Психологический анализ чувства любви

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ

ФЕДЕРАЦИИ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ

ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ , УПРАВЛЕНИЯ И ПОЛИТОЛОГИИ

РЕФЕРАТ

Студента группы Ю-22

По курсу :

“Психология и педагогика”

На тему :

“Психологический анализ чувства любви”

Преподаватель:

Лысенко Екатерина Евгеньевна

г. Москва

6.12.1999г.

Содержание

I. Вступление

II. Основная часть

III. Заключение

IV. Материалы тестов

V. Литература

I. Вступление

Любовь — исключительно сложный объект для психологического анализа. О любви сказано очень много — частотные словари современных языков свидетельствуют, что это одно из самых употребитель­ных слов. При этом, как отмечают Дж. Каннингем и Дж. Антил, “все сказанное верно хотя бы для кого-нибудь”. Кроме того, любовь еще мень­ше, чем какой-либо другой аспект реальности, может быть с достаточной полнотой описана в рамках ка­кой-либо одной науки, ее познание требует междис­циплинарного исследования, включающего в себя данные и приемы не только психологии, но и социо­логии, биологии, этнографии, истории, искусствове­дения и многих других дисциплин. Не ставя перед собой задачу синтеза всех фактов и идей, касающихся феномена любви, мы остановимся ,лишь на некото­рых результатах и проблемах ее психологического исследования.

II. Основная часть

Прежде всего надо выяснить, отражает ли поня­тие “любовь” какую-то психологическую реальность, отличается ли синдром связанных с ней чувств-и по­веденческих образцов от тех, которые ассоциируются с другими понятиями (например, дружба, секс и т. д.) и обладает ли этот синдром достаточной конк­ретностью? В целом на эти вопросы можно ответить положительно. Например, Дж. Форгос и П. Добоц показали, что большинство респондентов отли­чают в своем собственном опыте любовь от сексуаль­ных отношений, с одной стороны, и от дружбы — с другой. По мнению опрошенных авторами людей, каждое из этих явлений может существовать незави­симо от другого, что не противоречит и достаточно частому сочетанию их в рамках одних и тех же взаи­моотношений. С любовными переживаниями связаны вполне определенные ощущения, принадлежность ко­торых именно к любви не вызывает сомнений у их носителей. Так, проанализировав описания 240 рес­пондентами своих ощущений, К. Дайон и К. Дайон пришли к выводу о том, что в набор связанных с любовью переживаний входят эйфория, депрессив­ные ощущения, склонность к фантазиям, нарушение сна, общее возбуждение и трудности в концентрации внимания.

Существуют и четкие поведенческие корреляты любви, не характерные для других типов чувств и от­ношений. В ходе лабораторных исследо­ваний это проявляется, например, в иной структуре общения влюбленных в сравнении с испытуемыми,

-.которых не связывает это чувство — влюбленные в два раза больше говорят друг с другом и в восемь раз больше времени проводят, глядя друг другу в глаза. Есть, конечно, и масса различий на уров­не “внелабораторного” поведения.

Интересно, что любовные переживания и связан­ное с ними поведение обладают известной половой спецификой, причем направление различий далеко не всегда соответствует традиционным представле­ниям о психологических особенностях мужчин и жен­щин. Так, вопреки сложившимся стереотипам, муж­чины в целом характеризуются большим уровнем ро­мантизма, чем женщины, легче и быстрее влюбля-:ются, в большей степени разделяют романтические представления о любви. “Желание влюбиться” .для мужчин более сильное основание для начала взаимоотношений, чем для женщин. У женщин любовь проходит быстрее, чем у мужчин, они чаще выступают инициаторами разрыва и легче его пере­живают. В то же время в период установив­шихся любовных отношений женщины склонны к большему самораскрытию по поводу своих чувств (которые, кстати, носят более соответствующий ро­мантическому канону характер, чем у мужчин) и склонны выше оценивать своего партнера, чем он их оценивает. Отношения любви, судя по результа­там использования Шкал любви и симпатии, для женщин более специфичны, чем для мужчин, — корреляции между оценками любви и симпатии у них значимо ниже. Эти различия .являются результатом большой половой специфики развития близких отношений в онтогенезе. Дружба девочек, например, характеризуется большей интим­ностью и избирательностью, чем дружба мальчиков, общение в парах девочек носит другой характер, чем в ларах мальчиков и т. п. Надо сказать, что проблема половых различий в любви не может решаться вне временного и социаль­ного контекста. Так, меняются сами представ­ления о половых различиях, которые в значитель­ной степени эти различия и поддерживают (так как люди стремятся соответствовать сложившемуся сте­реотипу). Например, в проведенном в 1978 г. опросе 900 мужчин и женщин было установлено, что боль­шинство респондентов не отдавали преимущества в романтизме женщинам, как это следовало ожидать, ориентируясь на традиционные представления.

Отметим, что в представлениях о любви не свя­занных с наукой людей существует куда больше оп­ределенности, чем в психологических лабораториях— лишь 16% мужчин и 10% женщин выражают сомнение в том, знают ли они, что такое любовь, остальные в этом смысле вполне в себе уверены.

Очевидно, что термином “любовь” объединяются качественно различные отношения. Так называют и чувство матери к ребенку, и отношения молодых лю­дей. С равным основанием можно говорить и о супру­жеской любви, и о любви к чему-то безличному, на­пример к своему делу. В психологии существует мно­го попыток выделения качественно специфичных ти­пов любви. Наиболее известной из таких типологий является классификация, предложенная Э. Фроммом. Он выделяет пять типов любви: братскую, ма­теринскую, эротическую, любовь к самому себе и лю­бовь к Богу.

Подавляющее большинство философских и пси­хологических типологий любви носят сугубо априор­ный характер, механизм выделения в них тех или иных типов обычно не просматривается, а принад­лежность различных типов к.одному классу любов­ных переживаний зачастую теряется. Тем больший интерес представляют те типологии, в которых логи­ка выделения вариантов любви эксплицирована и поддается хотя бы теоретической проверке.

Попытка создания такой типологии была пред­принята Т. Кемпером в рамках разрабатываемой им социально-интерактивной теории эмоций. В лю­бых взаимоотношениях (не только межличностных, но и тех, субъектами которых выступают целые со­циальные системы, например государства) Кемпер выделяет два независимых фактора — власть, т. е. способность силой заставить партнера сделать то, чего ты хочешь, и статус — желание партнера по общению идти навстречу требованиям субъекта. Искомый результат во втором случае достигается та­ким образом не силой, а благодаря положительному отношению партнера.

Базируясь на этих двух факторах, Т. Кемпер вы­деляет семь типов любовных отношений в паре:

1) романтическая любовь, в которой оба члена пары обладают и статусом, и, поскольку каждый из них может “наказать” другого, лишив его проявлений своей любви, властью по отношению к партнеру;

2) братская любовь, основывающаяся на взаим­ном высоком статусе и характеризующаяся низкой властью — отсутствием возможности к принуждению;

3) харизматическая любовь, в которой один парт­нер обладает и статусом и властью, другой — толь­ко статусом. Примером таких отношений в ряде слу­чаев могут быть отношения в паре учитель — ученик;

4) “измена” — один партнер обладает и властью и статусом, другой — только властью. Примером та­ких отношений, давшим название этому типу, может быть ситуация супружеской измены, когда для парт­нера, вступившего в новые отношения, супруг сохра­няет власть, но уже не вызывает желания идти ему навстречу, т. е. теряет статус;

5) влюбленность — один из партнеров обладает и властью, и статусом, другой — не пользуется ни тем, ни другим. Иллюстрацией таких взаимоотноше­ний может быть односторонняя, или “безответная” любовь;

6) “поклонение” — один партнер обладает стату­сом, не обладая властью, другой не обладает ни ста­тусом, ни властью. Такая ситуация возникает при от­сутствии реального взаимодействия между членами пары, например, при влюбленности в литературного героя или в актера, знакомого лишь по фильмам;

7) любовь между родителем и маленьким ребен­ком. Один партнер здесь обладает высоким статусом, но низкой властью (ребенок), другой (родитель) — низким статусом, так как любовь к нему еще не сфор­мировалась, но высоким уровнем власти.

Данная типология представляется весьма полезной для анализа эмоциональных отношений. Конкретные взаимоотношения могут быть описаны в соответствии с тем, в какой степени в них представлена любовь каждого из семи выделенных здесь типов (нет необ­ходимости объяснять, что речь шла о чистых типах, любые же реальные отношения носят комплексный характер и к одному типу практически никогда не сводятся).

С традиционными представлениями о любви в раз­нополой паре близких по возрасту людей связыва­ются прежде всего отношения, характеризующиеся взаимно высоким статусом. По данной классифика­ции это отношения первых двух типов: романтиче­ская и братская любовь (третий — харизматическая любовь — характеризуется обычно значительным возрастным и социальным неравенством). Первая из них — романтическая, связанная с выраженностью , сексуального компонента и задающаяся как норма отношений юношей и девушек в определенный период развития их взаимодействия, представляет в контек­сте обсуждающихся проблем особый интерес. В даль­нейшем в этом параграфе будем говорить именно о феноменологии и закономерностях романтической любви.

Романтическая любовь является весьма непро­стым образованием со сложной и противоречивой внутренней структурой. При ее анализе необходимо учитывать множество переменных как психологиче­ского, так и непсихологического плана. Желательно также различать два сходных, но не совпадающих круга феноменов — установки субъекта на любовь и любовные переживания, с одной стороны, и соб­ственно феноменологию любви — с другой. Опыт по­казывает, что установки на любовь не просто реали­зуются в любовном поведении, — как и при изучении других областей человеческого поведения, здесь об­наружены большие установочно-поведенческие не­совпадения. Так в дипломном исследовании Ё. б. Ширяевой (1984) было показано, что представления о любви мо­гут существовать сравнительно независимо от реаль­ных отношений, которые классифицируются самими участниками как любовь. При этом степень близо­сти представлений и реального поведения оказалась отрицательно связанной со степенью четкости и струк­турированности поведения в рассматриваемых ситуа­циях стереотипных “настоящего мужчины” и “на­стоящей женщины” — там, где эти представления до­статочно жестки, установки на любовь и реальное поведение оказались несвязанными. В то же время, как будет показано ниже, интериоризация субъектом определенных представлений о любовных пережива­ниях является необходимым условием развития чув­ства любви.

Вопрос о внутренней структуре или составляющих любви решался, как и вопрос о типах любви, на раз­ных уровнях. И здесь одной из первых и наиболее цитируемых структур является структура, предложен­ная Э. Фроммом. Он выделяет следующие со­ставляющие любви: заботу, ответственность, уваже­ние и знание. Отметим, что в более поздних исследованиях эта структура подверглась критике за отсут­ствие в ней фактора удовольствия, радости — лю­бовь, по Э. Фромму, получается чувством сугубо рас­судочным и аскетичным.

Сомнения на первый взгляд вызывает также и фактор знания. Дело в том, что в большинстве опи­саний любви в качестве одного из ее признаков вы­деляется склонность к идеализации партнера, к пе­реоценке присущих ему положительных качеств и ча­стичном игнорировании отрицательных. Такая же осо­бенность наблюдается и в других эмоциональных от­ношениях, например, в дружеских.

Идеализация долгое время рассматривалась как свидетельство определенной дефицитарности любов­ных отношений. Соответственно предполагалось, что любовь, реализуемая зрелой личностью, не нуждается в завышении качеств партнера, и, следовательно, межличностное восприятие в этих случаях будет бо­лее адекватным.

Идеализацию недостаточно рас­сматривать просто как нарушение в системе межлич­ностного восприятия. Надо отличать неадекватность восприятия тех или иных черт партнера, с одной сто­роны, и отношение к этим качествам, т. е. оценку их как важных или неважных в структуре личности партнера, терпимых или нетерпимых, сугубо времен­ных или имманентно ему присущих — с другой. Ряд эмпирических исследований показывает, что идеали­зация как нарушение восприятия не может считаться существенной особенностью любовных отношений, по крайней мере стабильных. Что же касается идеализации как иного, более пози­тивного отношения к адекватно воспринимаемым свойствам другого человека, то она играет сущест­венную роль в жизни индивида и в функционирова­нии пары как целого.

Можно предположить, что отношение к кому-то с восхищением, приписывание ему различных экстра­ординарных достоинств обслуживает удовлетворение каких-то важных человеческих потребностей. Как считал Т. Рейк, у человека есть три возможные реакции на осознание своих несовершенств — за­крыть на них глаза, влюбиться в идеал, возненави­деть идеал. Способность к восхищению другим чело­веком, которая составляет важный компонент способ­ности к любви вообще, помогает человеку идти по второму из этих трех путей, что является, несомненно, более продуктивной реакцией, чем первая и третья. Т. е. способность к идеализации является непремен­ным условием личностного роста. Слова “Мне нуж­но на кого-нибудь молиться” свидетельствуют о лич­ностной зрелости поэтического героя Б. Окуджавы и никак не могут быть истолкованы как его неспособ­ность к адекватному построению образа другого че­ловека.

Идеализация способствует и оптимизации отно­шений в паре, вселяя в партнеров уверенность в от­ношении к ним другого человека и повышая их уро­вень самопринятия. В. С. Соловьев, например, считал, что идеализация — это не неправильное, но другое восприятие, при котором влюбленный видит в объекте своей любви не только то, что там есть на сегодняшний день, но и то, что там будет или по крайней мере может быть. На такую возможность указывают и наши эмпирические результаты, приведенные в предыдущем параграфе, — близкий чело­век оценивается в другой системе координат по срав­нению с малознакомым.

Интересно, что в дружеских отношениях именно .ожидание завышенной оценки себя обозначается мо­лодыми людьми как понимание, которое и отличает дружбу от других типов отношений, Не случай­но что, как обнаружила в своем диссертационном исследовании М. А. Абалакина, склон­ность к идеализации партнера свойственна людям с более высоким уровнем личностного развития.

Идеализация может выступать и важным факто­ром формирования отношений. Повышение “ценно­сти” партнера в глазах субъекта служит дополнитель­ным стимулом преодоления трудностей, которые не­избежно возникают в процессе общения. Отметим, что, по данным М. А. Абалакиной, мужчины более склонны к идеализации своих партнеров, чем женщи­ны. Это может быть связано с тем, что традиционно мужчина в любовных отношениях занимает более ак­тивную позицию, чем женщина, должен преодолевать больше трудностей и больше поэтому нуждается в идеализации партнера.

Итак, идеализация не противоречит знанию, зна­ние влюбленным объекта своей любви — это действи­тельно другое и, может быть, более точное знание. Вспомним, что исторически смысл слов “познание” и “любовь” во многих языках был близок.

Предпринимались и попытки эмпирического изу­чения структуры любви. Для иллюстрации назовем работу Р. Хаттисса (147), получившего в качестве составляющих любви, шесть факторов: ува­жение, положительные чувства по отношению к парт­неру, эротические чувства, потребность в положитель­ном отношении со стороны партнера, чувство близо­сти и интимности, чувство враждебности.

Последний из выделенных Р. Хаттиссом факто­ров заслуживает особого внимания. Присутствие не­гативных чувств в синдроме любовных переживаний, хотя и противоречит романтическому канону, пред­ставляется вполне закономерным. Любовные отноше­ния исключительно значимы для их участников, они предполагают тесный контакт между людьми и их взаимную зависимость (хотя бы на бытовом уровне). Объект любви не может в этой ситуации не вызывать время от времени отрицательных чувств, например раздражения. Многие же люди, как показывает психокоррекционная практика, отказываются принять закономерный характер периодического появления отрицательных переживаний и либо оправдывают их, приписывая партнеру даже и не свойственные ему не­гативные проявления, и как следствие проводят пе­реоценку и партнера, и своих с ним отношений, либо вытесняют эти чувства, что, естественно, также имеет деструктивные последствия для отношений в паре. На наш взгляд, факт закономерного проявления вза­имного негативизма на фоне и в рамках любовных отношений достоин широкой популяризации.

Следует остановиться еще на одной структуре, ко­торая-была предложена 3. Рубиным . Он выде­лил в любви привязанность, заботу и интимность (доверие) и создал на основе этой структуры специ­альный вопросник. Дальнейшие ис­следования показали, что фактор интимности (дове­рия) имеет меньше оснований для вхождения в струк­туру любви, чем факторы привязанности и заботы. Распространенность методики 3. Рубина, однако, при­водит к тому, что многие авторы фактически пользу­ются именно предложенной им структурой любви.

Изучение структуры любовных переживаний да­ет определенный градиент в понимании феномена любви, но не отвечает на вопрос о механизме возник­новения этого чувства. Многими авторами база спо­собности к любви виделась в филогенезе человека как существа стадного, выживание которого было возможно лишь в сотрудничестве с себе подобными.

Существование филогенетических корней любви не вызывает сомнений. Они проявились, например, в получившей широкую известность серии исследова­ний Г. Харлоу, который, воспитывая шимпанзе в изоляции от матери, “заменяемой” либо проволоч­ным каркасом с рожком, служившим источником пи­щи, либо таким же каркасом, обтянутым шкурой обезьяны, показал, что удовлетворение потребности в тактильном контакте в раннем детстве является не­обходимым условием формирования в дальнейшем способности к установлению аффективных связей.

К этим результатам примыкают и данные, свиде­тельствующие о роли раннего онтогенеза в формиро­вании способности к любви. Так, Т. Рейк под­черкивал, что, проявляя любовь к матери, ребенок демонстрирует ей, как к нему следует относиться, как бы учит ее на своем примере. (В связи с широкой известностью взглядов по этому вопросу 3. Фрейда мы не останавливаемся здесь на их характеристике. Отметим только, что в его работах идеи филогенети­ческой и онтогенетической обусловленности любви взрослого человека проводятся наиболее последова­тельно.)

Но, на наш взгляд, полностью выводить любовь из филогенеза и раннего онтогенеза нет оснований. Как показал Д. Кэмпбелл, высшие человеческие чувства вообще развиваются не благодаря, а как бы вопреки биологическим законам. Надо найти “чело­веческое” объяснение присущей человеку способно­сти к любви.

Таким обращением для объяснения любви к соб­ственно человеческим феноменам является теория романтической, или страстной, любви, разработанная Э. Уолстер. Эта теория базируется на ряде со­временных теорий эмоций, в которых подчеркивается момент самоинтерпретации своего состояния как со­ставной части эмоционального переживания. Непосредственно эта теория связана с так называемой двухкомпонентной моделью С. Шехтера, согласно которой эмоции возникают лишь при одновременном сочетании двух факторов: физиоло­гического возбуждения и возможностью для субъекта интерпретировать его для себя в терминах эмоций. В ставшем классическим эксперименте, который по­служил основой для создания этой модели, С. Шехтер и Дж. Сингер с помощью инъекции возбуж­дающего препарата в одном случае, и плацебо — в другом, варьировали уровень физиологического воз­буждения респондентов. Особым образом организо­ванная ситуация эксперимента способствовала либо эмоциональному, либо неэмоциональному, сугубо физиологическому, объяснению респондентами своего состояния. Оказалось, что наиболее сильные эмоции переживали те испытуемые, которые были подверг­нуты инъекции возбуждающего препарата и имели возможность объяснить себе свое состояние в эмо­циональном ключе.

Базируясь на представлениях С. Шехтера, Э. Уол­стер предположила, что романтическая любовь воз­никает в определенных ситуациях как наиболее при­емлемое объяснение самому себе состояния своего физиологического возбуждения. Тогда становится по­нятным, что в качестве предпосылок любви могут выступать как положительные, так и отрицательные эмоциональные состояния, например страх. Важно лишь, чтобы они обеспечивали определенный уровень физиологического возбуждения.

Отметим, что связь любви и отрицательных пере­живаний закреплена и в этимологии слов, обозначаю­щих сильные эмоции. Так, слово “страсть” обозна­чает одновременно и чувство любви и (в современ­ном языке, впрочем, довольно редко) страдание. Любовь и смерть, любовь и опасность сосуществуют и на страницах художественных произведений. На­пример, любовь между Ромео и Джульеттой, пред­ставляющая собой один из признанных в европей­ской культуре образцов любовных отношений, раз­ворачивается на фоне смертельной опасности, вызван­ной враждой Монтекки и Капулетти. Реальность опи­санной Шекспиром ситуации была, кстати, подтверж­дена в исследовании Р. Дрисколла и К. Дависа, которые обнаружили, что оппозиция родителей обще­нию молодых людей со своими избранниками явля­ется фактором, способствующим возникновению ро­мантической любви. Правда, вторая часть “эффекта Ромео и Джульетты”, как назвали авторы свои ре­зультаты, состоит в том, что через несколько месяцев инициированные таким “внешним” образом чувства затухают или даже сменяются на противоположные.

Оказалось, что склонность к эмоциональной или;

в нашем случае, “любовной” интерпретации даже важнее, чем наличие состояния возбуждения. Так, в одном из экспериментов испытуемым-мужчинам предъявились фотографии полуобнаженных девушек. В ходе эксперимента испытуемые получали фаль­сифицированную обратную связь относительно ча­стоты ударов своего сердца — в действительности частота выводившихся нэ метроном ударов задавалась экспериментатором. На одну из фотографий “пульс” изменялся. Оказалось, что вне зависимости от направления изменения (учащение или урежение) именно эта фотография вызывала, по данным после­дующих замеров, максимальную аттракцию.

Возможность интерпретации своего состояния как любви связана и с наличием в тезаурусе субъекта оп­ределенных лингвистических конструкций, и с овла­дением правилами их использования. Человек должен знать, какие ситуации следует, а какие не следует интерпретировать тем или иным образом. Это обуче­ние осуществляется и в период раннего онтогенеза, и в течение всей последующей жизни. Наиболее важ­ными же ситуациями такого обучения представляются ситуации, названные Ю. А. Шрейдером ритуальными. Такими по отношению к любви будут ситуации легкого флирта, в которых, с одной стороны, действия партнеров достаточно жестко заданы традициями и нормами их субкультуры, а с другой — остается до­статочная свобода для самовыражения и эксперимен­та. Примером могут быть балы прошлого века, стро­ившиеся, по словам Ю. М. Лотмана как “театрали­зованное представление, в котором каждому элементу соответствовали типовые эмоции”, и одно­временно дававшие возможность для достаточно сво­бодного общения между мужчинами и женщинами. Важной чертой таких ритуальных ситуаций и в про­шлом, и в настоящем является их относительная пси­хологическая безопасность— прямое и резкое отвержение партнера, в этих ситуациях представляет со­бой поведение неконвенциональное и поэтому доста­точно редкое. Это также дает партнерам возможность для своего рода тренировки.

Выявление роли момента самоинтерпретации в ге­незисе чувства любви делает более понятной и отме­чавшуюся многими авторами близость различных ви­дов любви между собой и их взаимную обусловлен­ность. Как говорил А. С. Макаренко, “любовь не мо­жет быть выращена из недр полового влечения. Си­лы “любовной” любви могут быть найдены только в опыте пеполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и же­ну, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей”. По-видимому, эта общность связана с тем, что, хотя объекты любви в течение жизни меняются, сам принцип — объяснение себе своего состояния как любви, а не как, скажем, корыстной заинтересованности, остается неизменным. Если человек в детстве научился такой интерпрета­ции, он будет использовать ее и в принципиально раз­личных ситуациях.

Большинство людей имеют опыт любовных пере­живаний. Так, опрошенные У. Кепхартом сту­денты влюблялись в среднем шесть-семь раз, из них два раза, по выражению респондентов, серьезно. Око­ло половины испытуемых были, хотя бы раз, влюб­лены в двух людей одновременно. В рамках такой инт тенсивности существует, однако, большое разнообра­зие: есть люди с экстраординарно большим роман­тическим опытом, но есть и такие, которые не испы­тывали чувства любви никогда. Есть, по-видимому, определенные личностные особенности, которые спо­собствуют тому, что, говоря языком двухкомпонент­ной модели, люди в разной степени склонны интер­претировать происходящее с ними как любовь.

Долгое время в психологии была популярна мысль . о том, что склонность к любви должна быть связана с выраженностью патопсихологических свойств (ос­нованием для таких гипотез служили представления о любви как о манифестации слабости и дефицитар-ности субъекта — подробнее об этом будет сказано ниже).

Однако факты опровергли такие представления. Например, в работе У. Кепхарта было показано, что ни уровень влюбленности в момент исследования, ни число романов, ни романтические установки не обнаружили в своих средних значениях связи с пато­логическими чертами личности. Крайние же значе­ния этих характеристик, например очень большое число романов или полное их отсутствие, оказались связаны с недостаточным уровнем эмоциональной зрелости.

Наличие такой криволинейной взаимосвязи между интенсивностью романтического поведения, с одной стороны, и уровнем эмоциональной зрелости, с дру­гой, позволяет сделать вывод о том, что в ряде слу­чаев любовь действительно выполняет своего рода защитную функцию — об этом свидетельствует со­четание максимальной интенсивности романтической го синдрома и низкой эмоциональной зрелости. Од­нако, поскольку отсутствие любовного опыта у взрос­лого человека тоже сопровождается низкой эмоцио­нальной зрелостью, достигающей максимума лишь при его возрастании, можно предположить, что лю­бовные переживания являются не помехой, а необхо­димым условием высокого личностного развития.

Склонность к переживанию чувства любви ока­залась связанной с такими чертами, как уровень ро­мантизма и локус контроля, причем экстернальному локусу соответствуют большие значения романтиче­ского поведения; обнаружены и другие зависи­мости. Можно предположить, что связь между склон­ностью к любви и личностными характеристиками опосредуется представлениями людей о желательных и соответствующих их полу, возрасту и другим пара­метрам формах поведения. В проведенном исследовании связи отношения к себе и отношения к другим было обна­ружено, что высокая самооценка сочетается с высо-коинтенсивным романтическим поведением у муж­чин и с низкоинтенсивным — у женщин. Это можно объяснить тем, что нормативный образ “настоящего мужчины” требует значительно большей романтиче­ской активности, чем вообще менее определенный сте­реотип “настоящей женщины”.

Мы рассматривали сейчас личностные корреляты склонности к романтическому поведению. Вопрос же о личностной предрасположенности к сильным и глу­боким любовным переживаниям (склонность к ро­мантическому поведению и способность к глубоким переживаниям — вещи, разумеется, разные) стоит особо. Здесь фактических данных очень мало. Общепринятой является та точка зрения, что высокий уровень принятия себя обеспечивает возможность любви;

к другому человеку. Как говорил 3. Фрейд, “либидо, или либидо “я”, кажется нам боль­шим резервуаром, из которого высылаются привязан­ности к объектам и в который они снова возвраща­ются”. Именно в отношении к самому себе отта­чивается то искусство любви, о котором говорил Э. Фромм.

Явно недостаточны пока и знания того, какие качества делают человека привлекательным не в крат­ковременных (вопрос об этом мы подробно обсужда­ли ранее), а в долговременных любовных отноше­ниях. Есть основания предполагать, что главными детерминантами выступают здесь не отдельные лич­ностные свойства объекта, а его интегральные характеристики, такие, как уровень психического здоровья, самопринятие, компетентность и т. д.

Такая зависимость, кстати, заставляет предпола­гать наличие одной закономерности, с трудом, к со­жалению, поддающейся экспериментальной провер­ке. Субъект с благополучно развивающимися эмо­циональными отношениями получает подтверждение своей самооценке, и общий уровень принятия себя у него возрастает. Это делает его в глазах других лю­дей более привлекательным как партнера в любовных отношениях. Однако сам он в данный момент к ус­тановлению новых эмоциональных связей не склонен. С другой стороны, в период распада близких отноше­ний субъект особенно заинтересован в новой любви, но из-за падения уровня самопринятия вследствие неудач в сфере эмоциональных отношений он становится менее привлекательным. . Привлекательность максимальна, когда она “не нужна”, и минимальна в тот момент, когда потребность в ней выражена на­иболее остро. Интересно, что в большинстве фильмов и литературных произведений о любви описывается иная ситуация — привлекательный герой “свободен” от каких-либо привязанностей и потому готов к ус­тановлению эмоциональных отношений с незнакомым или мало знакомым ему ранее человеком.

Существующие в психологии модели любви резко различаются еще по одному, оценочному, параметру.

Часть авторов говорит о любви как о свидетельстве слабости и несовершенства человека, другие указы­вают на конструктивный характер этого чувства.

К моделям первой группы может быть отнесена, например, теория Л. Каслера. Он считает, что существуют три причины, заставляющие одного человека полюбить другого. Влюбленный человек относится к объекту своей любви крайне амбивалентно. Он од­новременно испытывает к нему и позитивные чувст­ва, например благодарность как к источнику жизнен­но важных благ (прежде всего психологических), и негативные — ненавидит его, как того, кто имеет над ним власть и может в любой момент прекратить под­крепление. Действительно свободный человек, по Л. Каслеру, это человек, не испытывающий любви.

Общей логике подобного пессимистического взгляда соответствуют и некоторые эмпирические данные, свидетельствующие о консерватизме межличностной аттракции, (ее возникновение в соответствии с принципом сходства и т. д.).

Однако, как уже было показано, в некоторых си­туациях аттракция может играть не только консер­вативную, но и конструктивную роль, способствуя расширению знаний человека о мире. Это позволяет предположить, что и высшая форма межличностной аттракции, любовь, может быть описана в более оп­тимистическом духе. Примером является теория А. Маслоу.Любовь психически здорового че­ловека характеризуется, по А. Маслоу, прежде всего снятием тревожности, ощущением полной безопасности и психологического комфорта. Она никак не свя­зана с исходной враждебностью между полами (это положение Маслоу вообще считает ложным). Свою модель он построил на эмпирическом материале — анализе отношений нескольких десятков людей, отобранных по критерию близости к уровню самоак­туализации. Явное и намеренное нарушение репре­зентативности оправдано здесь тем, что задачей ав­тора было описание не статистической нормы, а нор­мы возможности.

Любовь в описании А. Маслоу резко отличается от тех феноменов, которые наблюдают, используя то же название, другие исследователи. Так, с его точки зрения и по его данным, удовлетворенность психоло­гической и сексуальной стороной отношений у членов пары с годами не уменьшается как обычно, а увели­чивается. Вообще, увеличение срока знакомства парт­неров оказывается связанным с ростом удовлетворен­ности. Партнеры испытывают постоянный и растущий интерес друг к другу, заинтересованность в делах друг друга и т, д. Они очень хорошо знают друг дру­га, в их отношениях практически нет элементов иска­жения восприятия, свойственного романтической люб­ви. Им удается сочетать трезвую оценку другого, осо­знание его недостатков с полным принятием его та­ким, какой он есть, что и является основным факто­ром, обеспечивающим психологический комфорт. Они часто любили и оказались влюблены в момент обсле­дования. Они не стесняются своих чувств, но в то же время сравнительно редко употребляют слово любовь для характеристики отношений (по-видимому, это связано с высокими критериями в межличностных от­ношениях). Сексуальные связи доставляют испыту­емым А. Маслоу очень большое удовлетворение, и они всегда связаны у них с близким эмоциональным кон­тактом. При отсутствии психологической близости они в сексуальную связь не вступают. Интересно, что, хотя секс играет большую роль в отношениях обследованных А. Маслоу пар, они легко переживают фрустрацию сексуальной потребности. Отношения этих людей подлинно равноправны, у них нет разде­ления на мужские и женские роли, нет двойных стан­дартов и других предрассудков. Они хранят верность друг другу, что проявляется, как в повседневной жиз­ни, например, в отсутствии супружеских измен, так и в период трудностей и болезней. По выражению А. Маслоу, болезнь одного становится болезнью обоих.

Описанная А. Маслоу ситуация может быть ил­люстрацией одной важной особенности любви, кото­рая, в идеале всегда должна присутствовать в любов­ных отношениях. Фактически, устойчивая долговре­менная любовь есть всегда любовь несмотря на недо­статки, несовершенства партнера, как бы вопреки им. Длительное и близкое общение не дает человеку возможности не видеть отрицательных качеств партнера — согласно обыденной логике, выводящей лю­бовь и симпатию из наличия у объекта экстраорди­нарных достоинств, это делает любовь невозможной. Умение же принимать окружающих, характерное для психически здоровых людей, позволяет им сохранить чувство любви несмотря на осознание объективных несовершенств друг друга.

III. Заключение

Говоря о любви, крайне трудно отделить любовь как субъективное переживание, оценку своих отно­шений с другим человеком от любви как специфиче­ского процесса взаимоотношений с ним. Интимный характер любви, малодоступность ее для изучения неизбежно приводят к. фрагментарности наших зна­ний об этом явлении. Тем не менее можно сказать, что понятие “любовь” репрезентирует для большин­ства людей определенную психологическую реаль­ность, не смешивается с другими близкими понятия­ми. Выделены различные типы любви и структуры любовных переживаний. Склонность к переживанию чувства любви связана с рядом личностных харак­теристик субъекта, в частности, с высоким уровнем самопринятия. Опыт любви и любовных отношений является необходимым условием высокого личностно­го развития. Включение когнитивного компонента в феномен страстной, или романтической, любви, роль вербальных структур в любовных переживаниях де­монстрируют социокультурную обусловленность любви.

IV. Материалы тестов

Испытуемый:

Сергей Петрович

20 лет

рабочий на бензоколонке

не женат

Тест 1 Работоспособность

Состояние здороиья хорошее, занятие спортом даст хорошие результаты.

Тест 2 Ценити ли вы свое здоровье

Слишком щадит себя. Думает, что поздно заботится о соем здоровье.

Тест 3 Нервность

Раздражается лишь от очень неприятных вещей.

Тест 4 тест Айзенка

Интроверт-холерик.

Тест 5 Как ваше здоровье

Ведет здоровый образ жизни, здоровье не внушает опасения

Тест 6 Коммуникабельность

Замкнут, неразговорчив, предпочитает одиночество

Тест 7 Мотивация к успеху Т. Элерсом

Средний уровень мотивации

Тест 8 Деловые качества

Заботлив, внимателен, не пускает на самотек свои дела

Тест 9 Конфликтность

Не любит конфликты, старается их избежать.

Тест 10 Напористость

Среднее значение

Тест 11 Уверенность в себе Рейдас

Среднее значение уверенности

Выводы: В ряде тестов получены средние значения, что соответствует реальности. Во всех случаях тесты не противоречат ни другим тестам, ни реальности

V. Литература

1. Андреева Г. М. “Социальная психология” М., 1980

2. Благонадежина Л. В. “Эмоции и чувства” М., 1970

3. Изард К. “Эмоции человека” М., 1986