Наследие Грозного
Р.Г. Скрынников
Реформы и террор Грозного на многие годы определили характер политического развития Русского государства. Опричнина расколола верхушку феодального дворянства - так называемый государев двор - на две противостоявшие друг другу половины. Подле старого, земского двора появился его двойник - «особый двор», который называли сначала опричным или удельным, а позже просто «двором».
Политика «двора» не отличалась последовательностью. В конце правления царя Ивана в ней наметились видимые перемены. Грозный объявил о «прощении» всех некогда казненных по его приказу бояр-«изменников». Посмертную «реабилитацию» опальных современники восприняли как косвенное осуждение массовых опричных избиений. «Дворовая» политика утратила преимущественно репрессивный характер. Казни в Москве прекратились. В одном из последних указов царь предписал строго наказывать холопов за ложные доносы на своих господ 1.
Опрично-дворовая политика не раз меняла свой характер, но сам «двор», пережив многократные реорганизации, так и не был окончательно распущен при жизни Грозного. Не имея цельной политической программы, опричнина и «двор» тем не менее неизменно направляли свои усилия к укреплению личной власти царя. Состав «особого двора» не был однородным. Рядовые члены в своей массе принадлежали к низшему, худородному дворянству. Но уже в конце опричнины во «двор» были зачислены князья Шуйские. При кратковременном правлении служилого «царя» Симеона Бекбулатовича Шуйские подвизались в роли удельных бояр князя Иванца Московского. В последние годы жизни царя они состояли на «дворовой» службе. Но какое бы почетное положение при «дворе» ни занимали Шуйские, они никогда не руководили опричной политикой. Подлинным правительством, с помощью которого царь самовластно правил страной, была ближняя, «дворовая» дума.
Со времени «княжения» Симеона Бекбулатовича «дворовую» думу неизменно возглавляли Бельские, Нагие и Годуновы. Племянник Малюты Богдан Бельский давно навлек на себя ненависть боярской аристократии. Курбский называл «прегнуснодейными» и «богомерзкими» всех Бельских разом. Скрытая неприязнь между Бельским и «дворовой» знатью вырвалась наружу сразу после смерти «даря Ивана. Осведомленные иностранцы утверждали, будто Бельский тайно послал людей на Новгородскую дорогу с приказом подстеречь и убить «дворового» боярина И.П.Шуйского, спешившего в столицу 2.
«Дворовое» руководство раздирала взаимная вражда. Давний союз между Нагими, Бельскими и Годуновыми рухнул. После гибели старшего cына Грозный назначил своим преемником царевича Федора. Царь не питал иллюзий насчет способностей Федора к управлению и вверил слабоумного сына и семью попечению думных людей, имена которых он назвал в своем завещании. Он поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наследникам. Считают обычно, что в состав опекунского совета вошли два члена ближней, «дворовой» думы - Б.Я.Бельский и Б.Ф.Годунов. Критический разбор источников обнаруживает ошибочность такого мнения.
Через несколько месяцев после кончины Грозного его лейб-медик послал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех правителей (Н. Р. Юрьева, И. Ф. Мстиславского и др.) 3. Некоторые русские источники также упоминают о четырех душеприказчиках Грозного 4. Осведомленным очевидцем событий был Д. Горсей. Деятельный участник придворных интриг, он нередко фальсифицировал известные ему факты. Так, Горсей в одном случае упомянул о назначении четырех душеприказчиков: Мстиславского, Шуйского, Юрьева и Бельского, а в другом-пяти: Б.Ф.Годунова, князя И.Ф.Мстиславского, князя И.П.Шуйского, Н.Р.Юрьева и Б.Я.Бельского 5. Кто-то из названных лиц в действительности не фигурировал в царском завещании.
Одна из ранних русских повестей начала XVII в. называет в качестве правителей, назначенных царем Иваном, князя И.П.Шуйского, князя И.Ф.Мстиславского и Н.Р.Юрьева 6. Принадлежность их к регентскому совету не вызывает сомнений. Следовательно, из списка регентов надо исключить либо Б.Я.Бельского, либо Б.Ф.Годунова.
Прямой ответ на поставленный вопрос дает записка австрийского посла Н.Варкоча, составленная им в конце 80-х годов. Выполняя специальное поручение австрийского двора, посол потратил много времени на то, чтобы получить в Москве достоверные сведения о завещании Грозного Н.Варкоч писал в донесении: «Покойный великий князь Иван Васильевич перед кончиной составил духовное завещание, в котором назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова, родного брата нынешней великой княгини, и не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе». Неофициальная Псковская летопись подтверждает эти сведения. По словам ее автора, Годунов расправился с И.П.Шуйским и митрополитом Дионисием, «им же бе приказал царь Иван царьство и сына своего Федора хранить» 7.
Пока был жив царевич Иван, отсутствие детей у второго сына, Федора, не огорчало царя. Бездетность удельного князя отвечала высшим государственным интересам. Когда Федор стал наследником, все переменилось. Желая предотвратить пресечение династии, Грозный стал требовать от Федора развода с бесплодной Ириной Годуновой 8. После гибели царевича Ивана государь не решился поступить с младшим сыном столь же круто, и дело ограничилось одними уговорами. Возможно, что в завещании царь выразил свою волю по поводу брака Федора. Косвенным подтверждением догадки служит отсутствие среди опекунов «дворового» боярина Бориса Годунова. Царь желал лишить Бориса возможности помешать разводу Федора с Ириной Годуновой.
В «дворовой» иерархии самое высокое место занимал А.Ф.Нагой, дядя последней царицы - Марии Нагой. Знать ненавидела его не меньше Б.Я.Бельского. Нагой сделал карьеру благодаря доносам на главных земских бояр, которых он обвинил в предательских сношениях c Крымом. Но, безгранично доверяя своему любимцу, царь Иван не включил его в число опекунов Федора. Ввиду явной недееспособности Федора Нагие лелеяли надежду на передачу трона младенцу царевичу Дмитрию. Доверять им опекунство над Федором было опасно.
Грозный многие годы настойчиво пытался ограничить влияние боярской аристократии и утвердить самодержавную форму правления с помощью «двора». По иронии судьбы в регентском совете при его сыне знать получила видимый перевес. В полном соответствии с традицией главой совета стал удельный князь и первый земский боярин думы И.Ф.Мстиславский. Членами совета были «дворовый» боярин князь И.П.Шуйский, земский боярин Н.Р.Юрьев и «дворовый» оружничий Б.Я.Бельский. Формально «двор» и земщина получили равное представительство в регентском совете, но равновесие сил, которого так добивался Иван IV, оказалось призрачным.
После смерти Грозного в Москве распространился слух, будто царя отравили его ближние «дворовые» советники. Толки об этом вряд ли имели какое-нибудь основание. Последние два года жизни Иван IV тяжело болел. Римский посол Антонио Поссевино писал: «...существуют некоторые предположения, что этот государь проживет очень недолго»9. Давний недуг обострился весной 1584 г. Отчаявшись в выздоровлении, царь Иван в начале марта послал в Кирилло-Белозерский монастырь наказ старцам молиться за него, чтобы бог его «окаянству отпущенье грехом даровал, и от настоящие смертныя болезни освободил, и здравье дал»10. Со дня на день больному становилось хуже. Все его тело страшно распухло. Он не мог передвигаться сам, и его носили на носилках. Подверженный суевериям, Иван пытался узнать у ворожей свою судьбу. 19 марта после полудня он пересмотрел завещание, а к вечеру скоропостижно скончался за шахматной доской.
Смерть царя вызвала переполох в Кремлевском дворце. Опасаясь волнений, власти пытались скрыть от народа правду и приказали объявить повсюду, что есть еще надежда на выздоровление государя. Тем временем Богдан Бельский и другие руководители «дворовой» думы приказали запереть на засов все ворота Кремля, расставить стрельцов на стенах и приготовить пушки к стрельбе 11.
Несмотря на старания правительства, весть о кончине царя вскоре распространилась по всему городу и вызвала волнения в народе. Страх перед назревавшим восстанием побудил «двор» поспешить с решением вопроса о преемнике Грозного. Глубокой ночью начальные бояре, а вслед за ними и вся прочая знать принесли присягу наследнику царевичу Федору. Вся церемония была закончена в течение шести-семи часов 12. Возможно, что присяга Федору прошла не совсем гладко. Литовский посол Л. Сапега писал из Москвы, будто сторонники молодого царевича Дмитрия пытаются силой посадить его на престол, но «старший из двух сыновей Федор хочет удержаться на троне после отца» 13. Информация, полученная послом, не отличалась точностью. Сапега считал сторонником Дмитрия Б. Бельского, на самом же деле за него стояли Нагие. По русским летописям, в ночь смерти Грозного Бельский и Годуновы распорядились взять под стражу Нагих, обвинив их в измене 14. Раскол «дворовой» думы и падение А.Ф.Нагого, одного из столпов прежнего правительства, роковым образом сказались на судьбах всего «дворового» руководства.
Система централизации, основанная на противопоставлении «двора» и земщины, обнаружила свою непрочность. Правительству пришлось пожать плоды политики, в основе которой лежал принцип «разделяй и властвуй». Опекунский совет не мог осуществлять своих функций из-за нежелания «дворовых» чинов отказаться от власти. В свою очередь земская знать прибегла к местничеству, . чтобы устранить худородных руководителей «двора». Окончательный разрыв наступил в связи с приемом в Кремле литовского посольства. «Дворовые» чины, не поделив мест с земцами, отказались допустить бояр в тронный зал, т. е. пошли на неслыханное нарушение традиции. В итоге иноземных послов встретили одни «дворовые» бояре - князь Ф.М.Трубецкой и Б.Ф.Годунов 15.
Опрометчивые действия руководства «двора» имели свои причины. Могущественный временщик Б.Я.Бельский подвергся местническим нападкам со стороны казначея П.И.Головина, занимавшего далеко не первое место в земской иерархии 16. Если бы Бельский проиграл тяжбу, его падение было бы неизбежным. Против него выступили самые влиятельные члены опекунского совета и думы: «боярин князь Иван Федорович Мстиславской с сыном со князем Федором да Шуйския, да Голицыны, Романовы да Шереметевы и Головины и иныя советники». На стороне Бельского стояли «Годуновы, Трубецкие, Щелкаловы и иные их советники». По существу в Кремле произошло решительное столкновение между «двором» и земщиной, хотя некоторые члены земской думы (впрочем, немногие) примкнули к «двору», а ряд «дворовых» чинов объединились с земскими. За Бельского вступились главные земские дьяки - братья Щелкаловы, которым знать не могла простить их редкого худородства. Вознесенные по милости Грозного, они боялись упустить влияние в случае решительной победы земской аристократии. Тяжба между Головиным и Бельским едва не закончилась кровопролитием. По русским летописям, во время «преки» в думе Бельского хотели убить до смерти, но он «утек к царе назад» 17. Как писал английский посланник, на Бельского напали с таким остервенением, что он был вынужден спасаться в царских палатах 18.
Военная сила, а следовательно, и реальная власть в Москве находилась в руках «дворовых» чинов, и они поспешили пустить ее в ход. Б.Я.Бельский использовал инспирированное боярами выступление земских дворян как предлог для того, чтобы ввести в Кремль верных ему «дворовых» стрельцов. Он предпринял отчаянную попытку опередить события и силой покончить с назревшей в земщине «смутой» еще до того, как в Москву прибудет регент Иван Шуйский, которого смерть Грозного застала в Пскове. По свидетельству очевидца событий литовского посла Л. Сапеги, правитель уговорил Федора расставить в Кремле дворцовую стражу по обычаю, установившемуся при его отце Иване IV, против чего выступали бояре. Еще до прибытия послов Бельский тайно пообещал стрельцам «великое жалованье» и привилегии, какими они пользовались при Гроз ном, и убеждал их не бояться бояр и выполнять только его приказы. Едва литовское посольство покинуло Кремль и бояре разъехались по своим дворам на обед, Бельский приказал затворить все ворота и вновь начал уговаривать Федора держать двор и опричнину так, как держал отец его (namawiac go poczal aby dwor i opritczyne chowal tak jako ociec jego) 19. В случае успеха Бельский рассчитывал распустить регентский совет и править от имени Федора единолично, опираясь на военную силу. Над Кремлем повеяло новой опричниной. Но Бельский и его приверженцы нс учли одного важного момента - позиции народных масс.
Столкновение между «дворовыми» и земскими боярами послужило прологом к давно назревавшему восстанию в Москве. В литературе оно датируется 2 апреля. Эта дата опирается на свидетельство Л.Сапеги о том, что неудачный прием в Кремле состоялся 12 апреля по новому стилю. Документы Посольского приказа позволяют исправить ошибку посла, написавшего письмо полтора месяца спустя. По русским посольским книгам, прием в Кремле имел место 9 апреля 20. Именно в этот день столица и стала ареной народных выступлений.
Как только земские бояре узнали о самочинных действиях Бельского они бросились в Кремль. Однако стрельцы отказались повиноваться приказам главных земских опекунов и не пропустили их в ворота. После долгих препирательств И.Ф.Мстиславский и Н.Р.Юрьев прошли за кремлевские стены, но их вооруженная свита была задержана стражей Когда боярские слуги попытались силой прорваться за своими господами, произошла стычка. На шум отовсюду стал сбегаться народ. Стрельцы пустили в ход оружие, но рассеять толпу им не удалось. Столичный посад восстал. «Народ,- по словам летописца,- всколебался весь без числа со всяким оружием». Толпа пыталась штурмовать Кремль со стороны Красной площади. «По грехом,- писал современник,- чернь московская приступила к городу большому, и ворота Фроловские выбивали и секли, и пушку большую, которая стояла на Лобном месте, на город поворотили». По словам голландца И.Массы, народ захватил в Арсенале много оружия и пороха, а затем начал громить лавки. Бояре опасались, что их дворы постигнет та же участь 21.
Царь Федор и его окружение, напуганные размахом народного движения, не надеялись подавить мятеж силой и пошли на переговоры с толпой. Из кремлевских ворот на площадь выехали думный дворянин М.А.Безнин и дьяк А.Я.Щелкалов 22. Черный народ «вопил, ругая вельмож изменниками и ворами» 23. В толпе кричали, что Бельский побил Мстиславского и других бояр. «Чернь» требовала выдачи ненавистного временщика для немедленной с ним расправы24. Положение стало критическим, и после совещания во дворце народу объявили об отставке Бельского.
Земские чины перед лицом страшного для них восстания «черни» сочли за лучшее отложить в сторону распрю с «дворовыми» чинами. «...Бояре,- повествует летописец,- межю собою помирилися в городе (Кремле.-Р. С.) и выехали во Фроловские ворота...» 25. Властям удалось кое-как успокоить толпу, и волнения в столице постепенно улеглись.
Непосредственным результатом московских событий явилось падение могущественного регента Б.Я.Бельского и кратковременное примирение противоборствовавших политических группировок. Несколько недель спустя после народного выступления в Москве открылся собор. Цели и характер собора 1584 г. получили различную оценку в литературе. В.О.Ключевский высказал предположение, что созванный в Москве собор был «избирательным». Он должен был «избрать» на трон Федора Ивановича. Гипотеза В.О.Ключевского получила дополнительную аргументацию в трудах М.Н.Тихомирова, по мнению которого мысль об избрании Федора на царство Земским собором родилась в кружке Годуновых и Щелкаловых. М.Н.Тихомиров акцентировал внимание на словах Горсея о том, что в Москве был собран парламент (а не подобие парламента, как писал В.О.Ключевский) с выборным составом, который обсудил широкий круг вопросов, связанных с преобразованиями. Продолжая мысль М.Н.Тихомирова, Л.В.Черепнин пришел к выводу, что после смерти Грозного произошло заметное расширение функций земских соборов, которые отныне начали избирать и утверждать государей. Иную точку зрения высказал Н.И.Павленко. Он подверг сомнению сам факт созыва избирательного собора и на этом основании заключил, что несуществующий Земский собор не мог ни избирать царя, ни обсуждать другие политические вопросы 26.
Гипотеза о Земском соборе опирается прежде всего на показания Джерома Горсея. Англичанин описал воцарение Федора как очевидец в краткой записке, опубликованной им намного раньше всех прочих своих сочинений. Записка Горсея вышла в Англии в издании Хаклюйта в 1588 г. Составленная по свежим следам, она отличается большой достоверностью. Согласно Горсею, около 4 мая в Москве был созван парламент (дума), на который собрались главнейшие люди из духовенства вместе со всеми боярами. На первый взгляд может показаться, что описанный Горсеем «парламент» не имел черт Земского собора, так как в его работе не участвовало дворянство (gentrice). Более внимательное изучение текста Горсея заставляет усомниться в том, что дело ограничилось созывом думы, включавшей всего полтора десятка бояр. Слова Горсея допускают более широкое толкование: «на московском собрании присутствовала «all the nobility whatsoever», т. e. вся знать без исключения 27.
Московские летописи XVII в. сохранили память о том, что при воцарении Федора в Москву съехалось большое число дворян и духовных лиц. «...По преставлении царя Ивана Васильевича,- читаем в одном летописце,- приидоша к Москве изо всех городов Московского государства и молили со слезами царевича Федора, чтобы не мешкал, сел на Московское государство». Другой летописец подчеркивает, что инициатива созыва «властей» в Москву принадлежала митрополиту Дионисию, который «изыде в митрополию и нача писати по всем градом, чтоб власти ехали на собор» 28. Большой интерес представляет запись о воцарении Федора, включенная в Разрядные книги пространной редакции: «И того же году (7092.-P. С.) мая в 7 день сел на Московское государство... государь царь и великий князь Федор Иванович всея Русские земли» 29.
На первый взгляд может показаться, что приведенная запись Разрядного приказа подкрепляет свидетельство Горсея о том, что примерно 4 мая в Москве начал заседать собор. Но такое истолкование источников едва ли верно. Горсей относил царскую коронацию не к 31 мая, а к 10 июня, а это значит, что он руководствовался введенным в Англии григорианским календарем. Следовательно, описанный им собор 4 мая состоялся по русскому календарю в 20-х числах апреля. Что же касается Разрядных книг, то в их записи (по частным спискам), как видно, вкралась ошибка, происхождение которой проясняет сличение текстов:
ЛЕТОПИСЕЦ
«... седе на царство на Москве... месяца мая в 31 день в 7 неделю по пасце...» 30.
РАЗРЯДНАЯ КНИГА
«...мая в 7 день сел на Московское государство...»31.
По-видимому, искажение даты в Разрядной книге объясняется неудачным сокращением начального текста. В центре деятельности московского собора, без сомнения, стоял вопрос о кандидатуре нового царя. Н. И. Павленко предположил, что московское собрание свелось лишь к обсуждению дня коронации. Однако такое мнение не учитывает обстановки острого политического кризиса, когда произошла смена лиц на троне. Первая торопливая церемония присяги Федору, которой руководил глава «двора» регент Б.Я. Бельский, была проведена в ночь после кончины Грозного. Хотя мартовская присяга не утратила силы после падения Б.Я. Бельского, переворот радикально изменил ситуацию в столице. Руководство земщины использовало собор, чтобы окончательно перехватить бразды правления из рук «дворовых». В обстановке, чреватой взрывом, правительство в любую минуту могло потерять контроль за положением в столице.
Современники склонны были рассматривать воцарение Федора как соборное избрание. Такое впечатление подкреплялось тем, что по своему безволию и слабоумию претендент на трон не оказывал самостоятельного влияния на события. Формально собор одобрил кандидатуру Федора, а фактически вынес важное политическое решение о поддержке нового боярского правительства. По свидетельству псковского современника, Федор был поставлен на царство «митрополитом Дионисием и всеми людьми Руские земли». Совершенно так же были истолкованы московские известия за рубежом. Шведский наместник в Финляндии П.Делагарди писал в Новгород: «...семя в правду доведался, что... избрали в великие князи... князя Федора на степень отца его...»32. Письмо Делагарди датировано 26 мая 1584 г. Очевидно, прошел месяц, прежде чем московские новости стали известны шведским властям.
Московский собор решил провести коронацию Федора в конце мая. «На парламенте, - писал Д. Горсей, - главное, было назначено время торжественного венчания нового царя. Но на нем были приняты многие решения, до моего предмета не относящиеся». Из слов Горсея можно заключить, что собор помимо формального постановления об избрании Федора обсуждал весьма широкий круг вопросов. По-видимому, его решения стали основой той широкой программы, которую власти осуществили по случаю коронации нового царя. Записка о коронации Горсея дает наглядное представление об этой программе. Прежде всего по всей стране была объявлена общая амнистия. «В итоге,- писал Д. Горсей,- многие князья и бояре знатного рода, находившиеся в опале при прежнем царе, и даже те, кто просидел в тюрьмах 20 лет, были освобождены и получили обратно свои поместья. Всем заключенным было объявлено прощение».
Наиболее многозначительным в рассказе Горсея было упоминание об освобождении давних «тюремных сидельцев». Несложный арифметический расчет подсказывает, что они оказались за решеткой в самом начале опричнины. Очевидно, амнистия была направлена на искоренение последствий репрессивной политики «двора». Самым важным положением майской амнистии был пункт о возвращении опальным «свободы и поместий». Опричные конфискации нанесли земской знати большой ущерб. После отставки Бельского и созыва собора земщина смогла настоять на возвращении отобранных земель. Кроме того, она добивалась гарантий против возобновления казней и опал. Согласно Горсею, в связи с амнистией власти объявили о запрещении судьям впредь подвергать дворян гонениям при отсутствии основательных доказательств их вины даже в случае самых тяжких преступлений, которые влекли за собой смертную казнь 33.
Смена руководства привела к значительным переменам в составе приказного и особенно судейского аппарата. «...По всему государству,- писал Горсей,- были сменены неправосудные чиновники, судьи, воеводы и наместники и на их должности были назначены более честные люди, которым повелели под страхом строгого наказания прекратить лихоимство и взяточничество, существовавшие при прежнем царе, и отправлять правосудие без лицеприятия, а чтобы это было исполнено, им увеличили поместья и годовые оклады» 34. Но нельзя упускать из виду, что слова посла носили откровенно апологетический характер. Доверенное лицо Годунова, Горсей старался завоевать английское общественное мнение на сторону нового русского правительства. Трудно сказать, в самом ли деле правительственные прокламации против злоупотреблений и взяток оказались столь же эффективными в жизни, как в изложении Горсея. Можно догадаться, что смена администрации была вызвана не столько заботами властей о водворении в стране порядка и справедливости, сколько начавшимся крушением «двора». Земщина пустила в ход всевозможные средства, чтобы очистить приказной аппарат от бывших опричников и «дворовых» людей. Примером может служить дело А. Шерефединова. Он получил дьяческий чин в опричнине, а позже возглавил Разрядный приказ, т. е. занял одно из высших мест в «дворовой» приказной иерархии 35. Сразу после смерти Грозного рязанский помещик из земщины Шиловский обратился в суд с жалобой на насильственный захват его вотчины Шерефединовым 36. Поскольку во главе московской судной палаты в это время стоял князь В.И. Шуйский, судьба бывшего «дворового» дьяка была решена. Его имя на полтора десятилетия исчезло со страниц приказных документов.
Власти предприняли широкий пересмотр прежней финансовой политики. «Большие налоги, пошлины и подати, наложенные на народ при прежнем царе, были уменьшены, а некоторые из них совершенно отменены» 37,- писал Д.Горсей. Однако, согласно русским источникам, прямые налоги не были существенно понижены или отменены в правление Федора. Следовательно, сокращению подлежали экстренные поборы, введенные в рамках «двора». При учреждении опричнины Грозный затребовал от земской казны единовременно колоссальную по тому времени сумму в 100 тыс. руб. По случаю учреждения удела в 1575 г. земщина должна была выплатить 60 тыс. руб. В последние годы жизни Грозного «дворовое» правительство многократно облагало население экстренными поборами на покрытие военных расходов, которые тяжким бременем ложились на разоренную страну. Так, земли Севера и Поморья должны были внести в казну помимо прямых окладных налогов дополнительно тысячи рублей «государевых денег». Поборы распространялись на посады и купеческую верхушку. Только одна английская торговая компания за три последних года Ливонской войны заплатила 2 тыс. руб.38. После собора власти, по-видимому, пошли навстречу требованиям земщины и объявили о решительном разрыве с практикой чрезвычайных поборов. Именно так можно интерпретировать свидетельство Горсея.
Политика опричнины и «двора» в целом ограничивала влияние знати на дела управления. Царь Иван не только расколол Боярскую думу, но и фактически перестал пополнять ее земцами. В итоге состав думы резко сократился. Накануне воцарения Федора в состав «разделенной» думы входили следующие лица:
ЗЕМСКИЙ СПИСОК
Бояре князья И. Ф. и Ф. И. Мстиславские, Н. Р. Юрьев, Б. Ю. Сабуров, князья И. Ю. и В. Ю. Голицыны, П. И. Татев, окольничие князья Ф. И. Троекуров, Т. И. Долгорукий и Д. И. Хворостинин, Ф. В. Шереметев; казначей П. И. Головин: дьяки А. Я. и В. Я. Щелкаловы
«ДВОРОВЫЙ» СПИСОК
Бояре князья Ф. М. Трубецкой, И. П. Шуйский и В. Ф. Скопин, Д. И. и Б. Ф. Годуновы, окольничие С. В. Годунов, Ф. Ф. Нагой; думные дворяне Б. Я. Бельский, А. Ф. Нагой, В. Г. Зюзян, Д. И. Черемисинов, Р. М. Пивов, М. А, Безнин, Б. В. Воейков, И. П. Татищев, печатник Р. В. Алферьев
Никогда еще земская дума не была столь малочисленной: в нее входило менее десятка бояр. Земской думе противостояла «дворовая» дума, в которой преобладали худородные дворяне.
После смерти Грозного начался процесс возрождения влиятельной и многолюдной Боярской думы. Многие знатные лица получили высшие думные чины по случаю коронации Федора. Назначения не прекращались и в последующие месяцы. В 1584- 1585 гг. численность боярских курий думы возросла более чем вдвое. Подле старых членов думы появились новые: бояре князья Василий и Андрей Шуйские, князь И. М. Глинский, князья Никита и Тимофей Трубецкие, князь Ф. И. Троекуров, князь И.В. Сицкий, князь Ф. Д. Шестунов, князь Д. И. Хворостинин, а также Ф.В. Шереметев, Ф. Н. Романов, Степан и Григорий Годуновы, кравчий А.Н. Романов, окольничие князь Ф.И. Хворостинин, князь Д.П. Елецкий, князь Б.П. Засекин, князь И.В. Гагин, а также В.В. Головин, И.М. Бутурлин, И.И. Сабуров и А.П. Клешнин 39. Новый курс в отношении думы имел четкую политическую направленность. Боярская дума пополнилась почти исключительно за счет высшей знати и родни новой царицы. Причем земская знать получила больше мест в думе, чем бывшие «дворовые» чины. К бывшей земщине принадлежали ярославские князья - Троекуров, Сицкий, Шестунов, Засекин, Гагин, а также дворяне Шереметев, Романов, Головин, Бутурлин, Сабуров. С «дворовой» службы пришли князья Шуйские и Трубецкие, а также Годуновы. Боярская дума спешила избавиться от худородных думных дворян - фактических руководителей государства при Грозном. Многочисленная курия думных дворян таяла на глазах. Вслед за могущественными временщиками Б. Я. Бельским и А. Ф. Нагим думу покинул В. Г. Зюзин, прославившийся кровавыми расправами во время опричнины. Его имя навсегда исчезло из Разрядных книг. «Дворовый» окольничий С. Ф. Нагой, которого называли «орудием зла» в руках царя Ивана, был сослан на воеводство в Поволжье. Его брат, окольничий Ф. Ф. Нагой, попал в Углич. Б. В. Воейков утратил чин думного дворянина и в качестве рядового офицера (головы) удалился в Рязанский край 40.
С давних времен Боярская дума служила представительным органом высшей аристократии. Поколебленный опричниной традиционный порядок возрождался на глазах. Прежде всего дума вернула себе ряд функций и привилегий, упраздненных опричниной. Власти восстановили высшую в думе боярскую должность - конюшего, упраздненную после казни конюшего И. П. Федорова в 1568 г. Важнейшей комиссией Боярской думы была «семибоярщина». Она ведала столицей и всем государством в отсутствие царя. В годы террора Грозный изгнал бояр из столичной комиссии и препоручил ее дворянам и приказным, а затем и вовсе упразднил. При Федоре «семибоярщина» возродилась в полном соответствии с доопричной практикой. По случаю отъезда царя в Троицу в 1585 г. управление столицей осуществляли бояре Ф. И. Мстиславский, Н. Р. Юрьев, С. В. Годунов, князья Н. Р. Трубецкой, И. М. Глинский, Б. И. Татев и Ф. М. Троекуров 41.
Наряду с думными чинами знать получила из казны обширные земли и доходные места. Больше всех в торге из-за чинов и владений выиграли опекуны и их родня. В полной мере использовали выгоды своего положения Юрьевы - Романовы. Один только младший сын регента Н. Р. Юрьева Иван владел в 1613 г. 13 тыс. четвертей пашни в трех полях «старых вотчин». Романовым принадлежали на вотчинном праве городок Скопин, Романове городище в Лебядинском Уезде и др. 42. Огромных привилегий Добились регент И. П. Шуйский и его родня. И. П. Шуйский получил от казны богатые земли в Луховском удельном княжестве, принадлежавшем князьям Бельским, а позже валашскому господарю Богдану. В руки боярина перешел город Кинешма с обширной волостью 43. Кроме того, прославленному воеводе был отдан в кормление весь Псков. Согласно официальным заявлениям правительства, царь Федор пожаловал князя И. П. Шуйского своим «великим жалованьем в кормление Псковом обема половинам, и со псковскими пригороды, и с тамгою, и с кабаки, чего никоторому боярину не давывал государь» 44. Соратник Шуйского князь Ф. В. Скопин тогда же получил в «жалованье» Каргополь 45. Щедрых земельных пожалований удостоились князья Василий, Андрей и Дмитрий Ивановичи Шуйские. Младшему из братьев, князю Дмитрию, был передан город Гороховец «в путь с тамгою, и с кабаком, и с мыты, и с перевозы, и с мельницами, и рыбными ловлями, и со всеми крайчаго пути доходы...» 46. В годы опричнины Гороховец был удельной вотчиной царского шурина князя М. Т. Черкасского, а после его смерти перешел в казну.
Система кормлений была ликвидирована в процессе реформы местного управления еще в доопричный период. Кормления (наместничества) на основной территории постепенно заменялись воеводским управлением, означавшим более высокую степень централизации. На черносошном Севере отмена кормлений привела к утверждению системы выборных земских органов 47. Однако при воцарении Федора произошло частичное оживление «кормленной» системы местного управления. В кормление Шуйскому был передан один из крупнейших посадов страны - Псков. На черносошном Севере обширная Важская земля перешла из-под управления земских органов в кормление новому конюшему боярину Б. Ф. Годунову 48. Кормленщики появились в Гороховце, Каргополе и других местах.
Мероприятия, осуществленные властями в период после московского собора и коронации Федора, были призваны преодолеть наследие Грозного в политической жизни страны, но они вышли за рамки этой задачи. Земская и «дворовая» знать использовала нововведения, чтобы возродить полновластную Боярскую думу, вернуть ей прежние прерогативы, расширить свои земельные владения и частично восстановить кормление.
События, происходившие в Москве на протяжении двух месяцев после смерти Грозного, показали, что опричнина лишь ослабила влияние боярской аристократии, но не сломила ее могущества. При безвольном и ничтожном преемнике Грозного знать вновь подняла голову. Как только с политического горизонта исчезли зловещие фигуры Нагого и Бельского, бояре перестали скрывать свои подлинные чувства по поводу смерти царя Ивана.
Наблюдатель тонкий и вдумчивый, дьяк Иван Тимофеев очень точно передал атмосферу, воцарившуюся в Кремле в первые месяцы правления Федора. «Бояре,- писал он,- долго не могли поверить, что царя Ивана нет более в живых. Когда же они поняли, что это не во сне, а действительно случилось, через малое время многие из первых благородных вельмож, чьи пути были сомнительны, помазав благоухающим миром свои седины, с гордостью оделись великолепно и, как молодые, начали поступать по своей воле; как орлы, они с этим обновлением и временной переменой вновь переживали свою юность и, пренебрегая оставшимся после царя сыном Федором, считали, как будто и нет его...»49.
Джером Горсей, описывая состояние России после смерти Грозного, обронил следующее многозначительное замечание: «Владения этого государства так пространны и обширны, что они необходимо должны вновь распасться на несколько царств и княжеств и с трудом могут быть удержаны под одним правлением...» 50 Трудно сказать, что скрывалось за размышлениями Горсея. Но следует учесть, что посол поддерживал тесную дружбу с удельной знатью. Главный опекун князь Мстиславский настолько доверял Горсею, что разрешил ему ознакомиться со своими записками «относительно состояния рода и управления... государства», которые хранил в строгой тайне 51.
Власть Б. Я. Бельского пала, и бразды правления сосредоточились в руках людей, многие годы управлявших земщиной. Состав нового правительства всего точнее определил английский посол И. Боус, покинувший Москву в конце мая 1584 г. «Когда я выехал из Москвы,- писал он 12 августа 1584 г.,-Никита Романович и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми, даже многими умнейшими и главнейшими советниками... Сын покойного царя Федор и те советники, которые были бы достойны управлять, не имеют никакой власти, да и не смеют пытаться властвовать». Позже Боус пояснил, что, говоря о достойных советниках Федора, он имел в виду «дворовых» бояр Годуновых 52.
Облеченный регентскими полномочиями боярин Н. Р. Юрьев пользовался особой популярностью в столице. Он происходил из нетитулованной старомосковской знати, а в первые ряды правящего московского боярства выдвинулся благодаря браку Грозного с Анастасией Романовой-Юрьевой. Используя свое влияние, Н. Р. Юрьев добился боярства для своих ближайших родственников и свойственников - Шереметева, Троекурова, Сицкого, Шестунова. Но Юрьевы и их родня не могли выдержать серьезного местнического спора с гедиминовичами и рюриковичами. Князья крови Шуйские и Мстиславские невысоко оценивали родство с царем по женской линии и смотрели на них как на выскочек.
Ближайшими помощниками Юрьева в думе были главные земские дьяки Щелкаловы. Андрей Щелкалов был типичным представителем приказной бюрократии, выдвинувшейся при Грозном. Он происходил из худородной дьяческой семьи. Прадед его, как говорили, был конским барышником, а отец смолоду служил попом 53. Знать не могла простить дьяку его незнатное происхождение и особенно его пособничество «двору». Попытка Щелкалова предотвратить падение Б.Я. Бельского еще больше скомпрометировала «канцлера» в глазах аристократов.
Родовая знать не желала оставлять власть в руках Юрьева и Щелкалова. По возвращении из Пскова в Москв