Петр Первый и Россия
Петр Великий – одна из ярчайших личностей в Европе начала современной истории. За годы его правления Россия, вырвавшись из полуазиатской отсталости, обрела серьезное политическое и военное влияние на западный мир.
Ничто не вызывало у него большего беспокойства, чем благосостояние, сила и репутация России. Петр никогда не был простым поклонником иностранных вещей. Он высоко ценил знания и методы, импортированные с Запада; но только потому, что они были теми основами, на которых можно было построить новую Россию, о которой он мечтал и для которой работал.
При Петре I Россия впервые ощутила себя как периферию Европы и поставила своей целью стать равноправной европейской державой. На европейский “вызов” Петр стремился дать европейский “ответ”.
Настойчивость перед лицом преград, непрекращающиеся эксперименты с новыми учреждениями – все это представляет картину деятельности и умственной и физической, которую ни один правитель в современной истории не был способен превзойти. Эта страсть к деятельности отметила каждый аспект его собственной психологии и системы ценностей.
Тем не менее, некритичное восторженное отношение к Петру I, ставшее почти всеобщим к концу его правления, стыдливо игнорировало степень, в которой его работа осталась незаконченной, и препятствия, с которыми она столкнулась из-за географических, физических и человеческих особенностей России. Конечно, как и любой человек, Петр не мог предвидеть всех последствий, порой отдаленных и косвенных, своих действий.
Кем же был Петр I для России? Что принесли его реформы и преобразования, и как они повлияли на дальнейшее развитие страны? Какова была цена этих преобразований?
Россия XVII века была суровым и ограниченным обществом; и одновременно она испытывала необычайную потребность в институтах, с помощью которых люди могли бы реализовывать свои инициативы и управлять своей собственной жизнью. Во многом она оставалась еще неоформившимся обществом, разобщенным и внутренне конфликтным. Бок о бок с растущими усилиями чиновников закреплять на месте все больше и больше населения, покончив со свободным передвижением, происходило крупномасштабное бегство в пограничные территории юга и востока, где действенная власть Москвы была слабой или совершенно отсутствовала.
Однако самым большим и чреватым последствиями конфликтом за два десятилетия до рождения Петра I был религиозный раскол. Известный церковный деятель патриарх Никон провел ряд реформ. Образованный человек и страстный реформатор, он стоял за более критическое и осмысленное отношение к вере, чем господствовавший до тех пор в русской церкви фанатизм. Его реформы, учитывая развитие контактов России с внешним миром, были направлены на то, чтобы ее религиозная жизнь строилась на прочной интеллектуальной базе, а не на слепом следовании традициям. Приверженцы старых обычаев (раскольники) были отлучены Вселенским Собором от церкви.
Раскол был больше чем религиозная или даже духовная борьба. Его разгром означал победу осмысленного отношения к церковным делам. Результат этой победы вылился из чисто религиозной сферы в другие аспекты жизни России, медленно разрушая старые, консервативные взгляды и нормы, ускоряя темпы перемен. Но эти действия в полной мере повлияли только на небольшую высшую часть общества; но эта часть населения была достаточно сильна, чтобы изменить ход истории всей страны, несмотря на пылкую, но ограниченную набожность подавляющего большинства простого народа, его приверженность традиционным ценностям и верованиям прошлого. Без преувеличения можно сказать, что раскол символизировал конец старой России, но это было только началом ее конца.
Россия XVII века была обществом, во многом сильно отличавшимся от западных и даже центрально-европейских обществ. Все же разнообразные контакты – политические, экономические, культурные – были уже давно установлены с Европой. Они особенно усилились и по количеству, и по значимости в последние десятилетия века.
И само развитие политических и экономических отношений между Россией и Европой, и все, что ему сопутствовало, активно распространяло европейское влияние – военное, технологическое, художественное, интеллектуальное – в жизни России. Это влияние имело уже долгую историю.
Новые явления – переход от ремесла к мелкому товарному производству, рост внутренней и внешней торговли, более широкая деятельность скупщика, появление мануфактур, экономическая политика меркантилизма - показывают, что уже во второй половине XVII века зарождались капиталистические отношения.
Отдельные изменения начались и в военном деле. Увеличено было число войск “нового строя”, хорошо обученных и вооруженных, росла численность пехоты. Это были первые шаги к созданию постоянной регулярной армии. Но еще не было полного единства в организации войск.
Новые явления наметились также в управлении. Прекращение деятельности земских соборов означало усиление царской власти, рост самодержавия. Обилие центральных учреждений, приказов, которые имели разный круг дел и различные задачи, также вызывало некоторые меры к централизации управления. Для этого приказы, близкие по своим задачам, объединялись под руководством одного лица. Для централизации местного управления группы уездов в пограничных районах подчинялись одному воеводе. Таким путем складывались более крупные округа, являвшиеся предшественниками позднейших губерний.
Эти частичные изменения были еще очень недостаточны, но они показывают, в каком направлении двигалась жизнь страны.
Таким образом, Россия времен детства и отрочества Петра развивалась очень быстро. Большие территориальные приобретения, сделанные в 50 – 60-х годах XVII века, и прекращение угрозы со стороны Польши нацеливали на дальнейший рост и увеличение мощи в будущем. Хотя крестьянское сельское хозяйство с рутинной техникой, базировавшееся в огромной степени на физической силе крепостных, было самой важной формой экономической деятельности, иностранная технология начинала открывать возможности промышленного роста в больших масштабах. Тиски церкви, до тех пор почти полностью сдерживавшие интеллектуальную жизнь, были по-прежнему сильны, если это касалось простого человека. Но, по крайней мере, в столице и в высшем обществе они потихоньку начинали ослабляться. Старая Россия, изолированная, самоудовлетворяющаяся, боящаяся и презирающая иностранцев, застывшая под властью традиционной набожности и благочестия, враждебная индивидуализму и неспособная даже к мечте о реальной перемене, была далеко не мертва. Позиции, на которых она основывалась, были все еще неприкасаемы для огромного большинства населения. Но некоторые ее основы были теперь если не подорваны, то, по крайней мере, частично разрушены новыми идеями, новыми потенциальными возможностями и расширением горизонтов. Рассматривать Петра, как взрыв архаичной России, по-прежнему чахнувшей в средневековом невежестве, является большой ошибкой. Задолго до его рождения уже возникли силы перемен и возможностей нового роста. Он укрепил эти силы и направил их в новые важные русла, но не он создал их. Это было не что иное, как естественное и необходимое явление в народной жизни, в жизни исторического, развивающегося народа, именно переход из одного возраста в другой – из возраста, в котором преобладает чувство, в возраст, в котором господствует мысль.(1)
Именно потребность армии и флота в людях и руководстве вызывали к жизни многие из самых важных реформ и наиболее поразительных новшеств во время царствования Петра I. Эти потребности были, по крайней мере, в течение первых двенадцати лет или более в восемнадцатом столетии, весьма тяжелы. Жизнь и смертельная борьба со Швецией ставили перед скрипящими косными машинами правительства такие задачи, которые оно не могло решать из-за своей немощности. Длительная война со Швецией потребовала поставлять людей для армии не просто в больших количествах, но регулярным и испытанным способом в течение многих лет.
Армия, которую унаследовал Петр, была сложной и несколько разнородной по составу сил: кроме казаков, башкир и других нерегулярных рекрутов, она состояла из трех различных элементов. Самой старой и теперь наименее полезной из них была конница, вербуемая по долгу перед отечеством из землевладельцев (помещиков). Условием сохранения их земель была служба в течение войны с указанным числом сопровождающих. С 1550-х годов эта служба была укреплена учреждением института стрельцов; но они стали только ограниченной военной ценностью задолго до конца семнадцатого столетия, так как были символом многих аспектов старой Московской Руси, из которой Петр желал вырваться на свободу. Наконец, как наиболее современный и эффективный элемент в этой сложной военной смеси, имелись полки “нового строя”, организованные на манер западноевропейских сил и руководимые европейскими, преимущественно немецкими, офицерами. Во второй половине семнадцатого столетия они были, по числу и боевой мощи, главным элементом в вооруженных силах России. Петр подготавливался к созданию своей новой армии, внимательно изучая формирование и организацию этих полков, и важно помнить, что в военных делах, как и во многих других областях, он ускорил процесс перемен, которые начались задолго до него.
Первый главный шаг к превращению России в великую военную державу был предпринят в конце 1699 года при подготовке к неизбежной войне со Швецией. Петр издал приказ относительно набора на военную службу в крупном масштабе и добровольцев, и рекрутов-крестьян, а также о формировании из них новых полков. Добровольцы должны были получать удивительно высокую плату – 11 рублей в год вместе с пособием на продовольствие, что обычно выдавалось только солдатам Преображенского и Семеновского полков. Таким способом было набрано приблизительно 70% от запланированного общего количества. Царь вынудил Россию встать на путь военного расширения, по которому ей суждено было следовать все оставшиеся годы его правления.
Поражение у Нарвы показало, как много еще нужно было пройти российской армии, прежде чем она сможет стать с армиями Западной Европы на равных. Было проведено крупномасштабное мероприятие по увеличению конной мощи армии. 25 тысяч потенциальных новичков, прежних членов конных соединений и подходящих для этого землевладельцев, были вызваны в Москву в 1701 году: из них были сформированы девять новых полков конницы. В 1704 году декрет обязал призвать на службу прежних стрельцов и объединить их в новые полевые и гарнизонные полки.
Это были героические усилия; но пока еще российская армия не имела какого-либо единого и систематического механизма пополнения. Однако в начале 1705 года декрет, в котором слово “рекрут” появляется впервые, установил систему, на которую Петр в основном и полагался в оставшуюся часть своего правления. Один молодой человек между пятнадцатью и двадцатью годами, здоровый и пригодный для службы, должен был быть выдвинут от каждых восьмидесяти крестьянских хозяйств. Пополнение в таком масштабе создало беспрецедентно тяжелые трудности для россиян. Призывы на военную службу крестьян-рекрутов оставались характерной особенностью режима Петра до его смерти.
Победа под Полтавой позволила несколько сократить масштабы призыва новобранцев. В целом же военное учреждение, упроченное в 1711 году, показало, как отсталая Россия немногим больше чем за десятилетие стала военной державой.
Таким образом, Россия обеспечила человеческие ресурсы для действительно огромной армии. Готовить хорошо обученных офицеров было намного труднее. Одним из традиционных методов преодоления нехваток такого рода была вербовка за границей. Но она имела серьезные ограничения. Иностранные офицеры были часто непопулярны среди людей, которыми они командовали. К тому же часто их подготовка оставляла желать лучшего. Петр в прокламации, подбадривающей иностранцев поступать на российскую службу, подчеркивал, что он хотел из-за границы только квалифицированных и компетентных офицеров. Это не подразумевало никакого отрицания превосходства западного технического и профессионального знания. Царь при случае посылал молодых русских служить и учиться в иностранных армиях. Тем не менее, то, что можно было бы надеяться получить от иностранцев, желающих служить в России, было ограничено и по качеству и по количеству. Поэтому с самого начала в новой армии Петра было только немного иностранных офицеров. Подавляющее большинство были членами землевладельческого класса “служилых людей”, к которому царь неизбежно обращался как к единственно доступному источнику призыва на службу.
В 1710 году создается артиллерийская (первая из нескольких), а в 1709 году – инженерная школа в Москве и в 1719 году – в Санкт-Петербурге.
Грандиозное увеличение масштабов вербовки, обучения и оснащения, вовлечение бесчисленных масс людей в создание новых сил потребовало обновления структуры управления, а, следовательно, нового устава. В 1716 году был создан Устав Воинский, всесторонний кодекс, в котором делались попытки систематического регулирования всей военной организации. Этот сложный документ заменил и закончил бесконечную серию отдельных инструкций, составлявшихся периодически. Он был тщательно подготовлен при непосредственном участии самого Петра и под его строгим личным контролем. Его издание было одним из первых признаков того, что импровизация и отдельные разрозненные мероприятия отныне заменялись во всех аспектах проведения политики, более спокойными и более систематическими методами. Высокого уровня военной администрации, способной к последовательной и долгосрочной деятельности до учреждения в 1718 – 1719 гг. Военной Коллегии, добиться не удалось. Вербовать солдат и даже обучать и руководить ими оказалось с самых разных точек зрения делом более легким, чем разрабатывать устойчивую и эффективную административную структуру, поддерживающую новую армию.
Увеличение военной силы России было одним из самых далеко направленных достижений правления Петра. От этого зависело выживание страны и возможная победа в войне со Швецией. От этого зависело заметное повышение международного положения России. Это было, кроме того, достижение, которое сразу привлекло внимание и вызвало восторг иностранцев.
Внезапное появление мощного российского флота, хотя по практическим результатам и не очень примечательно, было гораздо более резким и сознательным разрывом с прошлым, чем любая обычная военная победа царя. Ни для одного аспекта деятельности Петра не было меньшего прецедента в русской истории. Ни одно дело не было так непосредственно и демонстративно связано с работой самого царя. В течение всей его жизни для Петра флот был самой большой страстью, самым большим, если не единственным оплотом его надежд. Практические детали, связанные с его строительством, навигацией, даже названия судов, их организация, система используемых сигналов, - все это никогда не переставало привлекать его заинтересованного внимания. В определенном смысле флот был не многим больше, чем гигантская, сложная и дорогая игрушка, построенная и работающая для его личного удовольствия. Над этой игрушкой он радостно трудился еще молодым человеком, все проверяя своими руками.
В 1698 г. в Азове была открыта школа навигации. В конце того же года был учрежден Военный Морской Приказ как главный орган управления новым флотом. В 1701 г. был основан Адмиралтейский Приказ, чтобы контролировать строительство судов для флота.
Подобно армии, флот страдал от нехватки компетентных офицеров; и в этом случае все, касающееся знания навигации, пушечного дела и подготовки моряков, представляло весьма трудно решаемую проблему. Несмотря на все усилия, в течение всего правления Петра флот продолжал оставаться гораздо более зависимым от иностранцев, чем армия.
Внушительный рост российской армии и флота, учитывая их роль в изменении международного положения страны, имел некоторые конструктивные результаты. Он стимулировал определенное развитие административных преобразований. Благодаря поддержке переводов иностранных трудов по военным и военно-морским вопросам, он в определенной степени стимулировал интеллектуальную жизнь. Несомненно, он дал толчок некоторым видам экономического роста, что помогает объяснить увеличение производства Россией железа. Этим же фактором вызвано учреждение первых государственных текстильных фабрик в России, обеспечивавших поставки ткани для армейского обмундирования. Беспрецедентный спрос на стрелковое оружие привел к созданию ряда оружейных фабрик. Однако, как бы ни был русский народ заинтересован во всех этих ограниченных и косвенных выгодах, они перечеркивались невыносимыми трудностями.
Эти трудности принимали ряд форм. Наиболее очевидной была военная служба. Призывы с течением времени приходилось все более часто сопровождать угрозами. Непокорные и не желающие разыскивались под угрозой принуждения выставлять новобранцев по двойной норме и конфискации. Вводилась даже смертная казнь для препятствующих и бездеятельных должностных лиц и деревенских старост. Картина, по крайней мере, до последнего десятилетия жизни царя, представляет собой решение одной из самых тяжких задач, осуществляемое с нарастающим напряжением при помощи все более жестоких методов.
Этот набор людей для армии сопровождался одинаково безжалостным и решительным набором других людей для принудительного труда на больших строительных проектах Петра, каждый из которых имел некоторое прямое или косвенное отношение к военным мероприятиям.
С конца 1709 г. производился огромный призыв для работ на строительстве Санкт-Петербурга. Большинство квалифицированных рабочих было завербовано принудительно, ремесленники и техники различных специальностей также посылались на принудительное поселение в новую столицу, где не было создано никаких условий для их размещения и им приходилось жить в землянках и хижинах.
С ростом вооруженных сил правительство вводило новые и ужесточало прежние требования. Увеличивалось налоговое бремя, возрастала потребность транспортировать в беспрецедентных количествах и на далекие расстояния оснащение и запасы для армии и, в меньшей степени, для флота. Этот тип повинности пал в основном на крестьян северной и центральной России, особенно на принадлежащих монастырям.
Российский крестьянин реагировал на все эти требования чаще всего бегством. Крестьянам было запрещено уезжать больше чем за 30 верст от дома без паспорта, подписанного их хозяином или, в его отсутствие, управляющим и приходским священником; в это же время было введено печатание паспортов с целью противодействия подделкам, сразу же начали появляться. Едва ли нужна более наглядная иллюстрация, чем все эти обязательные меры принуждения, характеризующие стиль работы Петра.
Бегство как средство избежать невыносимых требований и притеснений ни в коем случае не является характерным исключительно для крестьян. Армейские новобранцы дезертировали в больших количествах, по крайней мере, после первых лет войны со Швецией. Подневольные рабочие часто доставлялись в Санкт-Петербург в цепях, подобно преступникам, с целью предотвращения побега на пути к новой столице. Такое отношение показывает еще раз, как сильно зависело укрепление России и все достижения Петра от силы и принуждения.
Война со Швецией и честолюбивые планы Петра по укреплению России породили ужесточенные требования не только к труду и разнообразным работам, но также к деньгам и промышленным изделиям, другими словами, к экономическому росту. С 1690-х годов это стало одной из главных целей Петра. Его усилия, несмотря на большие препятствия, продолжались до конца его жизни.
Борьба в поисках денег для войны с Карлом ХII проходит через ранние годы XVIII столетия как непрерывно повторяющийся мотив. Это породило разнородные и причудливые формы взимания налогов: пошлины на гостиницы, бани, на бороды (градуируемые социальным статусом владельца), на свадьбы, на национальную русскую одежду, хомуты, переправы. Специальный указ 1709 года, который удвоил цену товаров первой необходимости, и введение государственной монополии на табак в том же году были яркими примерами этого отчаянного поиска ресурсов везде, где они могли бы быть найдены. Видели те трудные годы и увеличение денег самым эффективным из испытанных методов – снижением стоимости валюты.
Все годы правления велась непрерывная борьба за накопление запасов драгоценных металлов. Экспорт слитков был строго запрещен, и торговцы вынуждены были сдавать в обмен на российские деньги золото и серебро, которые они приобретали в деловых отношениях с иностранцами.
Из всех новых налогов, введенных при Петре, один далеко превзошел все другие по своим длительным социальным результатам. Это был “налог с души”, подушная подать, установленная указом в 1718 году. Введение этого налога было явно обусловлено желанием обеспечить потребности армии, теперь большей частью расквартированной в российской провинции, поскольку война со Швецией медленно подходила к концу.
Потребность Петра в доходе имела тенденцию любым способом упростить то, что до настоящего времени было сложным в традиционном обществе, и более равномерно поделить его между крестьянским большинством, в значительной степени несвободным, оплачивающим новую пошлину, и привилегированным правящим меньшинством землевладельцев, не плативших ее. Такое упрощение должно было, по крайней мере, в конечном итоге, иметь серьезные и опасные результаты.
Необходимо понимать, однако, что экономическая политика Петра и, конечно, его экономические амбиции, далеко выходили за рамки поиска путей увеличения правительственных доходов и расходов. В течение своего правления он ставил своей целью сделать Россию более богатой, а ее экономическую жизнь более производительной и эффективной. Его планы относительно российской экономической жизни предусматривали как введение иностранных методов и тенденций в большем, чем когда-либо прежде, масштабе, так и тщательный правительственный контроль, и повсеместную поддержку, прежде всего в развитии промышленности.
Его политика не была ни разработкой, ни механической имитацией западноевропейских моделей. В основе своей она была направлена на развитие в России нового духа работы, предпринимательства и эффективности под руководством, и если необходимо, принуждением сверху. Только через создание этого нового духа обширная, слабо населенная страна, полная неразведанных богатств, могла воспользоваться преимуществом возможностей, которые теперь представлялись.
Государство, по мнению Петра, должно играть творческую и воспитательную роль. Постоянные и детальные инструкции, непрерывные пояснения и пропаганда были неизбежны. Несмотря на это Петр никогда не сомневался, что именно частная инициатива и предпринимательство были главной движущей силой национального богатства. Его наиболее фундаментальное стремление состояло в том, чтобы создать класс предпринимателей, знающих, с творческими способностями и капиталом, который удовлетворял бы их, чтобы взять на себя инициативу по созданию России более богатой и более производительной.
Некоторые особенности его действий показывают лучше, чем его экономическая политика, собственно образ Петра, как ответственного за укрепление России и улучшение доли ее народа. Простой факт, что некоторые наиболее важные указы царя по торговым и промышленным вопросам были написаны первоначально его собственной рукой, иллюстрирует это. Его внимание к экономической жизни также показывает его готовность экспериментировать и вводить новшества.
Трудности были огромны. Плохие коммуникации, нехватка капитала, дефицит подходящей рабочей силы, технологическая отсталость, слабый и низкий социальный статус торгового класса и недостаток традиций предпринимательства и нововведений не могли помешать тому экономическому росту, к достижению которого Петр стремился с таким трудом. Его личные предпочтения в делах государства, прямой правительственный контроль и руководство были все еще широко распространены даже в последние годы его правления. Достижения были часто существенными, даже большими; но они были не менее часто неоднородны и кратковременны.
Государство не только развивало промышленность за свой счет, но также пыталось различными способами вовлечь частных владельцев в индустриальное развитие. Вообще эти приемы, многие из них разобщенные и сиюминутные, достигли немногого.
Была, однако, одна форма правительственной помощи промышленности, имевшая более широкое значение, чем любая другая, которая заметно добавила трудностей российскому народу. Это было предписание больших поставок людей для принудительных работ. Преступники, бродяги и нищие также регулярно принуждались к службе в промышленности. Оба этих метода были хорошо известны во всей Западной и Центральной Европе. Более примечательным для российской практики было “приписывание” групп деревень к обслуживанию отдельных фабрик, метод, известный чуть ли не с середины семнадцатого столетия, но очень расширенный Петром. Такие методы были, по общему признанию, непривлекательны, и Петр, и его советники, и российские владельцы фабрик были единодушны в справедливом убеждении, что свободный труд намного эффективнее, чем несвободный.
Несмотря на многие провалы и неудачные начинания, царствование Петра было временем больших достижений и развития российской промышленности. В сельском хозяйстве картина была совсем иной. Ни одно из достижений не было обязано царю и его действиям. Действительно, имел место ряд скорее отдельных и разобщенных правительственных усилий с целью улучшить сельскохозяйственные методы и производительность. Неграмотное и весьма традиционное крестьянство, глубоко недоверчивое ко всем новшествам, было постоянным препятствием всем попыткам изменить жизнь и одновременно готовым в любой момент лишить власти любого правителя или правительство.
Создание торгового флота, чтобы покончить или, по крайней мере, сократить зависимость России от иностранцев в ведении растущей национальной торговли с внешним миром, было целью, близкой сердцу Петра. Она возникла, конечно, из его интереса ко всем морским вещам и укрепилась с ростом мощного флота, строительством новой столицы и ее быстрым развитием в качестве большого морского порта. Этим стремлениям было суждено сбыться.
Достижения Петра в русской экономической жизни были, таким образом, чрезвычайно неровны. Имелось существенное развитие. В производящих и металлообрабатывающих отраслях, стимулируемых новым спросом вооруженных сил, наблюдался поразительно быстрый прогресс. Выплавка железа и меди, производство пушек и якорей, изготовление стрелкового оружия выросли как никогда прежде в истории России. В других отраслях промышленности, связанных с армией и флотом, типа производства ткани для парусов, и в одной или двух отраслях по производству предметов роскоши, тоже имел место заметный прогресс. Но все же это не привело к большим переменам в жизни русского населения, а если развитие и происходило, то это часто приводило к ухудшению положения, например к увеличению числа крестьянских хозяйств, “приписанных” для фабричного труда или даже купленных владельцами фабрик. Растущие требования правительства выполнялись более жесткой эксплуатацией существующей экономики, представленной в основном традиционным крестьянским хозяйством, или, в крайнем случае, созданием новых ресурсов и поколения нового благосостояния. Упрекать Петра в этом было бы весьма несправедливо. Его экономическая политика была как разумной, так и последовательной, и даже успешной, как для любого другого правителя того века в Западной Европе. Действительно, и в его целях, и во многих из его методов он часто очень походил на своих коллег-монархов на Западе. Но в экономической жизни, больше чем в любом другом аспекте своей многогранной деятельности, он был ограничен явной неспособностью бедного и малочисленного аграрного общества удовлетворить все свои потребности и осуществить свои надежды.
Петр не был глубоко религиозным человеком. Его формальное образование, со всеми недостатками, неизбежно включало значительный элемент традиционной набожности. Он верил в божественное происхождение власти, которой обладал, и в свои обязанности защищать православную веру и тех, кто ее исповедовал. Но у него почти не было уважения к российской религиозной традиции: действительно, он был активно враждебен ко многим ее проявлениям. Ритуалы, традиционные обряды, внешние проявления религиозности, похоже, всегда вызывали у него сомнения в искренности или даже презрение. Его личная вера была реальной, но тоже была узкой и чрезвычайно практической, “верой простого солдата” в долг и созидательную мирную деятельность. Для него религия означала нравственность, образование, положительное действие.
С 1716 года он ослабил серьезное наказание, которому по закону еще подвергались все староверы, заменив его обязательством платить налоги в двойном размере. Его отношение к евреям было однозначно враждебным; а в 1719 г. он приказал изгнать из России иезуитов, всегда подозревавшихся как орудие политического влияния католиков. Однако даже очень ограниченная степень свободомыслия в религиозных вопросах была достаточной для того, чтобы поставить барьер между Петром и массой его подданных.
Личная вера Петра не удерживала его во время правления от потворствования и участия в пародиях религиозных обрядов, которые были в лучшем случае грубы, а в самом худшем - преднамеренно богохульны.
В российской церкви XVII столетия имелось многое, что вызывало критику и нападки. Несмотря на усилия патриарха Адриана (1690 – 1700), ее слабость и коррупция увеличивались. Развилось слишком много священников: разрешение им жениться позволяло им быть наследственной кастой. Обычно пьяные и нищенствующие, часто блуждающие с места на место по большим областям России, ее члены порой едва отличались от обычного крестьянина. Стремление многих мужчин поступать в монастыри, чтобы избежать военной службы и других растущих требований светского мира, увеличило количество монахов, а личные качества, необходимые для чинов, были угнетающе низкими, даже у епископов. Благосостояние священников, в чем регулярное духовенство было заинтересовано, также расценивалось как духовная слабость.
Петр требовал от церкви того, что должно было быть полезно государству и обществу. Она должна была использовать свои ресурсы после удовлетворения собственных непосредственных потребностей на поддержку образования, заботу о бедных и больных, а если необходимо, то и удовлетворение общих потребностей государства. Он перешел, с начала войны со Швецией, к осуществлению на практике своих идей с возрастающей тщательностью и результатом. Следующие двадцать лет характеризовались двумя тенденциями – увеличивающимся подчинением церкви государственному контролю, ведущему к потере ее независимости, и привлечением церковных доходов в крупных масштабах на светские и государственные цели. Ни одна из этих тенденций, разумеется, не была нова.
Наряду с требованием направлять церковное богатство на светские цели настаивалось, чтобы церковь признала небывалую до тех пор вещь: полное свое подчинение государству и обязанность действовать в соответствии с предписаниями правителя. Увеличение прав и власти правителя сделалось явным в письмах человека, которому суждено было стать с 1718г., если не раньше, доминирующим проводником церковной политики Петра, а позже первым и, возможно, самым большим пропагандистом петровской легенды. Это был Феофан Прокопович, архиепископ Новгородский, высокообразованный украинец, хорошо знакомый с Западной Европой и идеями (особенно некоторыми формами протестантизма, которому почти явно сочувствовал). Широту его интеллектуальных горизонтов и понимание главных потоков мысли во время работы на Западе показывает содержание его библиотеки – свыше 3000 книг. Его наиболее важный труд, "Правда воли монаршей" (1722), был написан, чтобы оправдать требование Петра, реализованное в указе, выпущенном в предыдущем году, назначать своего собственного преемника. Это было планомерное утверждение идей сторонника абсолютизма такого типа, который был до сих пор неизвестен в России. Кроме Библии, главным источником аргументов был английский писатель семнадцатого столетия Томас Гоббс, который заявил семьюдесятью годами ранее, с ясностью, шокирующей его современников, доктрину абсолютизма логического и светского типа. Весьма существенно, что Прокопович едва ли вообще обращается к отечественным авторам, что традиционно было столь важно в православной мысли, и последовательно преуменьшает любую идею относительно православного правителя любыми средствами, отличающимися от традиционных для Западной Европы. Книга подчеркивает тот факт, что к своим более поздним годам Петр заложил как интеллектуальные, так и административные основы нового вида монархии и государства, и это стало возможным в значительной степени благодаря ослаблению и подчинению церкви государству.
Все же радикальное изменение, в отличие от простой эксплуатации церкви и ее ресурсов, наступило только в самые последние годы правления. В январе 1721 г. был издан указ фундаментальной важности, Духовный регламент: он ставил руководство и контроль над церковью в России на основу, которой не суждено было измениться по сути в течение следующих двух столетий. Этот длинный духовный документ был основан на предложениях, разработанных Прокоповичем с 1718 г., и принят с изменением некоторых деталей царем. Его центральным достижением было создание для церкви руководящего органа – Святейшего правительствующего Синода, подобного административным коллегиям с юрисдикцией по различным вопросам светских дел, которые начали появляться в 1718 – 1719 гг. Синод должен был заменить патриарха и церковные советы, которые существовали в прошлом и владели юрисдикцией во всех духовных вопросах и в контроле над собственностью церкви. Теоретически Синод обладал всеми полномочиями патриарха. Но он действовал не как независимая власть, каким был патриарх семнадцатого столетия, а работал как подчиненный Петра. Именно это подчинение и было для царя сущностью нового видения государственных дел. Действительно, он явно оправдывал отмену патриаршества на том основании, что "неосведомленные вульгарные люди не видят, как далеко продвинулась духовная власть царя, но в восторге блеска и достоинства высокопоставленного священника рассматривают его как правителя, как второго монарха, равного по власти самому королю, или даже выше него".1 Новый режим был проведен решением Петра, действующим в качестве высшей и неконтролируемой власти, которой он теперь требовал. Не было созвано никакого церковного совета, чтобы обсудить изменения, проводимые в 1721г.
Ко времени своей смерти царь прочно соединил церковную администрацию со структурой централизованной бюрократии, которую он создал, в значительной степени без какого-либо разработанного плана, в России. Это имело некоторые конструктивные результаты, особенно отмеченные ростом использования церковных ресурсов для образования. Но они были достигнуты ценой сильного истощения церкви и ее оставшейся духовной живучести, а также сильно ограниченного вклада, который она могла бы внести в российскую жизнь в будущем. Впредь живые силы религиозного чувства, в значительной степени искаженные доминирующим государственным механизмом официальной церкви, находили выход преимущественно в различных формах мистицизма, многие из которых были сектантскими, самоуглубленными и даже анархическими. Петр добился победы в делах церкви, как и в