Каменные изваяния средневекового Казахстана

Проблема познания древних каменных изваяний Казахстана в разные исторические эпохи продолжает привлекать внимание исследователей, в том числе – археологов, обычно имеющих дело с вещественными источниками и прямо заинтересованных в адекватном понимании исследуемых памятников.

В вопросе о том, «кого?» изображали изваяния, единого мнения в научной культуре нет. Большинство исследователей предполагают, что каменные изваяния являются изображениями умерших людей, которые ставили на их могилы, другие видят в них обобщённый образ предка, характеризованный не чертами его лица или особенностями фигуры, а обычными атрибутами; третьи, опираясь на широко представленную в фольклоре тюркских народов идею наказания, высказывают версию, что каменные изваяния есть олицетворение побеждённых знатных врагов, и, наконец, часть исследователей полагает, что в каменных бабах воплощен некий мифологический персонаж.

Актуальность исследования темы заключается в том, что история средних веков Казахстана в Совецкое время находилось под негласным запретом. Последнее является отражением евроцентризма в исторической науке, поэтому тема исследования позволит по-новому изучить основные положения религии древних тюрков, которую историки называют тенгрианством.

Тема казахских каменных изваяний далеко не нова. В археологической науке существует немало работ, посвященной данной тематике. Их спектр разнообразен – были проанализированы и описаны каменные скульптуры из всех областей Казахстана.

В исследовании, которое предлагается вашему вниманию, сделана попытка не только попытка открытия нового материала, его анализ (с приведением аналогий), но и попытка обобщения уже накопленного по интересующей нас проблеме.

Данная работа состоит из двух глав, введения, заключения, списка используемой литературы и приложения. В ней использованы материалы из книг Чарикова, Амброза, Арслановой, Кызласова и т. д.

Автор работы не претендует на полную обоснованность выводов, однако основные положения работы, позволят понять смысл, который вкладывали средневековые скульпторы, создавая каменные изваяния.

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЕ ПРИЕМЫ И СПОСОБЫ ПЕРЕДАЧИ

ПОЗЫ:

На территории Казахстана к настоящему времени зафиксировано несколько сот каменных изваяний VI-XIV вв. У подавляющего большинства из них ноги никаким художественным приемом не проработаны. Определенная часть изваяний представлена в сидячей позе, главным образом со скрещенными ногами, обозначенными на плоскости монолита невысоким рельефом или прочерченным контуром. До последнего времени изваяний явно «стоящих», с проработанными изображениями ног не было известно в казахстанских степях. Это обстоятельство послужило основанием для некоторых исследователей считать, что все подобного рода памятники относятся к категории сидящих, независимо от того, изображены у изваяний ноги или нет.

Между тем стоящие статуи с необозначенными ногами достаточно четко определяются пропорциями самого монолита, когда нижняя его часть

(ниже уровня пояса) примерно равна верхней. Пропорции сидящих фигур совершенно иные – нижняя часть составляет около 1/3 всего монолита, а иногда и меньше. Линия спины у стоящих скульптур, если смотреть с боку, как правило, прямая или вогнутая, в то время как у сидящих часто наблюдается характерное утолщение в поясничной части или уступ у нижнего конца, недвусмысленно подчеркивающие сидящую позу изображенных.

Первым фактическим подтверждением существования в раннем средневековье стоящих изваяний стала находка в Южном Казахстане скульптурного портрета воина (VI-VIII вв.) ноги у скульптуры обозначены. А летом 1985 года были исследованы еще две стоящие статуи, у которых даны изображения ног. Материалом для этих изваяний послужила глыба крупнозернистого гранита красноватого цвета. Лицевая сторона фигур имеет следы шлифовки, а сзади и по бокам поверхность подправлена неровными сколами. На изваянии из

р-на Джамбульской области изображен усатый мужчина с опущенными к поясу руками. На правой руке расположена ловчая птица из семейства орлиных, по очертаниям напоминающая степного орла. Расположением на руке в том месте, где усаживают ловчих птиц во время охоты. Левой рукой мужчина прижимает к себе кувшиновидный

(без ручки) сосуд с выделенной продольной частью и широкой горловиной. Подобные сосуды характерны для семиреченских изваяний

IX-XI вв. Двумя кружочками обозначена грудь. Поза свободная, правая нога прямая, левая расслаблена, чуть согнута в колене, носки врозь.

Вторая статуя почти аналогична первой, отличается лишь тем, что обе ноги второй статуи совершенно прямые.

Сидящие изваяния в Казахстане представлены четырьмя типами положения ног:

1-калачиком (подошвами одна к другой)

2-сложенные параллельно (колени врозь, левая ступня у правого колена, правая ступня у левого)

3-скрещенные (с вертикально обозначенными ступнями, носками вниз)

4-поджатые под себя (коленями вперед)

Наиболее характерен прием изображения ног в скрещенном положении

(третий тип). Его нашли в окрестностях с. Ванновки Тюлькубасского

р-на. Эта фигура была изготовлена из желто-серого песчаника. В сущности, изваяние является барельефом на плоской стеле. Степень художественной обработки памятника по бокам и с тыльной стороны сведена к минимуму. По-видимому, он представляет собой портрет знатного воина в богатой одежде, с оружием и украшениями.

На уровне плеч обозначена гладкая гривна с небольшим выступом – мыском в середине и зауженными концами. В согнутой правой руке кубок, удерживаемый за край ножки большим и указательным пальцами. По верхнему краю кубка полоса геометрического узора в виде ломаных линий. Близкий по форме кубок из золота имеется среди материалов Перещепинского клада. В опущенной левой руке зажат меч с прямым перекрестием. Пальцы сжимают оружие за верхнюю часть полосы. Пояс украшен ромбовидными бляхами. Аналогичные изделия встречены в раннесредневековых курганах и на пенджикенских фресках, более того «расположение предметов на поясах и на каменных изваяниях почти одинаково», как отмечает В. И. Распопова. К той же хронологии относится и поясная

пряжка. Чуть ниже пояса, почти параллельно ей, воспроизведен кинжал со слегка изогнутым клинком.

Кинжал и меч имеют округлое навершие и снабжены парой полукруглых блях – выступов на ножнах для крепления на подвесных ремешках к поясу. А. К. Амброз считает, что два выступа (бляхи) на ножнах кинжалов и мечей появились примерно в середине VI в., хотя полукруглые выступы на мечах пока зафиксированы лишь со второй половины VIII в.

Саблю в паре с кинжалом нередко можно встретить на памятниках «древнетюркского» типа. Детали однородных изделий всегда исполнены в едином стиле.

Скрещенные ноги (правая нога поверх левой) показаны в высоких казахских сапогах «саптама етiк», украшенных по верхней части голеницы узкой полосой геометрического узора. Обращают на себя внимание изображенные наколенники ромбовидной формы, подобные казахской войлочной обуви «байбак». Близкие по очертаниям сапоги с наколенниками известны по раннесредневековым настенным росписям из Средней Азии. По нижнему краю монолита проходит горизонтальная полоса из треугольников, имитирующая постланный ковер. На спине обозначены семь прядей волос в виде неровных борозд, прочерченных от плеч к пояснице, оканчивающиеся округлыми или овальными ямками, возможно, передающие наносные украшения типа казахских «шолпы».

Исключительный интерес вызывает изображение на поверхности статуи стелы прислужника с кувшином, воспроизведенное в области правой руки воина. Поза весьма динамична погрудная фигурка (в сущности, голова) «с услужливо протянутыми в сторону господина руками» (т. е., в сторону главного персонажа). Узкое лицо, тонкие губы, широко раскрытый глаз, большой торчащий нос с заметной горбинкой – все это признаки чуждого для данной территории антропологического типа и вполне определенно указывает на иноземное происхождение изображаемого. Других подобных изваяний – с дополнительными человеческими фигурами пока не зафиксировано в казахстанских степях. Кроме тувинского памятника, у которого в нижней части монолита барельефом даны силуэты двух, судя по всему, прислуживающих людей, поскольку оба они заняты тем, что наполняют сосуд из бурдюка для своего господина. Господин представлен на изваянии основной фигурой. Следует напомнить, что это изваяние

расположено на территории Юго-Западной Тувы, у восточного края квадратной (5.255.10м) поминальной оградки, лицом на восток. Высота 186, ширина (в плечах) 40, толщина 73 см. Материалом для изготовления послужил светло-серый гранит. Скульптура изображает воина с сосудом в правой руке и саблей – в левой. Чуть ниже сабли обозначен кинжал «уйбатского» типа. Барельефные фигурки двух прислужников, расположенные в нижней части изваяния, показаны сидящими «на корточках» друг против друга. В руках одного из них сосуд. Другой, сидящий правее, опустил руку в какое-то вместилище, напоминающее кожаный мешок, видимо для того, чтобы зачерпнуть содержимое. Вряд ли в этих фигурках можно видеть полноправных участников поминального пиршества.

Против такой интерпретации свидетельствует и подчеркнуто небольшие размеры изображаемых людей, и их положение внизу – буквально в ногах главного персонажа, и, наконец, динамичные фигуры, в отличие от статичной позы основного изваяния.

Показательно в этом отношении полнейшее сходство изображаемых сосудов – одного в правой руке тувинского воина, другого в руках его слуги (сходны и формы и размеры), дающие иллюзию непрерывного действия – сначала слуги наполняют кувшин, затем этот же сосуд как бы оказывается у их господина. В изобразительном искусстве средневековья такой прием используется довольно широко.

А сюжетные корни тюлькубасского изваяния близки согдийским мотивам пиршества царей, запечатленным на серебряных блюдах. Так, на одном из них царь изображен сидящим на ковре, опершись правой рукой о бедро, ноги сложены параллельно, коленями врозь, правая нога сверху. В правой руке – на уровне груди – кубок с короткой ножной и широкой низкой чашечкой. Слева и справа расположены две фигуры прислуживающих людей, еще ниже фигуры двух сидящих музыкантов, а в самом низу два льва с оскаленной пастью, обращенные в разные стороны.

Поза царя практически идентична позе тюлькубасского воина

– сидит на ковре, а низкое социальное положение прислуживающих людей подчеркнуто значительным уменьшением их размеров. Кувшин в левой руке одного из слуг по форме живо напоминает сосуд, воспроизведенный на изваянии в руке прислужника. Подобные кувшины , главным образом изготовленные из серебра, отмечены среди согдийских и сосанидских материалов.

Тюлькубасское изваяние следует датировать VII-VIII вв.

Еще одна сидящая статуя с воспроизведенными изображениями ног обнаружена близ пос. Сузак Чимкентской обл. Она выполнена из серого гранита. Ее голова чуть наклонена влево. На лицевой стороне прямоугольной шапки с плоским верхом прочерчены три сужающихся к концам фигуры, что позволяет отнести ее к разряду «трехрогих» головных уборов, присущих женской одежде, на основании этого данную скульптуру можно отнести к сюзакским изваяниям. Возможно эта женщина имела отношение к отправлению определенных религиозных действий, возможно, связанных с культом богини Умай.

Поверх кафтана с широкими рукавами отчетливо видны очертания короткой нашивной «мантии», оставляющей открытой шею с обозначенной гривной. Подобный покрой отмечен на одной из женских половецких статуй, отличаясь лишь тем, что линия обреза нашивной части там зигзагообразная. Руки (на уровне пояса) согнуты под прямым углом, левая рука с вытянутой ладонью свободна. Эта фигура имеет в ушах серьги с овальными подвесками.

Весь комплекс обозначенных предметов датируется в рамках VI-VIII вв.

Так, серьги с овальными подвесками, примыкающими непосредственно к уху (без стержня) воспроизведены на древнетюркских статуях Семиречья, Киргизии, Восточного Казахстана. Кубки на длинной ножке и гривны также характерны для этого периода.

Однако, принимая во внимание явную принадлежность к переходному типу – от «древнетюркского» к «половецкому», что подтверждается наличием черт, характерных для большинства поздних изваяний, таких как отсутствие оружия, относительно низкое положение правой руки, наличие ряда изобразительных приемов (рот в виде ямки, окруженной валиком, совпадение вертикальной оси туловища и головы), исходя из всего этого логично предположить, что вероятнее всего сюзакское изваяние относится к VIII-IX вв.

Необычным здесь является нестандартное положение скрещенных ног: носок правой ноги повернут вниз, что соответствует третьему типу, а носок левой ноги направлен вверх. В чистом виде такой изобразительный прием третьего типа представлен на изваянии, расположенном в 18 км. юго-западнее с. Меррении, у восточного края каменного кургана (диаметр 9 м., высота до 90 см.), лицом на восток. В центре кургана воронкообразное углубление диаметром 3м., глубиной около 1.5 м.

По всей вероятности, изваяние установлено здесь значительно позже сооружения кургана: статуя вкопана на небольшую глубину и в слой уже разрушенной насыпи. Материалом для изготовления скульптуры послужил красный гранит. Не смотря на то, что лицевая часть головы сильно повреждена сколами, в области лба, по бокам и сзади сохранились очертания шлема, слегка напоминающего казахский башлык. В опущенных к животу руках – прямоугольный сосуд, по форме близкий некоторым образцам, воспроизведенных на скульптурах «половецкого» типа Евразии. Под сосудом изображен фаллос. Непропорционально тонкие ноги показаны в сапогах с профилированными подошвами (верхний край голенищ не обозначен). Новым в этой скульптуре являются обе скрещенные ноги третьего типа, обращенные носками вверх. Ранее такой прием не встречался на казахстанских статуях. И его датируют X-XII вв.

Итак, рассмотренные памятники с изображенными ногами разделяются на две группы: стоящие и сидящие.

А, судя по вышеприведенным аналогиям, изображенным вещам и с учетом типологической принадлежности, тюлькубасское изваяние относится к VII-VIII вв., сузакское – к VIII-IX вв., изваяния из Чуйского, Улутайского, Мергенского районов – X-XII вв. Это лишь подтверждение тому, что в разные хронологические периоды возводились и сидящие и стоящие фигуры. Приемы изображения в данном случае не оставляют сомнений относительно позы. Положения изваяния здесь определено реалистическим воспроизведением ног. Другое дело статуи с необозначенными ногами. В необходимых случаях их принадлежность к категории стоящих или сидящих передавалась иными изобразительными средствами, главным образом за счет выделения некоторых элементов фигуры человека обобщенными контурами.

Таким образом, описанные пять каменных статуй из Казахстана дают наглядные примеры использования различных изобразительных средств при изготовлении фигур. Очевидно, в ходу было два основных способа передачи позы – натуралистический (за счет изображения ног) и условный

(обобщенный силуэт). Последний не является хронологическим признаком, т. к. отмечен как на ранних, так и на поздних памятниках. Натуралистическая же трактовка не встречена пока на стеловидных фигурах, но зафиксирована на статуях

«древнетюркского» и «половецкого» типов.

В арсенале художественных средств древних ваятелей существовало несколько изобразительных приемов передачи позы в условном варианте (без натуралистического воспроизведения ног). Прежде всего пропорция скульптуры. Не вызывает сомнения, что признаки, связанные с физическими особенностями изображаемого человека или с позой, вполне вероятно учитывались уже на стадии подборки монолита в каменоломне, где определялось и внутреннее членение будущего произведения в зависимости от положения фигуры. Если возникала необходимость, естественным контурам каменной глыбы придавались нужные очертания дополнительными сколами, условными линиями, чтобы подчеркнуть эти особенности фигуры в материале. Должному восприятию способствовала и изображенная одежда. Так, длиннополый кафтан, воспроизведенный на статуе с необозначенными ногами, подчеркивает именно стоящую позу изваяния. На сидящих скульптурах наряду с характерным утолщением монолита в нижней части нередко подчеркивались линии, условно передающие сложенные ноги. Видимо, чтобы показать сидящую позу, иногда высекали уступ с задней части статуи, как на некоторых известных образцах.

Такой же уступ зафиксирован и на явно сидящем изваянии с обозначенными ногами. Утолщение в самой верхней части монолита на спине соотносится со стоящим положением фигуры, если смотреть сбоку.

Безусловно, факт одновременного существования сидящих и стоящих фигур также требует объяснения. Вероятнее всего, оно было вызвано этносоциальными различиями населения. Вместе с тем, нельзя исключить и возможность влияния буддизма на иконографию некоторой части казахстанских изваяний в силу территориальной близости центров его расположения в раннем средневековье.

Во всяком случае, будущее исследование, посвященное целенаправленной разработке этого вопроса, могло бы дать весьма интересные научные результаты.

А сейчас, в качестве примера я расскажу о некоторых скульптурах из музеев Омска, Павлодара и Семипалатинска, состоящей из девятнадцати экземпляров. Все эти фигуры исполнены из серого крупнозернистого гранита различных оттенков. По стилю изображения их можно разделить на три типа.

К первому относятся шесть изваяний, подвергнутых относительно тщательной отделке, иногда приближённых к круглой скульптуре. Из них три статуи изображают человека в положении стоя, две - в положении сидя с подогнутыми под себя скрещёнными: утрачена нижняя часть. В правой руке каждой фигуры на уровне груди изображён сосуд, левая опущена и «сжимает» рукоять сабли.

Лицо и руки всех скульптур исполнены в технике барельефа, однако ноги очерчены линейным контуром. Орудием производства на завершающей стадии обработке служил, какой-то заострённый круглый в сечении инструмент, о чём свидетельствует преимущественно точечная конфигурация сколов.

Изваяния первой группы достаточно выразительны, что достигнуто уже самой позой скульптуры и её композицией. Большое значение имеют пропорции тела. Голова всегда увеличена по отношению к туловищу. Вместе с тем почти все статуи производят впечатление относительной лёгкости абриса за счёт вытянутого силуэта и довольно высокой посадки головы, когда линия подбородка не опускается ниже уровня плеч.

Особое внимание уделено изображению лица. Его детали разработаны весьма подробно. Глаза даны чёткими выпуклыми овалами, в середине иногда прочерчены зрачки. Изогнутые брови и расширяющийся нос высечены одним рельефом. Углубления вокруг глаз и носа подчёркивают «мясистые» щёки, а рот обозначен узкой бороздкой, ограниченной валиком.

Таким образом, представленные фигуры едины как по стилю, так и по композиции.

Второй тип составляют четыре изваяния в положении стоя и сидя с сосудом в опущенных руках.

Изобразительные приёмы в основном сохраняются те же, что и для изваяний первого типа. Новым является приём изображения глаз или зрачков – в виде округлых ямок вместо выпуклых рельефов. Как и прежде, большое внимание уделено отделке лица, с целью придания портретного сходства. Голова почти не выделена из плеч, однако обобщённый силуэт содержит в себе элементы индивидуальных особенностей человека (сутулость, прогиб спины), переданы достаточно выразительно

К изобразительным особенностям памятников второго типа относится приём выделения лица двумя прямыми углублёнными линиями, образующими очертания подбородка. Такой приём зафиксирован на поздних прииртышских статуях.

К датирующим признакам относится, прежде всего, сама поза скульптур, появляющаяся не ранее IX в. н.э., а также изображённые предметы: сосуды и серьга. Серьга представляет собой продетое в ухо несомкнутое кольцо с отходящем книзу коротким стержнем.

Сосуды можно разделить на два типа. Первый представлен банкой с прямыми стенками и плоским дном.

Ко второму типу относятся вытянутый кувшиновидный (без ручки) сосуд с плоским дном и широким горлом.

Принимая во внимание отмеченные аналогии, а также позу и пол, статуи второго типа следует датировать IX-XI вв. н.э., т. е. временем постепенного продвижения кимакско-кипчакских племён из районов Прииртышья к югу и западу.

В третий тип скульптур выделены девять стеловидных фигур. Отличительной особенностью является отсутствие на статуях рук, ног, сосудов, оружия. Данный тип изваяний сближает весьма обобщённый силуэт, отсутствие натуралистических деталей в одежде, относительная лёгкость абриса, достигнутая за счёт высокой посадки головы на длинной шее.

При внимательном рассмотрении становится очевидным, что приём изображения глаз и рта в виде углублений, ограниченных валиком, зафиксированный ранее лишь на одном образце,

получил дальнейшее развитие. Новым является и приём стилизации деталей лица – в виде плавного углубления плоскости подо лбом, без изображения глаз и носа. Надо полагать, что такая трактовка связана с началом развития безликих стелообразных статуй. Приём передачи бровей и носа одним рельефом, сохранился и на некоторых скульптурах третьего типа. Округлыми плоскими выпуклостями показаны стилизованные румяна и груди на женских фигурах.

Все изваяния, вероятно, портретны. Подтверждением этому служит неповторимость воспроизведённых лиц и фигур.

Сходство достигалось за счёт выделения главных качеств человека. При этом учитывался не только пол, возраст, физические особенности конкретного лица, но в какой-то степени его душевный настрой. Отсутствие сосудов и оружия, являющихся обязательной принадлежностью изваяний первой и второй групп, позволило исключить из общей композиции руки как деталь, не имеющую смысла.

Итак, рассмотренные три типа отличаются между собой не только по стилю, но и по времени. Первый тип датируется VII-IX, второй – IX-XI, третий – XI-XIII вв. н. э. В данный момент важно наметить общие закономерности развития монументальной скульптуры. Очевидно, поза фигур прочно связана с атрибуцией памятников и в данном случае является одним из существенным датирующих признаков. Наличие и отсутствие тех или иных предметов на изваяниях определялось смыслом, постепенно изменяющимся под воздействием новых экономических, политических и идеологических факторов.

СЕМАНТИКА КАМЕННЫХ ИЗВАЯНИЙ:

Многими исследователями отмечалось, что большинство тюркских изваяний держат в правой или в обеих руках ритуальный сосуд различных форм (кубки, чаши и т. д). Смысл данного контаминированного символа необходимо искать в обычаях и обрядах, магических по содержанию, устанавливающих кровное и духовное родство. Институт побратимства, распространенный у многих народов мира, нашел отражение в скифском иконографическом материале: известный обряд, описанный Геродотом и Лукианом, изображен на золотых нашивных бляшках из Солохи и Кульoбы. А. М. Хазанов подчеркивал, что сам обряд побратимства (чаша с кровью, заключающих дружбу, причащение в ней оружия) указывает «на имевшуюся в нем сильную религеозно-магическую струю». Подобный союз у монголов заключался обязательно с лицом из чужого рода (сородич и так должен быть другом), сопровождался совершением определенных обрядов и обменом подарками. Монголы называли побратимов «анда». Институт побратимства ярко отразился в поминальной тюркской обрядности, так в верованиях многих тюркоязычных народов присутствует идея поминального пира, в котором участвует душа умершего, получая пищу и питье через дым жертвенного костра в виде запаха и пара. Хакасы оставляли на могиле кожаную бутыль (торсык) с вином и специальную «покойникову чашу» для питья, из которой умерший «пил» на поминках. Кульминационным моментом поклонения духам предков, аруахам, являются годовые поминки – ас. Грандиозные по своим масштабам, важные для чести всего рода асы являлись, одновременно, съездом для решения крупных общественных вопросов. На одном изваянии из Западной Тувы участники поминок изобразили себя, воссоздав сцену «выпивки» с каменной фигурой умершего. Ниже пояса этой фигуры схематично изображены два человека, как бы сидящие перед изваянием на поджатых под себя ногах. Один из участников поминок поднимает в руке сосуд с напитком, а второй опустил руку в кожаный бурдюк с питьем, чтобы зачерпнуть очередную чашу. Таким образом, изображения умерших воинов с сосудом для питья в руке необходимы были для того, чтобы при совершении поминок, когда родственники и соратники покойного устраивали в честь него поминальный пир возле оградки, он сам, в виде изваяния, как бы «присутствовал и пил» вместе со всеми, принимая через дым, пищу, бросаемую в жертвенный костер. Изваяние как бы согласовывало решение, принятое в ходе поминального аса, освещало его.

В 1886 – 1887 гг. исследователь казахских степей В. М. Флоринский привез в Томский университет каменное изваяние отличавшееся тем, что вместо ритуальной чаши на кисти правой руки размещена хищная птица. Данная и последующие подобные находки, связанные с териолатрией, нуждаются в определенной исторической и религиозной обработке.

Птицы, являющиеся в духовной культуре символом свободы, добра и счастья, ярко представлены в шаманских мифах и легендах. В одном из мифов добрые духи с неба послали царя орлов на землю, чтобы он помог людям. Спустившись на землю, орел соединился с женщиной, спящей под деревом. В результате этого союза родился первый шаман. Связь между шаманом и орлом выражается в украшенном перьями поясе, который шаман одевает как украшение.

По якутским рассказам у каждого шамана бывает, так называемая, мать-зверь, которая имеет вид большой птицы с клювом, напоминающим железную ледоколку, с крючковатыми цепкими когтями и с хвостом, длиной в три маховых сажени. Мать-зверь при рождении и воспитании души шамана, позже возвращается. Новое появление матери-зверя шаману служит предвестником его смерти. Душу шамана, якобы, воспитывают бесы в нижней стране у источника девяти родов злых духов. У воспитанников спрашивают: «Не стали ли летающими птенцами?», «не выросли ли крылья?», «не покрылись ли пухом?». Для обозначения родства с птицами шаманы прикрепляли к собственному плащу фигуру птицы, изготовленную из металла.

Для тюркоязычных племен было характерно поверье, что одна из душ умершего превращается в птицу. Она незримо присутствует весь срок совершения поминок (обычно до истечения года), а затем улетает в высший мир. В тексте памятника Культегина есть отрывок:

Оплакали каганов, опечалясь

На небо проводили, Тенгри жалясь

Такие были славные каганы,

Бильге-каганы или великаны!

Примечательно, что на головном уборе изваяния Культегина

изображена именно взлетающая птица.

У пасхальцев, возводивших каменные изваяния гигантских размеров, наряду с культом птицы существовал культ «человека-птицы». Воин, первый доплывший и нашедший яйцо морской ласточки на островке Мотонуи, прыгал на скалистый мыс и кричал представителю рода, чьи интересы он представлял: «Брей голову! Яйцо твое!». Затем, но опускался к воде, омывал найденное яйцо и, прикрепив его с помощью повязки к голове, плыл к острову, к тому месту, где начинается тропа, по которой можно подняться к хижинам Оронго. Глава того рода, чей гонец первым доставлял яйцо в Оронго, обривал голову и брови и впредь именовался «тангата-ману» - «человек-птица».

В данном обряде четко прослеживаются черты гомеопатической магии, основанной на ошибочной ассоциации сходных представлений. Фрезер Д.Д. писал, что принципы ассоциации прекрасны и «абсолютно неотъемлемы от деятельности человеческого духа». Их закономерное приложение порождает науку «в результате их незаконного приложения появляется магия» (Фрезер 1931 г.).

Тюрки приписывали магические свойства также перьям птиц, которые, якобы, защищали человека от демонов. Данный элемент присутствует в изваяниях с так называемым «трехрогим» головным убором, который трактуется как мягкая шапка, украшенная перьями хищных степных птиц и является атрибутом служителей культа.

Изображение амулета в виде трилистника, с загнутыми вверх боковыми листочками, находит аналогии с казахским вариантом уки аяк, использующим пару когтей совы (в серебряной оправе) смоделированных развилкой (завитками вверх). Сова осмысливалась тюрками двойственно. С одной стороны, она воспринималась как представитель демонов, противодействующий негативным явлениям, с другой стороны ее обожествляют, приписывая черты покровителя.

Таргитай в скифской мифологии не только воплощение триединого «среднего» мира, но и воплощение первого человека-прародителя скифов. Этот факт хорошо согласуется с наличием, среди наиболее часто изображаемых на изваяниях атрибутов фаллоса, характеризующего «телесный низ» как производящую, порождающую зону статуарного изображения. Изображение фаллоса в тюркских каменных изваяниях свидетельствует об определенном телесном каноне: отношение к наготе, эстетическим и этическим категориям.

В мифе о Думузи и Инанне - Инанна, спустившись в подземный мир при проходе через каждые врата лазуритового храма Эрешкигаль теряет по частям царские одежды и драгоценности. Пройдя через седьмые врата, она предстает обнаженной перед богиней подземного царства и семью его судьями, которые смотрят на нее «смертоносным взглядом». От всего этого Инанна становится бездыханным телом. Идея наказания за нарушение норм морали отражена и в тюркской легенде о возникновении о. Иссык-Куль. Здесь Всевышний, возмущенный распущенностью и развратом жителей города, в одну ночь в наказание погрузил цветущий город в воду. На этом месте, согласно легенде, и существует с тех пор озеро Иссык-Куль.

Осознание окружающей Вселенной, с одной стороны, начиналось с оформления образной картины мира, почти неотделимой от художественного творчества. С другой стороны, - небесные указатели использовались в практической кочевой жизни, в удовлетворении хозяйственных и духовных нужд общества. Главным образом эти цели и стимулировали уточнения наблюдения за небом. В изображении изваяния из Киргизского Алатау, помимо традиционных черт, интересна одна деталь: линии на «голове», нанесенные пунктиром, которые точно соответствовали схеме курганов с грядками, возводившимися определенной и замкнутой кастой жрецов. В данном изваянии вершина «шапки» соответствует положению кургана. «Верхняя губа» - ориентированный камень. Пунктирные линии продолжаются от точки «уши» предположительно на запад.

В редких случаях в рельефе статуарных изображений встречаются знаки, семантика которых трудночитаема. И. Кастанье сообщал, что в музее г. Оренбурга хранится «баба» высотою 1,3 м.

Примечательно, что у «шеи» изображен образ, который «имеет вид сердца или пикового туза» с двумя или тремя поперечными линиями. Предполагается, что в данном образе каменотес-ваятель изобразил центральноазиатское ритуальное изделие, имеющее форму почки. Это изделие обычно вытачивалось из мягкого темного камня (стеатита), украшалось по краям процарапанным орнаментом, в виде серии заштрихованных в косую сетку треугольников, и предназначалось для гадания.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

В рамках данной работы автор попытался на основе изучения археолого-этнографических данных очертить круг проблем семантики тюркских статуарных изображений, выявить дальнейшие пути исследования знаковых систем духовной культуры тюрков, а также рассказать о различных изобразительных приемах и способах передачи позы каменных изваяний средневековья.

СПИСОК ИСПОЛИЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы.

2. Амброз А. К. Кинжалы VI-VIII вв.

3. Арсланова Ф. Х. Каменные изваяния Верхнего Прииртышья.

4. Кызласов Л. Р. История шаманских верований на Алтае.

5. Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния.

6. Чариков А. А. Каменные скульптуры средневековых кочевников Прииртышья // Археологические исследования древнего и средневекового Казахстана.

7. Чариков А. А. Новые находки средневековых изваяний на территории Казахстана.

8. Чариков А. А. О локальных особенностях каменных изваяний Казахстана.

9. Чариков А. А. Раннесредневековые скульптуры из Восточного Казахстана.

10. Чариков А. А. Изобразительные особенности каменных изваяний Казахстана.

11. Чариков А. А. Группа скульптур из Джамбула.

12. Журнал «Вестник Северо-Казахстанского унивеситета»