Российско-германские отношения перед ВОВ

1.1. Цели и задачи данного исследования, хронологические рамки рассматриваемого периода

2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

2.1. Расширение торговых связей между Германией и СССР (начало 30-31 января 39 г.)

2.2. Начало политических переговоров между Германией и СССР (1февраля 10 мая 1939г)

2.3. Подготовка пакта о ненападении между Германией и СССР (11 мая - 20 августа 1939 г.)

2.4. Рождение пакта Гитлера-Сталина (21 - 23 августа 1939 г.)

2.5. Осложнение германо-советских дипломатических отношений (сентябрь 1939 г. - 22 июня 1941 г.)

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роль германо-советских дипломатических отношений в международной политике.

1. ЦЕЛИ И ЗДАДАЧИ ДАННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ РАССМАТРИВАЕМЫХ ПЕРИОДОВ, ИХ ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ

Канун второй мировой войны по сей день остается темой дня бесчисленных публикаций. Это неудивительно. Основная причина этого в том, что в советской исторической науке в данное время не обсуждались все подробности политического кризиса перед войной, не достаточно подробно исследовались советско-германские отношения данного периода. Основное событие 39г.- пакт, заключенный между обоими странами 23 августа 1939 г., называется «Жизненной необходимостью» для России, давшей стране передышку, которому давалась вполне правомерная оценка. О приложенных к пакту секретных протоколах ничего не говорилось. Начало на кой положила речь Сталина И.В. на следующий день после подписания договора (о приложениях ничего естественно не было сказано), в которой говорилось, что пакт - это мирный акт, несомненно, будет содействовать облегчению напряжения.

Первый период, охвативший первый месяц нового 1939 г. (1 января - 31 января) ознаменовался расширением торговых связей между Германией и Россией на основе экономического соглашения, заключенного в 1938 году. Дипломатические переговоры на данном периоде базировались лишь на экономическом сотрудничестве. Политическая сторона советским правительством отвергалась. Инициатива в нормализации отношений принадлежала, безусловно Германии. Советское правительство долгое время не предпринимало конкретных шагов, его внешнеполитический курс не изменился, продолжались взаимные нападки в печати.

Однако вскоре советская сторона обратила должное внимание на так называемое «сватовство» Германии. Это ознаменовало собой переход отношений на новый этап развития - политических переговоров, он начался с февраля 1939 г. и длился до 10 мая. Эти изменения возникли в связи с изменившейся внешнеполитической обстановкой в мире. Оккупация Польши и Чехословакии фашистскими войсками, хоть и не произвела того шока как на западные державы, заставила сделать советское руководство выводы. Именно отсутствие каких-либо конкретных действий со стороны Англии и Франции к агрессору заставило правительство начать прорабатывать так называемый «запасной вариант» на случай. Если попытка создания коллективной безопасности в мире не приведет к успеху. Следующим шагом навстречу советско-германскому сближению была отставка Литвинова, который активно выступал за создание такой системы безопасности. Таким образом, Германии был дан недвусмысленный намек, что советское правительство готово к сотрудничеству. Характерная черта в дипломатических отношениях данного периода - это зондажи по дипломатическим каналам через третьих лиц. Германская сторона такую работу возложила на собственного агента разведки П. Хлейста, проводили зондажи Шнурре и Вайцзенкер. До советской стороны информация доходила через Мерекалова и Астахова (работников полпредства).

Период с 11 мая по 20 августа стал непосредственной подготовкой к созданию пакта, когда обе стороны были уже действительно готовы оформить свои урегулированные отношения. Заинтересованность в совместных соглашениях выражала теперь не только Германия, но и СССР. Для этого периода характерна не только активизация работы по дипломатическим каналам, но и контакты на высшем уровне: Риббентроп - Молотов, Сталин - Гитлер. Возникло определение «политическая база», которое подразумевало под собой определенные политические требования. При этом советское правительство стремилось отделить экономическое сотрудничество от политического, в отличии от Гитлера, который стремился к сотрудничеству на широкой основе. И выдвинутые в связи с этим предложения о сотрудничестве, взаимное невмешательство во внутренние дела, отказ от политики, идущей вразрез с жизненными интересами страны (т.е. нейтралитет СССР и отказ от участия в соглашении между Англией и Францией). Советское правительство на этом этапе еще возлагало надежды на успешные переговоры с западными странами, поэтому торопилось связывать себя обязательствами предложенными Германией. Неоднократно предложения немецкой стороной политической преамбулы или приложения секретного протокола советской стороной отклонялись.

Однако середина августа стала поворотным моментом в развитии отношений обоих стран. Затяжка в переговорах с западными странами заставила советское правительство еще более серьезно обдумать возможность заключения соглашения с фашисткой Германией. Неожиданно события стали разворачиваться с необычной быстротой: произошел обмен пожеланиями, наметились конкретные мероприятия по развитию отношений, советская сторона предполагала уже возможность заключения секретного приложения. До сих пор историками ведется поиск причин, повлиявших настоль неожиданный поворот событий. Как одну из главных указывают попытки о создании системы коллективной безопасности. 21-23 августа пакт о ненападении между СССР и Германией был заключен.

Следующим актом в развитии германо-советского сотрудничества стало заключение договора о дружбе и границе (28 сентября 1939 года). Если раньше инициатива исходила от Германии, то на данный момент, обеспокоенное военными успехами верхмата, советское правительство само предложило урегулирование территориального вопроса, и вписало в формулировку договора фразу о дружбе и добрососедстве.

Заключительным этапом в развитии дипломатических отношений периода 39- 41 гг. стало их охлаждение и ухудшение, начавшееся с поздней осени 1939 года. Причина, по-видимому была в том, что Гитлер, заручившись нейтралитетом России и сделав важные территориальные приобретения, не желал идти на дальнейшее выполнение обязательств и действовал вопреки договоренностям. Пример тому – заключение Тройственного пакта вопреки ст. IV договора о ненападении. А вскоре и вовсе германское руководство потеряло всякий интерес к сотрудничеству с СССР, т.к. в разработке уже находился план «Барбаросса» и оставалось лишь соблюдение видимости действия договоров. Советское правительство возлагало большие надежды на сотрудничество с Германией и не смотря на грубые нарушения со стороны Германии продолжало выполнять принятые на себя обязательства.

2.РАСШИРЕНИЕ ТОРГОВЫХ СВЯЗЕЙ

МЕЖДУ СССР И ГЕРМАНИЕЙ

(НАЧАЛО ЯНВАРЯ 1939 - 31 ЯНВАРЯ 1939 Г.)

Тяжелое положение, в которое Гитлер вверг немецкую экономику, представляло собой благодатную почву для предложений о взаимовыгодной торговле с Советским Союзом. А инициатива являлась следствием размышлений немецкого посла в Москве Шуленберга о том, «что необходимо воспользоваться изоляцией Советского Союза, чтобы заключить с ним соглашение, первой ступенью которого была бы договоренность о товарообмене и предоставлении новых значительных кредитов».

Посол граф Фридрих Вернер фон Шуленберг (1875 - 1944), занявший пост посла в Москве 1 октября 1934 г., служил на Вильгельм штрассе при трех формах государственного правления.

Положение посла национально-социалистическое Германии в Сталинской России было во многих отношения значительно труднее его коллег в западных столицах. Не говоря уже о серьезных внешнеполитических трениях, которые приходилось сглаживать и улаживать.

Определенная заинтересованность в Германии существовала и у советского руководства. Советский Союз, оказавшись в изоляции стремился усилить свой военный потенциал. Для этого ему нужна была иностранная помощь, и, прежде всего, немецкая технология. В то же время, набиравшая высокие темпы военная промышленность Германии испытывала большею потребность в сырье, а немецкое население - в обеспечении продовольствием, прежде всего пшеницей. В то же время, оживление торговых и экономических отношений обещали временное ослабление жесткого курса германо-советской конфронтации.

Потребность Германии в сырье одержала верх над политическими сомнениями. 19 декабря 1935 г. неожиданно быстро произошло подписание протокола о продлении германо-советского экономического договора. Переговоры продолжались и в новом 1934 году. 10 января 1939 года Мерекалов лично обратился к руководителю отдела экономической политики МИД Эмилю Вилю с просьбой принять его, чтобы передать заявление своего правительства и относительно предложения Германии о кредитах. «Перед этим Советское правительство получило тревожное сообщение из Варшавы, свидетельствовавшее о совместных германо-польских планах, направленных против СССР. Советское правительство к этому моменту осознало важность этих совещаний, но не знало о польской сдержанности и было заинтересовано в том, чтобы помешать германо-польским договоренностям. Однако правительство СССР выдвинуло ряд своих условий - что переговоры будут проходить в Москве и что с Германской стороны будут сделаны некоторые уступки (в отношении начисления процентов на кредиты, гарантий на случай убытков, цен и сроков поставок). Ответственность за проведение переговоров с СССР с Германской стороны была возложена на Э.Виля. Докладные записки Виля, при всей субъективности изложения, самым решающим образом способствовали повороту в германо-советских отношениях.

Вечером 12 января 1939 г., во время новогоднего приема дипломатического корпуса в здании имперской канцелярии, Гитлер вопреки своим прежним обычаям (раньше он регулярно игнорировал присутствие советских представителей) сделал жест, ставший тогда «сенсацией». Фриц Видеман, адъютант Гитлера и свидетель тех событий, так описал эту сцену: «Гитлер приветствовал русского полпреда особенно дружелюбно и необычно долго беседовал с ним. Взгляды всех присутствующих были направлены на них... В этот день русский стал центральной фигурой дипломатического приема...»

Несмотря на то, что содержание беседы не было столь важным, не только международная общественность, но и советская сторона восприняла жест Гитлера как сигнал его готовности изменить существующее напряженное положение, как первое проявление заинтересованности в германо-советском сближении.

Однако опасения советского правительства вызывали планы Гитлера относительно марионеточного государства Закарпатской Украины. Этот восточный уголок чехословацкого государства он хотел превратить в плацдарм против Советской Украины. В первые же недели после появления этого едва жизнеспособного государственного образования Гитлер начал планировать создание «Великой Украины».

Но кроме Германии свои притязания на закарпатскую Украину высказывали Польша и Венгрия. Гитлеру пришлось признать, что ему следует учитывать интересы одной из этих стран, чтобы не создавать лишних врагов. Понимание в отношении планов Гитлера стало проявлять венгерское правительство.

В беседе с польским министром иностранных дел Беном (5 января 1939 г.) Гитлер, намекая на притязания Венгрии, подчеркнул, что он не намерен допустить Польшу к дележу территории Закарпатской Украины.

Весьма вероятно, что Гитлер, зная о советском беспокойстве, вызванном его планами создания «Великой Украины», хотел любезным обращением с Мерекаловым произвести впечатление, будто у него нет никаких намерений относительно Украины. Кроме того, этим маневром Гитлер хотел припугнуть Польшу заболевшую «манией величия» и продемонстрировать ей возможность немецко-русских действий против Польши. Таким образом, Гитлер надеялся одним ходом сделать поляков уступчивее, а русских - доверчивее.

Одновременно Риббентроп, испытывая давление со стороны своих экспертов по вопросам экономики, попросил согласия Гитлера начать новые, решающие переговоры. Военно-промышленный сектор во главе с Герингом высказывался по этому вопросу однозначно: без советского сырья - будь то прямой вывод с оккупированной Украины или урегулированный договором советский экспорт - дальнейшие наращивание производства вооружений невозможно и, следовательно, о конфронтации с западными державами вообще нечего и думать.

Итак, Советское правительство из дружелюбного разговора Гитлера с Мерекаловым вынесло впечатление, что он не заинтересован в Украине и не имеет агрессивных намерений против СССР, а, напротив, хочет видеть улучшение отношений, на это положительно среагировали средства массовой информации. В соответствии с секретной информацией разведывательных служб Гитлер пока отложил осуществление своего плана наступления на восток, с тем, чтобы отправить на запад. А для этого ему были необходимы сырьевые источники, которые мог предоставить Советский Союз. Но более тесное экономическое сотрудничество между обоими странами (на это рассчитывала германская дипломатия в России) могло стать первым шагом по пути стабилизации внешнеполитического развития в Восточной Европе. Нет сомнения в том, что свое влияние в Берлине Шуленберг использовал именно в этом направлении.

Министра иностранных дел Риббентропа шокировали сообщения западной прессы об отъезде немецкой торговой делегации в Москву, Шнурре, которой 30 января должен был встретиться с Микояном, отзывался обратно в Берлин. Советское правительство расценило поступок Германии как «пощечину».

Когда в первые дни февраля 1939 года в министерстве иностранных дел прошел слух о том, что разгневанное руководство подумывает даже о разрыве германо-советских отношений, Эмиль Виль снова проявил инициативу. В тот же день он пригласил Полпреда Мерекалова, чтобы, несомненно, как-то оправдать не подобающее поведение немецкой стороны и не дать замереть германо-советскому диалогу.

НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕГОВОРОВ

(1 ФЕВРАЛЯ - 10 МАЯ 1939 ГОДА)

Первая беседа 10 февраля Шуленберга и Микояна не принесла успеха. Посол лично передал новому наркому германский проект соглашения о кредитах, но не встретил взаимопонимания. Советское правительство лишь выразило готовность продолжать поставки сырья примерно в прежних объемах.

В феврале - марте 1939 года тревога Москвы по поводу непосредственной угрозы со стороны Германии улетучилась. В тот момент, когда казалось, что советское правительство преодолело свои сомнения, дипломатические попытки начать широкие экономические переговоры вновь потерпели фиаско. 8 марта 1939 года, когда Гитлер приказал оккупировать Польшу и пришить «польский вопрос» военными средствами, Вилю пришлось сообщить послу Шуленбергу, что в настоящее время изучается вопрос о целесообразности продолжения переговоров. Переговоры следовало не «прерывать полностью», а «оттягивать» до тех пор, пока не представится возможность их возобновить.

Оккупация Чехословакии (15 марта 1939 года) и создание Протектора Чехии и Моравии военными силами Германии, «шокировали, но, вероятно, не застали совсем врасплох» Советское правительство. Оно не испытало того потрясения, которое ощутили западные государственные деятели в связи с тем, что рейх перешел от «политики национальной экспансии к агрессии».

Не произвело на Советское правительство никакого впечатления и наступившее в Париже и Лондоне осознание того, что после оккупации Праги Мюнхенское соглашение больше не существует, что Гитлер растоптал надежды западных демократов. В оккупации Праги германским вермахтом оно видело «полное нежелание Гитлера считаться с Англией или Францией и уважать взятые на себя обязательства».

18 марта в Москве германскому послу была вручена ната в которой говорилось, «что Советское правительство не может признать законным государственно-правовые изменения в Чехословакии, ибо они были осуществлены без всенародного референдума». Вместе с тем в ней содержались заверения в глубоком уважении к послу графу фон Шуленбергу.

С 23 марта английский министр внешней торговли сэр Роберт Гудзон вел в Москве экономические переговоры с Молотовым и Микояном. Перед Гитлером вновь замаячила угроза британской блокады Германии.

В министерстве иностранных дел в первые дни апреля, когда там находился Шуленберг, интенсивно обсуждался вопрос о возможностях сближения с Россией. Риббентроп приказал своему референту по польскому и русскому вопросам и, вероятно, невольному агенту советской разведки Петеру Клейсту «улучшить личные отношения с сотрудниками советского посольства». По этому указанию Клейст провел первый зондаж у советника полпредства Георгия Астахова. Но видимо намеченной цели в ходе беседы так и не достиг. Советское правительство все еще возлагало свои надежды на создание коллективной системы безопасности.

С начала апреля 1939 года после захвата Албании Италией Москва развернула с печати новую компанию за создание «прочной системы коллективной безопасности против фашисткой агрессии» и возрождение идеи о коллективном фронте обороны. В западных столицах главы правительства Невил Чемберлен и Эдуард Даладье испытывали давление со стороны оппозиции общественного мнения и дипломатических служб своих стран. Особенно настойчиво дипломаты предостерегали от подталкивания Сталина в объятия Гитлера. С точки зрения малых стран Центральной и Восточной Европы, которые после потрясения Мюнхена чувствовали себя покинутыми великими державами, наступили, наконец радикальные перемены «Европа, казалось, проснулась, чтобы перед лицом опасности вновь продемонстрировать свое единство и солидарность».

На стороне западных держав выступили также США, направив 14 апреля Гитлеру и Муссолини послание президента Рузвельта.

Первым шагом, отражавшим вновь пробудившийся интерес к системе всеобщей безопасности, явилось возобновление французское предложение, а 15 апреля - первая английская нота. В ней со ссылкой на обещание поддержать страны, независимость которых окажется под угрозой, высказанное Сталиным на XVIII съезде партии, содержался призыв присоединиться к англо-французскому заявлению о гарантиях.

Вместе ответа 17 апреля Литвинов передал послу Сидсу (а 18 апреля Майский Галифаксу) советское, детально проработанное, контрпредложение относительно заключения пакта между Англией, Францией и СССР. Речь шла о заключении договора о взаимной военной помощи трех великих держав сроком на пять - десять лет. Подобное предложение поставило западные державы перед трудным выбором.

В России по наблюдениям западных наблюдателей складывается жесткий командно-административный режим. Во внешний политике советского руководство мыслило субъективно, верх брали эмоции и стереотипы, а не трезвый рассудок. Именно эта непредсказуемость перед решениями правительства СССР во внешний политике и внутри страны отталкивала прогрессивные страны Запада от сотрудничества. М.М. Литвинов в свое время проводил огромную дипломатическую работу в деле установления нормальных отношений со странами Запада. Основная его ставка была на выработку системы коллективной безопасности. Однако в условиях разрастания фашизма политика мирного сосуществования с капиталистическими державами проводилась довольно непросто. Идеи Мюнхена «выжить за счет другого» все сильнее давили во внешнеполитической дипломатии многих стран. То, что Мюнхен оказал далеко идущее воздействие на курс СССР, не подлежит сомнению. В марте 1939 г. в дни XVIII съезде ВКП (б) в докладе Сталин потребовал «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». А во время Ялтинской конференции спустя несколько лет в 1945 г. он сказал Ч. Черчелю». ... если бы не было Мюнхена, не было бы и советско-германского пакта».

Опасаясь сближения между СССР, Англией и Францией Германия начала готовится к первому дипломатическому Контакту. Предлогом служили интересы торговой политики СССР. Перед этим советский полпред Мерекалов посетил руководителя отдела экономической политики Виля, чтобы передать ему вербальную ноту и соответствующий меморандум своего правительства с протестом против прекращения договорных поставок в СССР военной продукции чешского завода «Шкода». Хотя советское ходатайство (последовавшее сразу за оккупаций Чехословакии) о сохранении в силе существующих договоров и было удовлетворено, однако после подписания директивы к плану «Вайс» поставки вновь прекратились. Гитлер не желал экспортировать в СССР продукцию, необходимую для собственной оборонной промышленности. Беседу с Мерекаловым проводил статс-секретарь Вайцзеккер. О сути разговора говорят две докладные записки составленные им. По мнению Вайцзеккера советской полпред в беседе с ним сам проявил инициативу к сближению обоих стран. Но тщательный анализ сохранившихся документов говорит о том, что статс-секретарь, скорее всего неправильно истолковал слова Мерекалова и принял желаемое за действительное. Мерекалов А.Ф. зафиксировал желание Германии иметь принципиальные политические разногласия с СССР. Все же она хочет развивать с ним экономические отношения.

Кроме того, Мерекалов, видимо привез в Москву информацию о плане «Вайс». Таким образом, скок германо-польского столкновения приближался, и советское правительство оказалось перед настоятельной необходимостью принять решение.

Первая беседа Шуленберга и Молотова не принесла успеха. Посол лично передал новому наркому германский проект соглашения о кредитах, но не встретил взаимопонимания. Советское руководство лишь выразило готовность продолжать поставки сырья примерно в прежних объемах. Шуленберг изложил желание Берлина командировать в Москву Ю. Шнурре для «Экономических переговоров».

Вскоре министерство иностранных дел Германии предприняло вторичный зондаж в советском полпредстве. На этот раз беседу вели советник МИД Германии Шнурре и советский полпред Астахов. Шнурре начал разговор с заявления о том, что «отвечая на запрос посла от 17 апреля, мы заявляем о своем согласии с выполнением поставок в Советский Союз в соответствии с договорами, заключенными с фирмой «Шкода».

В беседе по текущим торговым делам 15 мая Астахов, согласно записи Шнурре, отметил недоверие советской стороны и подчеркнул, что изменившийся тон германских средств массовой информации может означать всего на всего тактическую паузу. Он говорил о «четко выраженном ощущении угрозы со стороны Германии». Вместе с тем, он дал понять, что «нет никаких внешнеполитических противоречий между Германией и Советским Союзом», что не исключена «возможность изменения германо-советских отношений».

«Немцы стремятся создать впечатление о наступающем или даже уже наступавшем улучшении германо-советских отношений. Исчезла грубая ругань, советские деятели называются их настоящими именами и по их официальным должностям без оскорбительных эпитетов».

ПОДГОТОВКА ПАКТА О НЕНАПАДЕНИИ

(18 МАЯ – 20 АВГУСТА 1939 ГОД)

а) Германская инициатива в заключении пакета (11 мая)

Вначале лета в советско-германских дипломатических отношениях наступало некоторое оживление. Причиной тому многие исследователи приписывают безрезультатные трехнедельные переговоры с Англией и Францией. Ответом на них послужила публикация 11 мая 1939 г. в «Известиях» передовой статьи «К международному положению». Статья отражала новые советские оценки планов государств «ОСИ». Донесения разведки уточняли, что Гитлер планировал вести войну в три этапа: за блицкригом Польши следовал поход на запад, а позднее решающая схватка с СССР. Можно предположить, что советское правительство к тому времени пришло к выводу: первоочередные германские планы затрагивали советские интересы косвенно, и Гитлер включал позицию Советского Союза в свое военное планирование на ближайшую перспективу, как важный, решающий фактор.

В этот трудный период внешнеполитической переориентации германский посол, все еще находившийся на совещании в Берлине, передав 17 мая Советскому правительству о встрече в возможно короткий срок.

Как записал Шуленберг, Нарком отвел попытки немцев использовать экономическую проблематику для «каких-то целей», выходящих за рамки отношений с СССР, и подчеркнул, что советская сторона вступит в экономические переговоры не раньше, чем этого сложится подходящая политическая основа.

Во время беседы Шуленберг был необычайно скованным, проявлял сугубую осторожность в разговоре, Молотов отвечал резко с иронией.

«Подозрение» и «старое советское недоверие» к немецкой тактике и целям – так охарактеризовал посол реакцию Молотова. Шуленберг долго пытался убедить его в том, что у германского правительства есть» определенные желания урегулировать экономические отношения с СССР, на это я ответил, что мы пришли к выводу о необходимости создания соответствующий политической базы для успеха экономических переговоров. Без такой политической базы, как показал опыт переговоров с Германией, нельзя разрешить экономических вопросов».

Важные моменты свидетельствуют, однако, что, во-первых, стремление к «политической базе» являлось выражением принципиальной советской потребности в прочных связях. В новой ситуации советское правительство не хотело больше мириться с капризами немецкого зигзагообразного курса, с бесцеремонным отношением к себе и с насмешками в иностранной прессе.

Обмен товарами и технологиями, в которых СССР теперь, как никогда раньше, действительно нуждался для развития своей оборонной промышленности, не должен был, как прежде, «висеть в воздухе», его следовало поставить на упорядоченную и надежную основу. Во-вторых, за стремлением к «политической базе» могло скрываться намерение поддерживать переговоры, в какой-то мере способствовать стабилизации отношений и тем самым предупредить новые неожиданные потрясения. В Берлине эту формулу не без основания истолковали как выражение минимального сомнения относительно «существования политической базы для возобновления переговоров. Шуленберг с этой поры стал употреблять выражение «политическая база», настаивая на том, чтобы нарком более подробно изложил желания и намерения советского правительства. Посол изложил свои пожелания на счет «политической базы» в докладе Риббентропу, но в лихорадочной и нервозной атмосфере Вильгельмштрассе, его предложения не встретили понимания. На данный момент Риббентроп еще не считал, что нужно бороться за «благосклонность Сталина», ибо поступившие из-за границы сообщения казались ему благоприятными. В Англии премьер-министр Чемберлен как раз 20 мая пришел к выводу, что он скорее «подаст в отставку, чем заключит союз с Советами», а полпред Майский заявил в газете «Таймс», «что в свете последних английских высказываний у его правительства нет никаких оснований на подписание соглашения». Встреча между Гагифаксом и Боннэ / Деладье, состоявшаяся в тот же день в Париже, не обещала единства в ближайшее время, хотя французская сторона, ссылаясь на опасность полного советского поворота, настаивала на заключении соглашения между тремя государствами. Из Японии посол Отт докладывал, что военный министр Итагаки теперь, девять дней спустя после начала Японией военных действий на монгольской границе, неожиданно сообщил о решении вступить в запланированный военный пакт. Беседы, проведенные Риббентропом и Гитлером с министром иностранных дел, в известной степени гарантировали, что прибалтийские государства будут послушно держаться германских интересов.

Под впечатлением этих представлений о собственной силе Риббентроп просто не воспринял серьезно позицию Шуленберга, а решил при первой же возможности отстранить «закостенелого» и излишне принципиального посла, а в качестве посредников для контактов использовать частных промышленников.

Гитлер, как видно, воспринял доклад Шуленберга более серьезно, боялся, что из Москвы последует отказ, о том, как менялось его отношение с СССР, свидетельствует его доклад 23 мая на совещании в рейхсканцелярии, где он умышленно вычеркнул Россию из списка своих врагов. До этого момента Гитлер колебался, но когда Чемберлен 24 мая заявил, что по важным пунктам с Советским Союзом в общих чертах достигнута договоренность, Гитлер решил сделать еще один шаг к сближению. В тот же день Вайцзеккер получил указание узнать через посольство в Москве, когда полпред Мерекалов возвратится в Берлин. Смысл поручения был ясен: в Берлине на высоком уровне, в обход германского посольства в Москве, задумали предпринять еще одну попытку воспрепятствовать переговорам трех держав путем тактического сближения с Советским правительством. 25мая Шуленберг ответил, что Мерекалов, будучи депутатом, участвует в заседаниях Верховного Совета, которые продлятся десять дней. Это было преувеличение, т.к. сессия Верховного Совета намечалась на период с 25 по 31 мая. Шуленберг намеренно не пытался ускорить германо-советский диалог, полагая, что его быстротечность могла лишь навредить установлению дипломатических контактов.

На следующий день, очевидно догадываясь о планах посла Риббентроп передал Шуленбергу предписание проявлять больше активности, если не удастся «быстро добиться» беседы с Молотовым, провести ее с Потемкиным, или организовать через Хильгера и Микояна. Прогресс в переговорах относительно англо-франко-русского союза серьезно озаботил Риббентропа. Не обращавший ранее внимания на доклады Шуленберга из Москвы, на данный момент министр иностранных дел подхватил в свои руки инициативу в установлении контактов с СССР.

На этот раз сомнения в своевременности диалога охватили Гитлера. Видя колебания фюрера, Риббентроп стал искать поддержки у союзников. Однако, они тоже отнеслись к идее «навязчивого сближения» отрицательно. Не одобрил Гитлер и инструкции, посланной в Москву Шуленбергу. Вайцзеккер в тот же вечер, 26 мая, телеграфировал послу, что, несмотря на имевшиеся другие соображения, в силе остается прежнее «распоряжение об абсолютной сдержанности».

Но уже 27 мая новые известия о продвижении англо-франко-русских переговоров заставили изменить решение. Риббентроп стал добиваться согласия Италии на прямое посредничество в Москве в интересах Германии. В отказе Японии он не сомневался.

Утром, 30 мая, по просьбе Вайцзеккера, на Вильгельмштрассе пришел Астахов. Беседу предполагалось провести относительно торгового представительства в Праге, однако проблема интересовала немецкую сторону не сама по себе, а как повод к дальнейшим разговорам. Вайцзеккер, отметив, что политику и экономику нельзя разделить, согласно немецкой протокольной записи заявил следующее: «В немецкой политической лавке России предоставляется довольно разнообразный выбор – от нормализации отношений, до непримиримой вражды» и добавил, что « украинский вопрос снимается», что сей вопрос, есть порождение польской, а не германской политики. Советская сторона на предложение Германии о сотрудничестве реагировала сдержанно. В конце беседы Вайцзеккеру удалось заручиться обещание Астахова проинформировать во всех подробностях об этом разговоре правительство. Как показывают документы, данная попытка с предложением изменении германской тактики. Послу вменялось держаться следующей схемы – за исходную точку контактов выдавать советское ходатайство, предоставить торговому представительству СССР в Праге статус филиала торгового представительства в Берлине. К рассмотрению этого вопроса подключился имперский министр иностранных дел, который предоставил доклад фюреру: нормализация отношений возможна при наличии обоюдной заинтересованности.

31 мая в Москве Молотов произнес свою первую речь, которую ожидали во всем мире. Нарком иностранных дел обрисовал изменения в международной обстановке после Мюнхенского соглашения.

Молотов представил подробные сведения о состоянии англо-франко–советских переговоров. Предстоящего решения требовал вопрос о гарантиях третьих стран

« Ведя переговоры с Англией и Францией, - сказал Молотов, мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей с Германией и Италией. Еще в начале прошлого года по инициативе германского правительства начались переговоры о торговом соглашении и новых кредитах. Тогда со стороны Германии было сделано предложение о предоставлении кредита в 200 миллионов марок. Поскольку об условиях соглашения мы не договорились, то вопрос снят. В конце 1938 г. германское правительство вновь поставило вопрос об экономический переговорах. При этом с германской стороны была выражена готовность пойти на ряд уступок… Переговоры… были прерваны. Судя по некоторым признакам, не исключено, что переговоры могут возобновиться».

Слушавшие речь послы обеих стран «ОСИ», Шуленберг и Россо, которые присутствовали в комиссии, сделали из казанного вывод, « что Советский Союз, невзирая на сильное недоверие, и впредь готов заключить договор с Англией и Францией, если все его требования будут приняты».

Вскоре к установлению более тесных связей с Россией был подключен Густав Хильгер – « культурный русский», с самого зарождения Советского государства лично знавший его высших руководителей, имел хорошие отношения с Микояном.

Беседа Хильгера с Микояном состоялась в четверг, 2 июня. В этот день Советское правительство после тщательных консультаций и в ответ на предложение западных держав от 27 мая представило готовый проект соглашения. Однако спорным остался вопрос о прибалтийских государствах. Чтобы урегулировать его английское правительство направило в Москву молодого сотрудника Форинофиса Уильяма Стренга. Его полномочия были также ограничены, как и способность вести переговоры, все это еще более усугубило советское недоверие.

На таком фоне прошло зондирование Хильгера в Наркомате внешней торговли СССР. В беседе Микоян высказал Хильгеру, что нерешительный и резко меняющийся стиль поведения германской стороны «поставил его в очень неловкое положение» перед правительством, вследствие чего он «потерял охоту и желание разговаривать по этому вопросу».

Изучение предложения о возобновлении экономических переговоров, даже если отставить в стороне неопределенность и лежащий в их основе политический расчет гитлеровского правительства, должно быть, поставило Советское правительство перед трудными вопросами. С одной стороны, хотелось воспользоваться предложенными выгодными кредитами, и была нужда в технологии для создания и развития военной промышленности, а с другой Советское правительство не было заинтересовано в том, чтобы снабжать Германскую военную промышленность важным в военном отношении сырьем.

А поскольку оно составляло основу германских интересов, то это обстоятельство ограничивало советскую готовность к переговорам. Немецкие военные планы на западе и востоке заставляли быть максимально сдержанными.

Германскому руководству было известно, что для «собственного воинского и промышленного развития Россия сама нуждалась в большинстве видов сырья, включая нефтепродукты и марганец, которые Германия хотела бы импортировать, и что, кроме того, Россия в последние два года не выражала желания поставлять крупные партии материалов, которые прямо или косвенно способствовали бы увеличению военной мощи Германии…Немецкая сторона в свою очередь не было расположена поставлять России военные материалы, станки и другие изделия, предназначенные для создания промышленности по выпуску боеприпасов.

7 июня в затяжной процесс зондирования включился Карл Шнурре, руководитель восточноевропейской рефернтуры отдела экономической политики МИД. После предварительной беседы Хильгера с Микояном, обе стороны казалось пришли к согласию. Однако Хильгера неожиданно вызывавают в Берлин. При возвращении в Москву, проведенные в Микояном беседы оказались безрезультатными.

Тем не менее, заинтересованные круги в Берлине очень надеялись на заключения торгового соглашения. Его перспективы сильно увле