Ратная служба тяглого населения (конец XV - первая половина XVII вв.)

Волков В. А.

Во время больших войн правительство непременно привлекало к военной службе городское и сельское население, не исключая из расклада и "белые" дворы и монастырских людей. Военная повинность была значительной - до одного ратника с 1-5 дворов. В основе установления размеров этой повинности лежала "соха", то есть определенная податная единица. Величина сохи разнилась в зависимости от принадлежности земли и ее качества. Для служилого землевладения она составляла 800 четвертей доброй, 1000 четвертей средней и 1200 четвертей худой земли; для церковного землевладения – 500, 600 и 700 четвертей, для черных земель – 500, 600 и 700 четвертей соответственно. Ополчение, собираемое с "сох", называлось "посошной ратью" или "посохой". Население снабжало ратников оружием, доспехами и содержало их во время нахождения на службе.

Ряд отечественных исследователей (А.В. Чернов, Е.А. Разин, А.А. Зимин) преувеличивали боевое значение посошных людей, пытаясь противопоставить их поместной коннице. При этом они вполне сознательно отвергали вывод, достаточно убедительно сформулированный сначала в дореволюционной литературе, а затем развитый С.К. Богоявленским о том, что "главная сила русского войска того времени заключалась <...> в коннице, состоявшей из детей боярских".

Вопреки очевидным фактам А.В. Чернов объявил, что "подобные утверждения источниками не подтверждаются. Не господствующий класс (дворяне и дети боярские) являлся главной силой войска по численности и боеспособности, а народные массы". Внимание исследователя привлекают в первую очередь "посошные люди", а, во-вторых, боярские люди (боевые холопы). В обоих случае А.В. Чернов завышает их роль в военных действиях, пытается доказать их способность выполнять самостоятельные боевые задачи. Признавая очевидность вспомогательного характера службы посошных и боярских людей, историк пишет об автономии составленных из "посохи" и боевых холопов пехотных отрядов при взятии Казани в 1552 г. Действительно, в составе русской пехоты помимо стрельцов и казаков в штурме участвовали и "боярские люди", однако, сражались они в составе общих штурмовых колонн под началом государевых воевод. Аналогичный случай произошел в годы русско-шведской войны 1590-1595 гг., когда во время штурма Нарвы (19 февраля 1591 г.) в составе атакующих крепость русских отрядов находились "боярские люди з головами 2380 человек". По-видимому, это было не одно, а несколько сводных подразделений с назначенными из детей боярских командирами, которые должны были действовать во втором эшелоне на разных направлениях, и в случае успеха первыми вступить в крепость для участия в уличных боях. Посошных людей задействовали на осадных работах (они упоминаются в составе русской рати уже в 1502 г. под Смоленском), но, вопреки мнению А.В. Чернова, в участия штурмах они тогда не принимали.

Е.А. Разин, говоря о военной организации Русского государства XV в., делает не менее странное заявление, что "ядром войска была так называемая "московская рать", то есть полки, укомплектованные ремесленниками, купцами и другими жителями Москвы". Возможно, в данном случае автором было опущено необходимое добавление "ядром пешего" войска.

Наконец, А.А. Зимин вполне серьезно писал о "войске посошных людей", состоявшем "главным образом из людей по прибору, посадских по своему происхождению". По мнению историка, они составляли гарнизоны Пскова, Новгорода, Корелы, Копорья и Орешка. Впрочем, исследователь сам же и разрушил свою гипотетическую конструкцию, признав, что "посоха" и отряды пищальников находились в ведении городовых приказчиков, а значит, не имели единого руководства, самостоятельного значения, ни войсковой, ни полковой организации. В другой, более ранней работе, А.А. Зимин полагал, что ядром русского постоянного войска с середины XV в. стали стрельцы, якобы имевшие "значительное преимущество над дворянской конницей, постепенно уступавшей ему (стрелецкому войску – В.В.) место".

Вспомогательное значение посошных людей в составе русских походных ратей достаточно очевидно, хотя обязанности их были весьма разнообразны. Силами посошных людей выполнялось большинство военно-инженерные работ по устройству дорог, мостов, постройке и укреплению городов, возведению пограничных сооружений в виде земляных валов, засек и т.п. В случаях, требующих участия в боевых действиях большого числа воинов, посошные люди привлекались в помощь ударным частям для выполнения поставленных перед ними задач.

Значение посохи при "наряде" (артиллерии) было особенно велико. Пешие и конные посошные люди выполняли работы по перевозке орудий и боевых запасов, обслуживали орудия в период боевых действий, помогая пушкарям и затинщикам в их установке, подносе ядер и т.п. Число мобилизованных к "наряду" посадских людей и крестьян исчислялось многими сотнями и даже тысячами. Во время Ливонского похода 1577 г. при находившейся при армии Ивана Грозного артиллерии состояло пеших и 4124 конных посошных людей (всего 12724 человека). В декабре 1633 г., при формировании резервной армии князя Д.М. Черкасского и князя Д.М. Пожарского, в Можайск с назначенным начальником артиллерии Ф.Е. Лызловым были направлены пушкарские головы "тверитин Василий Шепилов, <нрзб>, Прокофей Батанов, Семейка Омельянов, Онисим Семенов, Иван Исаев", московские и городовые пушкари, "а с ними даточных людей пеших пятьсот пятьдесят четыре человека". Однако основным обслуживающим персоналом при орудиях оставались пушкари и пищальники (затинщики).

Другая повинность населения состояла в охране и защите городов. В мирное время горожане обязались, кроме участия в содержании лиц гарнизонов, нести личную повинность по охране городских и крепостных сооружений. В 1636 г. в 130 городах осадную службу несли 11 294 посадских и уездных людей, вооруженных не только холодным оружием (луками, бердышами, копьями), но и "вогненным боем". По подсчетам П.П. Епифанова, среди посадских людей ружье имел каждый пятый горожанин, а среди крестьян и бобылей, привлеченных к осадной службе, пищали были у каждого шестого человека. В 26 городах в то время не было постоянных гарнизонов, в случае необходимости их защищали посадские люди. Правительство было заинтересовано в этом и добивалось, чтобы в городах вооружены были все домохозяева. Даже московские подьячие указом 1646 г. обязывались "держати у себя луки, и пищали, и рогатины, а по вестем быти подья(чим кон)ным у го(лов) в сотнях, а пешим по городу з головами". Сохранившиеся сведения о вооружении жителей русской столицы рисуют любопытную картину. В 1638 г. из 10 787 московских домохозяев пищалями было вооружено 5508 человек (51,4 %), рогатинами – 2070 (19,3 %), пищалями и саблями – 306 человек (2,85 %), пищалями и рогатинами – 103 человека (0,96 %), копьями – 99 человек (0,92 %), бердышами – 49 человек (0,45 %), мушкетами – 30 человек (0,28 %), карабинами и пистолями – по 2 человека, саблей и саадаком – по 1 человеку. Без оружия оставалось всего 2616 московских жителей (24,4 %).

Боевым оружием, в том числе и огнестрельным, были вооружены многие уездные крестьяне, не только порубежных волостей, но и достаточно удаленных от границ местностей. В 1613 г. в Белоозерском уезде прибираемые на стрелецкую службу земские люди обязаны были иметь собственные самопалы. Тогда в ожидании новых неприятельских нападений с белозерских волостей собирали по 10 ратных людей с сохи "с пищалми, с луки". На юге России оружие стало необходимой принадлежностью почти всех сельских жителей. Царскими указами население, вооруженное пищалями, поднималось на защиту засечных укреплений "от приходу крымского царя и царевичей и больших воинских людей". Некоторые служилые люди вооружали своих крестьян и формировали из них отряды. Так, чернский помещик Бунин жаловался на соседа М. Боева, совершившего набег на его деревню, "собрався с крестьяны большим нарядным делом с луки и с пищальми и с бердыши". В 1635 г. при переписи острожков, построенных на южном границе самим местным населением, обнаружилось, что один из таких острожков, возведенный у деревни Башкотовой, оберегают "опричь служилых людей" вооруженные пищалями крестьяне "человек петдесят и болши". Другие острожки в Орловском уезде также оберегали "неслуживые" дети боярские и крестьяне. В один из них, Точюковский, в военное время "бегали" 64 человека с пищалями и 21 – с саадаками. В Яблоновском уезде крестьянам рекомендовалось ездить на пашню, покос и за дровами с пищалями, рогатинами и бердышами. В1646 г. короченскому воеводе М.П. Воейкову было приказано привлечь к ратной службе не только детей боярских, стрельцов и казаков, но и крестьян и бобылей. Вооружались они пищалями и только самые бедные – рогатинами и бердышами. Оружие брали с собой не только на полевые и другие работы, но и отправляясь в дорогу, и это никого не удивляло. В 1653 г. в Мещовском уезде казаки арестовали двоих неизвестных в литовском платье (третьему удалось скрыться), вооруженных бердышами. Задержаны они были не потому, что имели при себе боевое оружие, а потому, что пытались тайно провезти табак.

На западной границе государства население также было вооружено. Псковскому объезжему голове П. Неелову в 1661 г. направили наказ охранять город с сотенными людьми, "которым быть с ружьем, с пищалми, с копьи, с топорки и с бердыши". В 1661 г. в Псков созвали из деревень мужиков "с пищалми и с бердыши". В Смоленском уезде поляки отбирали у городских и уездных жителей самопалы: "А у которых де у посадских и уездных людей в Смоленском, и в Дорогобужском и в Серпейском уезде были самопалы, и литовские де люди самопалы все у русских людей поотымали, а боятся де литовские люди прихода государевых людей". Однако часть крестьян здесь сохранила свое оружие. Во время русско-польской войны 1632-1633 гг. кн. С.В. Прозоровский в челобитной на имя царя и патриарха писал: "Да Смоленскова, государи уез(да) крестьянские дети и племянники, у которых есть ог(ненный) бой, собрався, били челом зимою многижды вашему (государе)ву боярину Михаилу Борисовичю (Шеину - В.В.), что оне хотят <…> государю служить, будет оне куды послать годятца для (про)мыслу над литовскими людьми на лыжах и оне бы готовы". Как об обычном деле Котошихин упоминает о том, что в "осадное время" крестьяне "с посадцкими и с ыными людми бывают по городу на стороже с ружьем своим или с царским".

Примечательный случай произошел в 1517 г., когда 20-тысячное крымское войско Токузак-мурзы перешло русскую границу и "около Тулы и Беспуты начаша въевати". Воеводы великого князя выслали вперед небольшие отряды "людей" под командой детей боярских И. Тутыхина и князей Волконских. В мелких стычках отряды уничтожили много татар. Узнав о приближении воевод с основными силами, Токузак-мурза повернул обратно. Но путь к отступлению был закрыт. Летописец сообщает, что "наперед их зайдоша по лесом пешие многие люди украйные да им дороги засекоша и многых татар побиша". Судя по рассказу летописца, упомянутые "пешие люди украйные" были местными жителями, выступившими против врага по собственной инициативе. Ожесточенные бои с татарами шли "на Глутне на лесу и по селом, и по крепостем, и на бродех". Вскоре на помощь тылянам подоспели великокняжеские войска и вместе с "украйными людьми" довершили разгром противника: "а передние люди от воевод приспевше конные начаша татар топтати, а пешие люди украйные по лесом их бити, и Божиим поможением татар многых побиша, а иные многие татарове по рекам истопоша., а иных живых поимаша". Из устроенной порубежными людьми ловушки смогло вырваться и вернуться в Крым около 5 тыс. воинов .

В случае надобности к обязательной ратной службе привлекалось тяглое городское и сельское население. Условно мобилизованных в армию земцев можно разделить на две категории - "посошных" и "даточных" людей.

Боярских и монастырских военных слуг, как это делает А.В. Чернов, к этому разряду отнести нельзя даже в том случае, когда их выставляли, по утвержденной правительством норме (с 200 или 300 четвертей земли) освобожденные по разным причинам от личного участия в военных действиях служилые люди - вотчинники и помещики. Как известно, не подлежали мобилизации "токмо престарелые и немосчные, а также несшие иную службу "в приказех и городех судейства и управлениа ради"). К ним приравнивались военные слуги архиереев и монастырей, которым приходилось служить в составе боевых дворянских конных частей. Как правило, они являлись профессиональными воинами, "гожими" к ратной службе. В поход даточные люди выступали с оружием, припасами и на конях, предоставленными им владельцами земли. Власти требовали снабжения ратников хорошим вооружением и лошадьми, стоимость которых определялась суммой не менее 10 рублей. Иногда объявлялся срок службы даточных воинов, но в таких случаях он, как правило, оговаривался возможностью его продления. Во время Смоленской войны ратные люди призывались на год, по 1 конному воину с каждых 300 четвертей пашни освобожденных от личной военной службы землевладельцев. Если у вотчинника или помещика земли оказывалось менее установленной нормы, с него взыскивали определенную сумму деньгами, "по росчету против даточного человека в 30 рублев". Монастырские власти предпочитали нанимать ратных людей, выплачивая им значительное содержание. Сохранилось чрезвычайно любопытное упоминание о поручительстве пяти крестьян Прилуцкого монастыря "по конном человеке" Кузьме Евстигнееве, подрядившемся в августе 1618 г. выступить на службу "с самопалом и со всяким ратным оружьем". Содержание ему определили "на лошадь и на самопал и на всякое ратное оружье и на конской корм и на свой, на всякой месяц, по четыре рубля с полтиною; а наперед он взял ратной Козма за нашею порукою наемные свои денги, месячину, по той ряде, на три месяци тринадцать рублев с полтиною". Как видим, в данном случае конный ратный человек прилуцкого монастыря получил за 3 месяца жалованье, превышающее годовой оклад стрелецкого сотника и годовой оклад детей боярских меньшей статьи 1633 г. Подобный способ комплектования и пополнения армии, наряду с традиционным "верстанием" и "прибором" служилых людей, сохранялся до конца XVII в., однако он имел очень мало общего с ратной службой тяглого населенияю. Впрочем, в случае большого воинского сбора, на службу призывались и монастырские пашенные крестьяне. Интересный подсчет был сделан при определении количества мобилизованных людей с вотчин Кирилло-Белозерского монастыря во время военной тревоги 1637/1638 г. Всего в этом году с владельцев земли брали по 1 человеку с 10 дворов, поэтому обитель, имевшая 2101 крестьянский и бобыльский двор, должна была выставить в армию к 25 марта 1638 г. 210 ратников. Здесь же определялся срок службы - "а запас им имать на восмь месяц". Указ интересен упоминанием требований, предъявляемых к даточным людям: монастырскму начальству велено было "выбирать из крестьян мужиков добрых, которые бы на нашу службу пригодилися, в двадцать в пять лет и в тридцать, а болши б сорока не было". Впрочем, впоследствии призыв монастырских крестьян в полки отменили, заменив его денежным сбором по 20 руб. за каждого человека. В ходе больших мобилизаций 1637-1639 гг. с дворцовых сел и поместий служилых людей брали по 1 даточному человеку с 20 дворов. Посады и черные слободы в 1638 г. изначально облагались повышенным денежным сбором – по 2 руб. со двора (20 руб. с 10 дворов – также как и с монастырских дворов). От воинского набора и выплаты денег на служилых людей освобождались лишь малообеспеченные стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы – в поместьях и вотчинах которых проживало не более 10 крестьян и бобылей.

Посошная и подымовная служба посадских и уездных людей отличалась обязательностью. Военную повинность по выставлению для участия в военных действиях ратников несло городское население в целом. Набор ратников с городов производился в случае военной опасности с определенного количества дворов. Как правило, воины были вооружены пищалями и несли пешую и конную службу. В 1545 г. во время подготовки похода на Казань из Новгорода и его пригородов в армию взяли 1973 ополченца с обычным вооружением: по 1 ратнику с 3 "белых с нетяглых дворов" (таковых оказалось 1111 дворов, выставивших 370 человек) и по 1 воину с 5 тяглых дворов (соответственно 8013 дворов и 1603 человека). Первоначально, с того же числа дворов власти собирались призвать на службу 1000 пеших и 1000 конных пищальников, но ограничились мобилизацией 1354 вооруженных огнестрельным оружием воинов, часть которых (667 чел.) несла пешую службу, остальные - конную.

Значительными были сборы земских людей в период Ливонской и Смоленской войны, в годы Смутного время, больших работ на южных засеках.

Из наказов головам, посылавшихся для сбора ратников перед большими походами Ливонской войны, узнаем, каких людей должны выставить города. Каждый ратник обязан был иметь следующий "наряд": саадак, рогатину или сулицу, топорик.

О размерах этой повинности можно судить по Пскову, где в 1560 г. с каждой сохи выставлялось по 22 человека. Посошная служба была пешей и "коневой" (с подводами).

В годы Смутного времени даточных и посошных людей власти брали часто и помногу. Так, в 1607 г. в грамоте Василия Шуйского, направленной в Пермь, объявлялось о наборе 70 ратных людей. Пермские посады и уезды выставляли их "с луки и с пищалми, и с топоры, и с рогатинамии со всяким ратным оружьем". Местному воеводе кн. С.Ю. Вяземскому предписывалось приставить к ним командиров – пятидесятников и десятников, выбрав их "из посадских и из волостных из лутчих людей". Непременным условием выдвигалась пригодность мобилизуемых к тяготам предстоящей боевой службы. Срок службы пермичам определили в 3 месяца, установив для них мирское жалованье по 2 рубля на месяц. На всех собранных воинов полагалось взять поручные записи. Особую ценность процитированному документу придает небольшая приписка, из которой становится ясно, что в предыдущем (1606) году в Пермской земле уже собирали даточных людей в "плавную" рать. Все мобилизованные тогда ратники продолжали оставаться на службе, получая денежное и хлебное жалованье из царской казны. Таким обазом они были уравнены в снабжении и обеспечении со служилыми людьми "по прибору". Мобилизации проходили и в других уездах и волостях. Так, в 1607 г. Белозерский уезд направил в собиравшуюся в Москве армию своих посошных людей – по 3 конных и по 3 пеших человека с сохи.

Общая численность посошных людей в войске была велика. В Полоцком походе 1563 г. боевой состав войска равнялся 43 тыс. человек, а посошных людей было около 80 900 человек; в 1577 г. войско состояло из 35 тыс. человек, а посошных, только у "наряда", насчитывалось 12 724. человек пешими и конными.

Значительное число посохи в войске объясняется использованием их главным образом на различных военно-вспомогательных работах. В мирное и военное время посошные люди работали на строительстве крепостей и других укреплений, изготовляли речные суда, прокладывали дороги и возводили строения для ямской службы. Несмотря на достаточно высокое мирское жалованье, выплачивавшееся посошным людям, известны случаи бегства их с тяжелых работ. Так, в 1592 г. направленная на строительство Ельца "посоха", набиралась по 7 человек с сохи, получавших "найм" по 10-12 и даже 13 руб. Тем не менее, все они бежали "от городовова дела". Из-за этого Елецкую крепость вынуждены были достраивать стрельцы и казаки местного гарнизона.

Население приграничных мест несло службу преимущественно по сооружению и охране засек. Посадские люди привлекались к гарнизонной и осадной службе в своем городе. В некоторых южных пограничных городах боевую службу наравне с ратными людьми несло не только посадское (незначительное в этих краях) население, но и уездные люди - крестьяне, имевшие огнестрельное оружие и умевшие с ним обращаться.

С ростом вооруженных сил государства участие народных масс в обороне страны не уменьшалось. Вряд ли можно согласиться с утверждением А.В. Чернова, что "военную службу население несло принудительно, по требованию правительства", что "всякая самостоятельность народа в военном деле исчезла". Всесословным было земское освободительное движение эпохи Смутного времени. Самые широкие слои населения с оружием в руках участвовали в обороне южнорусских границ от татарских вторжений на протяжении всей первой половины XVII в. Во время Смоленской осады в период русско-польской войны 1632-1634 гг. местные "крестьянские дети и племянники, у которых есть ог(ненный) бой, собрався, били челом зимою многижды вашему го(судареву) боярину Михаилу Борисовичю (Шеину), что они хотят <…> государю служить, будет оне куды послать годятца для (про)мыслу над литовскими людьми на лыжах". Правительство не раз использовало в военных целях отряды вооруженных уездных людей, подобные случаи отмечены даже во второй половине XVII в. Так, в 1661 г. посланному из Пскова против поляков ротмистру И. Зыбину было велено "сказывать в деревнях мужикам, чтоб они сбирались с пищалми и с бердышами к крепким местам на подсаду". В 1665 г., задумав устроить засеки на западном рубеже от Пскова до Смоленска, правительство распорядилось привлечь к службе на них уездных людей, обязанных явиться "с ружьем, а у которых ружья нет, и у тех бы людей были бердыши и рогатины и топорки". Воеводы должны были "росписать" их в десятки и назначить у них десятских.

Как видно из перечисленных примеров, вооружение народа холодным и огнестрельным оружием воспринималось властями как естественное и даже желательное явление.