Экология монастырей

Архипова С.

Одним из наиболее успешных продолжателей дела святого Сергия в этом направлении “монастырско-народного” созидания был преподобный Кирилл, основатель знаменитого Белозерского монастыря. Дело преп.Кирилла Белозерского и других основоположников Северной Фиваиды, таким образом, с самого начала не ограничивалось выживанием в “оазисах” выкорчеванного леса. Хочется подчеркнуть, однако, что оно не ограничивалось и проблемами хозяйственного строительства. Скажем, Кирилло-Белозерский монастырь был основан в конце XIV века, а уже к концу следующего века его библиотека была самым крупным книжным собранием на Руси. Это засвидетельствовано, в частности, тем примечательным фактом, что в это время новгородский архиепископ, в чьём распоряжении находилась знаменитая библиотека Святой Софии, обращается за её пополнением к белозерским монахам. В тот же период происходит каменное строительство в северных обителях, они украшаются замечательными иконами и фресками, в том числе работы знаменитого Дионисия. 10

Подобное всестороннее обустройство монастырской жизни являет едва ли не идеальный образец “экологии культуры”. Существенно, однако, что одновременно, в тот же период расцвета, в русском монашестве был представлен и другой путь. Этим другим направлением иночества было его скитское устроение. Скит - малая обитель, состоящая всего из нескольких келий. В отличие от обычного для того времени быстрого превращения малых обителей в достаточно крупные и хорошо обустроенные монастыри, скит по своей сути не предполагал расширения. Вместо этого, новые обители основывались где-то поодаль. Убеждённым сторонником скитского жития был преподобный Нил Сорский (1433-1508). В духовном сплетении золотого века русского иночества этот великий подвижник стал как бы завершающим звеном. В нём наиболее явно выражена внутренняя, сердечно-умная сторона иноческих исканий и вдруг обрело голос безмолвное пустынножительство русского Северной Фиваиды.

Во многом продолжая традиции святого Сергия, преп.Нил принципиально отказывается, тем не менее, от возможностей непосредственного, “социального” взаимодействия монастыря и мира, которые продемонстрировало развитие Троице-Сергиевой обители. До своего удаления в пустынь преп.Нил побывал в “странах Царьграда” и, что важно, пробыл несколько лет на Афоне, центре возрождённого в XIV веке “умного делания” - особой молитвенной и духовно-созерцательной практики безмолвствующих иноков (исихастов). После долгих лет странствования преп.Нил приходит в Кирилло-Белозерский монастырь, ставший к тому времени цветущей столицей Северной Фиваиды. Однако привыкшего к поиску внутренней углублённости инока не вполне устраивает оживлённая обстановка крупного монастыря, и вскоре он удаляется оттуда в поисках более совершенного уединения. В 15 верстах от монастыря, на берегу неширокой речки Соры, преп.Нил основал скит и пребывал здесь всё дальнейшее время. Здесь преп.Нил сам предавался подвигу умного делания и выступал наставником “малого стада” последователей. Он, в отличие от других великих святых того времени, много писал о духовной жизни и в произведениях своих оставил полное и точное руководство иноческого пути.11

Преп.Нил и другие насельники Сорской обители были, конечно, далеко не единственными, кто укрывался от мира в северных скитах. Выражая опыт этих “заволжских старцев” и свой собственный, обогащенный опытом афонского монашества, преп.Нил составил устав скитской жизни. Последователи преп.Нила в известной степени противопоставляли скитское иночество укладу монастырских общежитий, в котором усматривали признаки обмирщения. Так обозначилось движение “нестяжателей” - иноков-пустынножителей, выступавших противниками расширения монастырских владений и, более того, в принципе отнесения к монастырям какой-либо собственности. Сосуществование двух направлений монашества осложнилось, как известно, в занимающейся заре “Третьего Рима” рядом общественных и политических обстоятельств. На государственном уровне победу одержали “иосифляне” - сторонники деятельного монашества во главе с преп.Иосифом Волоцким, выступавшие за всемерное развитие монастырского хозяйствования.

Мы не можем теперь выносить суждение о правоте одной из сторон этого спора. Скитское иночество и общежительное монашество равным образом имели спасительную миссию, и можно лишь пожалеть о том, что исторические обстоятельства на время приглушили влияние одного из этих направлений. Тем не менее, это влияние, не столько в конкретной форме скитского уклада, сколько по существу внутреннего, умно-сердечного раскрытия человека, оставалось значительным и в конечном счете оказывается решающим. “Цель иночества, как нравственной силы - спасение не только самих себя, но спасение всего мира и освящение твари. Это не только спасение от мира, но именно спасение мира. Иночество служит миру: охраняет его, отмаливает его и за него предстательствует. Особенно созревшие духом подвижники предают себя подвигу исключительной сострадательной любви к миру. От древних подвижников эта линия тянется к Паисию Величковскому и нашим знаменитым Оптинским старцам.”12

Иночество создает особую форму “экологии человека”. Образ жизни, обозначаемый как “ангельский чин”, в сущности, требует от человека воссоздания его первоначально-естественной, “райской” чистоты. И это оказывается хотя и нелёгким, но вполне достижимым, причем не только в границах монастырской жизни. То, что монашество, при всём радикализме исхода из мира, не означает окончательного с ним разрыва, сознавалось уже на заре пустынножительства. Как сказал Авва Евагрий (IV в.), “монах - это человек, который отделен от всего и в гармонии со всем.” В обществе, становящемся не по имени только христианским, граница монастыря и мира стирается. В монашеской и находящейся под её влиянием среде вырабатывался не только идеал святости и подвига, но и христианский идеал естественности. Не в последнюю очередь, здесь важна идея "естественного видения". Смысл её в том, что разум обретает действительно не помутненное видение творения только в результате освобождения от греховных страстей. Только продвигаясь к этому состоянию, человек может поистине познавать себя самого и мир. В мире, освещенном естественным видением, каждая деталь приобретает свое место, свое уникальное значение. Естественное видение открывает и путь к подлинно естественной жизни - “практическому любомудрию”, по выражению святых отцов.

Подвиг, невзирая на максимализм побуждений к нему, представляет собой не самоцель, а способ избавления от “рабства греху”. На практике “сверхъестественность” святости или обожения означает в первую очередь естественность, особое состояние человеческой природы, которое восстанавливает её настоящую, неизвращённую форму. В монастырях тернистым путём аскезы обретают дорогу к утерянному раю. Поэтому можно понять древние тексты, где монастырь представляется райской обителью. Это трудный, но наиболее прямой путь к обретению человеком единства с Богом и со Вселенной.

Как Ной построил ковчег, в котором спаслось человечество от пучины вселенского потопа, так и монастырям было предназначено спасти мир от пучины греха. Здесь, посреди охваченного хаосом, бессмысленным столкновением личных амбиций и “силовых структур” общества, не только пестуется идея естественного миропорядка, но и представлен в целостности сам этот стремящийся к благоустроению мир. Только здесь за образец устройства человеческого общества был взят образ совершенства человеческого - Богочеловек Иисус Христос. В монастыре упорно боролись за это совершенство, твердостью и кротостью созидая братское общежитие. И потому сила нравственного воздействия монастырей на мир остаётся беспрецедентной.

“Царство Небесное подобно закваске”. Мир приходил к монастырю со своими болезнями и с пытливым взглядом. Уже то, что миряне видели здесь и могли легко понять - сам непритязательный и в то же время благоустроенный ход жизни монашеского братства - угашало смуту в душах и научало простым здравым правилам. Это была та “малая закваска”, которая давала возможность перенять и более высокое - просветлённый настрой иноческой души, а затем принять призвание Слова Божьего и веяние Его Духа. Царство Небесное неприметно проникало в сердца.

Трудно найти другой столь яркий пример прямого воздействия монашеского делания, как на Руси во времена преподобного Сергия и начала Северной Фиваиды. Именно следуя примеру семьи людей, посвятивших себя Богу и обретших таким образом единство между собой и с природой, переустраивало формы своей жизни всё мирское общество, стремясь так или иначе воплотить в себе образ “богоугодного общежития”. Перестраивался весь нравственный строй русского человека, выпестовывался сам русский национальный характер. Именно с этого времени стало чем-то само собой разумеющимся именование Святая Русь.

В годины искушений наш народ расточил многое из этой благодати, но не утратил самой христианской душевной основы. Если в глаза бросается многое, что является подменённой или изуродованной формой народной жизни - вместо того, чтобы лечить душу, нельзя от неё отказаться, последнее значит продать её дьяволу. Напротив, необходимо по возможности вернуться к истокам, чистым родникам нашей души. В нашей сегодняшней суете, погоне за химерами обогащения, мы растеряем последние остатки духовной и материальной состоятельности, если не сумеем вспомнить первоосновы христианского общежития. Мы, кажется, еще не настолько очерствели от нравственной скудости, чтобы не чувствовать потребности в этих основах. Пробуждение этой потребности - начало духовного, экологического, экономического, социального возрождения России.

Человек призван не просто существовать в этом мире как “разумное животное”, но и раскрываться горнему свету, божественной радости. Он призван служить тому, чтобы сей свет воцарился “на земле, как и на небе”. Люди так или иначе ощущают в себе этот голос небесного начала, но вне путеводительства Откровения оказываются поглощены бездной материальных забот или вступают на губительные стези утопий. В практике развития монастырских форм мы видим не только идеальное устремление к созданию нового мира, но и полноценные плоды этого устремления. Мы видим до сих пор, несмотря на попущенное разрушение, уголки земли, преображенные человеческим трудом под водительством Духа. Именно на примере “экологии монастырей” мы нагляднее всего наблюдаем переход от экономической обусловленности к гармоническому соустроению человеческой и природной среды. Это движение духовного преображения - не утопия, а подлинная реальность внутренней жизни и совместного братского делания христиан. Светочи монастырей, покуда стоит мир, выступают как маяки на этом верном пути спасения.

Муравьев А. Русская Фиваида на Севере. СПб, 1855.

Федотов Г.П.Святые Древней Руси. М., 1990.

Концевич И.М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993, с.59.