Инквизиция. Преследование колдунов и ведьм

Эпоха Средневековья была проникнута своеобразным сочетанием христианских учений о едином Боге с языческим пантеизмом. Именно с этими вкраплениями язычества и вела борьбу католическая церковь. Вопросы веры, вопросы о Боге, об источнике грехов и пороков, о путях спасения души были самыми важными в духовной жизни людей того времени. Бог присутствовал в повседневной жизни, во всех делах человека, в конце концов, став частью реальной жизни, но все же достаточно абстрактной и далекой для него. Иконы, мощи святых, распятия имели ту же функцию защиты от зла, что и языческие идолы и амулеты. Зло в христианском мире было чинимо сатаной - противником и самым страшным врагом Бога, искушавшим и вводившим во грех людей.

 В представлении средневекового человека у сатаны была целая армия, в которую входили все вероотступники. Наравне с падшими ангелами армию дьявола составляли языческие божества, превратившиеся в процессе развития христианства в презренных и коварных демонов. Греко-римские божества, как и слово “даймон”, некогда обозначавшее “божество”, были низведены торжествовавшим христианством с божественного пьедестала и низринуты в пучину дьявольской преисподней.

Будучи всезнайкой и всесторонним искусником, обладающий ключами от всех замков и тайнами от всех ремесел, дьявол все свое внимание и все свои необыкновенные способности сосредотачивает на том, чтобы как можно больше вредить человечеству, как можно глубже подорвать власть бога над людьми и подчинить их своей сатанинской воле. Нравственное зло имеет своим источником дьявола и его помощников: они насаждают язычество и заставляют язычников смотреть на них как на божество. Они враги христианской веры, толкают людей на ереси и язычество. Дьявол является созидателем всякого церковного раскола и ереси.

Собор 306 г. в Эльвире самым суровым образом осудил колдовство ввиду того, что оно возможно лишь в силу возврата человека к идолопоклонничеству.

Еще в VIII в. светское законодательство проводит резкую грань между “колдовством” и “языческим безумием”. Колдун - реальность, он несет с собой реальный вред ближнему и подлежит как вредитель суровому наказанию; разнообразные действия, которыми наделялись некоторые женщины (способность летать, пить кровь у живых людей) признавались бредом одураченных дьяволом отдельных безумцев, которые за насилие над мнимыми преступниками сами подлежали ответу перед законом.

До IX в. светское законодательство упорно ставило ударение на вреде, учиняемом колдунами, и в меру этого вреда устанавливало для колдунов то или иное наказание. С момента же ослабления светской власти и усиления церковной начинается выпячивание религиозного характера преступления колдуна. Его ждет наказание не только за то, что он учинил ущерб людям, но и за то, что он совершил богохульство, впал во власть демона, преклонился перед силой языческого начала; и степень наказания, определяемая светским судом, соответствовала все более и более величине греха, а не преступления: убийство, совершенное без специфической примеси колдовства, могло быть наказано менее сурово, чем гадание или заговаривание, в которых ярко сказывались элементы дьявольского наваждения. Это имело роковые последствия.

Церковь не только все более и более стала выпячивать греховный характер колдовского преступления, но и санкционировала, расширяла и углубляла народное безумие, связанное с представлениями о летающих стригах (женщинах, летающих по ночам), пожиравших живых людей вампирах и живших половой жизнью с дьяволом женщинах, способных оборачиваться в самых разнообразных животных. Рассуждая подобным образом, церковь сделала шаг в сторону народного безумия и усвоила его наиболее характерные черты.

Ученый характер литературы о проделках дьявола исключал возможность колебаний насчет реальности существования демонов со стороны необразованной массы, которая все более и более охватывалась паникой перед грозной и таинственной силой нечистого. Эта паника ввергала многих в тяжелые формы психических болезней, и люди верили в то, что они действительно околдованы злым духом, и в то, что они, благодаря дьявольскому содействию, могут других околдовать и превратить их в орудие своей воли. Так общество в XII в. шло навстречу большой катастрофе.

В связи с расширением сферы действий дьявола страх перед ним быстро увеличивался и его всемогущество начинало угрожать самому Богу. Ничто в этом новом, ужасающем демоне теперь не напоминает нам того когда-то забавного черта, над уродством которого можно было посмеяться. Возможность столкновения подобных двух сил с трудностью предвидения, на чьей стороне окажется победа, пугает многих верующих. И даже авторитетные представители церкви говорят о неограниченном всемогуществе дьявола.

Всякое новшество, всякая смелая мысль, все, что уклонялось даже в очень незначительной степени от привычного мышления и повседневной жизни, вызывало представление о вмешательстве дьявола, о его персте.

У одного священника, рассказывает писатель-монах начала XIII в. Цезарий Гейстербахский, был очень приятный голос, и его друзья постоянно наслаждались его пением. Однажды услышал его пение какой-то монах и тотчас заявил, что подобный голос не свойственен человеку и что он принадлежит дьяволу. В присутствии всех поклонников певца монах стал изгонять дьявола из тела несчастного, и певец переживал тяжкие минуты, когда его тело покидал дьявол.

Так, церковь, всячески распространяя бредни о дьяволе, запуталась в собственных противоречиях и сама начала бояться дьявольского наваждения. Созданный церковью дьявол ее же стараниями принял всеобъемлющий характер и всепроникающий образ, и теперь для борьбы с ним требовалась неимоверная энергия, необычайное напряжение. Мечом и огнем должен быть уничтожен враг рода человеческого.

Почти не разработана научная периодизация деятельности инквизиции, отсутствует цельная картина массовых еретических движений средневековья, против которых был в первую очередь направлен террор инквизиции. Существуют самые различные мнения о том, что, собственно говоря, следует понимать под инквизицией и каковы ее хронологические рамки.

Если под инквизицией понимать осуждение и преследование господствующей церковью инакомыслящих, то хронологические рамки инквизиции следует расширить на всю историю христианской церкви - от ее возникновения по настоящее время.

Если же инквизицию понимать в более узком смысле, подразумевая под этим термином деятельность особых трибуналов католической церкви, преследовавших еретиков, то ее рамки суживаются от возникновения этих трибуналов в XII-XIII вв. до их повсеместной отмены в первой половине XIX в. Но и после этого в системе папской курии в Ватикане вплоть до 1866 г. существовала конгрегация инквизиции - “священная канцелярия”.

Инквизиция не возникла на “пустом месте”. Созданию “священных трибуналов” предшествовала многовековая борьба правящих кругов церкви с ересью, в процессе которой вырабатывалось также и богословское обоснование необходимости применения к еретикам различных видов и форм насилия, вплоть до их физического истребления. Это была нелегкая задача, ибо теологам для оправдания инквизиции пришлось совершить подмену основного принципа христианства, превратив ее из религии любви в “религию ненависти”. На такую трансформацию ушли столетия.

Что же все-таки представляет собой инквизиция? Учрежденный папой Григорием IX между 1231-1233 гг. особый суд, возглавляемый монахами-доминиканцами, наделенный полномочиями разбираться с очень специфической сферой преступлений - преступлениями против веры - был фактически создан для более эффективной борьбы с ересью. Инквизиция, как любой институт, имела свой чиновничий аппарат, с помощью которого инквизиторы вели суд, свою армию доносчиков, “поставлявших” все новых и новых еретиков за приличное вознаграждение, своих советников, присутствовавших при допросе. Роль советников на допросе была чистой формальностью, поскольку решающее слово оставалось за инквизитором, который к тому же имел право и не прислушиваться к мнению советника. На допросе также должен был присутствовать епископ.

Еретики по существовавшей классификации делились "на условных, объявленных и заведомых"  в зависимости от степени тяжести подозрения. Паутина плелась очень хитро, и иногда проще было признаться в ереси, чем защищать свою невиновность.

Итак, инквизиция должна была вырвать из Европы жало ереси. Но есть ли колдовство ересь? Ведь ересь характеризуется, во-первых, ошибкой в мышлении, во-вторых, упорством в этой ошибке. Но ведь колдун, веря в дьявола, не совершает ошибки в мышлении, ибо дьявол действительно существует, и упорство колдуна не может быть еретическим, так как он упорствует не в ошибке, а в том, что фактически подтверждено церковью и всеми ее авторитетами. Казалось, что все виды колдовства, которые так трудно подогнать под ересь, остаются вне сферы компетенции инквизиционных судов.

Однако постепенно мысль о тесной связи между колдовством и ересью начинает проникать в церковную среду, и все настойчиво выдвигают необходимость включить колдовство в сферу деятельности инквизиции и отождествить колдунов с еретиками, в частности с катарами и вальденцами, представляющими серьезную опасность католической церкви.

Уже в первой половине XIII в. против катаров и вальденцев, жестоко преследуемых и потому, естественно, совершающих свои религиозные обряды тайком, по ночам, в подполье, было выдвинуто обвинение в устройстве “синагоги сатаны”. Появление сатаны, который прибывал в синагогу для вящего посрамления истинной веры, дает повод стремиться в эту синагогу и колдунам, чтобы там вместе с катарами выражать свои чувства дьяволу и получить от него те или иные указания относительно колдовства. Такие собрания не могут не сблизить всех поклонников дьявола и не сплотить их в почти однородную еретическую массу. Так как катары представляли собой еретиков, то и колдуны не могут не быть еретиками, подлежащим ведению инквизиции. Они в большей степени грешники, чем преступники; они не должны пользоваться “льготами” светских и епископальных судов. Сближение колдунов с катарами, сделанное церковниками в интересах распространения на первых жестоких норм инквизиционного судопроизводства, вело к тому, что из индивидуального преступления колдовство превратилось как бы в коллективное, и возникла мысль о колдовской секте, члены которой, собравшись группой, совершают общий акт поклонения дьяволу. Разумеется, групповое, сектантское преступление приобретает в глазах церкви более тяжкую форму, чем индивидуальное, и с конца XIII в. каждый разоблаченный колдун влечет за собой розыски его сообщников. Начинаются массовые казни и открытие целых гнезд колдунов.

Суд над еретиками проходил следующим образом: инквизитор или викарий неожиданно врывались в толпу народа, призывая всех, заподозренных в ереси или чувствующих ее в себе, покаяться и получить прощение. На этом заканчивалась общая часть инквизиционного суда.

Когда спектакль с помилованием завершался, всех задержанных вызывали повесткой в суд, на котором инквизитор был полновластным судьей, обвинителем и присяжным. Эта процедура не была публичной, для суда достаточно было двух свидетелей, и обычно известными становились только общие пункты обвинений. Имена свидетелей, чье присутствие на суде вызывает сомнения, хранились также в тайне.

Подозреваемому не разрешалось приглашать адвоката. Суд мог тянуться годы, в течение которых подозреваемый чах в темнице. Но для обвиненных в ведовстве темница была еще достаточно счастливым исходом.

Наиболее эффективным средством вырвать признание у обвиняемого были пытки. Если проводить пытку повторно запрещалось, то ее можно было растягивать. Палач тщательно осматривал тело ведьмы в поисках “ведовской печати”, за которую сходило любое родимое пятно, любое пятнышко на коже. Наличие “ведовской печати” считалось железным доказательством виновности. Палач начинал свой “богоугодный” труд с умеренных - “человеческих” - пыток, переходя по мере надобности к более рафинированным, утонченным, бесчеловечным. Наиболее часто практиковавшееся пыточное средство - связывание рук обвиняемого за спиной и подвешивание за руки; к ногам привешивали груз, вес которого в случае запирательства увеличивали. Применялись и иные виды пыток.

Наряду с пыткой, которая должна была заставить жертву процесса признаться в связи с дьяволом, применялись и другие процедуры установления ее ведьмовской природы. Например, применялось “испытание слезами”, заключавшееся в том, что обвиняемой читали отрывок из Библии, и если она не плакала, то считалась виновной. Подсудимую взвешивали на весах, так как вера в способность ведьм летать предполагала наличие у них меньшего веса, чем у честных людей. Весьма распространено было испытание водой: связанную по рукам и ногам женщину бросали в воду, и если она не тонула, то это означало, что чистая стихия не принимает ведьму. Наконец, существовали “специалисты”, которые якобы могли отделить ведьм от остальных по внешнему виду. Такой случай имел место в 1644 г. в Дижонском диоцезе, где "некий сумасшедший ходил по деревням и с разрешения властей осматривал собранных для проверки крестьян; обвиненные им в колдовстве были подвергнуты испытаниям, и часть их была сожжена" .

C самого начала процесса в центре внимания судей оказывались не “малефики” (зловредители), а условия, которые с их точки зрения, только и могли сделать эффективными магические действия. Судьи уже заранее располагали развернутым перечнем вопросов, которые они задавали обвиняемым, добиваясь признания в том, что колдовские акты они осуществляли при содействии нечистой силы. Их внимание было всецело сосредоточено на договоре с дьяволом и на обстоятельствах, при которых он был заключен, посещении обвиняемыми шабаша и его описании, а также на выяснении того, кто еще в шабаше участвовал.

 Неизбежным и вполне объяснимым следствием предъявления такого рода обвинения было запирательство жертв процесса, которые отрицали связь с нечистой силой. Однако судьи проявляли в этих случаях исключительное упорство, во что бы то ни стало, добиваясь нужных им признаний, чаще всего благодаря пытке.

Запуганные и сбитые с толку жертвы преследований, преимущественно неграмотные и изолированные от своей среды, подвергаясь изощренному умственному давлению ученых-юристов, которые руководствовались заранее подготовленной системой вопросов, нередко заимствованных из признаний, исторгнутых на более ранних процессах, как правило, не могли им противостоять.

Возникает естественный вопрос: почему религиозные и юридически образованные люди, превосходно понимавшие, что применение физических мук может исторгнуть у жертв любые, и в том числе самые фантастические, признания, тем не менее, видели в пытке вполне приемлемое и неизбежное орудие судебного разбирательства при обвинениях в ведовстве?

Прежде всего, сношения с нечистой силой и служение ей рассматривалось как исключительно серьезное преступление и здесь никакие ограничения в отношении применения пытки не имели силы.

 Но существовало и другое обоснование необходимости прибегнуть к пытке над предполагаемой ведьмой. Обратим внимание на то, что упорное отрицание обвиняемой ее связи с дьяволом только усиливало подозрения судей, мало этого, служило в их глазах доказательством существования подобной связи, и пытка возобновлялась и усиливалась. Дело в том, что лицо, которое подозревали в сношениях с нечистой силой, рассматривалось как одержимое ею, следовательно, возникала необходимость изгнать вселившихся в него бесов, применяя самые жестокие меры. Пытка направлена, собственно не против обвиняемой, а против засевшего в ней беса. Истязающие “ведьму” судьи, мнят себя ее защитниками и прилагают усилия к тому, чтобы спасти ее из лап Сатаны. Пока он обитает в человеческой оболочке, он препятствует своей жертве сделать нужные судьям признания.

Если у мужчин, обвиненных в колдовстве, были ничтожные шансы на спасение, то у женщин таких шансов вовсе не было. Женщину, “сосуд нечестивый”, “врата адовы”, считали более падкой на всякого рода соблазны, поэтому более открытой дьявольским искушениям. Обвиненную в колдовстве женщину, попавшую в адскую машину инквизиции, никто и ничто не могло спасти. Разница в казни заключалась лишь в том, что раскаявшуюся и давшую показания ведьму сперва обезглавливали или душили, а потом сжигали, а “упорствующую” просто сжигали живьем или предварительно калечили. При казни присутствовало огромное количество народа.

Публичная казнь была своеобразным зрелищем, мрачным представлением, символизирующим торжество Бога над сатаной. Зрелище живьем сжигаемых людей стало чем-то заурядным. Для жителей города и деревни это зрелище сделалось и обязательным и притягательным, своего рода праздником. Зрелища смерти, пыток, казней не могли не оказывать воздействия на восприятие и психику жителей города и деревни. Но они отнюдь не были лишь зрителями кровавых расправ. Нередко они и сами принимали в них прямое участие. Период религиозных войн во Франции и Германии, в других странах богат уличными самосудами толпы над попавшими в ее руки врагами. Католики в этом отношении не отличались от протестантов. Мучительные убийства сопровождались надругательствами над трупами. В силу некоторых черт средневекового мышления, сочетавшего бескомпромиссность, страстность в принятии решений с суеверными страхами, народ выносил приговор преступнику на основании одних подозрений, не имея ни малейших сомнений в справедливости своего обвинения.

 В большинстве случаев суд был строгим и скорым. В г. Линдейме, например, обвинили шесть женщин в том, что они вырыли на кладбище труп новорожденного младенца и употребили его для приготовления какой-то чудодейственной мази. Их пытали и под пытками несчастные сознались во всем, в чем их обвиняли. Муж одной из этих женщин настоял, однако, на том, чтобы разрыли могилу и на месте убедились бы в невиновности женщин. Могила была разрыта в присутствии всех судей. Раскрыли гробик - внутри лежал нетронутый труп младенца. Но судьи не признали ошибочной поспешности своего обвинения и объявили, что, раз женщины сознались, значит они виноваты; что касается того, что в гробе оказался нетронутый труп младенца, - так это не что иное, как дьявольское наваждение. И женщины были сожжены.

Для создания более полной и цельной картины о процессе охоты на ведьм, для того, чтобы понять природу массовых преследований и тех стрессовых состояний, которые их порождали и которые им сопутствовали, было бы желательно уяснить некоторые характерные особенности социальной психологии населения Европы в указанный период. Тем самым был бы намечен тот фон, на котором развертывалась охота на ведьм.

Социальная психология масс периода XV-XVII вв. трудно уловима. Основные классовые и сословные противоречия позднефеодального общества создали почву для определенных настроений простонародья: ненависти к господам, недоверия к священникам, зависти, испытываемой к богатеям.

Начавшееся в переходный от феодализма к капитализму период расшатывание традиционных деревенских микроструктур, таких как сельская община, не могло не порождать беспокойства и служило источником внутренних конфликтов в этих прежде замкнутых мирках крестьянской жизни. При переходе от средних веков к новому времени большой мир все энергичнее вторгался в пределы деревни. Но, очевидно, наиболее мучительными оказались внутренняя ломка общинного порядка и кризис сельской солидарности, вызванный усилением противоречий между жителями деревни. С этой напряженной социально-психологической обстановкой, сложившейся в западноевропейской деревне, связана и охота на ведьм, развернувшаяся в XVI-XVII вв .

Поведение и психология простолюдинов в первую очередь определяется, естественно, их трудом. Тесная, неразрывная связь с землей и высокая оценка с/х труда - неотъемлемая часть крестьянской психологии.

Первое, что приходиться отметить в крестьянском мироощущении этого периода, - это страх и неуверенность, которые владели народными массами. Они провоцировались многими важными причинами, в частности, отношением крестьянина к земле, которую он обрабатывал. Он был кровно, многими прочными узами с нею связан, но ею законно не владел. Эта неуверенность в том, будет ли земля принадлежать крестьянину и дальше или же будет отобрана феодалом, двигала крестьян как во время столь частых в XV-XVII вв. восстаний, так и в ранних буржуазных революциях.

Как уже было сказано ранее, все исследователи отмечают неуверенность и страх, владевшие массами в XV-XVII вв., рост напряжения в социально-психологической сфере с общей экономической и политической ситуацией в Европе конца XVI-XVII вв. В период между 1580 и 1620 гг., хозяйственный подъем предшествующего времени сменился длительным застоем и упадком. Последний нашел также и демографическое выражение. Социально-экономический кризис сопровождался крупными политическими коллизиями. Население не могло не ощущать и не осознавать обрушившихся на него бедствий. Оптимистические настроения, характерные для раннего Средневековья, сменяются всякого рода страхами, отчаяньем и попытками как-то объяснить кризис.

Одной из важнейших коллективных фобий был страх перед смертью и загробной гибелью. Страх этот, присутствовавший в сознании народа на протяжении всего Средневековья, обострился после великих эпидемий чумы в конце XIV и XV вв. "Частые рецидивы эпидемии, которые не давали времени для восстановления прежней численности населения, высокая смертность новорожденных и маленьких детей, низкая продолжительность жизни, разрушительные войны, сопровождавшиеся жестокими расправами над мирными жителями, постоянный голод, - все это делало смерть близко знакомой" .

Есть основание предполагать, что идея вечности внедрялась в народное сознание прежде всего в образе нескончаемых мук, которым будут подвергаться души грешников. Если картины рая оставались смутными и не проясненными (ведь о небесных радостях вообще невозможно поведать на языке человеческом), то картины ада и народно воображение, и живопись, и литература рисовали с большой наглядностью. Ад был намного реальнее рая.

Со страхом загробных мук был непосредственно связан страх перед нечистой силой. Этот страх присутствовал в сознании верующих на всем протяжении Средних веков, и тем не менее трактовка сил ада существенно изменилась как раз в указанный период. Как уже было сказано выше, если ранее черт, страшный по своей сути, был подчас вместе с тем и смешон, то в конце Средневековья начинается в высшей степени показательная трансформация образа сатаны и его приспешников. Бесы, количество которых неимоверно увеличилось, утратили былую двойственность и стали воплощением абсолютного зла. Мало того, Сатану мыслят теперь как всесильного соперника Бога, как “князя мира сего”. С идеей о постоянном и всестороннем вмешательстве в жизнь человека нечистой силы смыкалось представление о близящемся конце света. Усиление всемогущества дьявола - показатель того, что перед завершением земной истории он выступает в роли Антихриста. Готовясь к этой финальной, всемирно-исторической драме, сатана собирает все свое воинство, включающее и людей, которые принесли ему присягу верности и вступили в договор с целью вредить божьему люду. Поэтому обнаружение и уничтожение ведьм и колдунов расценивалось как борьба против Антихриста.

Денежный момент играл очень значительную роль в деле инквизиции по ведовству, и не без оснований каноник Корнелий Лоос называл процесс против ведьм алхимией, с помощью которой из человеческой крови получают серебро и золото. Существовали специальные "ищейки ведьм". Так в Англии один такой ищейка накопил значительную сумму, получая по 20 шиллингов за каждого обнаруженного преступника, но он вызвал против себя возмущение народа. Арестованный и привлеченный к суду, он сознался, что отправил на костер 220 невинных душ. Ищейка погиб в огне.

Когда доходность процессов стала падать, начало уменьшаться и их число, - так заявляет С. Зугенгейм в своем серьезном описании Баварии XVI века, хотя прибавляет, что и в “плохие” годы палач зарабатывал на ведьмах 169 талеров. Инквизитор “рвал на себе волосы” вследствие больших расходов, но, по-видимому, сократить их было невозможно, нужно было платить юристам и священникам за их работу .

Впрочем, установилась практика - священникам вместо денег выдавать крепкое вино. Большая часть расходов по ведовским процессам покрывалась из средств осужденных или просто привлеченных к ответственности ведьм и колдунов. Конфискации подлежала не только недвижимость, но и все движимое имущество, вплоть до предметов первой необходимости. Обратно оправданный ничего не получал.

Иногда ведовское доносительство являлось последним средством лишить человека его имущества; когда иной способ законного грабежа оказывался невозможным, выдвигалось обвинение в ведовстве.

Доносительство нередко принимало эпидемический и совершенно безумный характер, в особенности при наличии страха у доносителя, что он сам на подозрении у ревнителей религиозной чистоты. Тот, кто не обвинял других, рисковал сам быть обвиненным; паника распространялась, захватывая все новые жертвы. Первыми пали всякого рода маргинальные элементы деревни, не отвечавшие требованиям всеобщего конформизма, и тем самым коллектив жителей деревни мог ощутить себя более гомогенным, как бы “очистившимся от скверны”.

Вскоре дьявол стал предметом добычи средств для самых разнообразных слоев населения. Калеки, горбуны, прокаженные, слепые, глухие выдавали себя не то за спасенных от еще худших дьявольских наваждений, не то за его жертв, и жалостливые сердца одаряли всяческими подаяниями несчастных, торговавших своими уродствами и болезнями.

Что же касается прекращения охоты на ведьм во второй половине XVII в., то, по мнению американского историка К. Томаса, “протрезвление” пришло не из книг и не из среды какой-то умеренной группы, а от мрачного осознания того, что дальнейшее преследование ведьм грозит разрушением всяких социальных связей. Эта мысль лишь постепенно дошла до умов людей, испытавших историю массовых ведовских процессов. Следует, однако, отметить, что и после официального прекращения судебных преследований по обвинению в ведовстве в деревне еще долго сохранялась практика внесудебных расправ с подозреваемыми в причинении вреда соседям с помощью магии.

Еще в 1781 г. была сожжена ведьма в Севилье - жертва была занесена в актив инквизиции. Но в XVIII веке “великие подвиги”, соперничавшие между собой за славу расправ с дьяволом, были уже на исходе. Мария Тереза в 1746 г. Прекратила процессы против ведьм. Через год этому примеру последовал Вюртемберг, а в 1775 г. - Бавария. В год казни во Франции Людовика XVI в 1793 г. Познань отменила у себя процессы против ведьм.

Таким образом, мы видим, что история гонений не столь прямолинейна и проста, как ее представляли себе историки конца XIX и начала XX в. (Г.-Ч.. Ли, Й. Ганзен и другие) и как ее и ныне иногда все еще изображают. Гонения конца XVI и XVII вв. не явились продолжением более ранних преследований еретиков, и демонология сама по себе не породила ужасной практики конца XVI и XVII вв. Нужны были специфические социальные и социально-психологические условия для того, чтобы развязать этот процесс, в котором рационализированное суеверие сочеталось с массовыми страхами и политическим расчетом.

Итак, мы проследили темную, полную загадок и противоречий, массовых фобий и порожденных ими жестокостей историю преследований инквизицией колдунов и ведьм в средневековой Европе на рубеже XVI-XVII вв. Мы попытались понять причины этого феномена, не только проследив историю гонений на ведьм с самых ее истоков, но и представив как можно более полную картину того социально-психологического фона, тех тенденций в средневековом обществе, которые и легли в основу преследований ведовства в Европе.

У славян ведуны и ведьмы сосуществовали достаточно мирно со своими односельчанами, практически ничем не отличаясь от них в своем образе жизни. В каждом селе был свой ведун. Если им часто и приписывались злые, враждебные действия, то во многих случаях колдуны и ведьмы были просто необходимы крестьянам. Враждебный характер действий ведьм - результат более позднего влияния. В язычестве же колдовство имело благое, чистое назначение. Ведьма, так же как и знахарка, обладала способностью предвидеть и прорицать, врачевать (то есть очищать от болезни), славилась мудрыми, чарующими речами, ценилась за свои сверхъестественные знания. Колдунья, таким образом, служила своеобразным посредником между высшими силами и человеком. Позднее, с принятием христианства образ ведьмы демонизировался, стал символом всего язычества как эпохи непросвещенной, бесовской.

Во времена язычества народ понимал ведовство как чудесный божий дар; весь объем познания сосредотачивался в умении понимать таинственный язык природы, которая была наделена божественным обликом, наблюдать и истолковывать ее явления и приметы. Ведение было высшей премудростью: оно соединяло человека со стихиями воды, огня и света, над которыми гадали и предсказывали, которым молились и приносили жертвы. Функции ведунов были подобны функциям жрецов. Колдунов призывали для очищения не только от болезней, но и от нечистой силы - домового, лешего, кикиморы. Волхвы защищали молодоженов от чар и вреда нечистого. К ним приносили даже детей, и они давали им ладанки, амулеты, служащие предохраняющим средством от всякого сглаза, чар и влияния нечистой силы. Колдуны и ведьмы призывались во всех трудных случаях жизни. Они собирали травы и коренья, из которых делали чудодейственные мази и снадобья, обладали способностью угадывать вора и врагов, снимать с сердца кручину.

Остатки старинных молений уцелели в заговорах, заклятиях, загадках и некоторых народных обрядах и песнях. Жертвоприношение и гадание сопровождались речами, обращенными к божеству. Первая молитва у всякого народа была первым песнопением. Вот почему песни для народа получили священный характер. Песня, представлявшая собой одновременно и молитву и заговор, была напрямую связана с колдовством. Такое значение песни и сопровождавшей ее пляски объясняет неприязненность к ним христианства, боровшегося с языческими остатками.

Ведун сохранял знания о религиозном языке мифов, понимание которого постепенно стало недоступным большинству; ведунам и ведьмам отводится роль избранников божьих, более одаренных по сравнению с другими. Они - народные предсказатели и учители. Народ прибегал к ним за помощью, веря, что они, как близкие к божествам и понимающие их знамения, имеют дар предвидения, могут открывать правду. Волхвы пользовались уважением народа, тем более что первоначально они выделялись из числа старейшин рода.

Образование из волхвов и ведунов класса жрецов требовало долгого процесса, который был прерван принятием христианства. Поверья о колдунах и колдуньях в течение многих столетий изменились во многом, потеряли прежнюю ясность. С ведьмами для народа соединились все остатки языческих поверий и тот враждебный характер, который был придан им в христианскую эпоху. Положительное значение ведьм видится теперь только в их способности лечить болезни и угадывать скрытое.

Ведьмам стали приписывать полеты на Лысую гору, на шабаш, кражу светил (луны, месяца), превращения в разнообразных животных. Вообще о ведьме говорят, что она или старуха незапамятных лет или молодая красавица, а колдун - всегда старик. Такое представление сделается совершенно понятным, если вспомнить, что языческие богослужения и жертвоприношения совершались старшими в роде, стариками и старухами, и что во всех религиозных языческих обрядах девушки принимали живое и непременное участие, так как язычество выше всего ставило творческую силу молодости, красоты и плодородия, боготворило “красну девицу зарю” и само Солнце первоначально представляло в образе юной и прекрасной женщины.

По ночам ведьма обыкновенно расчесывает по плечам косы, надевает белую рубашку, садится верхом на помело (кочергу, метлу, ухват, лопату и т. д.), заварив в горшке зелье, чтобы стать невидимой, и вместе с дымом очага уносится в трубу на вольный свет. Самые важные полеты ведьм бывают два раза в году, на коляду (от Рождества до Крещения) и Купалу (в ночь на 24 июня), совпадающими с двумя главными праздниками язычества. Колдуны и ведьмы собираются вместе с нечистой силой на Лысой горе, чтобы гулять всю ночь напролет на шабаше.

Собрание колдунов и ведьм, или шабаш, есть мифическое представление о древнеязыческом богослужении, которое совершалось с особенным торжеством.. На Лысой горе собирались колдуны, ведьмы и бабы-яги - лица, которые выполняли все функции, относящиеся к языческому богослужению: ворожбу, гадания, врачевания и т. д. Колдуны и ведьмы летали на гору, которая лежала у Киева. Киев был главным городом язычества, в нем жил великий князь. В нем стояли кумиры, идолы, которым поклонялись. Горы у славян-язычников были священными местами жертвоприношений и игрищ. После принятия христианства именно на горах, на холмах - местах наиболее близких к богу - стали возводить храмы. “Лысая гора”, открытая возвышенность, где нет ни человеческого жилья, ни растительности, представляет собой удобное для религиозных игр и обрядов место. Это гора священная. На Лысой горе колдуны и ведьмы собирались для совещаний, общего веселья и пиршества, что соответствовало характеру языческих празднеств, которые сопровождались песнями, музыкой, плясками. Публичным совершением браков и очищений, требовавших полного обнажения. Эти празднества соединялись с общими пирами, на которых ели жертвенные яства и пили жертвенные напитки до излишества.

Летописцы, усвоившие дух христианского учения, смотрели на эти празднества как на крайнее явление разврата и безнравственности. Остатки подобных празднеств и игр жили в народе до позднейшего времени, о чем свидетельствует Стоглав. Царская грамота 1684 г. Такое “срамословие и безстудство” в эпоху христианства представлялось до того нечистым, греховным, что родилось поверье об участии в этих празднествах темных, злых духов и о связях их с ведьмами.

Атрибуты домашнего очага: труба, через которую вылетала в небо ведьма, помело, веник, ухват, которые она использовала для полета, получили в глазах язычников религиозное значение и были первыми орудиями при его жертвоприношении. Также и другие атрибуты кухни (зажженные лучины, заслонки, сковороды, тазы) употреблялись при языческом богослужении, которое еще не успело развиться до того, чтобы создать особые жертвенные и богослужебные орудия. Способность летать идет от веры древних славян в то, что ведьма, совершая жертвоприношение божеству, наделяется его силой, его могуществом. Ведьма уносится в трубу в белой сорочке и с распущенными волосами, что было необходимо для участвующих в служении божествам света. Белый цвет - цвет светлых божеств, и потому священный и благотворный. Распущенная коса - символ девственных, полных сил. В христианскую эпоху простоволосие (непокрытая и распущенная коса) стало рассматриваться как грех.

Выше говорилось о священном значении песен, музыки и плясок в язычестве. Ими сопровождались и празднества. Пляска - обыкновенное и любимое занятие ведьмы. Плясать ведьмы и колдуны ходили в места, где появлялись зеленые и желтые круги, создавшиеся в силу физических причин, но воспринимаемых людьми как дело рук божества. Колдуны и ведьмы плясали в кругу или водили хоровод. Круговая линия была священна. Через нее не могла переступить нечистая сила (вспомним Хому Брута, очертившего вокруг себя в церкви круг, чтобы ведьма не могла его достат