Умер ли марксизм?

"Я знаю, город будет..." (Возможность нового социализма)

Опыт начала и конца ХХ века надежно показал, что при господстве капиталистического уклада Россия не может выжить как независимое многонациональное государство. При этом ее распад и деградация сильнее всего ударяют именно по русскому народу, так что он неминуемо становится ядром антикапиталистической революции (горячей или ползучей). Значит, после "хаоса по Чубайсу" в России возобладают некапиталистические уклады, пусть даже с мимикрией под капитализм. Отвлечемся пока от внешнего фактора, от жесткого контроля, цель которого - не допустить возрождения России как сильной страны. Рассмотрение даже столь абстрактной модели будущего социализма, на мой взгляд, полезно. Да и не всесилен внешний контроль.

"Социализм" - очень широкое и слабо разработанное понятие. Маркс писал о коммунизме, а социализм в особую формацию не выделял. В России после революции была очевидна необходимость, до коммунизма, длительного "переходного периода". Этот строй назвали социализмом и создавали в условиях России и заданных извне жестких ограничениях. Возникло определенное жизнеустройство со своим особым политическим строем и типом хозяйства.

Поскольку ВКП(б) завоевала большой авторитет, а СССР стал сверхдержавой, наша верхушка могла объявить свою систему единственно правильным социализмом (победившим, реальным, зрелым и т.п.). В обществоведении сложился очень узкий взгляд на социализм и вообще на некапиталистические формы жизнеустройства. Мы мало знали огромный опыт разных народов, создававших структуры социализма на своей почве. Более того, своим авторитетом и помощью СССР нередко ограничивал этот рост, загонял его в рамки своей модели. Мы сами потеряли при этом источник знания и силы. Более того, приняв за сущность социализма одно из его воплощений, мы не поняли его сущности и, что самое тяжелое, не поняли саму советскую его ипостась. Во многом поэтому мы ее и утратили.

Сегодня мы обязаны осмыслить две структуры: социализм в целом и советский строй как его разновидность. Для этого есть срочные причины, а не только теоретический интерес. Причем интерес весьма широкий. Так, поражение советского строя не привело к демонтажу всех его несущих конструкций (в России цена одного кВт/ч электроэнергии, первейшего блага, держится на уровне около 1 цента - при том, что на мировом рынке он стоит 13-15 центов). Прочность их оказалась намного выше предсказанной. На их ликвидацию не осмеливается и власть. Можно предположить, что некоторые устои советского строя переживут период хаоса и останутся в основе нового порядка. Их надо знать и понимать. Что-то из них надо охранять и обновлять, а некоторые продукты советского строя были смертельными ядами - например, преступность советского типа.

Для начала будем считать социализмом некапиталистическое жизнеустройство в индустриально развитом обществе, распространенное столь широко, что общество может воспроизводиться на его основе. То есть, речь не идет о маргинальных укладах и анклавах в капитализме (религиозные и пр. коммуны, криминальное хозяйство и т.д.). Как возник советский проект?

Тезис Маркса, что никакая формация не уступает места другой, если не исчерпала своих возможностей для развития производительных сил, приложим лишь к процессу смены формаций Запада. Переход к социализму в крестьянской России (Китае, Вьетнаме и т. д.) был не "прыжком через капитализм", а его оттеснением. Эти страны пытались миновать капитализм. Они его и миновали, теперь уже нельзя строить капитализм, имея на Земле агрессивную цивилизацию (Запад). Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами мировое пространство в зону "дополняющей экономики". Это не капитализм, а особая формация, периферия "золотого миллиарда", не имеющая уже возможности развития своего капитализма.

Начиная с середины ХХ века единственный путь не превратиться в "дополняющее пространство" заключается в нахождении и защите приемлемого для собственной культуры проекта социализма. При этом использование многих институтов и технологий, созданных капитализмом, не меняет дела. Речь идет о двух разных "генотипах", так что переход "социализм-капитализм" есть глубокая мутация. Пока что не было и обратной мутации (не считая фашизма), перехода "капитализма-социализм", хотя социал-демократические режимы Запада с успехом восприняли многие институты и технологии социализма. Иные марксисты даже назовут такой строй "более правильным социализмом", нежели советский. Возникла категория обществ, подобных гермафродитам,- по их "вторичным" признакам нельзя определить, являются ли они, в сущности, капитализмом или социализмом (например, Тайвань). Тут нужно что-то вроде "хромосомного анализа".

Чтобы не впадать в спор о понятиях, ограничим предмет. Поскольку "перескочить" в капитализм России не удастся, несмотря на попытку калечащей искусственной мутации, мы будем говорить именно о нас - о социализме в стране, избежавшей "кавдинских ущелий" капитализма, когда развитие "своего" капитализма было еще возможным.

Тем не менее и в тезисе Маркса, и в критике советского строя и марксистами (например, Троцким), и "демократами" есть рациональное зерно. Общество, "нехлебнувшее" достаточную порцию капитализма, оказывается хрупким. Массовое сознание в нем слишком "алогично", а государство не имеет поддержки не только гражданского общества, но и стабилизирующего фактора в виде осознаваемых материальных интересов. Тот подрыв гегемонии государства, что был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов.

Из этого вытекает, что наш кризис будет не напрасен, если мы сумеем из ядовитого "глотка капитализма" впитать фрагменты "генов", нужных для жизни в современном мире. Поясню на двух пунктах. Крестьянский общинный коммунизм, послуживший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нами многих интеллектуальных технологий, которыми владеет средний индивид Запада. Освоение таких технологий было возложено на "начальство". В этом смысле мы впрямь были иждивенцами. Мы были готовы самоотверженно трудиться, но ряд гражданских функций возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и о нас позаботятся. Упомяну функцию блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений, ведущих к его ущемлению. Умение считать и блюсти свой интерес - типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела и поплатилась, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.

Понятно, что общество из таких людей уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий "вызов" (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т. п.), у граждан закрадывается подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, а вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с обидевшими его своими подозрениями "баранами". Такое квазисословное общество в условиях городской культуры выжить не может. Самомнение лучше взрастает в отдельных квартирах.

Второе свойство "избыточно общинного" общества - инфантилизация сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные предыдущими поколениями, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, "данные свыше". Общество подчиняется правящей клике, как капризный ребенок умелым родителям. В то же время, относясь к государству, как капризный ребенок к родителям, граждане растравляют свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды, резко облегчающие подрыв государства.

Инфантильное сознание вытесняет правовое сознание, свойственное зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым, начинается криминализация установок и поведения значительной части общества. Если к тому же возникает экономический кризис, вовлечение граждан (особенно молодежи) в преступную деятельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль. Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в эксперименте за последнее десятилетие.

Вернемся к главным признакам "возможного у нас" социализма. Повторю, что это - "социализм не от хорошей жизни", это движение по трудной тропе, которая дает шанс уйти от врага, грозящего геноцидом. Трудности тропы возросли из-за ликвидации СССР и "лагеря социализма", десятилетнего разграбления хозяйства и деградации многих сторон жизни страны. Но если полученные уроки пойдут впрок, мы выйдем из кризиса как обновленное общество, освободившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано жесткими, испытанными на собственной шкуре дилеммами - значит, сможет расширить диапазон свобод и удешевить поддержание лояльности.

Прежде всего скажу о ядре культурного основания общества, об антропологии. В России не произошло, как надеялись "архитекторы", варианта Реформации и не возникло "свободного индивида". Человек сохранил органический (общинный) тип солидарности. Это не хорошо и не плохо, это факт. Из этого вытекает много следствий. Антропология - фактор фундаментальный, ее действие носит "молекулярный" характер, его нельзя преодолеть идеологическими ухищрениями, реформами "вертикали власти" и даже репрессиями. Входя одновременно и в базис, и в надстройку общества, представление о человеке "переваривает" элементы идеологии и институты, наполняет их новым содержанием.

Повторю очевидное: сохранение бытия России как традиционного общества, главным критерием отнесения к которому и является антропология, вовсе не служит препятствием к быстрой модернизации и переносу (с необходимой адаптацией) многих западных институтов и технологий. Что же должно будет измениться в нашем социализме после "глотка капитализма"? Вот как я это вижу.

В обозримый период не произойдет реставрации государственной власти соборного и самодержавного (советского) типа. В обществе созрел и обрел язык раскол по многим линиям раздела, который делает невозможным действие власти соборного типа, принимающей крупные решения через консенсус.

Если Россия избежит гражданской войны (а из этого я и исхожу), то государство должно сдвинуться от соборной демократии к представительной, парламентского типа с разделением властей. Этот сдвиг не является идеалом и в существенной мере противоречит антропологии нашего общества. Он - вынужденный ответ на общественный конфликт с примерно равной силой сторон. Напротив, на уровне местной власти и самоуправления можно ожидать сдвига от искусственно созданных органов типа муниципалитетов обратно к советскому типу. Решения масштаба местных проблем принимаются и реализуются лучше и дешевле советами и их исполкомами.

Думаю, однако, сдвиг к парламентаризму будет неполным, так что "советский" (или "думский") характер парламента во многом сохранится. Это значит, что не сложится равновесной системы партий, особенно в "правой" ("капиталистической") части спектра. Стиль политики также не приобретет вполне рационального характера, в нем сохранится обращение к этике и к "мнению народному". Если наше сознание преодолеет, наконец, евроцентристские догмы истмата и либерализма и проникнется пониманием традиционных культурных норм, то "архаические" соборные черты российского парламента станут не обузой, а источником силы.

Будет у нас складываться и своеобразное гражданское общество. Это - внутренне противоречивое предположение, ибо по сути своей гражданское общество - продукт Реформации и буржуазной революции. Кажется, однако, что возможна "пересадка" ряда структур гражданского общества на культурную почву с общинной антропологией. Для успеха такой сложной операции требуется понимание строения и "физиологии" как современного, так и традиционного общества. Вообще, от такого понимания в огромной степени зависит успех программы по восстановлению России.

Эти процессы сделают государство более рациональным и бесстрастным, менее патерналистским и идеократическим. Однако последние качества не исчезнут, не возникнет в России технократического "государства принятия решений". "Кухарка" потеснится, но не уступит государственную власть "экспертам".

На пути освоения либеральных институтов власть может впасть в соблазн, который станет фатальным для России - положить в основу господства манипуляцию сознанием. Эффективность и дешевизна этой технологии завели Запад на этом пути в такой тупик, что сегодня уже трудно даже представить себе неразрушительный выход. Манипуляция сознанием - наркотик, дозу которого приходится все время увеличивать. И этот наркотик действует на все общество, в том числе и на манипулирующую элиту. Сегодня в России интеллектуалы нашего "воровского капитализма" вынуждены применять самые жесткие, на границе преступного, средства манипуляции - чтобы как можно дольше продержать народ в оцепенении. Та духовная пытка, которой подвергло людей телевидение, поможет поставить вопрос ребром и в недалеком будущем отказаться от использования технологий манипуляции сознательно и категорически.

Надо подчеркнуть, что социализм (после родовых мук) благодаря отказу от манипуляции и устранению антагонистических противоречий дает человеку несравненно больше свободы, нежели капитализм, все жизненное пространство которого буквально напичкано охраной и запретами. Другое дело, что структура свобод и несвобод при социализме другая, чем при капитализме, а в чужом рту кусок кажется слаще. Но только ребенок думает, что можно получить лакомый кусок соседа, не потеряв своего.

В обозримом будущем государство России не будет опираться на "тотализирующую" идеологию типа советской. Сдвиг к парламентской демократии с этим несовместим, культурные и социальные различия в обществе резко усилились, Россия переживает волну этногенеза с бурным всплеском национального мифотворчества - все это исключает морально-политическое единство, необходимое для ускорения тотальной идеологии. Кроме того, индустриальная цивилизация в целом переживает кризис идеологий, связанный с изменением научной картины мира. Мы входим в этап идеологического хаоса и нового большого идеологического строительства.

Но это - общий фон, на котором мы должны решить наши особые проблемы. Отсутствие общепринятой идеологии вовсе не означает, что общество и государство могут существовать без ядра коллективных представлений о Добре и Зле, о человеке и государстве, об их взаимных правах и обязанностях и т. д. - без понятных всем системы идей и "универсума символов". Вся эта система в нашем обществе полуразрушена. Мы должны провести основательную расчистку, чтобы начать ремонт и новое строительство. В чем будет отличие нового здания?

Прежде всего будет разрешено одно из противоречий надстройки советского общества, в которой ядро коллективных представлений было втиснуто в неадекватный ей свод понятий истмата. Выросший из механицизма науки XIX века, учения о "правильной" смене формаций и политэкономии капитализма, истмат (к тому же сильно вульгаризированный по сравнению с Марксом) не соответствовал ни реальности культуры и хозяйства советского общества, ни сложности общего кризиса индустриализма, который натолкнулся на препятствия, исключенные истматом из рассмотрения. Советские люди "не знали общества, в котором живут" (да и мира, в котором живут), и это было одной из важных причин поражения СССР.

Необходимым условием для принятия обществом новой программы социалистического строительства будет возникновение нового обществознания, методологические основания которого соответствовали бы реальной сложности мира, природе нашего общества и динамике происходящих процессов. В это обществознание вернется очищенный от вульгаризаторских наслоений диалектический метод Маркса, его всечеловечность, гуманистический и освободительный пафос. Но это не будет уже марксизм Суслова или Ципко.

Советский проект потерпел поражение как выражение крестьянского мессианизма в уже городском обществе "среднего класса". Сконцентрированный на идее "сокращения страданий", в осуществлении которой советский строй достиг замечательных успехов, он авторитарными способами нормировал "структуру потребностей". Быстрая смена в ходе урбанизации "универсума символов" и потребностей (особенно в среде молодежи) вошла в конфликт с идеологически предписанными нормами. Узость этих норм при резком увеличении разнообразия потребностей сделала "частично обездоленными" едва ли не большинство граждан. Крамольное недовольство общественным строем стало массовым. Хотя это недовольство не означало антисоветизма и не приводило к требованию сменить его фундаментальные основания, его смогли использовать те социальные группы, которые были заинтересованы именно в ликвидации советского строя (прежде всего ради присвоения собственности).

У нас уже преобладают люди сложного городского общества. Новый социализм, если удастся миновать катастрофу, будет строиться с пониманием той роли, которую играет в жизни общества разнообразие. Спектр морально оправданных и экономически обеспеченных потребностей будет не просто расширен, он станет регулироваться иными и гораздо более гибкими нормами. Принципиального конфликта с базисом социализма это не создает. Жестокость заданного в СССР образа жизни была унаследована от длительной жизни в мобилизационных условиях (общинная деревня, а затем "казарменный социализм") и не вытекает ни из принципов социализма, ни из типа культуры. Реформа была травмирующим и разрушительным выходом из мобилизационного состояния - но выходом.

Хозяйственная система того социализма, который возможен в России, должна отличаться от советской своим разнообразием. Дилемма "план-рынок" является ложной, в сложном и большом народном хозяйстве ни один тип предприятия и ни один тип управления не обеспечивает достаточной устойчивости и адаптации. Избыточное огосударствление советского хозяйства все более затрудняло выполнение им многих функций и становилось источником недовольства - не давая каналов самореализации для людей с развитым "предпринимательским инстинктом", придавая государству слишком патерналистский характер и завышая претензии к нему всего населения.

На беду, в советский марксизм не удалось включить теории некапиталистических систем хозяйства (например, А.В.Чаянова), и у интеллигенции было создано мнение, что частная собственность предопределяет тип хозяйства как капитализма. Это заблуждение, существует обширный класс предприятий (малые предприятия в промышленности и сфере услуг, крестьянский двор на селе), которые при капитализме успешно мимикрируют под "клеточки капитализма", вовсе ими не являясь. В будущем социализме России и на таких предприятиях будет производиться очень большая часть товаров и услуг - и при этом они могут не подрывать общественного строя, основанного на солидарности.

Все это - лишь некоторые штрихи того строя, для которого в России есть культурная и социальная база. Главное, чтобы то "творческое меньшинство", которое выработает проект восстановления жизнеустройства России, знало общество, в котором живет, и искало приемлемое соответствие своей доктрины реальным "анатомии и физиологии" этого общества. Построение нового социализма должно стать "молекулярным" процессом и творчеством масс в гораздо более трудных условиях, нежели после 1920 г.

С.Г. Кара-Мурза. Умер ли марксизм?