История исследования змиевых валов Среднего Поднепровья
Изучение Змиевых валов Среднего Поднепровья, начатое в первой половине XIX в., до недавнего времени ограничивалось описанием и картографированием их остатков. Тем не менее эта далеко не второстепенная задача до конца не решена. Огромная протяженность и труднодоступность валов, пересекающих поля, огороды, пустыри, леса, болота, реки, затрудняли их визуальное обследование, обмеры и составление планов. В основном осматривались сравнительно небольшие участки валов, расположенные ближе к Киеву. В единичных случаях исследователи XIX — начала XX в., пользуясь доступными сведениями, составляли сводные планы, условно проводя на карте линии валов между известными пунктами их нахождения. Достоверность таких планов зависела от полноты и объективности источников информации, полученных из вторых рук. Когда назрела необходимость археологического изучения Змиевых валов, эти сооружения на многих участках уже не сохранились.
Первая краткая информация о Змиевых валах пор. Рось была опубликована в 1844 г. действительным членом Одесского общества истории и древностей Тетбу-де-Мариньи, который, судя по тексту, лично эти валы не осматривал.
Наиболее ранний план Змиевых валов в междуречье Днепра—Роси—гравюра на меди 1837 г. хранится в ЦНБ АН УССР. На плане (Отдел картографии, инв. № 10971) часть известных валов не показана, но валы нанесены в местах, где они уже не сохранились. План схематичен, географически неточен и, очевидно, по этой причине не был опубликован. Автор его неизвестен. В 1848 г. была издана работа И. И. Фундуклея «Обозрение могил, валов и городищ Киевской губернии», в которой наряду с другими категориями древностей дается описание местоположения и внешнего облика Змиевых валов. Эти же сведения о валах вошли в работу краеведа М. Грабовского, опубликованную на польском языке в 1850 г.
Сведения о валах Правобережья Среднего Поднепровья содержатся и в работах Л. Похилевича, но они, за единичными исключениями, повторяют данные, опубликованные И. И. Фундуклеем.
Интерес к Змиевым валам проявлял известный историк М. А. Максимович. В 1869 г. в письме председателю Московского археологического Общества он изложил результаты своего осмотра Переяславских валов в междуречье Трубежа — Супоя и предлагал снять точный план Переяславских.
В 1873 г. по инициативе Московского археологического Общества Центральным статистическим комитетом были собраны анкетные сведения по ряду губерний об имеющихся на их территории древних сооружениях. Эти данные, дополненные последующими обследованиями некоторых памятников и новыми сообщениями краеведов, были опубликованы по Правобережной Украине в виде «Археологических карт» отдельных губерний. В них по бассейнам рек в пределах уездов вошли и сведения о валах. Данные о Правобережье Среднего Поднепровья содер-жатся в «Археологической карте Киевской губернии», изданной в 1895 г. В. Б. Антоновичем. К «Карте» прилагается сводный план местоположения всех памятников, в том числе Змиевых валов. К последним были отнесены сооружения различных типов и эпох, недостающие звенья для получения сплошных линий дополнены произвольно. На плане частично отразилось предвзятое мнение о концентричности Змиевых валов Киевщины, ошибочно высказанное еще ранее.
Для решения основной задачи — определения возраста валов—какие-либо конкретные данные до последнего времени отсутствовали. Используя легенду о постройке римским императором Траяном (конец I—начало II в. н. э.) так называемых Траяновых валов в Поднестровье и Подунавье, И. И. Фундуклей относил к римскому времени и возникновение валов Среднего Поднепровья (206, с. 30). Известны и явно абсурдные утверждения о строительстве среднеднепровских Змиевых и дунайских Траяновых валов киевским Траяном за 500 лет до н. э.
Нельзя оставить без внимания сведения пиьменных источников. Несколько раз валы Среднего Поднепровья упомянуты летописью: под 1093 г.—два вала южнее низовьев Стугны за Треполем (современное с. Триполье), под 1095 и 1149 гг.—оба Переяславских вала, под 1151 г.—вал южнее среднего течения Стугны к югу от Василева (современный г. Васильков). При этом летопись не дает прямого ответа на вопрос о значении валов как искусственных сооружений. Они упоминаются при описании военных действий как против половцев, так и между древнерусскими князьями, но без определения их конкретной роли в этих действиях: войска «проидоша вал»; «прошедше вал»; «ставшим межи валома»; «пришедше к валови»; «изидоша стрилци из валу»; «ста межи валома»; «иде за вал»; «пришедше к валови и не проходяче валу».
В летописи под 1223 г. говорится о появлении в южнорусских степях орд Чингиз-хана, которые прошли через половецкие владения и, согласно одному из летописных списков, «придоша близ Руси, идеже зовется вал Половечьский». Исходя из этого сообщения, Э.Ковальчик предполагает, что Половецкий вал находился где-то на левом берегу Днепра. Однако в других летописных списках эти сведения изложены полнее: орды Чингиз-хана оттеснили половцев к Днепру; спасаясь от пришельцев, к Половецкому валу «прибеже» половецкий «князь» Котян. В этом случае упомянутый вал мог находиться и на Правобережье Днепра.
По мнению исследователей, в летописных упоминаниях речь идет о Змиевых валах, которые уже существовали в XI—XII вв. Оставалось неясным главное: когда и в связи с чем они возникли. Одни авторы считали Змиевы валы древнерусскими, воздвигнутыми для защиты Среднего Поднепровья от кочевников, другие относили их к более раннему времени и рассматривали как защитные сооружения более широкого назначения.
Аргументом для сторонников первого мнения послужило свидетельство архиепископа Брунона, проезжавшего в 1008 г. через Киев к печенегам для проповеди христианства. В письме к германскому императору Генриху II Брунон сообщал, что Владимир Святославич с дружиной два дня сопровождал его по пути к печенегам до границы своего государства, которое он окружил (circumklausit) от бродячего (кочевого) врага (vagum hostem) очень мощным и очень длинным (firmissima et longissima) «ограждением» (sepe). К сожалению, в литературе нет единого мнения о значении примененного Бруноном латинского термина «sepe». Его переводят и как «засеки, завалы», и как «частокол», и как «изгородь», и как «забор, паркан, деревянное ограждение». Аналогом описанному Бруноном сооружению, по мнению большинства исследователей, может быть только Змиев вал с деревянной стеной наверху.
М. А. Максимович считал, что Владимир сопровождал Брунона до Малого (южного) Переяславского вала, который в начале XI в. якобы был пограничным на Левобережье Днепра. В таком значении рассматривал Переяславские валы и В. Г. Ляскоронский, пытавшийся отождествить их с ограждением, которое упоминается Бруноном. Это мнение не утвердилось в науке, поскольку и по историческим, и по археологическим данным граница Руси на Левобережье проходила не по Трубежу или Супою, а значительно южнее — по Суле. Согласно В.Б. Антоновичу и Н.Молчановскому, свидетельство Брунона относится к Трипольскому валу в устье Стугны на правом берегу Днепра. Э.Ковальчик придерживается аналогичного мнения, хотя допускает, что за два дня Владимир и Брунон могли проехать дальше Стугны, отстоящей от Киева на 40 км.
Л. Добровольский, обследовавший валы по рекам Вита, Бобрица и Стугна, считал, что обе линии вместе с находящимися в них городищами служили для защиты Киева. Сооружение валов он относил к древнерусскому периоду или к «начальной поре существования государственной жизни на Руси». Впрочем, свое мнение Л. Добровольский не пытался аргументировать и в некоторых публикациях отмечал отсутствие данных для суждения о времени возникновения валов.
Непланомерное изучение и неопределенность в датировке Змиевых валов вынудили исследователей совместить оба противоположных мнения о хронологии валов и даже способствовали попыткам передвинуть их датировку к нижнему хронологическому рубежу. В обобщающем труде по истории материальной культуры Древней Руси Н. Н. Воронин в главе о крепостных сооружениях очень четко изложил состояние изученности Змиевых валов и свое отношение к этой проблеме. Отметив, что в оборонительной системе Киевской земли особого внимания заслуживают Змиевы валы, время сооружения которых вызывает споры, Н. Н. Воронин писал: «...есть все основания относить их к глубокой древности и считать, что Киевская Русь лишь усовершенствовала и усилила их стратегические качества. Однако, по свидетельству Брунона (1008), эти валы сооружены при Владимире Святославиче;
Брунон рассказывает, как князь Владимир проводил его до границ своего государства, которое он для безопасности от врагов-кочевников окружил со всех сторон весьма длинной и крепкой оградой... Важнейшими линиями были валы по реке Стугне от Триполья на Васильков, Чер-ногородку и Бышев (время Владимира) и валы по реке Роси (время Ярослава)».
Подобную точку зрения, с частными расхождениями, занимает Э.Ковальчик. По ее мнению, какая-то часть валов могла быть сооружена в конце Х—XI в., но в этот период для защиты скорее использовались уже существовавшие валы. Голословно утверждая, что якобы городища, связанные с валами, датируются XII—XIII вв., последнее строительство валов она склонна связывать с Батыевым нашествием.
М. Ю. Брайчевский в 1952 г. высказался против датировки Змиевых валов скифским временем. Он отмечал, что существование таких валов в условиях общинного строя при отсутствии единой централизованной власти и единой военной организации лишено всякого основания. Змиевы валы защищали не Степь, где в скифский период возникло рабовладельческое государство, а Лесостепь. В порядке рабочей гипотезы М. Ю. Брайчевский предложил датировать Змиевы валы Среднего Поднепровья периодом черняховской археологической культуры II—V вв. н. э., которую он отождествлял с племенами антов. При этом М. Ю. Брайчевский не отрицал существования валов древнерусского времени (считал антской «ту часть Змиевых валов, которая возникла до Киевской Руси»), однако местоположение этих валов не указывал. Позже М. Ю. Брайчевский уточнил, что к эпохе Киевской Руси могут относиться валы Киевщины, а к черняховской культуре — валы Подолии.
П.А.Раппопорт, занимаясь древнерусскими памятниками оборонительного строительства Киевского Поднепровья — городищами, не обнаружил четкой связи их со Змиевыми валами. Объясняется это ограниченностью территории, на которой проводилось обследование памятников, недостаточным знанием Змиевых валов и предубежденным мнением о том, что городища должны были обязательно находиться на концах валов. Позднее исследователь под влиянием ранних работ В. Г. Ляскоронского отнес Змиевы валы к скифскому времени. Это мнение казалось более приемлемым, чем гипотеза М.Ю.Брайчевского. Ведь укрепления черняхов-ской культуры с земляными валами вообще не-известны, а оборонительные сооружения городищ скифского времени представлялись наиболее внушительными. Хотя М. Ю. Брайчевский в 1964 г. вполне определенно изложил мнение о древнерусском происхождении Змиевых валов Среднего Поднепровья, это мнение по-прежнему воспринималось как указание на один из воз-можных вариантов датировки валов.
Обследуя валы, А. С. Бугай обнаружил в них уголь от сгоревших бревен, возраст которых был определен радиоуглеродным методом. На основании полученных данных А. С. Бугай датирует валы II в. до н. э.—VII в. н. э. На опубликованной им картосхеме валов указаны даты радиоуглеродного анализа в местах взятия проб угля. Всего отмечено 14 дат для девяти линий валов в пределах 150 г. до н. э.— 550 г. н. э., в том числе две даты — II—1 вв. до н. э., по одной — II и III вв., шесть—IV в., две—V в. и две—VI в. Если оценивать полученные определения объективно, то валы датируются II в. до н. э.—VI в. н. э. Из этих данных вытекает, что в течение 130 лет (150—20 гг. до н. э.) в междуречье Ирпеня— Тетерева существовал только отрезок вала, остатки которого сохранились в с.Раковичи. В 20 г. до н. э. возводится внутренний вал между Мотыжином и Наливайковкой. Спустя 300 лет, в 280 г. н. э. на 50-километровом отрезке междуречья Ирпеня — Тетерева начинается строительство внешнего вала, которое продолжалось 170 лет (до 450 г.). Неясно, почему за 130 лет до окончания строительства внешнего вала — в 320 г.— начали сооружать средний вал.
Еще до получения данных о датировке А. С. Бугай считал, что Змиевы валы являются продуктом многовековой истории среднеднепровского населения. По его мнению, строительство огромных городищ скифского времени типа Немировского было шагом к строительству валов для защиты целых районов; их возведение, начатое в I тыс. до н. э., могло продолжаться и в I тыс. н. э., «даже во времена Аскольда и Дира». Немного позже А. С. Бугай полагал, что Змиевы валы служили рубежами между отдельными общественно-политическими образованиями, защищавшими свои территории от общего врага.
Интерпретация валов как оборонительных сооружений, фиксирующих административно-политическое деление восточных славян Среднего Поднепровья на протяжении длительного периода (II в. до н. э.—VII в. н. э.) не подтверждается данными археологическими и исторической географии и это положение не было поддержано специалистами. Несмотря на то что результаты радиоуглеродного метода датировки привлекли внимание научной общественности, проблема хронологии Змиевых валов продолжала оставаться дискуссионной. К сожалению, неверные определения проб угля, попав на страницы целого ряда периодических изданий, дезинформировали читателя. Принимая полученные датировки за неоспоримые, авторы отдельных корреспонденций ошибочно детализировали их историческое значение. А. Членов, различая валы, сооруженные отдельно против готов, сарматов, гуннов и аваров, выделил «Великую Древлянскую стену на р. Здвиж», «строившуюся в течение 900 лет и остановившую сарматов, а затем и полчища Аттилы». Отдельные валы автор называет «линиями дальней обороны Киева» и тут же добавляет: «вернее, ... природного бастиона Киевских гор, ибо самого Киева в IV веке еще не было», а в целом валы Среднего Поднепровья «ограничивали владения славянских земель-государств».
Вопрос о назначении Змиевых валов не вызывал особых разногласий. Они рассматривались как оборонительные сооружения против кочевников. Оригинального мнения придерживался Л. В. Падалка, полагая, что эти валы, состоящие из непрочного грунта — песка и супеска,— не могли применяться для оборонительных целей, их можно было легко разметать до основания. Поэтому он считал Змиевы валы ограждениями преимущественно для выпаса и защиты скота. Для защиты же людей служили округлые городища с замкнутым валом.
Л.В.Падалка не знал, что Змиевы валы состояли не только из земли, но и из дерева. Свои выводы он основывал на материалах бывшей Полтавской губернии и поводом для них послужило смешение двух типов памятников — больших городищ скифского времени и Змиевых валов, которые он не различал. Внутренние заселявшиеся части городищ действительно служили для защиты жителей, а внешние части, лишенные культурного слоя, могли использоваться для выпаса и защиты скота.
И.М.Самойловский относил Змиевы валы Левобережья к древнерусскому времени, исходя из логических соображений. Переяславские валы он считал сооружениями, защищавшими древний Переяславль. Но в назначении Змиева вала по левому берегу Днепра сомневался и допускал возможность, что он охранял с востока Днепровский водный путь. В последнем случае исследователь явно ошибался: оборонительный ров вдоль вала находится не с востока, а со стороны Днепра. Для правильного ответа на вопрос необходимо более конкретно определить исходные хронологические данные. Ведь однажды сооруженный вал не мог находиться в исправном состоянии сотни лет и функционировать в течение всего древнерусского периода. В конце Х — первой трети XI в. по Днепру между Стугной на Правобережье и Сулой на Левобережье проходила граница Руси в Среднем Поднепровье. Вал на указанном участке защищал Левобережье с запада — со стороны Правобережья.
Для правильного решения проблемы Змиевых валов, в том числе вопросов их хронологии и назначения, центральное место занимает выяснение устройства этих сооружений, обязательным компонентом которых являлись деревянные конструкции.
Однако изучение устройства валов представляет наиболее сложную и трудоемкую часть исследований, непосредственно связанную с археологическими раскопками. Эту важнейшую источниковедческую часть проблемы никто решать и не пытался. Упоминаемое Бруноном длинное заграждение по южной границе Поднепровья дало основание предполагать, что сверху на валу находилась какая-то деревянная стенa, например, частокол. Несомненно, что исследователям были известны находки в валах обугленных бревен и пережженной глины, но этому не придавалось значения. Только в 1969 г. Э. Ковальчик, используя сведения о наличии древесных углей в Змиевых валах, предположительно увязала эти остатки со сгоревшими деревянными конструкциями. вместе с тем она допускала, что на валах могли страивать засеки.
Следы пожара в виде углей, обугленных бревен и пережженной насыпи были обнаружены . С. Бугаем в различных линиях Змиевых валов. Но они получили неверную интерпретацию. В отдельных местах залегание углей (перегоревших и раздавленных обугленных бревен) сопровождается обожженностью насыпи вала. В этих случаях, по мнению А. С. Бугая, дерево сжигали специально для обжига насыпи и придания ей, таким образом, большей прочности. Гораздо чаще грунт насыпи вокруг остатков обугленных бревен не имеет следов обожженности. Согласно А. С. Бугаю, лес выжигали на трассе строящегося вала и по какой-то причине землю насыпали на вал тогда, когда дерево еще горело. Во всех валах, как подчеркивает А. С. Бугай, остатки пожара сохранились в нижней части насыпи. Но уголь встречается и в верхних частях вала. Его происхождение он связывает с обновлением укреплений, для чего выжигался лес, выраставший на валах.
Уголь в насыпях валов образовался в результате пожара деревянных конструкций, которые будут рассмотрены ниже. Следует отметить, что различная степень сохранности сгоревшего дерева — от «отдельных угольков и угольных линз» до «больших скоплений угля и золы и даже обгоревших бревен», залегание углей прослойками на разных уровнях, неодинаковая степень воздействия огня на насыпь вала объясняется не различным происхождением и назначением сгоревших объектов и не их разновременностью, а различием типов деревянной конструкции (в одних случаях срубной, в других — перекладной в виде бревенчатых настилов), от которых после пожара соответственно сохранились в валах и различные остатки. Интенсивность пожара зависела также от состава грунта в насыпи вала.
В истории исследования Змиевых валов центральное место занимал вопрос их хронологии. Из-за крайней ограниченности источниковедческих данных валы датировались различными эпохами в пределах от раннежелезного века до Киевской Руси включительно. Результаты радиоуглеродного анализа не внесли ясности в этот вопрос. Оставалось необъясненным, почему Змиевы валы, служившие средством защиты в течение девяти столетий, не использовались для этих целей после VII в. н. э. А ведь они несколькими полукружиями опоясывают Киев и прилегающие районы Киевщины -- территориального и политического ядра Древнерусского государства.
Метод радиоуглеродного датирования археологических памятников применялся и ранее. Археологам, имевшим дело с этим методом, было известно об относительной достоверности его показаний, зависящих от условий местонахождения, глубины залегания, возраста образцов и иных причин. В этих случаях необходима взаимопроверка другими методами, в первую очередь — археологическим.
Разведками А. С. Бугая в некоторых валах были обнаружены обугленные бревна: на левом берегу Днепра у с. Лепляво Каневского р-на Черкасской обл., левом берегу Стугны у хут. Хлебча Васильковского р-на, на правом берегу Бобрицы у с. Заборье Киево-Святошинского р-на, в с. Фасовочка Макаровского р-на Киевской обл., а в валу у с. Лепляво встречались и обломки глиняной посуды. Эти сведения А. С. Бугая потребовали научного объяснения.
По инициативе дирекции Института археологии АН УССР и руководства Украинского общества охраны памятников истории и культуры в 1974—1976 и 1979 гг. были осуществлены первые опыты археологического изучения Змиевых валов под руководством автора настоящей книги.
В ходе работ определилась методика полевого изучения этих специфических памятников археологии. Для получения сведений об устройстве валов, размерах и форме сопровождавших их рвов делались поперечные разрезы с помощью траншей шириной в среднем 1 м, длиной 12—20 м. Это позволило почти во всех случаях определить не только первоначальную ширину валов, но и применить метод исчисления примерной их высоты. Реже в местах обнаружения следов пожара закладывались раскопы для горизонтальной расчистки обугленных конструкций.
Современные размеры, форма валов и рвов фиксировались путем нивелировки поверхности и составления графических профилей. Впервые начато также составление крупномасштабных планов валов в районах работ экспедиции.
За четыре коротких экспедиционных сезона, общей продолжительностью менее 4,5 месяцев, были проведены разведки и раскопки валов на р. Здвиж в Макаровском р-не, в междуречье Стугны — Плиски в Васильковском р-не, вала по левому берегу Днепра в Киевской и Черкасской областях с обследованием городищ по левому берегу Днепра и разведкой вала и городищ по правому берегу Суды. Кроме рекогносцировок и картографирования валов был выполнен большой объем земляных археологических работ с помощью 12 траншей и 7 раскопов. Археологические материалы указывали на древнерусское происхождение Змиевых валов. Стало очевидным, что датировка образцов угля, взятых А. С. Бугаем из валов, определена неверно.
Итоги работы экспедиции показали, что Змиевы валы вполне перспективны для археологических исследований, которые не могут быть подменены никакими другими методами. Учитывая усилившееся разрушение этих памятников. Институт археологии АН УССР продолжил их изучение.
В течение 1980—1985 гг. в Киевской, Черкасской, Житомирской и Полтавской областях проведены разведки и раскопки валов по рекам Бобрица, Рось, Ирпень, в междуречьях Ирпеня — Унавы, Днепра — Тетерева, Роси — Гуйвы, а также продолжены исследования валов по левому берегу Днепра, Суле, Стугне, в междуречье Стугны—Ирпеня. За 18 месяцев экспедиционных работ сделано 84 разреза валов и в 14 местах проведены их раскопки,
Новые находки, конструктивные особенности валов, входившие в линии городища, и другие данные подтвердили древнерусский возраст Змиевых валов Среднего Поднепровья. Такой датировке не противоречат и анализы проб угля и грунта из валов радиоуглеродным и палео-магнитным методами.
Закончено картографирование сохранившихся валов в масштабе 1 : 100000. Составлены также крупномасштабные (1:5000) планы отдельных отрезков валов и целых валов с фиксацией частных особенностей их конфигурации, взаимосвязи с рельефом местности; сняты также аналогичные планы на окончаниях валов, где они быстрее подвергаются разрушению. Эту работу пришлось выполнять путем кропотливой глазомерной съемки, так как на большинстве лесных участков валы покрыты труднопроходимой густой растительностью и не просматриваются в геодезические приборы, а на распахиваемых полях обнаружение их остатков доступно лишь после снятия урожая. Планы выполнены автором в ходе разведок и раскопок валов с точностью, достаточной для пользования ими как историческим источником.