентрироваться в ТЭКе, энергетической и транспортной инфраструктуре России и в ее инфраструктуре связи, а также, скорее всего, в химии и сельскохозяйственном машиностроении”(13) . Конечно, этой помощи будет недостаточно для возрождения независимой великой России, но она поможет смягчению наиболее важных структурных проблем страны.
Впрочем, это дело политиков - решать и решаться куда плыть стране и дрейфовать регионам. Обычным российским людям первое десятилетие нового века представится деятельным и полноценным. Многие обретут простые ориентиры в жизни, утраченные в девяностые годы XX века вместе с работой, стабильным социальным статусом и моральной цензурой. В это время возродятся многие рабочие и НТРовские профессии, статусы приобретут более четкие контуры, а государство снова объяснит людям "что такое хорошо и что такое плохо".
4. Современное положение в евразийстве
Однако несмотря постоянное обращение к истокам возникшей в 20-ые гг. ХХ идеологии, на сегодняшний день евразийство представляет собой комплекс идей, который далеко не всегда соответствует программе русских евразийцев П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого и Л.Н. Гумилева. “Сюда влились разработки современных российских почвенников и патриотов, идеи национал - большевиков, доктрины западноевропейских геополитиков. Сегодня в России каждый понимает под "евразийством" что-то свое. Даже слово "Евразия" имеет разный смысл, в зависимости от того, кто им пользуется. Для Гумилева и русских евразийцев "Евразия" совпадает с границами России: "Россия-Евразия" для них - особый историко-географический регион Евразийского континента, наряду с Западной Европой, Китаем, Индией, исламским Ближним Востоком и т.д.”(14) Другие употребляют термин "Евразия" в традициях западной геополитики, т.е. исключительно в прямом смысле, как наименование всего континента.
“Русские евразийцы используют понятие "Евразия", чтобы обосновать органическую целостность российского пространства. На философском уровне этому соответствует убеждение, что Россия - это особая, самостоятельная цивилизация, которая должна не подражать кому-то, а отталкиваться в своем развитии от собственных традиций и принципов”(15) . Высшим смыслом существования России является развитие ее собственного цивилизационного проекта, проекта, который был заложен в нее при рождении.
Для других "евразийцев", евразийцев-геополитиков, единственный смысл существования России – “участие в великой планетарной борьбе "Суши" и "Моря", "евразийства" и "атлантизма", в которой континентальная Евразия противостоит своим морским окраинам и заокеанской Америке”(16) . С их точки зрения, все материальные и духовные аспекты существования России должны быть подчинены этой миссии. Внутренняя, органическая логика развития России при этом игнорируется, а смыслом ее существования становится "отрицательное подражание" Западу.
Исходя из первоначальных основных идей евразийцев, каждый народ Евразии должен сознавать себя частью единого целого, свою принадлежность к общности. Во всей деятельности с установкой на единство многонародной нации Евразии русскому народу приходится напрягать свои силы больше, чем какому бы то ни было народу Евразии.
4.1 Западное и восточное евразийство
Сегодня можно также говорить о некотором расколе в евразийском движении. С одной стороны, есть западное евразийство, ориентированное на культурную ситуацию Западной Европы, на ситуацию мертвой разлагающейся культуры, для которой остался возможным только путь механического манипулирования, голая политика и стратегия. С другой стороны - восточное, русское евразийство, где акцент ставится на свободное развитие молодой российской цивилизации, а вся политическая активность, евразийское блокирование, подчинена только одной вспомогательной цели - защитить это пространство от внешнего натиска. Речь идет о глубинном концептуальном размежевании, причем каждое из направлений тяготеет в некотором смысле к преувеличению.
Западное евразийство от восточного отличается самой сутью, а не политической ориентацией. Оно принадлежит "Западу" по своему духу, восточные же евразийцы приписывают своим оппонентам ещё и враждебное отношение к чужой самобытности и свободе, а также склонность к тотальной унификации. В политическом плане западное течение вполне может ориентироваться на восточный блок, может грезить не только Европейской империей от Дублина до Владивостока, но и новой Советской империей или империей Чингисхана. И наоборот, многие западноевропейские регионалисты и новые правые по духу относятся скорее к восточному евразийству, чем к западному. Ниже обрисованы основные пункты этого принципиального размежевания.
Для западных евразийцев борьба с "Западом", с американизмом, с атлантизмом - это самоцель. Россия для них - лишь большая пешка на "великой шахматной доске". Для восточных евразийцев целью является свободное самобытное развитие народов Евразии, а все остальное - только средство. Западные евразийцы в большей степени склонны к политическому манипулированию, они подвергают сомнению возможность органического развития снизу. «Русские» евразийцы полагаются на свободную волю России, на ее естественное движение по собственному пути, хотят создать идеальную среду для её самобытного развития. Западные евразийцы верят только в жесткое руководство организующего центра, делают ставку на управление сверху, зациклены в рамках дихотомии либеральное / тоталитарное. Восточные евразийцы делают ставку на органичное развитие снизу, они пропагандируют свободу и соборность, которой, на мой взгляд, в настоящее время не существует как таковой. Слишком иррационально выглядит и их тезис о живой способности земли самой определять для себя свое будущее.
Западные евразийцы питают склонность к "внутриевразийскому космополитизму", к отрицанию национальной самобытности, а востояные евразийцы слишком её превозносят. Если первые стремятся допонить политическое объединение Евразии некоторой унификацией, то для вторых самобытность и свобода всех евразийских этносов, земель и культур превратилась в идефикс, однако реализация этой концепции очевидно нереальна, поскольку они считают, что Евразия должна быть политически едина, но регионально самобытна. Данный тезис подкрепляется, с моей точки зрения, слишком идеализированным представлением Льва Гумилева о том, что «исторический опыт показал, что, пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединенная Евразия успешно сдерживала натиск и Западной Европы, и Китая, и мусульман. К сожалению, в XX в. мы отказались от этой здравой и традиционной для нашей страны политики и начали руководствоваться европейскими принципами - пытались всех сделать одинаковыми»(17) .
Для западного евразийства характерно рассмотрение России на уровне чистой геополитики, она для них – в некотором роде геополитический конгломерат. Для них было бы выгоднее, если бы вся Евразия состояла, скажем, из одного большого Китая или одной большой Германии. Для восточных евразийцев Россия не тождественна "континентальной Евразии" как "большому пространству". Они говорят о том, что “если Россию сводить просто к геополитическому "большому пространству", то теряют свое значение конкретные очертания России и определенность российской культуры”(18) . И наоборот, для восточных евразийцев Россия, несмотря на многосоставность, несмотря на различие культур и ландшафтов, является чем-то неделимым, хотя, исходя из объективной реальности, видно, что отношения между отдельными российскими землями и культурами далеко не всегда можно охарактеризовать объединенностью и взаимопроникновением.
Огромный вклад в развитие геополитики и геостратегии внесли американцы, идеологи атлантизма (Макиндер, Мэхэн, Спикмен). Атлантисты живут в мире геополитики, в реальном мире борьбы за власть, в мире "большой шахматной игры", для них это - первичная реальность. Для восточных евразийцев геополитика в лучшем случае является вторичным продуктом, как мера защиты, как форма противостояния "вражеской геополитике", которая, с их точки зрения, проводится Запада исключительно всех подчинить и унифицировать. И здесь опять-таки упоминается Лев Гумилев, говоривший о том, что «при большом разнообразии географических условий для народов Евразии объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения, дезинтеграция лишала силы, сопротивляемости ». С этим сложно спорить, но насколько возможна подобная интеграция в сегодняшней среде?
Как западные, так и восточные евразийцы рассуждают о русской цивилизации, о праве каждого народа самому определять свой культурный проект и образ жизни, об особом российском пути, об уникальном смысле, которым наделено существование России и т.д. Но представители «русского» евразийства слишком «носятся» с "особостью" и "самобытностью" России, забывая при этом об её политическом и экономическом развитии. В то же время западное евразийство направлено против США и западной экспансии, но при этом оно пользуется многими принципами западной философию и западной геополитики.
Западные евразийцы же склонны недооценивать особый самоценный мир, сложившийся на территории России, особое образование со своей логикой развития, своими ценностями и т.д. В итоге получается, что «здравое» евразийство находится где-то посередине между этими двумя в чем-то полярными подходами.
5. Постэкономическое общество и новоевразийство
Постэкономическое общество понимается как нежесткость экономических отношений и признание, наряду с ними, не меньшей значимости для общества других видов детерминизма: географического, социокультурного, космопланетарного. Хотя оно возникает в эпоху постиндустриального общества, но кроме индустрии и экономики включает в себя и другие сферы: нравственные, культурологические, аграрные, национальные отношения и т.д. “В связи с тем, что индустриальное общество исторически раньше развивалось в Европе с жестким экономическим детерминизмом, а Азия была отсталой в экономическом отношении, то соотношение экономического и неэкономического (или внеэкономического) фактора составляет важную часть и суть евразийства. Евразийство возникло в связи с разграничением Востока и Запада, Азии и Европы по цивилизационным критериям развитости или отсталости”(19) . Цивилизованный Запад и отсталый, аграрный Восток, где отсталой или отстающей стороне отводится догоняющая роль по отношению к Западу, – такова была позиция сторонников вестернизации всей мировой цивилизации как единственно возможной.
Евразийцы же отстаивали возможность и правомерность существования цивилизации не только по западным меркам, но и по восточным критериям и достижениям. Здесь цивилизационные критерии и достижения уступают место культурологическим. При этом принималось во внимание различие между цивилизацией как явлением больше материальным и культурой как процессом больше духовным. Если “раньше евразийцы выражали ущемленное и протестное чувство, то новоевразийство, как геополитика и идеология постиндустриального общества, выступает за равноправный диалог цивилизаций и культур Востока и Запада, за их сближение, сотрудничество и взаимообогащение с позиции своей конвергентной философии”(20) .
В современных условиях прежняя проблематика евразийства в значительной мере снимается, ибо сегодня Восток и Запад, Азия и Европа переживают процессы тесного демографического и экономического сближения и переплетения, образуя тем самым глобальное новоевразийское сообщество, или цивилизацию. Собственно, эту тенденцию отмечали в свое время сами евразийцы, отстаивавшие интересы ущемленного Востока перед просвещенным и экспансивным Западом. Евразийцы выступали за просвещение, цивилизацию Востока, но при этом отстаивали неизбежность духовного просветления по-восточному и самого Запада.
6. Предопределен ли евразийский путь развития России ?
Сторонники евразийства утверждают, что сегодня их идеология является спасительной. В окружении обломков прежних идеологий включая последнюю, радикально – либерально - демократическую, люди особенно остро нуждаются в том, чтобы представлять себе свое будущее, и вновь вспоминают евразийство. Однако некоторые силы слишком активно пользуются последним доводом, пытаясь объяснить всем, что радикально - либеральный демократизм, американизм, атлантизм, глобализм успешно давят Россию, и призывают всех встать под знамёна контрглобалистско - атлантического цивилизационного движения, который приняли бы народы (это касается любой страны, население которой не входит в "золотой миллиард"), без существования которого государство якобы нежизнеспособно.
Однако интересно и то, что грубое навязывание народам России западных ценностей также встречает значительное сопротивление и усиливает настроения отпадения от Центра и среди тех, кто их отвергает, и тех, кто склонен эту западную культуру осваивать. Принимая ценности западного мироощущения - разумный эгоизм и конкуренцию, и борьбу всех против всех - как основные мотивировки поведения, люди в меньшей степени воспринимают проблемы государства.
Результаты многих социологических исследований оказываются достаточно неожиданными. “За интеграцию с ЕС высказываются 24 % людей, тогда как тезис: "Россия - особая страна, и западный образ жизни ей чужд" в общем поддерживают более 70 % опрошенных. Еще более однозначно неприятие западных ценностей, западного образа жизни проявляется при ответах на вопросы, которые ставят мировоззренческие проблемы. Так, спокойную совесть и душевную гармонию посчитали приоритетными ценностями 75 % российских граждан - в 1994 году; 93,4 % - в 1995 году; 92 % - в 1997 году и 90 % - в 1999 году. Приоритет семейным и дружеским отношениям перед материальным успехом - фетишем массового сознания в развитых странах - отдали 70,8 % в 1994 году; 93,4 % - в 1997 году; 89,4 % - в 1999 году”(21) . Следовательно, население России не во всем принимает либеральный проект "копировать и догонять" Запад, хотя перенос многих принципов и ценностей на российскую почву, на мой взгляд, мог бы оказать весьма положительное воздействие на развитие во всех направлениях.
Стоит отметить, что чрезмерное навязывание народам неприемлемых для большинства чужих основ мироощущения ведет к политической нестабильности в стране и к обострению, в частности, межнациональных проблем. Если власть не хочет конфликтов внутри страны, проект цивилизации, который она поддержит, должен определяться простым постулатом - не закладывать в основу идеологии то, что заведомо не отвечает культуре народов, живущих в государстве. Следует подчеркнуть: большинство народа в России не хочет максимально копировать западную цивилизацию.
Государственническая сущность евразийства, направленная “на достижение единства России как общей судьбы, общей истории и общего дома всех ее народов во многом отвечает требованиям времени. Элементы евразийской идеологии очевидны в подходах почти всех политических сил страны, кроме крайне либеральных”.(22)
7. Основные принципы евразийской политики(23)
Три модели (советская, западническая, евразийская)
В современной России существует три основные, конкурирующие между собой модели государственной стратегии как в области внешней политики, так и в области политики внутренней. Эти три модели составляют современную систему политических координат, на которые раскладывается любое политическое решение российского руководства, любой международный демарш, любая серьезная социальная, экономическая или правовая проблема.
Первая модель представляет собой инерциальные штампы советского (главным образом, позднесоветского) периода. Это весьма укоренившаяся в психологии некоторых российских руководителей система, часто подсознательная, подталкивающая их к принятию того или иного решения на основании прецедента. Советская референтная модель гораздо шире и глубже структур Коммунистической партии, которые сейчас находятся на периферии исполнительной власти, вдали от центра принятия решений. Сплошь и рядом ею руководствуются политики и чиновники, формально никак не отождествляющие себя с коммунизмом. Сказывается воспитание, жизненный опыт, образование. Для того, чтобы понимать сущность происходящих в российской политике процессов, необходимо учитывать этот "бессознательный советизм".
Вторая модель: либерально-западническая, проамериканская. Она начала складываться в начале "перестройки" и стала своего рода доминирующей идеологией первой половины 90-х годов. Ее, как правило, отождествляют, с так называемыми, либерал - реформаторами и близкими к ним политическими силами. Эта модель основана на выборе в качестве системы отсчета западного общественно-политического устройства, его копирование на российской почве, следование в международных вопросах национальным интересам Европы и США. Данная модель имеет то преимущество, что позволяет опираться на вполне реальное "заграничное настоящее", в отличие от виртуального "отечественного прошлого", к которому тяготеет первая модель. Здесь важно подчеркнуть, что речь идет не просто о "заграничном опыте", но именно об ориентации на Запад, как на образец преуспевающего капиталистического мира. Эти две модели (плюс их многочисленные вариации) представлены в российской политике очень полно. Начиная с конца 80-х годов основные мировоззренческие конфликты, дискуссии, политические баталии проходят между этими носителями именно этих двух мировоззрений.
Гораздо менее известна третья модель. Ее можно определить как "евразийскую". В ней речь идет о более сложной операции, чем простое копирование советского или американского опыта. Эта модель относится и к отечественному прошлому и зарубежному настоящему дифференцировано: усваивает кое-что из политической истории, кое-что - из реальности современных обществ. Евразийская модель исходит из того, что Россия (как Государство, как народ, как культура) является самостоятельной цивилизационной ценностью, что она должна сохранить свою уникальность, независимость и мощь во чтобы то ни стало, поставив на служение этой цели все учения, системы, механизмы и политические технологии, которые могут этому содействовать. Евразийство, таким образом, - это своеобразный "патриотический прагматизм", свободным от любой догматики - как советской, так и либеральной. Но вместе с тем, широта и гибкость евразийского подхода не исключают концептуальной стройности этой теории, имеющей все признаки органичного, последовательного, внутренне непротиворечивого мировоззрения.
По мере того, как две первые ортодоксальные модели доказывают свою непригодность, евразийство становится все более и более популярным. Советская модель оперирует с устаревшими полит-экономическими и социальными реалиями, эксплуатирует ностальгию и инерцию, отказывается от трезвого анализа новой международной ситуации и реального развития мировых экономических тенденций. Проамериканская либеральная модель, в свою очередь, не может быть полностью реализована в России по определению, как органическая часть другой, чуждой России цивилизации.
Евразийство и внешняя политика России
Сформулируем основные политические принципы современного российского евразийства. Начнем с внешней политики. Внешняя политика России не должна напрямую воссоздавать дипломатический профиль советского периода (жесткое противостояние с Западом, восстановление стратегического партнерства со "странами-изгоями" - Северной Корей, Ираком, Кубой и др.), вместе с тем она не должна слепо следовать американским рекомендациям. Евразийство предлагает собственную внешнеполитическую доктрину. Суть ее сводится к следующему. Современная Россия сможет сохраниться как самостоятельная и независимая политическая реальность, как полноценный субъект международной политики только в условиях многополярного мира. Признание однополярного американоцентричного мира для России невозможно, так как в таком мире она может быть лишь одним из объектов глобализации, а значит неизбежно утратит самостоятельность и самобытность. Противодействие однополярной глобализации, отстаивание многополярной модели является главным императивом современной Российской внешней политики.
Построение многоплярного мира (жизненно важного для России) возможно только через систему стратегических альянсов. В одиночку Россия с этой задачей не справится, так как для этого у нее нет достаточных ресурсов. Таким образом, ее успех во многом зависит от адекватности и активности во внешней политике. В современном мире есть несколько геополитических субъектов, которые по историческим и цивилизационным причинам также жизненно заинтересованы в многополярности. В складывающейся ситуации именно эти субъекты являются естественными партнерами России. Они делятся на несколько категорий. Первая категория: мощные региональные образования (страны или группы стран), относительно которых уместно говорить о взаимодополняемости в отношениях с Россией. Это означает, что у этих стран есть нечто жизненно важное для России, в то время как Россия владеет чем-то крайне необходимым для них. А в результате такого стратегического обмена потенциалами укрепляются оба геополитических субъекта. К этой категории относятся - Европейский Союз, Япония, Иран, Индия. Все эти геополитические реальности вполне могут претендовать на роль самостоятельных субъектов в условиях многополярности, а американоцентризм лишает их этой возможности, объективизирует их. Если Россия проявит активность и подкрепит своим потенциалом многополярные тенденции, найдя для каждого из этих геополитических обра