Масленица
Наталья Шапарова
Последняя неделя перед Великим постом называется сырной седмицей или Масленицей (Масляницей). Справляется этот праздник за семь недель до Пасхи и приходится на период с конца февраля до начала марта. Масленицей этот праздник прозвали за то, что в течение всей последней недели перед Великим постом дозволялось есть скоромные продукты, в том числе и коровье масло; а название «сырная седмица» возникло в связи с тем, что на этой неделе в среду и пятницу принято было есть сыр и яйца.
Масленица была одним из самых веселых и разгульных, истинно народных праздников. Ее повсеместно именовали «веселой», «широкой», «пьяной», «честной» и т.п. Как календарная граница, разделяющая зиму и весну, Масленица, с одной стороны, как бы подводила итоги прошедшего года, а с другой, – была «ориентирована на активизацию, восстановление всех сторон и аспектов жизни в начале года наступающего, жизни биологической, природной, социальной». Этот великий праздник возник задолго до принятия славянами христианства, а потому сохранил немало языческих черт; к нему приурочивалось множество обычаев и поверий, осуждаемых церковью, но пользовавшихся в народе большой популярностью. Так, например, столь характерные для больших языческих празднеств маскарады, приходившиеся на Масленицу, воспринимались духовенством как «непристойный разгул, неистовство и разврат». Многие священники весьма возмущались тем, что «в то самое время, когда бы всякий с сердечным раскаянием должен был приготовляться к созерцанию страданий Христовых, в то время сии заблуждения люди предают душу дьяволу... Во всю Масленицу день и ночь продолжается обжорство, пьянство, разврат, игра и убийство, так что ужасно слышать о том всякому христианину». По этой причине Масленицу долгое время старались уничтожить, однако это так и не удалось: ее лишь сократили до восьми дней .
У русских начало Масленицы приходилось на воскресенье за неделю до Великого поста, на так называемое мясное заговенье, когда в последний раз перед постом разрешалось есть мясо. Каждый день Масленицы имел свое название и за каждым были закреплены определенные действия, правила поведения, обряды и т.д. Так, понедельник масленичной недели именовался «встречей», так как в этот день «встречали Масляницу»; вторник называли «заигрышем» (так как с этого дня начинались разного рода развлечения); среду – «лакомкой» (так как в этот день начинались угощения блинами и другими лакомствами), «разгулом» (из-за нарастающего праздничного веселья) или «переломом» (потому что это – середина недели и праздника); четверг – «широким», «разгуляем» (так как с него начиналось самое веселье, собственно сам истинный всенародный праздник); пятница – «тещиными вечерами, вечеринками» (так как в этот день зятья приглашали в гости и угощали своих тещ); суббота – «золовкиными посиделками» (так как в этот день молодые невестки приглашали к себе на пир родных) или «проводами» (ибо на этот день часто приходились проводы Масленицы); воскресенье же – «заговеньем» или «прощеным днем» (так как здесь прощались с праздником и, кроме того, прощали друг другу все грехи, прощались и с покойниками).
Собственно, в некоторых местах о подобающей встрече и должном проведении ожидаемого с нетерпением праздника заботились еще с субботы предшествующей недели. Например, в Калужской губ. женщины в этот день начинали заранее печь блины к празднику, и каждая хозяйка давала один блин мальчику лет восьми-десяти, посылая его «встречать Масленицу»; размахивая блином, мальчик скакал по огороду верхом на ухвате или кочерге и кричал: «Прощай, зима сопливая! Приходи, лето красное! Соху, борону – и пахать пойду!». С субботы начинали праздновать «малую Масленку» и в некоторых селах Владимирщины: там ребятишки группами бегали по всей деревне и собирали лапти, а потом встречали взрослых, возвращающихся с покупками с базара, следующим вопросом: «Везешь ли Масленицу?»; кто отвечал им: «Нет», того били лаптями. В этот же день ребята с особым азартом катались с гор, так как считалось, что у того, кто дальше прокатится, лен уродится длиннее.
Последнее воскресенье перед Масленицей называлось в народе «мясное воскресенье». В вологодских селах принято было в этот день наносить визиты родственникам, друзьям и соседям, чтобы пригласить их в гости на Масленицу . Кроме того, в этот же день тесть ездил звать зятя «доедать барана». А в народе про вечер перед масляной неделей говорили: «Заговляюсь на сыр да на масло».
Подготовка к Масленице. Масленичная еда.
К первому дню Масленицы повсюду – и в городах, и в селах – обустраивали места для народных забав: делали общественные качели, подготавливали горы для катания, ставили балаганы для скоморохов, а также лавки и столы для продажи сладостей и прочих яств. «Не ходить на горы, не качаться на качелях, не потешаться над скоморохами, не отведать сладимых яств – значило в старину: жить в горькой беде, и то при старости, лежать на смертном одре, сидеть калекой без ног». Правда, масленичный разгул обычно развертывался во всю ширь не с первого дня масленичной недели (в это время веселились по большей части одни ребятишки), а с четверга, называемого в народе «широким»; первая же половина масленичной недели обычно посвящалась подготовке к празднику и, в частности, закупкам.
Покупки на Масленицу совершались самые разные, но в первую очередь покупались обновы (по большей части наряды и украшения для девушек и молодок) и различная снедь - водка, рыба, постное масло, гречневая мука, сладости и т.д. Закупки такого рода нередко бывали, применительно к крестьянскому бюджету, очень велики. На еду в это время не скупились, так как Масленица была «праздником еды по преимуществу», и обилие блюд считалось лучшим доказательством гостеприимства, отчего Масленицу и называли в народе объедухой. Один из иностранных путешественников (Одербон), посетивший Россию в XVI в., так писал о разгульном празднике Масленицы: «Масленица названа так потому, что в продолжение этой недели русским дозволяется есть коровье масло, а в постные дни они употребляют черное. В это время у русских почти беспрерывно продолжается обжорство и пьянство; они пекут паштеты, т.е. оладьи и блины из масла и яиц, зазывают к себе гостей и упиваются медом, пивом и водкой до упаду и до беспамятства».
Основной едой на Масленицу являлись молочные продукты, рыба и, разумеется, блины. Блин, как символ солнца, у русских считался непременным украшением масленичного стола ; недаром в народе говорили: «Без блинов – не Масленица». Готовить это обрядовое кушанье начинали с самого первого дня праздника и пекли потом всю неделю (иногда называемую из-за этого блинницей, блинщиной). На Руси блины готовили обычно из гречневой или пшеничной муки и пекли их большими, во всю сковородку, тонкие и легкие; при этом каждая хозяйка имела свой собственный рецепт и держала его в строжайшем секрете от соседок. К блинам на праздничный стол подавались также самые разные приправы: сметана и молоко, сырые или вареные яйца, рыба и икра, масло, мед и пр. Некоторые хозяйки готовили к празднику целые пироги-блинники, представлявшие собой сложенные стопкой блины, перемазанные болтушкой из коровьего масла и сырых яиц и запеченные в русской печи. Блинами буквально обжирались все от мала до велика, а хозяйки только подбавляли золотистые стопки, приговаривая: «Как на масляной неделе из трубы блины летели! Уж вы блины мои, уж блиночки мои!», или: «Пришла масляна неделя, была у кума на блинах. У кума была сестрица, печь блины-то мастерица. Напекла их кучек шесть, семерым их не поесть. А сели четверо за стол, дали душеньке простор, друг на друга поглядели… И блины-то все поели!»
Заводя в начале праздника опару и приступая к стряпне блинов, женщины непременно прибегали к особым обрядам. Например, некоторые стряпухи готовили опару на дворе, часто на снегу или у воды, с особым приговором: «Накануне (масленичного понедельника) вечером, когда появятся звезды, старшая в семье женщина выходит на реку, озеро или к колодцу потихоньку от прочих и призывает месяц выглянуть в окно и подуть на опару: “Месяц ты месяц, золотые твои рожки! Выглянь в окошко, подуй на опару!”»; делалось это для того, чтобы блины получились белые и рыхлые. Иногда в тесто вместо обычной воды добавляли снег, видимо, надеясь на животворящую силу мартовской влаги . Готовить первую опару доверяли только «старшим», самым уважаемым в семье женщинам, хорошим стряпухам. Приготовление первой опары держалось в величайшей тайне от всех домочадцев и тем более от посторонних, ибо, по народному убеждению, в противном случае блины получатся плохими, невкусными.
Блины, приготовляемые хозяйками на Масленицу, использовались отнюдь не только в качестве обычного лакомства. Например, их подавали колядующим (участникам ритуальных обходов), нищим и священникам , в большом количестве выставляли на стол во время традиционных визитов родни и прочих желанных посетителей (отчего даже приглашение в гости нередко звучало как приглашение «на блины», «на блинный стол»); девицы брали их с собой на молодежные гуляния и вечеринки и угощали блинами понравившихся парней. Первый блин на Масленицу традиционно посвящался умершим предкам ; его смазывали маслом и медом, после чего клали на божницу, слуховое окошко или на крышу для «душ родительских» со словами: «Честные родители наши, вот для вашей душки блинок!». Иногда первый блин бросали за спину через голову, считая, что таким образом «кормят души». В некоторых местах первый блин также посвящали Власию , либо съедали сами за упокой усопших, либо отдавали нищим «на помин души» (т.е. чтобы они, поедая его, помянули всех усопших). Блины также приносили умершим предкам на могилы в Прощеное воскресенье (последний день праздника). Помимо этого, блины и некоторую хозяйственную утварь, используемую для их приготовления, давали в руки чучелу Масленицы, а по окончании праздника уничтожали вместе с этим чучелом.
Встреча праздника.
На первый день Масленицы русские обычно устраивали встречу праздника – «встречу честной Масляницы, широкой боярыни». Дети с самого утра выходили на улицу строить снежные горы и, покончив с этим делом, принимались скороговоркой причитывать: «Звал, позывал честной Семик широкую Масляницу к себе в гости во двор. Душа-ль ты моя, Масляница, перепелиные косточки, бумажное твое тельце, сахарные твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай ко мне в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масляница, красная краса, русая коса, тридцати братов сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка, кеточка, ясочка, ты же моя перепелочка! Приезжай ко мне во тесовый дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться. Выезжала честная Масляница, широкая боярыня на семидесяти семи конях козырных, во широкой лодочке, во велик город пировать, душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться. Как навстречу Маслянице выезжал честной Семик на салазочках, в одних портяночках без лапоток. Приезжала честная Масляница, широкая боярыня, к Семику во двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Ей-то Семик бьет челом на салазочках, в одних портяночках, без лапоток. Как и тут ли честная Масляница на горах покаталася, в блинах повалялася, сердцем потешалася. Ей-то Семик бьет челом, кланяется, зовет во тесовый терем, за дубовый стол к зелену вину. Как и она-ль, честная Масляница, душой потешалася, умом повеселялася, речью наслаждалася». После такой встречи дети сбегали или съезжали с гор и кричали: «Приехала Масляница! Приехала Масляница!».
В некоторых местах к первому дню праздника специально сооружали из соломы или дерева чучело «Масляницы», надевали на эту куклу женскую или мужскую одежду , а потом сажали на салазки и с песнями везли на гору. Иногда этим занимались те же ребятишки, что «встречали Масляну», а иногда молодые парни и девушки. Например, в Дмитровском р-не (под Москвой) «в понедельник в семьях, где есть молодежь, делают из тряпок женскую фигуру с длинной косой, одетую в девичий наряд… в руки этой фигуры дается помазок и блин». «Масленицу» возили по селу со «встречальными» песнями: «А мы Масленицу дожидали, / В окошечку поглядали… / Сыром, маслицем поливали. / На горушку выходили, / Сыр с маслицем выносили, / Сыром, маслицем поливали, / Чтобы горушки были катливые, / Чтобы девушки были гудливые» и т.п. Вместо чучела могли возить и украшенное бубенцами и лоскутками дерево; а в Архангельске мясники возили быка.
Собственно, ритуалы «встречи Масленицы» могли устраиваться по-разному, однако все они, как правило, отличались веселой торжественностью и грандиозностью; участвовало в них все население. Так, например, в городах Сибири торжество по случаю Масленицы некогда было таким: заранее, еще до праздника сколачивалось несколько саней огромного размера, а на них устраивался целый корабль с парусами и снастями, на котором ехали ряженые – скоморохи, «медведь» и сама «госпожа Масленица» . В сани впрягали до 20 лошадей, и всю эту повозку с песнями и весельем возили по городу, а за поездом следовали толпы людей.
Традиционные посещения и обходы.
Хождение в гости на праздники было характерно для всех славян, да и для многих других народов тоже. Особенно это относилось к переломным временам года, к календарным границам, в честь которых община закатывала пиры на несколько дней, иногда даже недель (как это происходило при встрече Нового года). В это время, свободное от забот, принято было посещать родных, близких и знакомых с подарками и благими пожеланиями.
В народной традиции гость всегда и везде выступал как лицо, соединяющее сферы «своего» и «чужого», как представитель «иного» мира, определенным образом влияющий на судьбу обитателей дома. При этом различались собственно гости (т.е. люди, явившиеся по специальному приглашению ), случайные посетители (в частности, нищие, странники) и ритуальные визитеры (колядующие, полазники и пр.); но в любом случае, приход гостя всегда сопровождался определенными ритуалами, ибо гость воспринимался как носитель судьбы, и от способа его встречи зависело благополучие хозяев . Для Масленицы, как и для некоторых других праздников, было обычным появление всех трех категорий гостей: визиты родных и близких, обходы колядующих и появление случайных посетителей (в частности, нищих, которым подавали блины «на помин души»).
Ритуальные обходы (колядование).
Колядование заключалось обычно в том, что группа неких лиц (молодежи или ребятишек, ряженых, иногда даже священнослужителей) обходила все дома в деревне, распевая благопожелания, псалмы или народные песни (причем как ритуальные, так и обычные, нередко шуточного содержания) и получая за это плату угощением (блинами, ватрушками, колбасами и пр.) и мелкими деньгами. Традиционно колядование приурочивалось к зимним праздникам, в первую очередь – к Рождеству, Новому году и святкам; но в несколько измененном виде этот обычай присутствовал и в масленичной обрядности.
Масленичное колядование приходилось на разные дни праздника, но обычно сочеталось либо со встречей Масленицы, либо со всенародными четверговыми гуляньями. Например, в Ярославле колядовщики начинали ходить с четверга: «фабричные ходят по домам с бубнами, рожками и балалайками для поздравления с праздником: “Прикажи, сударь-хозяин, Коляду пропеть”… За колядские песни колядовщиков угощают пивом и награждают деньгами». В деревнях же (во Владимирской, Курской, Калужской и др. губ.) колядовать бегали в первую очередь ребятишки: в первый день праздника, собравшись группками, они поутру обходили дворы, поздравляли хозяев с наступлением Масленицы и выпрашивали блины: «Тин-тинка, подай блинка, оладышка-прибавышка, масляный кусок! Тетушка, не скупися, масляным кусочком поделися!», «Ах ты Домнушка, красно солнышко! Вставай с печи, гляди в печь: не пора ли блины печь!», «Мы давно блинов не ели, мы блиночков захотели… На поднос блины кладите да к порогу подносите!» и т.п. После этого ребятишки входили в дом и просили: «Подайте широкой Масленице!», а хозяйке полагалось угостить их блинами . Если хозяйка подавала мало или вообще отказывала в угощении, ребятишки убегали со словами: «Паршивые блины по аршину длины!» После обеда попрошайничество заканчивалось, ребятишки отправлялись кататься с гор и, съезжая, выкрикивали: «Широкорожая Масленица, мы тобою хвалимся, на горах катаемся, блинами объедаемся!».
Следом за ребятами на колядование отправлялись и парни с девицами. В один из первых дней праздника молодежь принималась ходить от дома к дому и собирать «на Масленицу» песнями и прибаутками: «Масленица-кривошейка, состречаем тебя хорошенько! С блинцами, с каравайцами, с вареничками!», «Ой да Масленица на двор въезжает, / Широкая на двор въезжает! / А мы, девушки, ее состречаем, / А мы, красные, ее состречаем! / Ой да Масленица, погостюй недельку, / Широкая, погостюй другую! / Масленица: “Я поста боюся!” / Широкая: “Я поста боюся!” / “Ой да Масленица, пост еще далече, / Широкая, пост еще далече!”», «О, мы Масленицу устречали, / устречали, лёли, устречали , / Мы сыр с масельцем починали, / Мы блинками гору устилали, / Сверху масельцем поливали, / Как от сыра гора крута, / А от масла гора ясна, / А на горушке снеги сыплют, / А нас мамочки домой кличут, / А нам домой не хотится, / Нам хотится прокатиться, / С горушки да до елушки! / Наша горушка всё катлива, / Наши бабушки воркотливы, / Они день и ночь все воркочут, / Они на печке лежат, все про нас говорят, / “Не пришел бы к нам кто, не принес бы чего, / Или сыра кусок, или мыла брусок”. / Гоголечек, гоголечек, лёли, гоголечек!» и т.д. За такие песни колядующих потчевали блинами, а иногда также прочей снедью и мелкими деньгами.
Гостевание.
Хождение в гости на сырной неделе и устраивание обильных трапез в честь гостей и домочадцев было известно повсюду, где только праздновали Масленицу. Всеобщее гостевание, сопровождавшееся поглощением огромного количества жирной пищи (блинов, оладий и пр.) и одариванием родственников и близких подарками, считалось необходимым для сытого и счастливого существования людей в наступающем году: народ был уверен, что Масленицу для собственного же благополучия необходимо «потешить», широко ее встретить и разгульно проводить. Недаром поселяне говорили: «Хоть с себя что заложи, а Масленицу проводи»; тех же, кто скупердяйничал и не отмечал праздник с должным размахом, соседи порицали и поговаривали, что такой человек будет жить плохо, в нужде и бедности.
Особое внимание на Масленицу оказывалось молодоженам, вступившим в брак в течение последнего мясоеда , поэтому определенные дни сырной недели отводились специально для визитов породнившихся семей.
Так, например, по русскому обычаю, в первый день сырной недели, там, где молодые встречали первую совместную Масленицу, тещи приходили к зятьям в дом учить своих дочерей печь блины. В старину молодые специально приглашали тещу «поучить уму-разуму», и это считалось за великую честь; о таких приглашениях извещали всех родных и соседей. Званая теща обязана была прислать дочери с вечера всю необходимую блинную утварь (сковороды, дежники, половник и кадку для опары), а тесть присылал мешок гречневой муки и коровье масло. Игнорирование молодоженами этого обычая «считалось бесчестием и обидой и поселяло вечную вражду между тещей и зятем».
В среду, на «лакомки», теща обязательно приглашала к себе зятя с молодой супругой. Этот визит обставлялся обычно очень торжественно. Заранее, часто еще накануне праздника, тесть или брат молодой являлся в дом молодоженов и приглашал их на угощение; после этого молодка уходила в родительский дом вместе со «зватом», а через некоторое время (утром следующего дня, если приглашение было заблаговременным) за ней отправлялся молодой. После этого собирались и другие гости – семья мужа, прочие родственники, подруги невесты. Молодоженов принимали с величайшим почетом: усаживали в «передний угол», подносили лучшие яства. Если гостей собиралось много, для молодых ставили отдельный стол. Угощение подавали самое лучшее, по возможности с несколькими сменами блюд. Например, в зажиточных семьях первыми подавали холодные закуски и соленые огурцы, затем жареную рыбу, большие стопки блинов с самыми разнообразными приправами, творожники, лепешки, пироги с различными начинками и прочие лакомства.
Во время угощения теща особенно старалась угодить дорогому зятю: всячески его обхаживала и веселила, подносила ему лучшие блюда и т.д. Деревенские хозяйки, готовя праздничное угощение, приговаривали: «Зять на двор – пирог на стол», «Придет зять, где сметанки взять?», «У тещи про зятя и ступа доит», и т.п. О хлопотах тещи при угощении зятя в народе существовали даже шутливые песни, которые распевали вечером холостые парни. Пение иногда сопровождалось ряженьем и пантомимой: например, ряженый медведем демонстрировал, «как теща про зятя блины пекла – как у тещи головушка болит – как зять-то удаль теще спасибо казал». Правда, при этом некоторые песни акцентировали возникающую порой неприязнь между матерью невесты и молодым супругом, например: «Теща зятюшку потчивает: / Сядь-ка-ся, ты зятюшка, покушай-ка! / Думала теща: пятерым пирог не съесть, / А зять-то сел да за присестом съел. / Теща по горенке похаживает, / Нехотя на зятя поглядывает, / Потихоньку зятюшку побранивает: / Как тебя, зятюшка, не разорвало, / На семь частей не раздернуло. / Зять услышал, на то теще сказал: / Лучше разорви тебя, тещу мою, / Тещу мою да вместе с дочерью. / Знала бы ты, теща, не потчивала. / Стал потом зять тещу в гости звать. / Приходи-мол, теща, на масляницу, / Я тебя, матушка, отпотчиваю / В четыре дубины березовые, / Пятый кнут по заказу свит. / Вырвалась теща из зятниных рук, / Бежала домой без оглядки, / Прибежала домой, да на печку легла. / Вот погоди: стук! стук! у ворот. /
– Батюшки, ребятушки, не зятик ли мой? / Матушка родимая, зять идет! / Зять идет на похмельице зовет. / – Скажите ему: со вчерашнего больна, / С пива и с вина да болит вся спина. / С мягких блинов порасперло бока, / Со сладкого меду я вся немогу» . Народные присловья еще и добавляли: «Был у тещи, да рад утекши», «У тещи зять – первый гость, а принят в дом – первый разбойник», «Нет черта в доме – прими зятя», «Зять в дом – и иконы вон», и т.п.
Такая рознь между тещей и зятем, конечно, имела место далеко не всегда, а преимущественно в тех случаях, когда молодой считал себя обманутым. При такой вражде, как бы теща не старалась «разлепешиться в лепешку», зять оставался непреклонным и на яства не смотрел, лишь отвечал грубо: «Не хочу, от прежних угощений тошнит... Сыт, наелся». Иногда он при этом наносил и какое-либо символическое оскорбление, например, крошил в чашку с кислым молоком блин, выливал туда же стакан браги и подавал жене со словами: «На-ко, невинная женушка, покушай и моего угощенья с матушкой: как тебе покажется мое угощенье, так мне показалось ваше». Особо сердитый зять мог начать прямо тут же «отбивать характер» молодой жене, а иногда и теще доставался подзатыльник. При этом и молодая, и теща почти никогда не протестовали, сознавая свою вину; тесть же обычно не только не останавливал зятя, но и, после ухода молодых, тоже порой брался «поучить старуху, чтобы лучше смотрела за девками».
По счастью, вражда между породнившимися семьями возникала не часто и молодые, еще только начавшие совместную жизнь, бранились редко, наслаждаясь пока всеобщим вниманием и почетом на «тещиных блинах». Такие пиршества обычно длились чрезвычайно долго, а после них молодые отправлялись кататься на санях вместе с бывшими подругами невесты; прочая же родня в это время начинала свою собственную попойку, которая обычно заканчивалась только поздней ночью.
Важным элементом гостевания молодых на «лакомки» был обряд, называвшийся «ходить с отвязьем». В это время молодая уже окончательно прощалась с родительским домом, и родители вручали ей ложку и чашку как символ самостоятельного хозяйства. Молодые тоже должны были являться в гости не с пустыми руками: в подарок родне они приносили пряники и «прощенники» – особые масленичные пироги с изюмом, испеченные из пшеничной муки и украшенные сверху вензелем; кроме того, молодой часто одаривал тещу, золовку и прочих родственников жены новыми лаптями, сплетенными им лично или его близким родственником (отцом или братом).
В некоторых районах распространен был также обычай «хождения молодых с мылом». Заключался он в том, что в среду или четверг масленичной недели молодожены приходили в гости к свату; там их угощали разными сластями, а вечером туда же приходили подруги молодой и ее родственники. В этот вечер молодая вспоминала свое девичье житье, и совершались так называемые «перегулки» – как бы повторение девичника и самой свадьбы. Веселье продолжалось далеко за полночь; наутро же переночевавшие у тестя молодые ходили с визитами к родственникам, причем брали с собой кусочки мыла и пирожки по числу родных. Придя в дом родственника и помолившись, они давали хозяину кусочек мыла и пирожок, а хозяин в ответ одаривал их мелкими деньгами.
Масленичным визитам молодоженов в народе придавалось очень большое значение. Если в какой-либо семье не было молодой пары, то хозяева старались пригласить в гости недавно поженившихся родственников или близких знакомых; но поскольку молодожены обязаны были на Масленицу посетить всех, кто гостил у них на свадьбе, редкий дом в деревне оказывался обойден вниманием новых семей. И повсюду молодых супругов встречали с почетом, потчевали от души и всячески ублажали, как самых дорогих гостей. Объяснялось это, по-видимому, древним представлением о том, что молодожены, будучи символическими носителями животворной силы, одним своим присутствием стимулируют плодородие земли и людей, а следовательно, благополучие общины. За щедрое угощение и радушный прием молодые должны были наградить хозяев каким-нибудь подарком: пряником, коврижкой, полотенцами, мылом и т.п.; а приезжать в гости без подарка считалось большим неуважением и позором для молодой пары, так что самые бедные просто избегали визитов.
Погостив в среду-четверг у родных и друзей, молодожены должны были приготовить ответное пиршество. Так, в пятницу зять устраивал «тещины вечерки»: с почетом приглашал на обед или ужин тещу со всей родней. Зять обязан был с вечера лично пригласить тещу, а утром еще и прислать нарядных «зватых», и чем больше было этих «зватых», тем почетнее считалось приглашение. Дружка или сват также часто приглашался на такой «вечерок»; здесь он играл примерно ту же роль, что и на свадьбе (в частности, выполнял роль «зватого»), и получал за свои хлопоты подарки с обеих сторон. А в субботу, на «золовкины посиделки», невестка приглашала к себе родных мужа и одаривала своих золовок (сестер мужа) подарками. Если золовки были еще в девушках, то невестка созывала на угощение своих прежних подруг-девиц; а если золовки уже вышли замуж, то она приглашала замужнюю родню и «со всем поездом развозила гостей по золовкам».
Кроме молодых и их семей, масленичные визиты считались обязательными также для кумовьев. Родители новорожденных детей ходили к кумовьям «с отвязьем», т.е. приносили им специально для Масленицы испеченный с изюмом и украшенный вензелями пшеничный хлеб – «прощенник». В иных местах, навещая в прощеное воскресенье кума с кумой, «за ризки и зубок» привозили разные (смотря по состоятельности) подарки; в деревнях самым почетным даром куму считалось полотенце, а куме – брусок мыла. Кум и кума, в свою очередь, также наносили визит крестнику и приносили свои подарки: обычно, кроме пряника, кум приносил чашку с ложкой, а кума ситцу на рубашку; более же богатые кумовья дарили свинью, овцу или жеребенка. Кумовьев непременно садили за стол и щедро потчевали «за здоровье крестника».
Масленичные забавы.
Самый масленичный разгул с гостеванием, пиршествами и всенародными гуляньями обычно начинался в четверг сырной седмицы и продолжался до субботы-воскресенья. Как уже говорилось выше, даже встреча Масленицы нередко устраивалась именно в этот день, во время игрищ и прочих увеселений. Основными забавами на Масленицу являлись катания с гор, на санях и на коньках , кулачные бои, взятие снежного городка, качание на качелях, молодежные игрища и т.п. В городах же и больших селах Масленица непременно сопровождалась пышными ярмарками, скоморошьими представлениями, вождением медведя и т.п. В конце XIX – начале XX вв. эти обычаи воспринимались уже как простое веселье, «до коего больно охоч наш народ»; однако когда-то они относились к числу обрядов аграрно-хозяйственного цикла, весьма важных для древнего земледельца .
Музыка и скоморошьи забавы.
Пожалуй, ни один праздник на Руси не обходился без веселых карнавальных шествий скоморохов. «Гусли, гудки (ящики со струнами), сопели, дудки, сурьмы (трубы), домры, накры (разновидность литавр), волынки, медные рога и барабаны – всем этим тешили православный люд скоморохи, составлявшие у нас в некотором смысле особенный ремесленный цех… Иногда они образовывали вольную группу из гулящих людей всякого происхождения, иногда же принадлежали к дворне какого-нибудь знатного господина. Они были не только музыканты, но соединяли в себе разные способы развлекать скуку толпы: одни играли на гудке, другие били в бубны, домры и накры, третьи плясали, четвертые показывали народу выученных собак и медведей. Между ними были глумцы и стихотворцы-потешники, умевшие веселить народ прибаутками, складными рассказами и красным словцом. Другие носили на голове доску с движущимися куклами, поставленными всегда в смешных и часто соблазнительных положениях; но более всего они отличались и забавляли народ позорами или действами, то есть сценическими представлениями. Они разыгрывали роли, наряжались в странное (скоморошное) платье и надевали на себя маски, называемые личинами и харями… Скоморохи ходили большими компаниями, человек в пятьдесят и более, из посада в посад, из села в село и представляли свои позоры… И старые, и малые глазели на них и давали им кто денег, кто вина и пищи. Скоморохи возбуждали охоту в зрителях, и последние сами принимались петь, играть, плясать и веселиться. Зимой разгулье скоморохов было преимущественно на святках и на Масленице; тут они ходили из дома в дом, где были попойки, и представляли свои потехи… Вообще же песни их были большей частью содержания, оскорбляющего стыдливость; их танцы были непристойны; наконец, их позоры также имели предметом большей частью что-нибудь соблазнительное и тривиальное… » (Н.И.Костомаров).
Выступления музыкантов и лицедеев издревле были популярны как на Руси, так и в других славянских землях. Более того, люди, играющие на духовых, струнных и ударных инструментах, гусляры и скоморохи, ряженые в маски и «деющие на глумленье человеком», в языческие времена не просто развлекали толпы, но представляли собой особый разряд волхвов, выполнявших необходимые для благополучия общины ритуалы. В частности, они были хранителями различных баллад, сказаний и мифов; под их руководством происходили «русалии» – языческие празднества и ритуалы, стимулирующие вегетативные силы земли.
«Русалии» – «играния бесовские» – подробно описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном (на основе греческого жития) в Ростове в 1220 г. «Слово…» повествует о том, как на городской площади около церкви св. Нифонт встретил процессию русальцев. Впереди шел «унылый и дряхлый» старец, за ним следовал флейтист и зрители: «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху... влекомы в след сопельника». Горожане радостно встречали музыкантов и одаривали их деньгами; Нифонт же упрекал их за это, «бе одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся остати всем игр бесовских, – наипаче же свое имение дают бесу лукавому, иже суть русалия иние же скоморохом». В русской переделке поучения Ефрема Сирина тоже говорится, что Христос посредством пророков и апостолов призывает людей, «а дьявол зовет гусльми и плесце и песньми неприязненными и свирельми». Так же относились к скоморохам и другие церковные авторы: «Се же суть злая и скверная дела: плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобныя, русалья», «Егда играють русалия, ли скомороси... или како сборище идольскых игр – ты же в тот час пребуди дома!», «Смеха бегай лихого; скомороха и слаточьхара и гудца и свирца не уведи у дом свой глума ради» и т.п.
Таким образом, церковные власти неодобрительно относились к народным увеселениям вообще и к инструментальной музыке в частности. Общение со скоморохами считалось греховным и строго запрещалось, а правительство, следуя внушениям церковников, не раз приказывало ломать и жечь инструменты и хари, избивать батогами скоморохов и тех, кто их призывал . Доставалось и обычным музыкантам, хотя в первую очередь карающие меры церкви были направлены именно против участников древних ритуальных обходов (типа «вождения кобылки»), носивших личины и отличавшихся «непристойным поведением». Даже в XIX в. «у тех, которые хотели быть и казаться благочестивыми, церковное пение было единственным развлечением... Музыка преследовалась церковью положительно, даже народные песни считались бесовским потешением. Православная набожность хотела всю Русь обратить в большой монастырь ». Но это вовсе не значит, что народ отказался от запретных увеселений: скоморошьи выступления на протяжении веков оставались неотъемлемой частью народных праздников, равно как ряженье и ритуальные обходы считались непременным элементом зимнего цикла праздников. Этих забав не чурались даже светские власти: например, «царские семейства забавлялись песнями, которые пели им потешники, сказками, смотрением на пляску и даже разными действами или сценическими представлениями. Во дворце были веселые гусельники, скрипичники, домрачеи, цимбальники, органисты; штат двора составляли, в частности, дураки-шуты и дурки-шутихи, карлы и карлицы, потешавшие высоких особ своими шалостями». На Масленицу же скоморохи и им подобные артисты, так сказать, «правили бал»: именно они руководили народными гуляньями, катанием, встречей и проводами Масленицы, игрищами и ярмарочными увеселениями.
Взятие снежного городка.
Традиция строительства крепостей из снега и льда известна с начала XVIII в.; первоначально это развлечение устраивал «служилый люд», а позднее их примеру последовала сельская молодежь. Этой забаве предавались в Сибири, на Урале, в Симбирской, Пензенской, Тульской и др. губерниях. Городки возводили на открытых местах – на обледенелых реках и озерах, на полях или площадях (в городах и больших селах). В сельской местности сооружением городков занимались молодые парни и мужики, иногда к ним присоединялись и дети; а в городах в строительстве принимали участие власти, организующие народные увеселения.
Городки строили преимущественно из снега и льда. Стены снежных крепостей (обычно овальной формы) складывали из больших блоков спрессованного снега, после чего обливали всю конструкцию водой и поверх ледяных стен наращивали крышу. В крепостной стене делали ворота с дугообразной аркой, покрытой затейливым узором, а в центре городка, сразу за воротами, вырубали большую открытую полынью. Многие городки представляли собой настоящие шедевры: парни и молодые мужики под руководством мастеров создавали большие ледяные крепости, украшенные изображениями людей, зверей, птиц и растений, вырезанных из ледяных глыб или слепленных из снега.
Реже встречался другой тип городков – деревянные четырехугольные сооружения, какие делали в селах верховья Оби. Возводили их следующим образом. Из утрамбованного снега, облитого водой для появления ледяной корки, делали массивные колонны, соединенные арками. Потом на эту основу настилали широкий помост из деревянных плах, валы укрепления украшали ледяными скульптурами, а по углам крепости вкапывали высокие деревянные столбы, обернутые соломой; эту солому поджигали после взятия городка, создавая таким образом огромные факелы.
Само взятие снежного городка происходило обычно в последний день Масленицы , Прощеное воскресенье, перед заходом солнца. Это были своего рода «проводы Масленицы», с