Образ хромого кузнеца в мифологии

Еще в конца прошлого века внимание ученых привлек образ хромого божественного кузнеца – таков греческий Гефест и скандинавский Вёлунд; тогда же Вёлунд был сопоставлен с другим греческим чудесным мастером – Дедалом (оба заточены на острове среди моря, оба вынуждены подневольно трудиться, оба покидают остров взлетев); мотив насилия Вёлунда над Бёдвильд находит аналогию в неудачной попытке Гефеста овладеть Афиной (Шрадер, с.237). Сходство этих мифов позволяет нам реконструировать древнейший образ чудесного кузнеца: он хром, обитает вдали от мира людей (на острове или в пещере), он может изображаться насильником, он способен взлететь, попытаемся ответить на вопрос, откуда взялось такое представление о чудесном кузнеце?

Образ хромого кузнеца не исчерпывается этими тремя мифами. В кабардинском эпосе мы встречаем божественного кузнеца Тлепша, которому перерезали ноги, и он был вынужден сковать себе железные (Нарты кабардин., с. 334-337). Мотив уязвимых ног кузнеца связан и с образом греческого Талоса, соперника Дедала по ремеслу, – в теле Талоса была единственная вена, заткнутая на пятке гвоздем, когда этот гвоздь был вынут, то Талос умер. Если у Тлепша железные ноги, то Талос – весь из меди; также он может изображаться крылатым (Лосев, с.126-129) (ср. взлетевших Вёлунда и Дедала). Далее, хромота может отличать не самого кузнеца, а персонажей, с ним связанных: так, тюркский бог преисподней Эрлик кует чертей и карает хромотой дерзкого Шалыга (МНМ, II, с.668, 539). Сюда же можно отнести и образ скандинавского громовежца Тора, оружие которого – молот (о взаимодополняемости кузнеца и громовержца см. ниже): в одном из мифов говорится о том, как. охромел ездовой козел Тора (Мл.Эдда, с.41). Ряд примеров может быть продолжен.

Таким образом, мы вправе утверждать, что мотив хромоты тесно связан с образом божественного кузнеца, однако причины этой связи нам по-прежнему неясны. Попытаемся подойти к проблеме с другой стороны – рассмотрим, как относились в древних обществах к реальным, живым кузнецам.

У тюркских и монгольских народов, исповедующих шаманизм, с древности до наших дней кузнец считался обладающим той же магической силой, что ж шамай, причем и у шамана и у кузнеца главными духами-помощниками были юс предки, от которых они унаследовали свою магическую профессию. Действие магической силы ж шамана и кузнеца считалось настолько сильным, что им приписывалась способность губить враждебных им людей, в том числе и представителей своей профессии (Потапов, с.78). На другом конце Евразии – у кельтов – кузнецы были близки друидам (Иванов, Топоров, 1974-А,с. 161-162), причем кузнецы были окружены таким почетом, что им разрешалось сидеть в присутсвии короля (Черных, с. 193). В древней Индии слагатели гимнов назывались "кави", что этимологически родственно слову "ковать" (Иванов, Топоров 1974-Б, c.90). На Руси "коварством" называли буквально то, что сковано, а также и благоразумие и злое намерение; слова "кудесник" и "чудеса" этимологически восходят к тому же корню (Иванов, Топоров, 1974-А, с.159-162). Примеры того, что кузнецы воспринимались как особая каста жрецов могут быть умножены (см. там же).

Однако в отличие от жреца кузнец всегда внушал страх, его положение – в обществе всегда было обособлено (Черных, с.185-188). Этот страх перед магической силой кузнеца приводило у некоторых народов ж тому, что общение, с кузнецом стало восприниматься нетолько как потенциальная опасность, но и как осквернение: например, сомалийцы настолько презирали кузнецов, что брезговали зайти в кузню, не отдавали дочерей им в жены и т.п. (там же, с. 191). Однако и у тех народов, где кузнец был окружен почетом, внутри кузнечных кланов существовала та же эндогамия (там же, с. 193-194), кузнец работал одиноко, тайно – таков, например, нартский кузнец Тлепш (Нарты кабардин., с.330 и др.). В мифах кузницей часто служит пещера (Гефесту, Тлепшу и его учителю Дабечу); кузнец вообще связан с нижним миром – ведь руда добывается из земли – отсюда поверья о том, что молот связан о подземными духами (Черных, с. 196).

Итак, в мировой мифологии кузнец предстает обитателем подземного мира (пещера – символ преисподней), он обладает магией –как благой, так и губительной, он живет одиноко (многие кузнецы никогда не покидают своих пещер, а образ бродячего кузнеца мифологии вообще не известен; невозможность покинуть пещеру является аналогом хромоты) – такой кузнец вызывает одновременно и почтение и страх. Круг деяний мифического кузнеца не ограничиваеся изготовлением магического оружия, хотя этот мотив встречается регулярно (достаточно вспомнить Гефеста, делающего оружие Ахилла) – кузнец предстает как целитель, а в архаике, видимо, и создатель человека: Тлепш чинит нарту поломанное стальное бедро (Нарты кабардин., с. 326-327) или стальной череп (Нарты адыг., с. 267), святые Борис и Глеб в народной мифологии выступают и как кузнецы и как целители (Миллер., с.284 и др.), финский Ильмаринен делает золотую женщину (Калевала., с. 437), а Гефест – Пандору; в русской сказке кузнец кует горло волку (см. ниже). Святым Борису и Глебу русский народ приписывал способность освобождать заключенность из темницы, из оков (Миллер, с. 286) – здесь мы видим обратное проявление связи кузнеца с подземным миром и неподвижностью, такая обратная связь вообще характерна для мифологии (см.: Пропп, с. 227).

Мотив выковывания кузнецом горла, создания голоса, связи с поэзией и пением Вяч.Вс.Иванов и В.Н.Топоров считают основным в образе мифического кузнеца (Иванов, Топоров 1974-Б). Кроме указанных ими примеров можно привести такие: осетинский божественный кузнец Курдалагон дарит нартам самоиграющую свирель (Нарты осетин., с.4); один из стихотворных размеров – дактиль, но дактили – это племя подземных существ, связанных в том числе с огнем и кузнечным делом, то же относится к корибантам и куре там, известным своими песнями и плясками (Миллер, с.243; Лосев, с.241-246).

Связь божественного кузнеца с музыкой и поэзией прямо указывает, что такой кузнец – владыка иного мира (о власти царя загробного мира над музыкой и поэзией см.:(Иванов, Топоров, с. 65)). Обратным проявлением власти кузнеца над языком служит часто встречающийся в русских сказках сюжет змееборчества кузнецов: они хватают Змея клещами за язык и чудовище гибнет.

Змееборчество кузнеца тесно связано с мотивом пахоты: одолев (но не убив) Змея, кузнец запрягает его в плуг и пропахивает борозду – Змиев вал, после чего топит Змея в море (Миллер, с.279; Иванов, Топоров, 1974-А, с.172-173). Выковывание плуга – одно из важнейших деяний кузнеца-змееборца, таковы в легенде святые Борис и Глеб (Миллер, с.277), таков Курдалагон (Нарты осетин., с.80, 269). При помощи плуга кузнец подчиняет себе Змея, но с другой стороны, плуг сам ассоциируется со Змеем: слова "плуг", "полоз", "ползти" являются однокоренными, в загадке соха с бороной описываются очень похоже на Змея Горыныча: "три головы, три тулова, восемь ног, железный хвост, кованый нос", санскритское "vrka" обозначает и плуг и волка (о взаимозаменяемости волка и Змея см. ниже) (Миллер, с. 162, 277). Как уже говорилось, кузнец побеждает Змея клещами, однако в мифе клещи имеют "змеиную" природу – их прообразом служат две змеи (Нарты кабардин., с.332-333).

Мотив змееборчества в мифологии связан не столько с кузнецом, сколько с громовержцем. Эти два образа тесно соотносятся друг с другом - выше мы указывали на черты кузнеца в образе скандинавского Тора, кузнец Гефест считается сыном громовержца Зевса, в индийских мифах кузнец Тваштар делает громовержцу Индре оружие для боя со Змеем; оружие громовержца – это молот или камень (Иванов, Топоров 1974-А, с.92-96), а молот первоначально был каменным (Шрадер, с.235). В образе нартских кузнецов Тлепша и Курдалагона много черт громовержца: Курдалагон живет на небе, куда взлетает огненной птицей (Нарты осетин., с.3-4), Тлепш в нескольких сказаниях изображен кидающим молот во врага (Нарты кабардин., с.337-344), причем молот летит словно молния (во многих языках эти слова этимологически родственны (Иванов, Топоров 1974-А, с.95)).

Завершая наш анализ черт Змея в образе кузнеца, нельзя не упомянуть огненную природу их обоих. Кузнец – это не просто владыка преисподней, это – хозяин подземного огня (вспомним, что именно у Гефеста похищает огонь Прометей). Римский Вулкан, отождествленный с Гефестом, – это именно огонь, а не кузнец (МНМ,I, с.253). Нартскому кузнецу Дабечу горном служит заря (Нарты кабардин., с.323). Итак, огонь связан и с хромым кузнецом и с безногим змеем; неудивительно поэтому, что бог Агни в Ригведе назван "безногим" (Ригведа, IV, 1, 11).

Однако божественный кузнец связан не только с образом Змея, но и с образом волка. Взаимозаменяемость волка и Змея в мифологии хорошо известна – в Скандинавии это Фенрир и Ёрмунганд, играющие одинаковую роль в гибели мира, в Греции – Кербер с головой дракона на хвосте и т.д. Наиболее яркие примеры "волчьих" черт в образе мифического кузнеца – это имя римского Вулкана и осетинского Курдалагона, этимологически родственное слову "волк" (Абаев, C.592-594). Курдалагон помогает нарту Уархагу, чье имя также означает "волк". Заметим, что в русской сказке кузнец кует голос именно волку.

Подытоживая наше рассмотрение образа хромого кузнеца, разберем два эпизода из осетинского эпоса: закалка Курдалагоном Сослана и Батрадза. Оба эти героя железнотелы, они нуждаются в закалке, чтобы приобрести неуязвимость. Таким образом оба героя в горне у Курдалагона фактически проходят инициацию, следовательно, божественный кузнец выступает в роли владыки иного мира. Первая попытка закалить Батрадза оказывается неудачной – и герой, жалуясь на слабость огня, просит Курдалагона дать ему арфу, чтобы он музыкой развеял скуку (музыка и пение неразрывно связаны с образом кузнеца). Чтобы развести сильный огонь, Курдалагон убивает драконом и ими разжигает свой горн (змееборчество Кузнеца; огонь-Змей). Наконец, Батрадз закален, его надо остудить в море, однако герой столь горяч, что воды моря не хватает и часть печени Батрадза остается незакаленной, отчего потом он и гибнет (уязвимость печени есть вариант уязвимости ног – здесь не самого кузнеца, а его подопечного). Чтобы закалить Сослана, его необходимо остудить в волчьем молоке (взаимозаменимость Змея и волка), однако колени героя остаются незакаленными (уязвимость ног) (Нарты осетин., с. 268-270).

Итак, мы можем утверждать, что образ хромого кузнеца восходит к представлениям о Змее (волке) – владыке иного мира, хозяине подземного огня, создателе человека, творце пения (музыки, поэзии); хромота кузнеца – не что иное, как безногость Змея, при этом сам кузнец, его творения и его подопечные выступают в рода змееборцев.

Список сокращений

Абаев – Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор, М.-Л., 1949.

Иванов, Топоров 1974-А – Вяч.Вс.Иванов, В.Н.Топоров. Исследования в области славянских древностей, М., 1974.

Иванов, Топоров 1974-Б – Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Проблема функций кузнеца в свете семиотической типологии культур // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам, т.1 /5/, Тарту, 1974.

Калевала – Калевала, М., 1977.

Лосев . – Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии, М., 1957.

Миллер – Миллер Вс.Ф. Очерки арийской мифологии в связи с древнейшей культурой, т.1 Асвины - Диоскуры, М., 1876.

МНМ – Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1992.

Мл.Эдда – Младшая Эдда, Л., 1974.

Нарты адыг. – Нарты. Адыгский героический эпос, М.,1974.

Нарты кабардин, – Нарты. Кабардинский эпос, М., 1961.

Нарты осетин. – Нартские сказания. Осетинский народный эпос, М., 1949.

Пропп – Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки, Л.,1986.

Потапов – Потапов Л.П. Алтайский шаманизм, Л., 1991.

Шрадер – Шрадер О. Сравнительное языковедение и первобытная история, СПб, 1886.

Черных – Черных Е.Н. Металл – человек – время, М., 1972.