Двуречье в период господства Аккада и Ура

Объединение Двуречья под властью царей Аккада

Потребность в более эффективном использовании уже существовавших мест­ных ирригационных систем, а также в дальнейшем развитии искусствен­ного орошения неизбежно приводила к необходимости политического объединения Двуречья, с тем, чтобы регулирование течения рек Тигра и Евфрата можно было осуществлять в масштабе всей страны. Другой при­чиной, требовавшей политического объединения, была необходимость создания условий, облегчающих развитие обмена и торговли, как внутренней, так и внешней. Наконец, господствующий класс рабовладельцев был заинтересован в координации своих усилий, направленных на удержание в подчинении государственно-храмовых и частных рабов, а также беднеющих свободных общинников. В объединении страны был заинтересован и простой народ, страдавший от бесконечных войн.

Лугальзаггиси мог победить Лагаш, лишь объединив силы ряда соседних городов-государств. Однако, так и не завершив уничтожения Лагашского государства, Лугальзаггиси должен был вступить в борьбу с другим врагом, появившимся на севере, а именно с внушительными силами госу­дарства Аккада и его царя Саргона.

В борьбе за власть над Двуречьем Лугальзаггиси имел первоначально несомнен­ный успех. Он распространил своё господство почти на весь Шумер и сделал своей столицей город Урук. На короткое время он, кажется, подчинил своей власти и не­которую часть севера Двуречья и даже соседние страны. По крайней мере, в надписи на нескольких сосудах, которые Лугальзаггиси отдал в Ниппурский храм, он похва­ляется, что завоевал страны «начиная с Нижнего моря (Персидского залива) через Тигр и Евфрат до Верхнего (Средиземного) моря». В эту пору (около 2360 г. до н. э.) север Двуречья был окончательно семитизирован. Характерно, что Лугальзаггиси свою статую, пожертвованную им в храм Ниппура, снабдил надписью уже на семитическом языке

Торжество Лугальзаггиси продолжалось, однако, недолго, и успех перешёл на сто­рону города Аккада Местоположение этого города еще точно не установлено. Пись­менные источники указывают на то, что он находился на левом берегу Евфрата, по-видимому, недалеко от того места, где Евфрат и Тигр наиболее близко подходят друг к другу. Расположенный на скрещении торговых путей с во­стока на запад и с севера на юг, город Аккад должен был играть значительную роль в развитии об­мена и торговли в Двуречье. Имя царя Аккада, Саргон (по-аккад­ски — Шаррукин), означает в переводе «истинный царь», и надо по­лагать, что он принял это имя уже после того, как вступил на пре­стол. Последующая традиция окру­жила личность Саргона, завоева­теля и основателя новой династии, рядом легенд Стихотворная легенда о его рождении и детстве анало­гична легендам, сложившимся позже и о других мифических и исторических деятелях древности, например о Моисее, Кире, Ромуле и др. В этой легенде Саргон гово­рит о себе: «Мать моя была бедна, отца я не ведал, брат моей матери обитал в горах. Зачала меня мать, родила меня втайне, положила в тростниковую корзину, вход зама­зала смолой и пустила по реке».

Дошедшие до нас историче­ские предания рассказывают о пер­вых шагах Саргона на пути к до­стижению престола. По преданиям, Саргон был садовником и виночер­пием Урзабабы, одного из царей Киша, а затем стал царём основанного им города Аккада (около 2369 г.). Очевидно, при слабых преемниках Урзабабы, Саргон, подобно Урукагине и Лугальзаг­гиси, добился самостоятельности города Аккада. Вскоре Саргон выступил защитни­ком Киша, разгромленного и разрушенного Лугальзаггиси.

Об исторических событиях того времени рассказывают нам надписи, дошедшие до наших дней благодаря счастливой случайности Они были вырезаны на статуях и других памятниках, пожертвованных Саргоном и его ближайшими преемниками в храм Ниппура Все эти памятники погибли, но надписи, имевшиеся на них, были ско­пированы каким-то трудолюбивым писцом, который свои записи пожертвовал в биб­лиотеку храма, О Саргоне и его внуке Нарамсине повествуют и позднейшие источники, а также исторические легенды. Так, например, текст из библиотеки ассирийского царя Ашшурбанапала (VII в до н. э.) содержит указания на крупнейшие события того вре­мени Согласно ниппурским надписям, Саргон одержал верх над Лугальзаггиси, победив в битве войско города Урука и 50 других царьков. Разрушив город, привёл пленного Лугальзаггиси в цепях «к воротам Энлиля», т. е., вероятно, нёс его в жертву богу Энлилю. Затем он направился походом на Ур, взял его и ушил городскую стену. Далее он опустошил территорию города Энинмара, который после поражения Урукагины, при Лугальзаггиси, был объявлен главным дом государства Лагаш. Одержав победу над этим городом, Саргон «омыл оружие ре», а на обратном пути разгромил Умму. Свои победы на юге Саргон завершил восстановлением разрушенного города Киша.

Победа Саргона над городами Шумера была облегчена враждой и соперничеством шумерских государств, а также поддержкой шумерской знати, боявшейся восстания народа. Некоторую роль в этой победе сыграло и более совершенное вооружение аккадских войск, в которых имелось большое количество лучников.

Объединив Аккад и Шумер, Саргон стремился закрепить победу, осуществив то, чего ждал от царя господствующий класс Двуречья — упрочения государственной власти и организации успешных грабительских походов против соседних народов. Саргон создал впервые в мировой истории постоянное войско в 5 400 человек.

Это были воины-профессионалы, всецело зависевшие от царя и, несомненно, являвшиеся внушительной силой в руках царской власти.

В целях расширения и укрепления ирригационного хозяйства при Саргоне создавались новые каналы и регулировалась речная система страны в общегосударст­венном масштабе. В интересах дальнейшего развития обмена и торговли была введена единая система мер и весов, система Аккада, которая должна была заменить прежнее многообразие мер и весов различных городов-государств. О значении торговли обмена свидетельствует тот примечательный факт, что уже в это время происходил торговый обмен между городами Двуречья и далёкими городами долины Инда.

Ниппурские надписи, а также и позднейшая историческая традиция сообщают о ряде походов войск Саргона в область Среднего Евфрата, Сирию и в горы Тавра. Дошедшая до нас историческая легенда даёт основание предположить, что и центральные районы восточной части Малой Азии были вовлечены в орбиту влияния новой державы. Ниппурские надписи сообщают о победах войск Саргона и над объединением эламских областей, когда были захвачены в плен их правители и сановники. Те же надписи сообщают о сношениях с островами Персидского залива и Маганом. С обширнейшей периферии рабовладельческое Двуречье стягивает к себе военнопленных, товары, добычу — продукты труда и живую рабочую силу многих народов. Свои победы Саргон увековечил на любопытном памятнике, напоминающем по замыслу и изображениям «Стелу коршунов» Эаннатма.

Царь был окружён большим придворным штатом, в состав которого входили и некоторые представители знати покорённых шумерских и северных городов-государств. Старый дворец был расширен в пять раз, а для помещения многочисленных придворных, говорит легенда, был построен рядом с Аккадом новый город.

Обширное государство поддерживалось значительной частью рабовладельческой знати городов-государств Двуречья, ибо создание такого объединения было в её интересах. Что же касается народных масс Шумера, то они, несомненно, тяготились гнётом Аккадского государства и стремились освободиться от него. Сведения более позднего времени сооб о двух восстаниях всей страны в годы старости Саргона. Последнее восстание, вспыхнувшее в результате голода, поразившего, конечно, беднейшее население, подавил, уже после смерти Саргона, его младший сын Римуш, захвативший в это время стол отца. Ниппурские надписи сохранили сведения о громадных потерях, которые несли мятежники в битвах с Римушем. Тот факт, что были убиты и захвачены в плен тысячи мятежников, говорит о том, что в восстании принимали участие народные массы.

В результате побед Римуша единство державы было на несколько десятков лет обеспечено. Сам же Римуш дал жертвой дворцового заговора, во главе которого стоял, вероятно, его старший брат Маништусу, который, очевидно, решил теперь, после по­давления Римушем восстаний, воспользоваться в качестве старшего сына Саргона своим правом на престол. Пятнадцатилетнее царствование Маништусу не знало мно­гочисленных войн, и поэтому одна и та же его надпись о победе в Эламе повторялась на нескольких памятниках. От времени Маништусу остался большой диоритовый обе­лиск, покрытый надписями на четырёх сторонах. Надписи сообщают о покупке царём земли и в заключение перечисляют свидетелей со стороны покупателя (царя Маништу­су) — 49 граждан Аккада, являвшихся наиболее крупными представителями придвор­ной знати. Среди них назван и какой-то Урукагина — возможно, потомок царя Лагаша.

Своего расцвета государство Аккада достигло во время долгого царствования Нарамсина (2290 — 2254), сына Маништусу. Он затмил двух своих предшественников и в поздневавилонской традиции считался не внуком, а прямым наследником — сыном Саргона. Хотя Нарамсин и продолжал политику, благоприятствовавшую знати, но выдви­жение Аккада — этим именем стал называться теперь и весь север Двуречья — вы­звало недовольство старых городов и в первую очередь древнего Киша, который и воз­главил мятеж против Нарамсина.

Царь Аккада, подавивший восстание и укрепивший единство рабовладельческой державы, требовал себе божеских почестей. В надписях перед его именем ставился знак бога, а на изображениях он украшался короной богов. Титул «царь четырёх стран света», встречавшийся иной раз и в надписях Саргона, теперь становится неиз­менным прибавлением к имени царя, подчёркивая претензии Нарамсина на господ­ство над всеми известными тогда странами.

Действительно, своими походами он захватил большую территорию. Захватни­ческие войны следовали одна за другой. Одна из надписей сообщает о победе Нарам­сина в течение года над девятью вражескими армиями и о пленении трёх царей. В результате ряда походов государство Аккада подчинило мелкие государства и племена Элама. Стела Нарамсина, раскопанная в Сузах, говорит о его победе над луллубеями и другими племенами гор Загра. Область Мари, на среднем течении Евфрата, также подчинилась Аккаду; войска Нарамсина доходили до гор Армении и Курдистана. Надпись царя в храме Лагаша сообщает о его военных успехах в Сирии. И надписи самого Нарамсина и позднейшая традиция сообщают о походе аккадского войска в страну Маган. На сосудах из египетского алебастра была вырезана надпись, ука­зывавшая на то, что эти сосуды являются «военной добычей из страны Маган». Поэтому можно предположить, что название «Маган» обозначает в данном случае Египет и, что завоевательные походы привели аккадские войска к границе Египта. В надписи на статуе Нарамсина, найденной в Сузах, также говорится о победе над страной Маган и над правителем страны Маган по имени Маниум. Возможно, что аккадскому войску действительно удалось одержать победу над каким-нибудь из правителей по­граничных областей Египта и тем самым ускорить ослабление Египетского государства в период падения Древнего царства.

Последние годы царствования Нарамсина, надо полагать, прошли в ожесточён­ной борьбе с враждебными ему силами, поскольку в позднейших текстах отмечается злополучный конец его царствования. Его сын Шаркалишарри унаследовал тяжё­лую борьбу с наступавшими на Аккадскую державу врагами. Одним из них были дви­гавшиеся с запада новые семитические племена амореев; но самая большая опасность грозила со стороны воинственных племён северо-востока — гутеев. Держава, соз­данная завоевательными походами, была непрочна. Наряду с внешними врага­ми подняли голову и внутренние враги; начались мятежи в Двуречье, которые, в конце концов, в сильнейшей степени содействовали распаду государства Аккада.

Государство Аккада действовало в интересах рабовла­дельческой знати, которая держала в своих руках весь об­ширный административный аппарат и направляла его дея­тельность.

В этот период углублялся процесс распада коллективной земельной собственности сельских общин, О том, насколько далеко зашло разложе­ние сельских общин, свидетельствует вышеупомянутая надпись царя Маништусу на диоритовом обелиске. В этой надписи зафиксирована покупка царём больших зе­мельных участков в области города Киша и в области других трёх соседних с ним го­родов. За эти земли царь платил зерном, серебром и иногда — рабами. Как полагает большинство исследователей, эти земли принадлежали родоплеменными или сель­ским общинам; но при оформлении сделки царь имел дело не со всей общиной, а с главами больших семей, которые занимали в этих общинах руководящее положе­ние. Это были группы (в два человека и больше), которые назывались «владыками зем­ли» и «едоками серебра», т. е. теми лицами, которые получали от царя-покупателя плату за землю. Наряду с платой некоторые из «едоков серебра» получали ещё и по­дарки в виде серебряных предметов или одеяний. Из контекста видно, что «едоки се­ребра» были в родстве между собой. О «едоках серебра» в надписи упоминается непо­средственно вслед за указанием размеров и цены земельных участков; как видно, сделку о покупке земли царь заключал только с этими лицами, которые получали для себя («ели», «поглощали») плату за проданную землю. Рядом с ними перечисляются в некоторых случаях «братья владыки поля», т. е. его родственники. Хотя в надписи и не говорится, что эти последние лица тоже получали какую-нибудь плату, но поскольку они упоминались непосредственно за «владыками поля», «едоками серебра», то им, очевидно, тоже причиталось некоторое вознаграждение. На основании надписи Ма­ништусу можно уже говорить лишь о пережитках права собственности всей об­щины на землю. Представители одной большой семьи называются владыками земли, и они одни выступают при заключении сделки о продаже земли, только они яв­ляются «едоками серебра», отдавая лишь некоторую - часть своим родственникам. В ряде купчих на землю, приведённых в одном тексте конца XXIII в. до н. э., упоминается лишь одно лицо, как продавец земли, т. е., очевидно, частный земле­владелец.

Приведённый документ показывает, что царю для приобретения земли необхо­димо было покупать её у общинной верхушки; отторгнуть сё безвозмездно он не мог. Это говорит о том, что власть царей была отнюдь не столь беспредельной, как они это изображали в своих надписях, и что община, хотя и ослабленная в резуль­тате происходившего внутри неё процесса дифференциации, продолжала оставаться силой, с которой царю приходилось всё ещё считаться.

Разбогатевшие общинники и другие богатые и знатные землевладельцы, а также царское хозяйство, поглотившее к этому времени большинство храмовых хозяйств по всей стране, теперь начинают всё чаще использовать на своих полях наряду с ра­бами также и труд безземельных или малоземельных бедняков, превращавшихся в подёнщиков. Подёнщиками становились, вероятно, люди, которые теряли свои земли вследствие задолженности ростовщикам. Подёнщиками становились, вероятно, также младшие члены семьи. В одном произведении, правда, более позднего времени, указы­вается на то, что лишь старший брат может наслаждаться жизнью, а младшие долж­ны жить тяжёлым трудом. Делаясь подёнщиками, свободные безземельные люди попадали в зависимость, обычно очень тяжёлую, так как в условиях рабовладельче­ского строя рабство оказывало влияние и на все другие формы отношений между людьми. Уйти до срока, предусмотренного договором, подёнщики не имели права. В случае ухода их преследовали, как беглых рабов.

Что касается рабского труда, то он стал применяться теперь по сравнению с пред­шествующими временами в больших размерах и в ремесле. Об этом свидетельствуют документы хозяйственнойотчётности, дошедшие из Уммы от времени династии царей Аккада. Они сообщают о больших мастерских в государственно-храмовом хозяй­стве. Инвентарь этих мастерских исчисляется сотнями каких-то металлических ин­струментов. Жестокость по отношению к рабам возрастала: в документах упоминают­ся рабы, «глаз не имеющие», т. е., очевидно, ослеплённые.

Наличие масс рабов и подёнщиков являлосьсерьёзной опас­ностью для богатого рабовладельческого государства Аккада. Воинственные племена гор на востоке и степей на западе давно уже видели в Аккаде желанную добычу. Среди рабов было много представите­лей этих племён. В нашествии своих свободных соплеменников рабы видели путь к избавлению от рабства. В то же время обеднение свободных земледельцев и ремес­ленников способствовало ослаблению обороноспособности государства. Многочислен­ные подёнщики, как не владевшие земельным наделом, не могли служить в народном ополчении. Тяжёлое положение Аккада усугублялось вспыхнувшим восстанием на юге во главе с Уруком и, наконец, частыми дворцовыми смутами. Около 2200 г. до н. э. Двуречье было завоёвано горными племенами гутеев, разгромившими и разграбив­шими при своём вторжении богатые города Шумера и Аккада. В жреческих песнопе­ниях позднейшего времени всё ещё звучала скорбь о разрушениях, причинённых этим вторжением горцев.

Гутеи на десятки лет ослабили мощь рабовладельческой знати. Исторические памятники, отражавшие интересы рабовладельческой знати, остро ненавидевшей завоевателей, называют племя гутеев «драконом гор, врагом богов». Одним из проявлений ненависти к владычеству гутеев было изъятие из царских списков, составленных несколько поз­ же, династии города Лагаша. Дело в том, что вожди гутеев, не будучи в состоянии соз­дать аппарат управления государством, который бы объединил всё Двуречье, сделали, по-видимому, город-государство Лагаш центром управления Шумера. Об этом свиде­тельствуют надписи и документы хозяйственной отчётности Гудеа, который был патеси Лагаша и современником гутейского владычества.

В своих надписях Гудеа утверждает, что он стремился защитить слабых, сирот и вдов от посягательства сильных. Во время народных праздников, сопровождавших главнейшие этапы сооружения храма бога Нингирсу, предоставлялась защита долж­никам от посягательств ростовщиков, облегчалась судьба подсудимых и даже рабы могли пользоваться некоторой свободой и не должны были в это время подвергаться наказанию. В одной из надписей Гудеа содержится намёк на социальные сдвиги, ко­торые произошли в это время в Шумере. В тексте на статуе Гудеа говорится: «Когда Нингирсу на свой город благой взор бросил, Гудеа благим пастырем в стране (т. е. в Шумере) выбрал, из среды 216 000 мужей его мощь выставил» и т. д. Если, действительно, во время Гудеа число полноправных граждан Шумера достигало примерно 216 тыс. человек, то из этого следует, что в отдельных шумерских городах-государствах того времени полноправных граждан стало значительно больше. Как уже упоминалось, в надписи одного из предшественников Урукагины указывалось, что число «мужей» в городе Лагаше в то время равнялось толь­ко 3600.

Вообще не следует рассматривать 60 лет владычества гутеев над Двуречьем как время полного упадка Шумера. В условиях гутейского господства Гудеа смог развить крупное строительство, для которого он, по его утверждению, привлекал одних муж­чин, возможно — рабов. Строительный материал добывался из Элама, Ливана, Маганаи Мелукхи(т. е., возможно, из Аравии). При Гудеа начался расцвет шумерской литературы и искусства. Возможно, конечно, что Гудеа создавал благополучие Лагаша за счёт других частей Двуречья и этим, так же как и своей социальной по­литикой, вызывал недовольство крупной рабовладельческой знати прочих городов Шумера.

Видимо, в течение всего периода своего господства в Двуречье гутеям приходи­лось сталкиваться с мятежами и восстаниями в подвластных городах. В конце концов гутеи были разбиты в войне с Уруком, а затем, в 2132 г. до н. э., гегемония над Двуре­чьем перешла к Уру. В Уре в это время, согласно царским спискам, пра­вила третья его династия.

Двуречье в период гегемонии Ура (2132—2024 гг. до н. э.)

В течение более чем столетнего правления III династии Ура Двуречье представляло собой сильное рабовладельческое го­сударство. Основоположник династии — Урнамму и его сын Шульги называли себя «царями Шумера и Аккада», подчёркивая этим объединение юга и севера страны. Могу­щество объединённого государства ощущалось на западе — в Сирии, на северо-западе — в Малой Азии и на востоке — в Эламе. Уже Урнамму похваляется, что он «направил свои стопы от Нижнего к Верхнему морю», т. е. от Персидского залива к Средиземному морю. Шульги (2114—2066) во второй половине своего царство­вания закрепил власть Ура над окру­жающими Двуречье областями. Его походы и важнейшие мероприятия внутренней политики отражены в названиях отдельных годов его царствования. Так, название 16-го года его царствования гласило: «Год, ког­да горожане Ура были взяты в каче­стве лучников». Речь идёт, по-видимому, о важной военной реформе, сво­дившейся к тому, чтобы использовать достижения военного искусства Акка­ да и заменить неповоротливые фалан­ги тяжеловооружённой пехоты Шумера подвижной пехотой, вооружённой луками. Вероятно, Шульги ввёл и новый способ обеспечения постоян­ной армии царя, предоставив отдель­ным бойцам или же группам их зе­мельные наделы.

Реорганизованное войско Шуль­ги одерживало победы в горных райо­нах Элама. На севере был подчинён Ашшур и другие города. Во второй половине своего царствования Шуль­ги принял титул «царя четырёх стран света». Подобно Нарамсину он доби­вался своего полного обожествления. В царских списках, составленных писцами несколько позднее, Шульги и его сын Бурсин прямо названы «богами». Седьмой или десятый месяц в календарях различных городов был назван в честь царя Шульги. Враждебные политические силы были подавлены царской властью. Наследственные патеси были заменены чиновниками, носившими лишь титул патеси. От каждой из областей своей державы царь получал определённую додать.

Однако Шульги и его преемникам нелегко было удержать власть над обшир­ным государством. Для покорения некоторых восточных областей потребовались многократные походы. Большие опасности грозили государству Шульги и с запада. В степях на западе появились многочисленные аморейские племена, говорившие на одном из семитических языков. Аморейские племена осели в ряде районов Сирии, захватив в конце концов власть над ними. Вторжение грозило теперь государству Шумера и Аккада. Ряд мелких государств в Месопотамии, по-видимому, во вторую половину правления царей III династии Ура уже был захвачен амореями.

Вторжение амореев в Двуречье было чревато тем большей опасностью, что в стра­не имелось немало аморейских рабов. Походы царей III династии Ура на запад, очевидно, были обусловлены главным образом стремлением обуздать беспокойные амо­рейские племена. Попытки вторжения этих племён на территорию государства Шу­мера и Аккада стали настолько опасными к концу III династии Ура, что царь Шусин, преемник Бурсина, вынужден был в 4-м году своего правления воздвигнуть линию укреплений против них.

Развитие сельскохозяйственной и ирригационной техники, усиленная обработка высоких полей, развитие металлургии, расцвет ремесла способствовали укреплению экономической мощи крупных рабовладельцев. Социальная дифференциация, усилившаяся во время династии Аккада и несколько замедлившаяся в десятилетия гутейского владычества, стала теперь вновь усиливаться. Среди народных масс Шумера и Аккада начинают появляться не только люди, оторванные от средств производства, но и люди, потерявшие личную свободу, т. е. рабы-должники. Вместе с захваченными на войне и купленными рабами они представляли низший слой шумерского общества. Рабы-должники, как и прочие рабы, использовались на всех тех работах, которые требо­вались в рабовладельческом хозяйстве Шумера конца III тысячелетия до н. э. Но, Вероятно, рабов-должников, как соплеменников, нельзя было, подобно скоту, при­носить в жертву.

Об использовании рабского труда говорят многочисленные документы хозяй­ственной отчётности царско-храмовых хозяйств времени III династии Ура. Эти до­кументы являются одним из самых ценных исторических источников всей рабовла­дельческой эпохи. Таких документов времени III династии Ура, написанных на гли­няных табличках, доило до нас громадное количество из архивов городов Лагаша, Уммы, Ниппура и его пригорода Пузриш-Дагана (современный Дрехем). В по­следнее время стали известны таблички из архивов ещё двух городов — Ура и Адаба. Число табличек превышает в настоящее время уже несколько сот тысяч. Документы хозяйственной отчётности III династии Ура относятся к самым раз­личным сторонам большого царско-храмового хозяйства. Тексты касаются земледе­лия, скотоводства, судоходства, кораблестроения, столярных, гончарных, кузнечных, ткацких мастерских, мельниц, складов, где хранились дерево, металл, шерсть и т. д. Многие тексты посвящены использованию рабочей силы на сельскохозяйст­венных и прочих работах.

Большой интерес представляют таблички, которые посвящены операциям с рабочей силой, особенно таблички с годовыми отчётами надзирателей над пар­тиями работников царско-храмового хозяйства об использовании рабочей силы, находившейся в их распоряжении.

Наряду с работниками, трудившимися в хозяйстве весь год, имелись и времен­ные наёмные работники Постоянные работники часто не получали определённого урока, наёмным ню людям всегда указывался урок. Работавшие круглый год получали, как свидетельствуют документы, ежедневное кормление, а наёмные — нату­ральную плату, в два-три раза превышавшую «зерно кормления», выдаваемое первым. Среди постоянных работников были мужчины, женщины и дети, а среди наемных — только одни мужчины.

На основании годовых отчётных сводок надзирателей со всей точностью уста­навливается, что основная масса работников царско-храмового хозяйства трудилась в нем в течение всего года. В таком случае они, разумеется, должны были быть людьми, оторванными от средств производства. Поскольку же эти работники в сводках про­тивопоставляются наёмным людям, то они могут быть определены только как рабы, хотя тексты именуют ихпросто «молодцами» (гуруш) и лишь женщин — «рабы­нями» (гим).

Специфической особенностью рабовладельческого хозяйства, как его нам ри­суют документы царско-храмового хозяйства III династии Ура, было наличие ра­бов-должников. В архивах царско-храмового хозяйства имеется много документов, фиксировавших ростовщические сделки. Сохранились частноправовые документы, свидетельствующие о продаже долж­никами членов своей семьи и самих себя в рабство.

Среди массы рабов царско-хра­мового хозяйства III династии Ура были квалифицированные и неквали­фицированные работники. Так, сре­ди рабынь были работницы, имевшие определённую специальность,— пря­дильщицы и ткачихи. Но в случае нехватки рабочей силы эти рабыни могли использоваться на самых раз­нообразных работах, начиная с убор­ки урожая, ирригационных работ и кончая тяжёлым бурлацким трудом, Рабы-ремесленники трудились в особых мастерских, и их надзира­тели также составляли подробные отчёты об использовании имевшейся у них рабочей силы. До нас дошёл, например, отчёт надзирателя сто­лярной мастерской, где работало 32 раба.

Изучение документов хозяйствен­ной отчётности позволяет сделать вывод, что труд в сельском хозяй­стве и в ремесле был организован примерно одинаково. Рабы работали непрерывно, не имея дней отдыха. Рабыни не допускались к работе лишь в течение нескольких дней месяца, когда женщины, по тогдашним воззрениям, считались нечистыми. При такой напряженной и часто непосильной работе организм рабов чрезвычайно быстро изнашивался, и поэтому смертность среди них была очень вы­сока. Так, в одном из царско-храмовых хозяйств в течение года примерно из 170 ра­бынь умерло больше 50, а одна партия рабов в 44 человека только в течение пяти месяцев лишилась 14 человек.