Как "открыть" закрытое общество

Как "открыть" закрытое общество

Введение

Современной мир сложен и динамичен. Он полон реальных и потенциальных опасностей, угрожающих каждому человеку, странам и народам, всему человечеству. Можно приводить бесконечное количество доказательств этому из самых разных сфер человеческой жизни. Здесь и возрастающее количество аварий и катастроф, критическая нагрузка, которая ложится на нашу планету в результате беспрецедентного роста населения, и возможность вторжения комет, землетрясения, неслыханные болезни и т.д. Здесь и идеи псевдопророков и идеологов, которые обещают справедливость, призывая к мятежам, избиению инакомыслящих. Здесь и действия народов, которые начинают путь к катастрофе с митингов, где очередной раз раздается оглушительное "распни его". Растет угроза терроризма, готового ради воплощения утопий уничтожать сколько угодно случайно подвернувшихся людей. Опасность может таиться в представлении о Боге, если люди считают, что именно они, разрушая мир, выполняют его волю. Мы - россияне, уставшие и разочарованные обанкротившимися иллюзиями, несем в себе опасность попасть в объятия к другим иллюзиям. Здесь и оптимистическое просвещение, вселявшее веру, что рост образования сделает наш мир лучше, и разочарование в коммунистических, тоталитарных утопиях, принесших массовую гибель людей. Разочарование в спасительных идеалах и теориях усиливается распространением пессимистических взглядов (например, философа Ф. Кафки с его представлениями о бессмысленности существования, постмодернисткими взглядами), лишающих нас надежды на объективную истину, на возможность соединить усилия многих и разных людей перед лицом глобализации опасностей. Здесь и удручающие концепции, утверждающие, что мы живем в мире, где все наши попытки решить проблемы лишь усложняют мир, создают ситуацию, еще более опасную для существования человечества.

Здесь не место дальнейшим подробностям, доказывающим, что наш мир хуже, чем нам хотелось бы. Можно подойти к проблеме оценки мира с другой стороны, как бы с тыла. Те, кто говорят, что мир наш плох и, возможно, будет еще хуже, не говорят по сути ничего нового. Еще знаменитый Экклесиаст в Библии не страдал от избытка оптимизма. Наука с ее знаменитым вторым законом термодинамики, уже давно сказала нам, что мир пронизан постоянными, бесконечными процессами разрушения: происходит деструкция в наших сообществах и отношениях, теряются элементы культуры, беспрерывно идет процесс старения. Все, что нас окружает, подвергается дезорганизации, которая несет угрозу катастрофической необратимости.

Если после этого что-либо и остается достойным удивления, то лишь то, что человечество еще существует, что люди радуются, влюбляются, рожают детей, строят города, создают великие цивилизации, формируют культуру, проникают в космос, переживают радости творчества в бесконечных формах и т.д. Счастье самоутверждения, постижения истины, полезности друг другу, бесчисленные победы над бедствиями, болезнями, всеми проявлениями зла в мире пронизывают жизнь людей. Они с поразительным упорством, несмотря на неудачи, поражения, катастрофы, строят лучший мир. Следовательно, в мире есть и другой ряд факторов. Он свидетельствует о том, что мир хорош, приятен, комфортен и люди, по крайней мере в подавляющем большинстве, не хотят с ним добровольно расстаться

Великий спор о том, плоха или хороша жизнь людей на Земле, в той или иной стране, в той или иной семье, не решается выстраиванием друг против друга противоположных рядов фактов. Они лишь свидетельствуют об антиномичности, двойственности мира, о том, что он существует и как гибнущий мир, несущий угрозу нашему существованию, и как приятный, вызывающий восторг, восхищение человеческий мир. Как же совместить эти два ряда противоположных факторов, исключающих друг друга типов восприятия, понимания нашего мира? В каком из этих рядов истина? Где найти объективный критерий для ответа? Нужно подняться над этими рядами факторов, найти основу для того, чтобы оценить наш мир как сложный, запутанный, проблемный.

Это делает каждый из нас, так как все мы субъекты, формирующие смыслы, решения, оценки. Судьей является человеческое Я. Для каждого из нас мир существует как сфера собственной активной деятельности, как постоянно подлежащая разрешению сложная проблема, иерархия проблем. Хотя мы подчас надеемся на авось, надеемся, что дезорганизованный мир сам вынесет нас на землю обетованную. Способность оценивать, судить мир никем человеку не подарена, но является результатом его собственных усилий, его воспроизводственной деятельности, его накопленного организованного в культуру исторического опыта, способности его освоить. Для человека два противоположных, исключающих друг друга ряда факторов, систем аргументации, выступают не только и не столько, как внешние, чуждые явления, но как реальный, потенциально возможный диалог двух представлений о мире, как внутренний диалог личности. Философ В.Библер писал: "...каждый субъект деятельности интериоризирует ("овнутряет") свои внешние напряжения, напряжения социально разделенного труда, В ФОРМЕ АНТИНОМИЧНОГО ДИАЛОГА МЫСЛИТЕЛЯ С САМИМ СОБОЙ"(1). Мы все участники и субъекты этого диалога, где оба ряда факторов не только взаимоотталкивают друг друга, но и взаимопроникаются друг другом, прокладывая путь все более глубокому осмыслению.

Внутренний диалог ведет не только ученый, мудрец, пророк. Диалогом пронизана каждая клеточка сознательной жизни каждого из нас. Мы постоянно спорим с нашими бедами, с нашими болезнями, с нашим плохим настроением, с отсутствием денег, с плохим жильем, с людьми, которые хотят (или нам кажется, что хотят) нанести нам вред и т.д. до бесконечности. Мы боремся с опасностями. (Может быть и не боремся, а капитулируем? Однако, если человечество до сих пор уцелело в этом мире, значит все- таки боремся). Решенные проблемы вновь возвращаются к нам, но, возможно, в более сложной форме. Форма и масштабы задач меняются, что требует непрерывного поиска новых решений, формирования новых смыслов. Человек может устроить свой быт, свою жизнь. Но в изменяющемся мире возникают новые потребности. Это значит, что диалог двух рядов факторов, свидетельствующих о комфортности и дискомфортности мира, приобретает потенциально бесконечный характер диалога потребностей и возможностей всех и каждого из нас.

Оценка, осмысление мира человеком происходят опосредованно, через культуру. Она, сложившаяся до рождения каждого конкретного человека, осваивается им, то есть превращается в содержание своего собственного Я, в свою личностную культуру. Тем самым двоящийся мир приобретает для человека проблемную, подлежащую разрешению форму прежде всего в культуре и через культуру. Она организована таким образом, что как бы предоставляет возможность человеку самому оценивать, выбирать, но не только умоз- рительно, но и практически формируя программы своей деятельности, сами предметы оценок. Идя этим путем, человек может преодолевать нарастающие опасности, утверждать свое существование в неоднозначном мире.

1. Человек в раздвоенном мире

Повседневный опыт раскрывает большие различия в оценках мира у разных людей. При внимательном рассмотрении оказывается, что здесь нечто большее, чем случайности мнений, вкусов, но свидетельство каких-то глубинных массовых различий, связанных с самими основами существования общества. Обращает на себя внимание большой разрыв между мнением ученых, пытающихся, например, воспроизвести объективную всеобщую картину экологического состояния планеты, страны, региона и т.д., и людьми, живущими ценностями повседневной жизни. Большинство людей, как бы они ни воспринимали абстрактные выводы ученых, не могут класть их в основу решения каждодневных проблем. Они решают проблемы, которые уже непосредственно ворвались в их дом в виде нехватки денег, угрозы потерять работу, конфликта с конкретным соседом, дефицитом продуктов и т.д. Люди постоянно пытаются сделать мир лучше для себя, своей семьи, для тех, кого они считают своими. Различия в этих оценках усиливаются в связи с тем, что круг этих "ближних" может сужаться до одного человека, до самого себя, но может и расширяться до всего человечества, до всех гипотетических обитателей вселенной. Большинство может не знать о выводах науки или расценивать их как нечто далекое, возможно, лишь более или менее тревожащее или занимательное. Они осмысляют мир в исторически сложившихся формах культуры, которая включает как архаичные пласты, так и возникшие под влиянием науки. Можно констатировать, что мир осмысляется через дуальную оппозицию: "мир выступает как воспроизводимый, осмысляемый в формах сложившейся культуры - мир выступает как воспроизводимый наукой в форме развивающихся понятий".

Различие между этими полюсами весьма существенно. Второй полюс формируется в процессе профессиональной научной деятельности, которая возникает лишь на определенном этапе истории. Формирование научных знаний - открытый процесс, то есть постоянно аккумулирующий, организующий нарастающие потоки информации. Научные знания не остаются неизменными в каждой своей клеточке. Именно это стимулирует возрастающее беспокойство общества по поводу роста разнообразия открывающихся опасностей. Возникновение науки - один из ответов общества на усложнение, превысившее определенный порог подлежащих разрешению проблем. Чем сложнее проблемы, тем в большей степени их разрешение нуждается в новых методах, в новых знаниях. Наука пытается ответить на вопрос - каков этот усложняющийся мир и что люди могут и должны делать, чтобы выжить в нем и вместе с ним. Наука - открытый процесс, опирающийся на кумулятивный характер творчества. Поэтому наука всегда вступает в противоречие с ранее сложившимися знаниями, культурой. Наука - форма культуры, которая непосредственно, каждым своим шагом критикует исторически сложившиеся представления о мире на основе способности прорываться к внекультурной, то есть еще неосмысленной реальности.

Накопление потенциала науки начинается при господстве и на фоне донаучной культуры, которая является другой, в некотором смысле противоположной основой для оценки нашего мира. Культура формируется как особым образом организованный, упорядоченный опыт людей, опыт всего человечества, опыт кажого народа, любого сообщества, семьи, любой малой группы, как личностный опыт. Каждый ребенок, появившийся на свет, должен для того чтобы стать человеком, членом общества непрерывно осваивать культуру. Тем самым он приобщается к накопленному мировому опыту, формирует свою личностную культуру, соответствующую программу воспроизводства. Освоение воспроизводственных программ перерастает в их реализацию. Освоение культуры, ее воспроизводство есть процесс закрытый, во всяком случае в первом приближении. Он ориентирован прошлым опытом, накопленным культурным богатством. Качественное расхождение между исторически сложившейся культурой и наукой включает расхождение между ориентацией на воспроизводство сложившейся в прошлом программы и стремлением формировать и реализовывать новые программы. Именно в этом основа расхождения между всеми формами закрытости и открытости в обществе. Специфика науки в нацеленности на отрицание некоторых важных параметров культуры, тех, которые связаны с закрытостью. Это открывает путь для осмысления мира через оппозицию "сложившаяся культура - наука". Она содержит в себе возможность осмысления всего разнообразия мира в прошлом, настоящем и будущем через оппозицию "нацеленность осмысления на закрытость - нацеленность осмысления на открытость".

Внутренний диалог является неизбежным результатом освоения неоднозначно воспринимаемого мира, его проблемного характера. Мир в диалоге осмысляется через его человеческую значимость для соответствующего субъекта. Этот процесс может быть оценен через дуальную оппозицию "комфортный мир - дискомфортный мир". Специфика комфортного мира в том, что он - выразитель позитивных ценностей, возможно синкретически слит с ними. Это привычный обжитой мир, возможно, не всегда приятный, но в целом эмоционально позитивный, возрождающий жизнь, мир своего дома, мир, с которым личность отождествляется, возможно, не мыслит себя без него и вне его, гибнет без него чисто психологически. Люди, формируя на протяжении как всей истории человечества, так и жизни личности, свою культуру, воспроизводят свой комфортный мир. Комфортность мира, надежда на него привязывает людей к жизни, делает ее эмоционально насыщенной, оправданной. Дискомфортный мир - это мир опасный, нарушающий сложившиеся ритмы, несущий дезорганизацию свыше приемлемого уровня. Он ценностно негативен. Это мир опасностей, возможно, превышающих потенциал людей их преодолеть, мир оборотней, вредителей, мир изгнания, бесприютности, страха, ужаса, ожидания страданий и самих страданий.

Описание мира в представлениях сложившейся культуры дает картину реальности, как поляризованной на полезное - вредное, положительное - отрицательное, комфортное - дискомфортное и т.д., как мира, выступающего в системе ценностей субъекта. Это представление можно рассматривать как человеческое, человечное в ценностном смысле. Человек всю жизнь ведет диалог с собой и с другими по поводу возможности перемещения границ между комфортной и дискомфортной реальностью. Сами оценки мира в разных культурах могут быть существенно различны. Например, для культуры мазохиста комфортно страдание, террористы пытаются утвердить свой комфортный мир, сея смерть. Вспомним поговорку, "что русскому здорово, то немцу смерть". Существуют и иные противоположные интерпретации этой идеи. Во всех случаях речь идет о разных оценках одних и тех же явлений в разных традициях.

В каждом акте освоения мира человек ориентируется на исторически сложившиеся представления о напряженной поляризации на комфортное и дискомфортное. Они представляются естественными, неотделимыми от самой жизни, от человека. Опыт истории говорит о том, что человек готов на многое, чтобы продолжать жить в соответствии со сложившейся комфортной картиной мира. Даже тогда, когда люди отказываются от сложившихся элементов этой картины, они склонны интерпретировать этот шаг, как возврат к ранее существовавшей комфортной картине, от которого они отошли в результате греха, "бесовских козней" и т.д. В этом смысле мнение, что "нет ничего нового под солнцем"(Ек.1,9) не следует принимать за чистую монету. В действительности оно отражает не отсутствие новизны, но стремление сводить все новое к старому, общеизвестному. Культ закрытости долго сохраняется и тогда, когда культура ускоряет движение навстречу переменам.

В науке дело обстоит противоположным образом. Она нацелена на постоянное обновление комфортного мира, на критику ранее сложившейся донаучной, недостаточно проработанной наукой картины мира. Комфортным становится само инновационное поведение, условия и средства, его обеспечивающие. Представление о комфортности становится результатом его интеллектуального осмысления, оценки мира с точки зрения его скрытых, теоретически вычисленных возможностей предвидеть и изменять мир.

Человек сталкивается с раздвоенностью в самих основах своих отношений к миру, к самому себе, которая выступает и как альтернатива комфортного - дискомфортного, и закрытого - открытого мира, и представлений сложившихся культуры - науки.

2. Наука как открытая форма культуры

Из того, что наука нацелена на критику комфортности, вытекает, что представления о мире, формируемые на ее основе, можно квалифицировать, по крайней мере в тенденции, как внечеловеческое и тем самым в известном смысле как бесчеловечное. В науке есть что-то страшное для человека, слитого со своим комфортным миром. Еще древние чувствовали опасность знаний. Соломон сказал "кто умножает знания, умножает скорбь"(Ек.1,18). Донаучная культура пыталась не допустить проникновения человека в бесконечные пласты реальности, скрывать уже полученное знание в узкой субкультуре жрецов. Знание, превышающее некоторый допустимый в соответствующей культуре предел, несло дискомфорт. Относительная слабость воспроизводственных возможностей не позволяла адекватно ответить на новое знание, построить эффективную программу воспроизводства. На этом фоне движение науки было актом неслыханной смелости, попыткой войти в ад, продвигаться в нем все дальше и глубже. Но на путь создания иной комфортности встали и другие формы культуры, прежде всего искусство. Авангардизм, модернизм постоянно штурмовали исторически сложившиеся границы комфортного мира. Наука самим фактом своего существования размыкает неподвижность комфортного мира, дезорганизующими для этого мира потоками новизны: то, что еще вчера было понятным, делается непонятным, то, что считалось вчера безопасным, является угрозой для человека. Выяснилось, что опасно пользоваться свинцовыми кубками, этого не знали древние, и это незнание, по мнению некоторых специалистов, сильно повредило Древнему Риму. Недавно стало известно, что для человека опасны казалось безобидные электромагнитные поля (2). На картах земли расползаются районы, которые ученые расценивают как чреватые землетрясением. Современная наука, как кажется, изощряется в том, чтобы искать эти опасности буквально везде. Их непрерывные открытия не делают жизнь эмоционально более приятной. Есть, впрочем, и обратный процесс. Выяснилось, что бес, который постоянно пытается напакостить каждому - иллюзия, как и опасность от "сглаза", от кошки, перебегающей дорогу, и т.д.

Закрытость комфортных представлений несет в себе угрозу оказаться во власти иллюзий, инерции истории, пришедшей к нам из прошлого, возможно комфортного, но увы уже не для нас, не для сегодняшнего мира. Здесь человечество столкнулось с фундаментальной проблемой, от постоянного повседневного разрешения которой зависит существование людей. Несоответствие двух комфортных картин мира пронизывает образ жизни, воспроизводство, принятие любых решений, формирование любых смыслов, порождая подчас фантастические гибриды. Человек может сле- довать рекомендациям медицины и одновременно предаваться суевериям. Это стремление следовать двум противоречащим друг другу, возможно, исключающим друг друга, разрушающим друг друга программам деятельности может породить опасные потоки дезорганизации.

Расхождение между программами может носить глубокий характер. Для наркомана мир наркотиков комфортен. Но позитивные знания говорят, что наркотики несут гибель, то есть именно этот мир дискомфортен. Аргументы науки не убеждают наркоманов не потому, что у них есть другие с научной точки зрения более убедительные. Наркоманы и ученые ориентированы на разные культурные основания. Наркоманы следуют своим эмоциональным предпочтениям, возникшим в результате освоения определенных сложившихся субкультур. В науке же следование логике предметного знания с принудительной силой формирует выводы, что поведение наркомана несовместимо с ценностью жизни.

Исключающие друг друга представления о комфортности могут стать основой массовых ожесточенных столкновений. Свежий пример: в Южной Корее годовой доход с 1962 года возрос на душу с 87 до 10000 долларов. Это должно было с точки зрения здравого смысла резко повысить уровень массовой комфортности. В действительности, однако, мощное массовое студенческое движение, не останавливающееся перед насилием, требует немедленного объединения с голодной, нищей, тоталитарной Северной Кореей (3). Комфортный мир этих людей связан не с лучшей по нашим представлениям, а с худшей жизнью. Впрочем, за примерами не надо ходить в другие страны. Аналогичный выбор сделала Россия в 1917 году, став на путь реализации дорыночной уравнительной программы решения проблем.

Спор о судьбе России вплоть до сегодняшнего дня происходит между теми, кто выдвигает древние культурные ценности, и теми, кто ставит в основу своих рассуждений мировую науку, ее логику. Иначе говоря, стороны этого спора опираются на разные культурные основания. И его разрешение возможно лишь через соотнесение, взаимопроникновение этих оснований, снятие их противоположности через диалог. Весь человеческий мир,чем он сложнее и динамичней, тем больше соткан из таких несоответствий. Они могут носить характер различий, антиномий, противоречий, конфликтов, раскола между ранее сложившей комфортностью и истиной, между комфортностью и возможностью выжить, создавать программы, обеспечива- ющие выживаемость.

Наука не только пытается заменить один комфортный мир на другой. Она изменяет и сам принцип расчленения мира на комфортный и дискомфортный. Комфортный мир рас- сматривается как деятельный, комфортная реальность - это напряженный поиск возможности жить в этом мире, постоянно с возрастающим упорством и квалифицированностью противостоять опасностям. Мир перестает рассматриваться как заданный, готовый, закрытый, всего лишь как сфера адаптации. На первый план выходит его способность противостояния опасностям. Комфортна наша открытая способность выявлять опасности и смело им противостоять.

Наука порывает со старой моралью, несущей программу воспроизводства некоторого абсолюта. Это дало основание французскому математику А. Пуа Икаре сказать, что "наука находится вне морали". Описание мира в понятиях науки происходит в предметной модальности, то есть формируемый наукой смысл соотносится с внесубъектным объектом. Ученый описывает траекторию кометы предметно и беспристрастно, даже если она должна врезаться в землю и погубить человечество. Врач может радоваться, если он поставил правильный диагноз, даже если болезнь не сулит пациенту ничего хорошего. Он озабочен правильностью своих расчетов, объективностью, прогнозным потенциалом своих знаний. Это как будто говорит о правоте Пуанкаре. Тем не менее наука несет свою мораль, которая ставит следование логике научных исследований выше ценностей ранее сложившейся культуры, политических факторов, личных отношений и т.д. Этот принцип получил свое выражение в известной фразе Аристотеля "Платон мне друг, но истина дороже". Отсюда вытекает, что комфортным для науки является следование некоторой абстрактной логике познания, логике предмета, а не симпатиям, корысти, давлению общества.

Наука характеризуются тем, что ранее скрытые опасности непрерывно выявляются и делается попытка ставить их под контроль. Различие между комфортным и дискомфортным миром здесь относительно, вероятностно и меняется не только под влиянием новых факторов, но и в результате развития способности людей противостоять опасностям. Парадокс усиления влияния науки заключается в том, что при разрушительности науки для статичных комфортных картин мира, ее развитие тем не менее совпадает с прогрессом гуманизма. Много написано о том, что наука является виновницей современных бед. Она создает оружие массового уничтожения, технику, разрушающую, отравляющую среду, и т.д. Защитники подобной точки зрения невольно превращают науку в особого субъекта рядом с человеком. В действительности наука лишь форма самовыражения человека, его творческих сил. Она - форма проявления гуманизма в том смысле, что является кумулятивным процессом, накапливающим программы развития творческих сил человека, способности формировать новые пласты знаний, которые направлены на преодоление опасностей, угрожающих людям и зарождающихся далеко от той сферы реальности, которая сегодня подвластна человеку. Наука борется с опасностями и в самом человеке, как на уровне физиологии, так и против дезорганизации мышления. Это борьба никогда не достигнет полной окончательной победы, но она - процесс, который не должен отставать от роста опасностей во всех формах. Это требует от человека постоянного саморазвития, открытости в познании, в творчестве.

Разумеется, реальная история науки полна компромиссов, попыток соединить новые представления со старыми, формировать гибриды. Отношение науки и религии представляет собой лишь аспект этой истории. Одни ученые гибли под ударами традиционалистов, например Д.Бруно, другие под страхом смерти шли на компромисс, например Г.Галилей, третьи проституировали науку во имя государственной идеологии, например советские обществоведы в условиях террора. Еще одна группа низводила науку до уровня обыденного комфортного сознания, страшась ее дискомфортности. Среди них можно указать на "народного академика" Т.Лысенко. Люди этого типа наивно полагали, что наука это более эффективное средство для безграничного расширения ранее сложившегося комфортного мира, его дальнейшего улучшения, нечто вроде большевистского "шествия от победы к победе". Реально наука действительно нацелена на расширение сферы комфортного мира, но парадоксаль- ным образом делает это через выявления реальной дискомфортности считавшегося комфортным мира. Иначе говоря, наука действительно может одерживать победы, но не на поле комфортного, сложившегося, закрытого традиционализма. Опасность, однако, заключается в том, что от разрушения комфортности до победы над открывшейся опасностью проходит время, возможно, неопределенно большое. Это обстоятельство питает пессимизм в оценке науки.

Удивительно, что ученых не побили камнями, не сослали в лагеря, как нарушителей комфортности, где они в лучшем случае могли бы перевоспитываться традиционными формами труда, исторически связанными с традиционными представлениями о комфортности. Причина того, что наука уцелела даже в условиях взрыва традиционализма, есть особая,весьма поучительная тема. Важно лишь заметить, что наука в странах, где традиционализм достиг зрелости, могла опираться на рост социальной потребности в расширении шага новизны, в более эффективных решениях. В странах, где преобладали архаичные пласты традиционализма, наука подчас интерпретировалась как функция тотема, некоторых мудрецов, приобщившихся к сакральности. Тем не менее, наука сформировала новую открытую модель культуры, новые программы воспроизводства, выявила новые пути формирования комфортного, мира.

Дуальность наших представлений о мире далеко выходит за рамки проблем формирования дуальности мысли и социальной организации. Она охватывает и дуальность программ, что в конечном итоге превращается в дуальность общественных форм.

3. Что такое закрытое общество

Господство традиционной культуры в обществе означает, что заложенная в ней программа нацеливает людей на воспроизводство традиционного общества. Его лозунг: "хотим жить как жили наши деды". Оно закрыто, так как направлено против инноваций, превышающих некоторый статичный порог. Система отношений этого общества, в частности, государство, не только результат воспроизводства традиционных программ, но и гарант их сохранения от источников несанкционированных инноваций. Высокая степень их неизменности гарантируется не только соответствующей культурной ориентацией на воспроизводство некоторого "абсолютного", "естественного", неизменного порядка, не только мощью исторической инерции, но и системой репрессий, возникающих вместе с культурой. Например, Е. Пугачев, провозгласивший высшей ценностью "тишину и покой", считал необходимым истребить дворян, как "завистников общего покоя" (4). Эта репрессивность культуры дополняется в государствах традиционного общества функцией соответствующего специализированного аппарата, подавляющего инновационное поведение и инакомыслие от опричников до КГБ. Архаичный комфортный мир воспроизводился людьми через стремление поддержать, воспроизводить космические ритмы, например, через то, что мы называем коллективными танцами. Телевидение позволяет нам часто видеть, как возбужденная теми или иными событиями племенная толпа, ввергает себя в долгие коллективные ритмические движения. Это древнейший способ эмоционального воспроизводства людьми синкретической монологической культуры, не знающей сомнений и осознанного диалога. Все воспринималось как некоторый ритм, в который втянута вся реальность. Отклонение от него было недопустимо. В эмоционально насыщенном ритме люди взаимопроникаются друг другом, в каждом действии передают друг другу свою психологически напряженную синкретическую закрытость, подавляется все особенное, индивидуальное.

Причина страха перед инновациями и открытостью очевидна. Традиционное общество на всех уровнях опирается на апробированную громадным длительным опытом культуру, прошедшую экзамен на выживаемость, на жизнеспособность. Это позволяет людям быть уверенными, что продолжением деятельности по этой программе можно обеспечить свою коллективную жизнь вплоть до конца света. У этих людей нет представления о возможности альтернативной жизни. Традиционализм выражен поговоркой "там где новизна, там и кривизна". Пласт традиционализма никогда полностью не исчезал ни в одном обществе. Он может занимать господствующее положение, но может отступать в тень под натиском культуры, ориентированной на инновации. Ценность нового поэтому никогда не является абсолютной. Например, современный человек проявляют большую терпимость к старым, хорошо известным технологиям, чем к новым, отно- сительно которых накоплено мало опыта (5).

Традиционализм - один из ответов людей на вызов истории, на трудности и опасности существования в сложном мире. Содержание этого ответа в том, что высшей ценностью рассматривается сохранение накопленного культурного опыта, что решения, смыслы, программы, необходимые на каждый день, уже существуют. В таком обществе все отношения, политическая власть, церковь, полиция функционируют по исторически сложившимся программам, защищая закрытый комфортный мир, и лишь в меньшей степени снисходя до защиты отдельных людей, жертвуя ими во имя целого. В шкале ценностей этого общества есть нечто более ценное и важное, чем человек, - бесценность абсолюта. В советское время это главное богатство приобрело извращенную форму "марксистсколенинской идеологии". Сами по себе эти слова лишь прикрытие чего-то другого, то есть попыток защитить от изменений (в крайнем случае монополизировать право на эти изменения) сакральную программу воспроизводства. До 1917 года люди сражались за Россию, иногда вместе с властью, иногда против нее, но они считали, что борьба шла "за истинную православную веру". В действительности они могли сражаться всего лишь за разные версии программы воспроизводства традиционализма, например, в форме имперской державы или наоборот, в форме, обеспечивающей независимость от центра. Те, кто считали, что они сражались "за Сталина", фактически следовали чисто тотемической программе саморастворения в целом, определяющей содержание решений, действий всех и каждого. Люди сражались за синкретическую нерасчлененность тотема-вождя и тотема-племени (народа). Главное - способность растворить себя в тотеме, а не сохранить свою особенность, свою специфическую жизнь, свою неповторимость. Такое общество является статичным, традиционным (по крайней мере на уровне ценностей), так как его культурные программы воспроизводства выступали в форме традиций (или идеологии, посредством которой делалась попытка заполнить вакуум, образовавшийся в результате разрушения традиций).

Такое общество является закрытым, то есть оно огораживает себя от внешних и внутренних инноваций, превышающих некоторый принятый в этой культуре статичный масштаб, шаг новизны. Это противостояние окрашивается яркими эмоциональными крас- ками, страхом перед "происками врагов", "кознями бесов", "врагов христовых", дезорганизующих комфортные представления. Этими злодеями могут быть стиляги, "начальство", этносы, подчас неизвестные науке, например, "лица кавказской национальности" и т.д. В них видят опасность порчи, приводящей к отпадению праведников от правды, от тотема. Они несут соблазны, подкуп, сопричастность к антитотему и т.д. Все эти бесконечные культурные, идеологические формы выражаются в страхе, доходящем до ужаса, до пределов возможного.

Все, однако, не так просто. Без определенного масштаба инноваций невозможен ни один акт освоения культуры, воспроизводство программ в любом обществе. Такие понятия, как закрытость и открытость, всегда относительны. В конечном итоге речь идет о мере соотношения между ними, о динамике этой меры.

Накопленная культура всегда абстрактна. Она всегда результат прошлого опыта и, следовательно, сложилась раньше, чем условия, возможно средства, а возможно и цели, любого субъекта, совершающего акт освоения культуры. Человека, осваивавшего культуру, меньше всего можно сравнить с техническим устройством, принимающим сигналы. Каждый акт освоения есть одновременно акт воспроизводства культуры, акт осмысления и одновременно переосмысления ситуации. Это всегда акт, свидетельствующий в той или иной степени об ограниченном выходе человека за рамки исторически сложившейся культуры. Человек, следовательно, как субъект творчества, способен в каждый момент времени выходить за рамки исторической инерции, заветов своей культуры. Освоение культуры всегда творческий процесс. Иначе человек был бы марионеткой своего прошлого.

Если сложившаяся культура абстрактна, то ее освоение всегда включает ее конкретизацию. Это обстоятельство - ключевое для понимания сути открытости. Ранее накопленная культура в процессе освоения всегда должна была интерпретироваться в соответствии с конкретными условиями, средствами и целями. Например, человек может наблюдать, как его отец колет дрова, прослушать объяснения, как это следует делать. Но для того, чтобы реально колоть дрова, нужно уметь приспособить полученные наглядные представления, знания к своим неповторимым для каждого человека психофизиологическим особенностям, к физическим характеристикам, росту и т.д. Поэтому, строго говоря, человек может научиться чему угодно лишь сам, тогда как учитель лишь передает абстрактные знания, помогает освоению.

Из способности человека конкретизировать инновациями свою освоенную культуру и рождается все многообразие творчества, включая превращение получения знаний в профессиональную научную деятельность. Именно здесь следует искать отдаленные истоки открытого общества, истоки способности человека выходить за рамки осваиваемой культуры, способность ее конкретизировать, двигаться от абстрактного к конкретному Этот процесс есть одновременно приспособление личности к культуре и культуры к личности, к ее особенностям, к специфике условий и средств воспроизводства культуры. Культура-это не система знаний, хотя она и включает знания в разной форме - от синкретически растворенных до результата профессиональных исследований. Культура - это опыт человечества, постоянно превращающийся в опыт личности, как и наоборот. Личность постоянно реализует, апробирует, проверяет своей конкретной деятельностью, конкретными смыслами, решениями все атомы освоенной культуры через проверку содержащихся в них программ обеспечить выживаемость. Человек, родившийся в селении, и человек, родившийся в современном большом городе, отличаются друг от друга прежде всего содержанием освоенной ими культуры. Эти люди разные именно разницей своих (суб)культур, разницей того исторически культурного опыта, над которым тяготеют века, тысячелетия истории. Человек выступает как субъект, воплотивший этот опыт, транслирующий его из прошлого в настоящее и в будущее, реализующий этот опыт. Человек может знать или не знать историю человечества, историю своих предков, своего народа, но в любом случае в освоенной им культуре содержатся результаты этой истории, возможно в скрытой, даже в отрицающей историю форме. История всегда с нами.

Все культуры без исключения тождественны в том смысле, что ни одна из них не может быть реализована без определенного потенциала творческих инноваций, необходимых для конкретиз