М.А. Суслов - политический портрет

Суслов, казалось бы, не принадлежал к тем политическим деятелям нашей страны, которые за последние пятнадцать лет привлекали внимание внешнего мира. О нем говорили и писали мало, да и сам он не стрем.ился к «паблисити», старался держаться в. тени. Никогда он не был.ни министром, ни заместителем Пред­седателя Совета Министров СССР и лишь в Верховном Совете СССР занимал незаметную должность председа­теля Комиссии по иностранным делам Совета Союза. Почти всю жизнь он проработал в аппарате партии. Он был, как и Маленков, прежде всего «аппаратчиком», но, пожалуй, еще более искусным.

В аппарате ЦК Суслова называли «серым кардина­лом». При этом имели в виду не только масштабы его власти, но и тщательно скрываемые источники могуще­ства, а также стремление влиять на политические собы­тия из-за кулис. Трудно писать даже краткую биографию такого человека. Мы приведем поэтому лишь некоторые эпизоды из жизни Суслова.

Материалы данного реферата взяты из монографии Роя Медведева «Они окружали Сталина», вышедшей в Москве в 1990 году.

1. Первые тридцать лет

М. А. Суслов родился 21 ноября 1902 года в селе Ша­ховском Хвалынского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина-бедняка.

В Шаховском М. А. Суслов получил лишь самое на­чальное образование. Рано проявил революционную ак­тивность. Когда весной 1918 года в стране начали созда­ваться комитеты бедноты, молодой Суслов вошел в бед­няцкий комитет родного села. В феврале 1920-го вступил в комсомол, принимал участие в организации сельских комсомольских ячеек. До нас дошел любопытный доку­мент— протокол заседания активных работников Хва-лынской городской организации КСМ. На собрании еще юный Михаил Суслов читал собственный реферат «О лич­ной жизни комсомольца». Наверное, уже тогда стал скла­дываться начетнический и догматический стиль мышле­ния, столь характерный для «идеолога страны» в его зре­лые годы. Уже тогда юношеские требования к нравствен­ной стороне поведения молодежи лектор изложил в виде «заповедей, что можно и что нельзя делать комсомоль­цу». Затем этот «кодекс морали» решено было опубли­ковать и распространить по другим ячейкам.

В 1921 году девятнадцатилетний Суслон вступил в Коммунистическую партию. Вскоре по путевке местной партийной организации он приехал в Москву учиться на Пречистенском рабфаке, который успешно окончил в 1924 году. Суслов решил продолжить учебу и поступил в Московский институт народного .хозяйства имени Г. В. Плеханова, одновременно ведя педагогическую ра­боту в Московском химическом техникуме имени Карпо­ва и Московском текстильном техникуме. Успешно закон­чив МИНХ в 1928 году, Суслов для повышения квалифи­кации был зачислен в Экономический институт красной профессуры, который готовил в то время кадры «красных преподавателей», новую партийную интеллигенцию.

Суслов полу­чил неплохую подготовку. Вопросы экономики, политэко­номии и более конкретно — экономики переходного пери­ода в 20-е годы были в центре внутрипартийной дискус­сии. Из биографии Суслова мы можем узнать, что он ак­тивно боролся как против взглядов «левой», так и правой оппозиции.

2. М.А. Суслов в эпоху Сталина.

Весной 1931 года решением ЦК ВКП(б) Суслов был на­правлен на работу в ЦКК—РКИ. Главное, чем он дол­жен был заниматься, был разбор многочисленных «персональных дел», то есть нарушений партийной- дисцип­лины и Устава партии, а также апелляций исключенных из партии.

В 1933—1934 годах он активно участ­вовал в чистке партии в Уральской и Черниговской обла­стях. В масштабах всего Союза этой чисткой руководил Каганович, который в начале 30-х годов стоял во главе Центральной Контрольной Комиссии и, безусловно, об­ратил внимание на старательного работника.

С 1934 года, после упразднения ЦКК, Суслов продолжал работу в Комиссии Советского Контроля. За этим последовало его значительное повышение.

Нет никаких данных о личном участии Суслова в репрессивных кампаниях 1937—1938 годов. Но именно эти кампании, уничтожив­шие основную часть партийного актива, открыли для Сус­лова путь к быстрому продвижению наверх.

В 1937 году было ликвидировано почти все руковод­ство Ростовского обкома партии. Суслова направляют в Ростовскую область заведующим отделом обкома. Же­стокие репрессии в области продолжались, но они не кос­нулись Суслова, который вскоре стал секретарем обкома.

Была обескровлена репрессиями и партийная органи­зация обширного Ставропольского края. В 1939 году Сус­лова выдвинули на должность первого секретаря Став­ропольского крайкома. Это был важный этап в его карье­ре. От Ставропольского края Суслов участвовал в работе XVIII съезда ВКП(б). Он не выступал, но был избран членом Центральной ревизионной комиссии. Еще через два года на XVIII партийной конференции его избрали членом ЦК ВКП(б). Это стало следующим важным ша­гом по направлению к высшим эшелонам власти.

Во время Великой Отечественной войны Суслов возглавил Ставропольскийкраевой штаб партизанских отрядов.

В период активных боевых действий на Северном Кав­казе Суслову как члену военного совета Северной груп­пы войск Закавказского фронта подчинялся полковник Л. И. Брежнев, который был тогда начальником полит­отдела 18-й армии и, в частности, помогал Суслову нала­живать гражданскую и хозяйственную жизнь на Север­ном Кавказе. Но это было лишь мимолетное знакомство, так как 18-я армия после освобождения Новороссийска ушла на Запад. Спустя 10 лет после боев на Северном Кавказе Брежнев, уже в звании генерал-лейтенанта, стал заместителем начальника Главного политического управ­ления Советской Армии и Военно-Морского Флота. В этот период он тоже должен был выполнять директивы Сус­лова, уже секретаря ЦК КПСС.

К осени 1944 года большая часть Литвы была осво­бождена от немецкой оккупации. Партийную организа­цию республики возглавил старый подпольщик, еще и 1927 году избранный секретарем ЦК КПЛ А. Ю. Снеч-кус. Однако Сталин не доверял бывшим подпольщикам. К тому же коммунисты не пользовались в Литве значи­тельным влиянием, и большая часть католического ли­товского населения выступала против советизации Лит­вы. Было решено поэтому сформировать не только ЦК Литовской компартии, но и специальное Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР, наделенное чрезвычай­ными полномочиями. Председателем Бюро был назна­чен Суслов.

Очевидно, Сталина вполне удовлетворяла деятельность Суслова. В 1947 году его переводят на работу в Москву, а на Пленуме ЦК избирают секретарем Центрального Комитета. В Секретариат тогда входили Жданов, Кузне­цов, Маленков, Попов и сам Сталин. Суслов пользовался его полным доверием. В январе 1948 года именно Сусло­ву было поручено от имени ЦК ВКП(б) сделать доклад на торжественно-траурном заседании по случаю 24-й го­довщины со дня смерти Ленина. В 1949—1950 годах Сус­лов становится еще и главным редактором газеты «Прав­да». Его избирают членом Президиума Верховного Со­вета СССР. В 1949 году Суслов участвует в Совещании Информационного бюро коммунистических партий в Будапеште, где выступает с докладом, основным тезисом которого было осуждение Югославской компартии.

Еще в 1947 году Суслов сменил Г.Ф. Александрова на посту заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК. Он участвовал в кампании против «безродных кос­мополитов», возглавлял комиссию, которая, расследовала деятельность, .заведующего Отделом науки Юрия Ждано­ва (сына А. А. Жданова-), выступившего в 1948 году против Лысенко. Однако в целом роль Суслова как идеоло­га в 1947—1953 годах была невелика, ибо главным «идео­логом» и «теоретиком» партии оставался сам Сталин.

Суслов как идеологи­ческий руководитель партии был воспитан и сложился именно в сталинский период и печать догматизма, боязнь самостоятельности и оригинальности сохранилась у него на всю жизнь. Главным стремлением Суслова с первых же его шагов на поприще идеологии было не допустить какой-либо идеологической ошибки, то есть не войти и противоречие с текущими политическими установками директивных инстанций. Он хорошо знал, что посред­ственность и серость идеологических выступлений никем не преследуется, тогда как одна лишь «идеологическая ошибка» может привести к концу всей политической карьеры.

На XIX съезде партии Сталин включил Суслова в со­став расширенного Президиума ЦК КПСС. Он вошел п ближайшее окружение Сталина, что было признаком до­верия; но таило и немалые опасности. В декабре 1952 го-да чем-то недовольный Сталин резко заметил Суслову: «Если вы не хотите работать, то можете уйти со своего поста». Суслов ответил, что будет работать везде, где найдет это нужным партия. «Посмотрим»,— с оттенком угрозы сказал Сталин. Этот конфликт не получил разви­тия. Суслов находился в составе Президиума ЦК всего несколько месяцев. Сразу после смерти Сталина числен­ность Президиума была уменьшена, к Суслов в него уже не вошел. Но он остался одним из секретарей ЦК КПСС.

3. В окружении Хрущева.

Чрезвычайно энергичный, чуждый догматизму, склонный к переменам и реформам, Хрущев был по своему харак­теру прямой противоположностью осторожному и скрыт­ному Суслову. В своей «команде» Хрущев сам был и главным идеологом, и министром иностранных дел, он непосредственно сносился с руководителями других ком­мунистических партий. Однако Хрущеву требовался член Политбюро, который руководил бы повседневной дея­тельностью многочисленных идеологических учреждений. Выбор его пал на Суслова, и тот в 1955 году вновь ста­новится членом Президиума ЦК

Еще в начале 50-х годов у Суслова сложи­лись весьма неприязненные отношения с Маленковым. Поэтому возможное возвышение Маленкова не сулило ничего хорошего ему и тем, кому он покровительствовал. Таким образом, в острой борьбе, которая вскоре раз­вернулась в партийных верхах между группой Хрущева и так называемой «антипартийной группой», Суслов прочно стоял на стороне Хрущева. Он поддерживал Хрущева на XX съезде КПСС и на бурном заседании Президиума ЦК в июне 1957 года.

Решающий для Хрущева ­июньский Пленум 1957 года начался с доклада Суслова, который изложил суть возникших разногласий, не скры­вая, что сам он на стороне Хрущева. После Суслова вы­ступили Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, кото­рые повторили свои обвинения против проводимой Хру­щевым политики. Они не сразу сдали свои позиции, по­этому Пленум продолжался несколько дней. Но Суслов на всех заседаниях активно поддерживал линию Хру­щева.

В конце 50-х и начале 60-х годов сам Суслов начина­ет осторожно выступать против многих аспектов внеш­ней и внутренней политики Хрущева. Он не хотел дальнейших разоблачений Сталина и настаивал на том, чтобы вопрос об антипартийной группе не поднимал­ся ни на XXI, ни на XXII съездах. Хрущев в данном слу­чае действовал по собственной инициативе. К тому же многие вопросы идеологического порядка он решал с по­мощью Ильичева или Микояна. У Хрущева не было «главного идеолога».

В начальной фазе разногласий с Китаем, когда поле­мика носила еще в основном идеологический характер, именно Суслов стал главным оппонентом Лю Шаоци, Дэн Сяопина и самого Мао Цзэдуна. Суслов редактиро­вал все письма ЦК КПСС Китайской компартии. Он де­лал также в феврале 1964 года доклад на Пленуме ЦК о советско-китайских разногласиях.

В 1956 году Суслова вместе с Микояном и Жуковым направили в Венгрию — руково­дить подавлением восстания в Будапеште. Суслов актив­но участвовал в составлении проекта новой Программы КПСС.

Выступая с разъяснениями итогов июньского Плену­ма ПК или XXII съезда КПСС, Суслов не раз восклицал: «Мы не дадим в обиду нашего дорогого Никиту Серге­евича!» Однако весной 1964 года (а может быть, и ра­нее) именно Суслов стал вести конфиденциальные бесе­ды с некоторыми членами Президиума и влиятельными членами ЦК об отстранении Хрущева от руководства партией и страной. Главными союзниками Суслова были А. В. Шелепин, не так давно назначенный председателем Комитета партийно-государственного контроля, и П. Г. Игнатов, не избранный на XXII съезде в Президи­ум ЦК, но возглавивший Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Активную роль в подготовке октябрьского (1964 года) Пленума ЦК играл и председатель КГБ В. Е. Семичастный. Эти люди и оказались главными организаторами Пленума, принявшего решение об освобождении Хруще­ва. Именно Суслов сделал на Пленуме доклад с перечислением всех прегрешений и ошибок Хрущева. И с поли­тической, и с теоретической точек зрения этот доклад — крайне убогий документ, начисто лишенный даже попыт­ки как-то проанализировать сложившуюся ситуацию.

4. М.А. Суслов в эпоху Брежнева – второй человек в партии.

После вынужденной отставки Хрущева руководство пар­тии уже не в первый раз провозгласило необходимость «коллективного руководства» и недопустимость какого-либо нового «культа личности». Хотя Брежнев и стал Первым (а с 1966 года—Генеральным) секретарем ЦК КПСС, он еще не пользовался такой властью, как в 70-е годы. Немалым влиянием пользовались в партийно-государственном аппарате Суслов и Шелепин, между ко­торыми происходила закулисная борьба. К концу 1965 го­да казалось, что в этой борьбе одерживает верх Шеле­пин, прозванный «железным Шуриком».

Многие из его личных друзей похвалялись, что скоро именно он станет Первым секретарем ЦК. Однако более опытный Суслов сумел потеснить Шелепина, который стал не первым, а третьим секретарем ЦК. Суслов добился удаления из Секретариата ЦК и Ильичева, функции которого были переданы Демичеву. Специалист по химическому маши­ностроению, Демичев, может быть, удовлетворительно справлялся: с обязанностям-и первого секретаря Московского горкома Партин, но как секретарь ЦК по идеологии он находился под влиянием Суслова. На XXIII съезде КПСС, весной 1966 года, многие наблюдательные делега­ты могли видеть, что именно Суслов и есть главный ре­жиссер съезда.

Одним из противников Суслова в ЦК оказался проте­же Брежнева С. П. Трапезников, назначенный заведую­щим Отделом науки и учебных заведений. Трапезников возглавил не только этот ведущий отдел ЦК, но и кампанию по реабилитации Сталина, которая все интенсив­нее проводилась в 1965—1966 годах. Суслов не считал тогда подобную реабилитацию целесообразной или, во всяком случае, своевременной. Поэтому он не стал под­держивать сторонников Трапезникова, напротив, сдер­живал их порыв. В 1966 году пять докторов историче­ских наук, среди которых был и А. М. Некрич, направи­ли Суслову письмо с подробным и обоснованным проте­стом против попыток реабилитации Сталина. Помощник Суслова Воронцов сообщил авторам письма, что Суслов с его содержанием согласен и что ответ на него будет дан на XXIII съезде КПСС. Однако на съезде Суслов не выступал, также как и многие другие члены Политбюро. Когда в следующем, 1967 году в Комитете партийного контроля решался вопрос об исключении Некрича из пар­тии, Суслов отказал ему в личном приеме и не стал вме­шиваться в дела КПК.

Как победа сталинистов над бо­лее умеренными кругами партийного руководства была воспринята и замена главного редактора «Правды» А, М. Румянцева, покруг которого еще раньше образо­валась группа талантливых публицистов и журналистов. В 1967 году Суслов настоял на смещении председателя КГБ Семичастного, близкого друга Шелепина. Поводом для этого послужил побег в США дочери Сталина С. Ал­лилуевой и неудачные попытки КГБ вернуть ее в СССР.

Председателем КГБ был назначен Ю. В. Андропов, ко­торый до этого работал под руководством. Суслова, возглавляя - один из международных отделов ЦК КПСС. К Андропову Суслов относился неприязненно и настороженно. Ф. Бур­лацкий, много лет проработавший с Андроповым, свиде­тельствует: «Юрия Владимировича Суслов не любил и опасался, подозревая, что тот метит на его место» . Суслова очень пугали события в Чехословакии 1967—1968 годов. Ему казалось, что в этой стране происходит то же самое, что в Венгрии в 1956 году. Когда в Полит­бюро возникли разногласия, как поступить в этом слу­чае, Суслов твердо стоял за введение в ЧССР войск стран Варшавского Договора.

В конце 1969 года Суслов не поддержал уже почти полностью подготовленный проект реабилитации Стали­на в связи с его 90-летием.

Однако именно он фактиче­ски руководил разгоном редакции «Нового мира»—жур­нала, который выражал тогда настроения наиболее про­грессивной части советской творческой интеллигенции. Когда главный редактор журнала А. Т. Твардовский су­мел связаться с Сусловым по телефону и выразил ему свой протест, Суслов сказал: «Не нервничайте, товарищ Твардовский. Делайте так, как советует вам Централь­ный Комитет».

В эти годы нередко запрещалась продажа книг, весь тираж которых был уже отпечатан. Обращаясь к Сусло­ву, издательские работники ссылались на большую про­деланную работу и немалые затраты. «На идеологии не экономят»,— отвечал в таких случаях Суслов.

И вместе с тем в идеологических вопросах он был не только догматичен, но часто крайне мелочен, упрям. Именно Суслов через своего помощника Воронцова ре­шал вопрос о том, где именно нужно создать музей Мая­ковского (?) и «кого больше любил» поэт в конце 20-х го­дов: Лилю Брик, которая была, еврейкой, или русскую Татьяну Яковлеву, жившую в Париже.

Суслов был ярым противником публикации мемуаров Г. К. Жукова, и из-за этого работа над ними продвигалась крайне медлен­но, а Жукову это стоило по крайней мере одного инфарк­та. В рукопись книги вносились произвольные изменения, порой вставлялись не только фразы, но и целые страни­цы, написанные отнюдь не рукой прославленного марша­ла. С другой стороны, многие куски из рукописи изыма­лись. Известно также, что еще на октябрьском (1964 года) Пленуме ЦК КПСС в вину Хрущеву, в частности, вменялась поддержка Лысенко, без которой тот был бы бессилен. В датьнейшем, однако, Политиздат выпустил (и переиздал) книгу Н. П. Дубинина «Вечное движение», в которой трагические события и факты, происходившие в генетике в 40—50-е годы, объяснялись «искренними за­блуждениями» «народного академика»; такой нейтраль­ный, сглаживающий острые проблемы подход к недав­нему прошлому был поддержан Сусловым, для которого это было и его собственным прошлым.

В этом плане весь­ма характерный эпизод приводит в своих воспоминаниях И. Шатуновский. После октябрьского Пленума Суслов распек и снял главного редактора «Правды» П. А. Сатюкова за то, что тот поместил в газете за последний год 283 снимка Хрущева, а в последний год жизни Сталина было напечатано лишь девять его изображений

Усиление личной власти Брежнева и расширение его аппарата, независи­мость многих его действий и выступлений вызвали раз­дражение Суслова. В конце 1969 года на Пленуме ЦК Брежнев произнес речь, в которой подверг резкой кри­тике многие недостатки в хозяйственном руководстве и в экономической политике. Эта речь была подготовлена его помощниками и референтами и предварительно не обсуждалась на Политбюро. Здесь не было никакого нарушения норм «коллективного руководства», поскольку основным докладчиком на Пленуме был не Брежнев, он выступал лишь в прениях по докладу. Тем не менее после Пленума Суслов, Шелепин и Мазуров направили в ЦК КПСС письмо, в котором критиковали некоторые по­ложения речи Брежнева.

Предполагалось, что возникший спор будет продолжен на весеннем Пленуме ЦК. Но этот

Пленум так и не состоялся. Брежнев заранее заручился поддержкой наиболее влиятельных членов ЦК, и Суслов, Шелспин и Мазуров сняли свои возражения. Шелепин еще продолжал по ряду вопросов выступать против Брежнева, пытаясь усилить собственное влияние в ру­ководстве. В результате он был вначале перемещен на руководство профсоюзами, а затем и вовсе удален из Политбюро. Суслов, сохранив определенную самостоя­тельность, перестал критиковать Брежнева. Он удовлет­ворился вторым местом в партийной иерархии и ролью «главного идеолога».

Вся идеологическая жизнь в нашей стране в 70-е годы контролировалась Сусловым и его аппаратом. Конечно, при желании можно отметить некоторые успехи в разных областях науки и культуры в 70-е год. Но в целом здесь наблюдался не столько прогресс, сколько регресс, и этим мы во многом обязаны руководству Суслова. 60-е годы были временем многих перспективных начинаний в куль­туре, искусстве, общественных науках. Однако большин­ство из них не получило развития, они стали затухать уже к концу десятилетия и почти заглохли, в 70-е годы. Для интеллигенции, для всех тех, кто создает культуру страны, это было плохое Десятилетие. Никакого собствен­ного вклада ни в теорию, ни в идеологию партии не внес и сам Суслов, его творческий потенциал оказался пора­зительно ничтожным.

Можно вспомнить, пожалуй, лишь тот факт, что имен­но Суслов в одной из своих речей первым употребил по­нятие «реальный социализм», которое может быть об­разцом уклончивости и неопределенности в теории. В от­личие от термина «развитой социализм» понятие «реальный социализм» иногда употребляется и в настоящее вре­мя, но каждый вкладывает в него то содержание, какое считает нужным.

Суслову не нравилось все, что как-то поднималось над общим средним уровнем. Известно, например, что ему пришелся очень не по душе роман Вс. Кочетова «Че­го же ты хочешь?». Слишком откровенный сталинизм Кочетова шокировал Суслова. Но его крайне раздража­ли и песни В. Высоцкого, пьесы Театра на Таганке. Суслов долго не разрешал к прокату фильмы «Гараж» Э. Ряза­нова н «Калина красная» В. Шукшина. . Неизвестно, по каким соображениям Суслов долго препятствовал выхо­ду на экран и фильма Рязанова «Человек ниоткуда». Говорили, что ему просто не понравилось название кар­тины, а чиновники из кинопроката не хотели раздражать «главного идеолога». Суслов мешал публикации воспо­минании не только Жукова, но и Микояна. Но он же явно не одобрял и набирающее силу в конце 60-х годов рус­ское «почвенничество», выразителем илей которого стали некоторые публикации, в частности в журнале «Молодая гвардия». Однако и большая статья одного из ответствен­ных работников аппарата ЦК КПСС А. Н. Яковлева «Против антиисторизма.», опубликованная 15 ноября 1972 года в «Литературной газете» и критиковавшая раз­личного рода проявления «социальной патрнархальщины» и национализма, также не понравилась Суслову оп­ределенностью и самостоятельностью суждений. Хорошо зная практику, при которой для ответственных работни­ков статьи и речи составляются сотрудниками «менее от­ветственными», Суслов попросил своего помощника уз­нать, кто написал для Яковлева нашумевшую статью. Помощник вскоре доложил, что статью написал сам Яковлев. «Что он, Ленин, что ли»,— с раздражением за­метил Суслов.

Все основные решения о «диссидентах» — от выдво­рения А. И. Солженицына, ссылки А. Д. Сахарова до ареста активистов «хельсинкских групп» —принимались при учахтии Суслова.

У него в эти годы сложились хорошие отношения с художником Глазуновым. Глазунов, долгое время счи­тавшийся чуть ли не опальным художником, получил разрешение устроить огромную персональную выставку в Манеже, что очень высокая честь. Глазунов написал портрет Суслова, который тому весьма понравился. По это вовсе не означало поддержку Сусловым русофилов. Именно он еще в 1970 году организовал специальное за­седание Политбюро, которое осудило линию публика-

ций журнала «Молодая гвардия» и приняло решение о замене его редакционной коллегии.

Бесспорно, Суслов был очень опытным аппаратчиком, он умело ориентировался в коридорах власти, у него были крайне важные связи в военных кругах и в КГБ. Он постоянно поддерживал дружеские отношения с не­которыми известными, но далеко не лучшими представи­телями творческой интеллигенции.

Бурные события в Польше потребовали с августа 1980 года пристального внимания Суслова и вызвали у него большую тревогу. Весной 1981 года он предпринял поездку в Польшу, чтобы отговорить польский ЦК от проведения чрезвычайного съезда партии путем прямых выборов делегатов съезда. Но Суслов смог добиться лишь некоторой отсрочки в проведении съезда. По его инициативе было составлено письмо ЦК КПСС руково­дителям Польской объединенной рабочей партии. Под его руководством проводилась осторожная, но настойчи­вая борьба с так называемым «еврокоммунизмом».

В начале января 1982 года у Суслова было особенно много неотложных и важных дел. Военное положение в Польше, острая дискуссия по этому поводу с Итальян­ской коммунистической партией. Продолжавшийся спор МХАТа с Институтом марксизма-ленинизма по поводу постановки в театре пьесы М. Шатрова «Так победим!»— о последних годах жизни Ленина. В этой полемике за решением Секретариата ЦК о запрещении спектакля стояло «авторитетное мнение» Суслова. В духе времени М. Шатров опасался последующих оргвыводов — лише­ния партбилета. Чтобы спасти спектакль, Шатров и главный режиссер МХАТа О. Ефремов решили обратиться в Политбюро к Черненко, так как Брежнев болел и уже плохо ориентировался в реальной жизни. Для Чер­ненко неожиданно оказалось выгодным защитить пьесу и театр. Авторам была предоставлена возможность «улучшить свое произведение».

Кроме того, Суслову пришлось заниматься и несколь­кими делами о хищениях и коррупции, в которых оказались замешаны некоторые ответственные работники и люди с достаточно громкими фамилиями.

Суслов держался всегда дру­желюбно со всеми, даже с незначительными работника­ми своего аппарата и посетителями он неизменно здоро­вался за руку. В личной жизни был аскетичен, не стре­мился к постройке роскошных дач, не устраивал богатых приемов, не злоупотреблял спиртными напитками. Сус­лов не особенно заботился и о карьере своих детей. Его дочь Майя и сын Револий не занимали видных постов. Суслов не имел научных степеней и званий и не стре­мился к ним, как это делали Ильичев, получивший зва­ние академика, или Трапезников, который после несколь­ких провалов стал все же членом-корреспондентом Ака­демии наук СССР. Напротив, именно Суслов провел че­рез ЦК решение, которое запрещало работникам, зани­мающим видные посты в аппарате партии, домогаться каких-либо академических званий. Все это, несомненно, похвальные качества для идеологического руководителя. Можно предположить, что Суслов хорошо знал теорию марксизма-ленинизма, то есть классические тексты. Ве­роятно, этого хватило бы для хорошего преподавания общественных дисциплин, но было совершенно недоста­точно для главного идеолога партии.

Хотя Суслова именовали в некрологе «крупным теоретиком партии», на самом деле он не внес в партийную теорию ничего нового, не сказал здесь ни одного ориги­нального слова. За свою 35-летнюю деятельность на от­ветственных постах в ЦК Суслов не написал ни одной книги, и все его «сочинения» уместились в трех не слиш­ком больших томах. Но что это за сочинения? Читать их подряд невыносимо скучно, в его речах и статьях по­стоянно повторяются одни и те же выражения и идеоло­гические штампы. Суслов как будто сознательно избегает ярких мыслей и сравнений, он не употребляет шу­ток, и его речи почти никогда не сопровождаются ремар­ками («смех», «громкий смех», «движение в зале» и т. п.). Да и что мы найдем в собрании его сочинений из трех томов, изданных в 1982 году?

Его речи как секретаря Ростовского обкома и Став­ропольского крайкома — это обычные выступления рядо­вого партработника: о воспитании молодежи комсомо­лом, о долге народного учителя нести в народ свет зна­ний, о важности своевременной и хорошей обработки земли, о необходимости добровольно работать для фрон­та и храбро сражаться против фашистов.

Сделавшись ответственным работником ЦК КПСС, Суслов не сказал ничего глубокого и значительного. Добрых два десятка речей были произнесены им при вручении орденов Сара­товской, Черновицкой, Павлодарской, Ульяновской, Ле­нинградской, Тамбовской областям, городам Одессе, Брянску, Ставрополю и другим. Подобные речи обычно готовятся для оратора сотрудниками аппарата ЦК и со­ответствующего обкома. Множество таких же заранее подготовленных аппаратчиками речей Суслов произнес на съездах зарубежных компартий: французской, италь­янской, вьетнамской, индийской, монгольской, болгар­ской и других. Не отличались оригинальностью и его традиционные речи перед избирателями различных ок­ругов, от которых он баллотировался в Верховный Совет СССР и РСФСР.

Большое место в «творческом наследии» Суслова занимают юбилейные доклады и речи— в годовщины смерти или рождения Ленина, в годовщи­ны Октябрьской революции, к 70-летию II съезда РСДРП и 40-летию VII конгресса Коминтерна, к 150-летию со дня рождения Карла Маркса. Если основную речь к то­му или иному юбилею произносил Брежнев, то Суслов публиковал по этому поводу статью в журнале «Комму­нист». Не слишком интересны и доклады, которые он делал регулярно на Всесоюзных совещания идеологиче­ских работников или преподавателей общественных дис­циплин. Как правило, он всегда обходил наиболее ост­рые и злободневные вопросы. К тому же, готовя свои вы­ступления для публикации в сборниках, Суслов их тща­тельно редактировал. Он полностью убирал как восхва­ления, так и порицания Сталина или Хрущева, исключал примеры преступной деятельности Молотова и т. п.

Неудивительно, что сборники речей и статей Суслова не пользовались почти никаким спросом в книжных ма­газинах. Их первый завод в 100 тысяч экземпляров не расходился более двух лет, хотя его книги продавались в любом книжном киоске. Для СССР это очень не­большой тираж, так как в Советском Союзе было не менее миллион работников, профессионально занимающихся проблемами идеологии и общественными науками. Что касается сборника выступлений Суслова за 1977—1980 годы, то первый завод этой книги, стоившей всего 30 ко­пеек, был отпечатан в количестве 50 тысяч экземпляров. Для политической брошюры это ничтожно мало. Да и ра­зошлась она главным образом по библиотекам и.партка­бинетам. Вероятно, не более 20—30 тысяч преподавате­лей и пропагандистов истратили 2 рубля для приобрете­ния в свои личные библиотеки сборников речей и статей Суслова. Не слишком впечатляющий результат много­летней деятельности «главного идеолога» партии!

25 января 1982 года Суслов скончался. Его смерть вызвала много толков и прогнозов, но немногие испытывали чувство искреннего горя и со­жаления, проходя мимо его гроба в Колонном зале До­ма Союзов или наблюдая за торжественной процедурой похорон по телевизору. На небольшом кладбище у Крем­левской стены уже не так много свободных участков. Но для Суслова нашли место рядом с могилой Сталина.

Заключение.

Суслов поднимался вверх по ступеням партийной иерархии медленнее других. 33-летний Молотов был уже одним из секретарей ЦК РКП (б), так же как и 33-летний Каганович. Микоян в 33 года был наркомом и кандидатом в члены Полит­бюро, Маленков в свои 33 заведовал одним из самых важных отделов ЦК ВКП(б). Между тем 33-летний Суслов был рядовым инспектором Центральной Конт­рольной Комиссии. Но закончил он свою почти 80-лет­нюю жизнь не скромным пенсионером и не почетным членом ЦК, а человеком, облеченным огромной властью и занимающим второе место в партийной иерархии. По­этому смерть Суслова вызвала так много откликов, тол­кований и прогнозов В последние семнадцать лет жизни Суслов считался главным идеологом партии. Как член Политбюро, отве­чающий за вопросы идеологии, Суслов стоял на вершине пирамиды, выстроенной из множества идеологических учреждений. В ЦК КПСС он контролировал деятель­ность отделов культуры, пропаганды, науки и учебных заведений, а также два международных отдела. Суслов курировал Политуправление Советской Армии, отдел информации ЦК, отдел молодежных и общественных организаций. Под его руководством и контролем рабо­тало Министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств, Государственный коми­тет по кинематографии, Гостелерадио. Печать, цензура, ТАСС, связи КПСС с другими коммунистическими и ра­бочими, партиями, внешняя политика СССР —все это входило.в сферу деятельности Суслова. Ему приходилось, разумеется, работать в тесном контакте с КГБ и Проку­ратурой СССР, особенно в связи с теми проблемами, которые объединяются не слишком ясным понятием «идеологическая диверсия». Немало забот доставляло Суслову и развившееся как раз в 60—70-е годы движе­ние «диссидентов». Много внимания уделял Суслов фак­тическому (или, как говорят обычно, партийному) руко­водству деятельностью Союза писателей СССР. Он при­нимал при­нимал участие во всех основных его совещаниях. Под контролем Суслона находились и другие творческие союзы: художником, архитекторов, журналистов, работников кинематографии, а также Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, театры, эстрада и другие подобные организации. Систе­ма партийного просвещения, общество «Знание», подго­товка школьных учебников, научные институты по об­щественным дисциплинам, отношения Советского госу­дарства с различными религиями и церковными органи­зациями — и это далеко не все, чем ведал Суслов.

Особой его заботой было проведение многочисленных юбилеев: 50- и 60-летия Советской власти, 50-летия об­разования СССР, 100- и 110-летия со дня рождения В. И. Ленина — всего не перечислишь. В 1949 году Сус­лов— один из главных организаторов пышных торжеств по случаю 70-летия Сталина, в 1964 году — 70-летия Н. С. Хрущева, а в 1976 и 1981 годах —70- и 75-летия

Брежнева. Брежнева.

Сам он отличался скромностью и в личной, и в об­щественной жизни. Но умел при необходимости потакать тщеславию других. Кое-кто из «верхних этажей» советского обще­ства даже посмеивался порой над его аскетизмом. Но собственный аскетизм отнюдь не сочетался у Суслова с непримиримостью к чрезмерным запросам его партий­ных соратников, если дело не касалось проблем идеоло­гии. Было немало случаев, когда Суслов оказывался крайне снисходителен к видным партийным и государственным работникам, замешанным в коррупции и мате­риальных злоупотреблениях. Немало бумаг и докладных записок, которые должны были бы послужить поводом для немедленного судебного разбирательства и сурового наказания некоторых министров, секретарей обкомов, руководителей целых республик, прекращали свое дви­жение в многочисленных сейфах кремлевского кабинета Суслова. Может быть, и в этом была одна из причин его влияния и власти?

Литература:

1. Медведев Рой. Они окружали Сталина. М., 1990.