О смысле жизни

«О смысле жизни и смерти в духовном опыте человека» Содержание:

1. Проблемы жизни, смерти и бессмертия с точки зрения идеалистов.
2. Проблемы жизни, смерти и бессмертия с точки зрения материалистов.

3.Заключение

«Самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет.»

Эпикур

Лукреций Кар связывает проблемы роста и старения человеческого тела, его смертность с наличием души. Он пишет:

«Силы души одновременно с телом всегда возрастают...

Поэтому вечных мук после смерти все люди страшатся,*1

Так как природу души совершенно не ведают люди;

В чреве ль родится она иль внедряется после рожденья ?

Гибнет ли наша душа, от тела по смерти ?

В Оркуса мрак ли нисходит, в пустых ли витает пространствах

Или по воле богов переходит в различных животных,*2

......если душа по природе бессмертна,

Если она внедрена в наше тело при самом рожденьи,

То от чего мы не можем припомнить, что было с ней раньше,

И не храним никакого следа ее прошлых деяний ?

Если в такой уже степени свойства души изменились,

Что от прошедшего всякая память изгладилась вовсе,

То, на мой взгляд, недалеко она и от смерти блуждает.

Вследствие этого должно признать, что прошедшие души,

Умерли, те же, что ныне живут, рождены были снова.

...Тесно связуется наша душа со всем телом,

Жилами, сердцем, костями....

...При тяжких страданиях тела и дух наш порою

Столку сбивается: он начинает безумствовать, бредить.

...Возмущается дух и душа...и силы

Их рассеиваются врозь и дробятся от яда болезни.

Следует, значит, признать нам, что духа природа телесна,

Так как стрелы пораненье ему причиняет страданье.

...Дух и душа тесно связаны вместе

Между собой и одно существо из себя представляют.

...Душа, силой духа

Будучи потрясена, повергает на землю все тело.

Если тело, разрушившись или же сделавшись дряблым,

уже сдерживать больше не может

Душу, которая в нем заключается, будто в сосуде,

Как допустить, чтобы мог ее сдерживать воздух тот самый,

Что по сравнению с телом является более редким ?

То, что наш дух можно вылечить, так же как тело больное,

И поддается искусству врачебному он, как мы видим,

Предзнаменует, что он обладает природою смертной.

Если душа уже в теле подвержена стольким болезням

И, угнетенная, в этаком виде печальном влачится,

Как же поверить, что в воздухе вольном, лишенная тела,

Эта душа удержаться могла среди ветров могучих ?

....Вместе с телом родится душа....

Вместе растет и под бременем старости вместе же гибнет.»

Признавая наличие души, Лукреций Кар отвергает ее бессмертие. В его понимании душа смертна, так же, как и человеческое тело. Она материальна, имеет некоторый вес и подвержена болезням. Лукреций Кар пытается выяснить природу души для того, чтобы на основе своих знаний разрушить страх смерти.

Приближение смерти, страх перед ней Цицерон, например, разрушает обещанием вечной жизни:

«...О. сколь жалок старик, если он за всю свою долгую жизнь не понял, что смерть надо презирать! Смерть либо надо полностью презирать, если она погашает дух, либо ее даже надо желать, если она ведет его туда, где он станет вечен.3 Ведь ничего третьего, конечно быть не может. Чего же бояться мне, если после смерти я либо не буду несчастен, либо даже буду счастлив ? ......Ведь когда этот конец наступает, то оказывается, что все прошлое уже утекло: Остается только то, что ты приобрел своей доблестью и честными поступками; уходят часы, дни, месяцы и годы, и прошедшее время не возвращается никогда, а что последует дальше мы знать не можем. Сколько времени каждому дано прожить, тем он и должен быть доволен. Ведь актер, чтобы иметь успех, не должен играть во всей драме: для него достаточно заслужить одобрение в тех действиях, в которых он выступал; так же и мудрецу нет надобности дойти до последнего «Рукоплещите».4 Ведь даже краткий срок нашей жизни достаточно долог, чтобы провести жизнь честную и нравственно-прекрасную; но если она продлится еще, то не надо жаловаться на то, что после приятного весеннего времени пришли лето и осень; ведь весна как бы означает юность и показывает , каков будет урожай, а остальные времена года предназначены для жатвы и для сбора плодов. И этот сбор состоит в старости, как я говорил уже не раз, в полноте воспоминаний и в благах, приобретенных ранее. Ведь по истине все то, что совершается сообразно с природой, надо относить к благам, Что же так сообразно с природой, как для стариков смерть? Она поражает и молодых людей, но природа этому противодействует и сопротивляется. Поэтому молодые люди, мне кажется, умирают так, как мощное пламя гасится напором воды, а старики - так, как сам собою, без применения усилий, тухнет догоревший костер; и как недозрелые плоды можно срывать с деревьев только насильно, а спелые и созревшие опадают сами, так у молодых людей жизнь отнимается насилием, а у стариков - увяданием. Именно это состояние, мне, право, столь приятно, что, чем ближе я к смерти, мне кажется, будто я вижу землю и наконец из дальнего морского плавания приду в гавань.

...Лучше всего оканчивать жизнь в здравом уме и с ясными чувствами, когда сама природа постепенно ослабляет скрепы, ею созданные. Как разрушить корабль, как разрушить здание легче всего тому кто их построил, так и человека легче всего уничтожает все та же природа, которая его склеила; ведь всякая склейка, если она недавняя, разрывается с трудом, а если она старая, то легко. Из этого следует, что старики не должны ни жадно хвататься за эту часть жизни, оставшуюся им, ни покидать ее без причины.5...Энний сказал, пожалуй лучше 6:

Ни почитайте меня ни слезами , ни похоронным

Воплем...

Он не находит нужным оплакивать смерть, за которой должно последовать бессмертие.

Ведь какое-то чувство умирания может быть у человека; длится же оно не долго, особенно у старика; но после смерти чувство либо желательно, либо отсутствует вовсе. Все это мы должны обдумать еще в молодости, чтобы могли презирать смерть; без такого размышления быть спокоен душой не может быть никто; ведь умереть нам, как известно, придется, - быть может, даже сегодня.7

»

Иной точки зрения по вопросу смысла жизни и смерти придерживается философ М.Монтень. Он утверждает : «Размышлять о смерти - значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь - не зло.

Смерть не только избавление от болезней, она - избавление от всякого рода страданий.

Презрение к жизни нелепое чувство, ибо в конечном счете она - все, что у нас есть, она - все наше бытие... Тот, кто хочет из человека превратиться в ангела, ничего этим для себя не достигнет, ничего не выиграет, ибо раз он перестает существовать, то кто же за него порадуется и ощутит это улучшение ?

...Каких только наших способностей нельзя найти в действиях животных ! Существует ли более благоустроенное общество, с более разнообразным распределением труда и обязанностей, чем у пчел ? Можно ли представить себе, чтобы это столь налаженное распределение труда и обязанностей совершалось без участия разума, без понимания ?...

Все сказанное мною должно подтвердить сходство между положением животных, связав человека со всей остальной массой живых существ. Человек не выше и не ниже других...

Когда Платон распространяется... о телесных наградах и наказаниях, которые ожидают нас после распада наших тел... или когда Магомет обещает своим единоверцам рай, устланный коврами, украшенный золотом и драгоценными камнями, рай в котором нас ждут девы необычайной красоты и изысканные вина и явства, то для меня ясно, что это говорят насмешники, приспособляющиеся к нашей глупости... Ведь впадают же некоторые наши единоверцы в подобное заблуждение...

Вместе с Эпикуром и Демокритом, взгляды которых по вопросу о душе были наиболее приняты, философы считали, что жизнь души разделяет общую судьбу вещей, в том числе и жизни человека; они считали, что душа рождается так же, как и тело; что ее силы прибывают одновременно с телесными; что в детстве она слаба, а затем наступает период зрелости и силы, сменяющийся периодом упадка и старостью...

.. Поразительно, что даже люди, наиболее убежденные в бессмертии души, которое кажется им столь справедливым и ясным, Оказывались все же не в силах доказать его своими человеческими доводами...

Признаем чистосердечно, что бессмертие обещают нам только бог и религия; ни природа, ни наш разум не говорят нам об этом.»

Основоположник утопического социализма Р.Оуэн прелагает укреплять в человеке любовь к жизни, а страх смерти побеждать знанием законов природы и плодотворной работой. Он пишет:

«Вместо того чтобы воспитывать человека в страхе смерти (а это вопрос воспитания) , надо учить людей смотреть на нее прямо, т.е. как на всеобщий закон природы, неустранимый, и по всей вероятности, не только необходимый, но, возможно, и весьма благодетельный в своих конечных последствиях для всего, что обладает жизнью. Поэтому надо с раннего детства знакомить людей со всем касающимся известных нам законов, которые непосредственно воздействуют на самого человека и на его род, и воспитывать людей так, чтобы они не боялись неизбежного, и даже радовались, что, испытав одну жизнь, преисполненную разумного счастья, они после своего распадения переживут бесконечный ряд обновлений в виде усовершенствованного существования. Таким образом, вместо того чтобы бесцельно и неразумно отравлять жизнь и разрушать возможности разумно пользоваться ею, каждую такую жизнь можно сделать в высшей степени сознательной, интересной и полной высоких радостей.»

Р.Оуэн рассматривает жизнь не просто как движение к смерти он пытается определить и ее смысл.

М. Монтень сказал : « Жизнь сама по себе - ни благо, ни зло : она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.»

З.Фрейд пишет так: « Вопрос осмысле человеческой жизни ставился бесчисленное количество раз; на этот вопрос никогда не было дано удовлетворительного ответа, и возможно, что таковой вообще заповедан. Некоторые из вопрошавших добавляли: если бы оказалось, что жизнь не имеет никакого смысла, то она потеряла бы для них и всякую ценность, но эти угрозы ничего не меняют. Скорее можно предположить , что мы вправе уклониться от ответа на вопрос. Предпосылкой его постановки является человеческое зазнайство, со многими другими проявлениями которого мы уже сталкивались. О смысле жизни животных не говорят, разве только в связи с их назначением служить людям. Но и это толкование не состоятельно, так как человек не знает, что делать со многими животными, если не считать того, что он их описывает, классифицирует и изучает, да и то многие виды животных избежали и такого применения, так как они жили и вымерли до того, как их увидел человек. И опять-таки только религия берется ответить на вопрос о цели жизни. Мы едва ли ошибемся, если придем к заключению, что идея о цели жизни существует постольку, поскольку существует религиозное мировоззрение.

Поэтому мы займемся менее претензионным вопросом: каковы смысл и цели жизни людей, если судить об этом на основании их собственного поведения : чего люди требуют от жизни и чего стремятся в ней достичь ?

Трудно ошибиться отвечая на этот вопрос: люди стремятся к счастью, они хотят стать и пребывать счастливыми. Это стремление имеет две стороны, положительную и отрицательную цели: отсутствие боли и неудовольствия, с одной стороны, переживание сильных чувств наслаждения - с другой. В узком смысле слова под «счастьем» подразумевается только последнее. Сообразно этой двойственной цели человеческая деятельность протекает в двух направлениях, в зависимости от того, какую из целей - преимущественно или даже исключительно - она стремится осуществить.

Таким образом, как мы видим, просто определяется программой принципа наслаждения. Этот принцип главенствует в деятельности душевного аппарата с самого начала; его целенаправленность не подлежит никакому сомнению, и в то же время его программа ставит человека во враждебные отношения со всем миром, как с микрокосмосом, так и с макрокосмосом. Такая программа неосуществима, ей противодействует вся структура вселенной; можно было бы даже сказать, что в плане «творения» отсутствует намерение сделать человека «счастливым». То, что понимается под счастьем в строгом смысле этого слова проистекает скорее из внезапного удовлетворения потребности, достигшей высшей напряженности и по своей природе возможно лишь как эпизодическое явление.8 Продолжительность ситуации, к созданию которой так страстно стремится принцип наслаждения, дает лишь чувство прохладного довольства; мы так устроены, что можем интенсивно наслаждаться только контрастом и весьма мало - самим состоянием.9 Таким образом, возможности для нашего счастья ограничены уже самой нашей структурой. Значительно менее трудно испытать несчастье. Страдания угрожают нам с трех сторон: со стороны нашего собственного тела, судьба которого упадок и разложение, не предотвратимые даже сигналами боли и страха; со стороны внешнего мира, который может обрушить на нас могущественные и неумолимые силы разрушения, и, наконец, со стороны наших взаимоотношений с другими людьми. Страдания, проистекающие из этого последнего источника, мы, быть может, воспринимаем более болезненно, чем любые другие; мы склонны их рассматривать как в какой-то мере излишний придаток, хотя они не в меньшей степени Фатальны и неотвратимы, чем страдания, проистекающие из других источников.

Не приходится поэтому удивляться, что под давлением этих угрожающих людям страданий, их требования счастья становятся более умеренными; так же как и сам принцип наслаждения трансформируется под влиянием внешнего мира в более скромный принцип реальности, так как человек считает себя уже счастливым, когда ему удается избежать несчастья, превозмочь страдания, когда вообще задача устранения от страдания оттесняет на второй план задачу получения наслаждения. Размышление нам подсказывает, что для разрешения этой задачи можно пробовать идти самыми разнообразными путями; все эти пути рекомендовались различными школами житейской мудрости и были людьми исхожены.

...Религия затрудняет эту проблему выбора и приспособления те, что она всем одинаково навязывает свой путь к счастью и к защите от страдания. Ее методика заключается в умалении ценности жизни и в химерическом искажении картины реального мира, что предполагает предварительное запугивание интеллекта. Такой ценой, путем насильственного закрепления психического инфантилизма и включения в систему массового безумия, религии удается спасти многих людей от индивидуального невроза. Но едва ли больше; как уже сказано, к счастью ведут многие доступные человеку пути, хотя ни один из них не приводит к цели наверняка. Не может выполнить своих обещаний и религия. Когда верующий в конце концов принужден ссылаться на «неисповедимые пути Господни», он этим только признает, что в его страданиях, в качестве последнего утешения и источника наслаждения, ему остается лишь безоговорочное подчинение. Но если он к этому уже готов, то, вероятно, мог бы и миновать окольные пути.»

Рассматривать проблему смысла жизни лишь как стремление человека к счастью либо слишком широко, либо односторонне, так как процессу существования человека сопутствует его деятельность. И она вполне может составить смысл жизни многих людей. В.С.Соловьев в своей работе «Нравственный смысл жизни в его предварительном понятии» рассматривает еще один аспект этого вечного вопроса - нравственный. Он пишет:

«Есть ли у нашей жизни вообще какой-нибудь смысл ? Если есть, то имеет ли он нравственный характер, коренится ли он в нравственной области ? И если да, то в чем он состоит, какое ему будет верное и полное определение ? Нельзя обойти этих вопросов, относительно которых нет согласия в современном сознании. Одни отрицают у жизни всякий смысл, другие полагают, что смысл жизни не имеет ничего общего с нравственностью, что он вовсе не зависит от наших должных или добрых отношений к Богу, к людям и ко всему миру; третьи, наконец, признавая значение нравственных норм для жизни, дают им весьма различные определения, вступая между собою в спор, требующий разбора и решения.

Ни в каком случае нельзя считать такой разбор лишним. При настоящем положении человеческого сознания даже те немногие, которые уже владеют твердым и окончательным решением жизненного вопроса для себя, должны оправдать его для других: ум, одолевший собственные сомнения, не делает сердце равнодушным к чужим заблуждениям...

Между отрицателями жизненного смысла есть люди серьезные: это те, которые свое отрицание завершают делом - самоубийством; и есть несерьезные, отрицающие смысл жизни лишь посредством рассуждений и целых мнимофилосовских систем. Ясно, что смысл не может совпадать с произвольными и изменчивыми требованиями каждой из бесчисленных особей человеческого рода. Если бы совпадал, то был бы бессмыслицей, т.е. его вовсе бы не было. Следовательно, выходит, что разочарованный и отчаявшийся самоубийца разочаровался не в смысле жизни, а как раз наоборот - в своей надежде на бессмысленность жизни: он надеялся на то, что жизнь будет идти, как ему хочется, будет всегда и во всем лишь прямым удовлетворением его слепых страстей и произвольных прихотей, т.е. будет бессмыслицей, - в этом он разочаровался и находит, что не стоит жить. Но если он разочаровался в бессмысленности мира, то тем самым признал в нем смысл.

...Если бы жизнь с ее добрым смыслом от века и разом вылилась в одну неизменно пребывающую форму, - о, тогда, конечно, не о чем было бы разговаривать, никаких задач для ума не было бы, а был бы только один вопрос для воли: принять или отвергнуть безусловно то, что безусловно дано...

Моральный аморфизм, сводит все к нам самим, к нашему сознанию и нашей деятельности. Жизнь для нас есть только наша душевная жизнь, и добрый смысл жизни заключается только во внутренних состояниях отдельных существ и в тех действиях и отношениях, которые отсюда прямо и непосредственно происходят. Этот внутренний смысл и внутреннее добро присущи всякому от природы, но они подавляются, искажаются и превращаются в бессмыслие и зло благодаря различным историческим формам и учреждениям: государству, церкви и культуре вообще. Раскрывая глаза всех на такое положение дела, легко убедить их отказаться от этих бедственных извращений человеческой природы, которые крайним своим выражением имеют такие принудительные учреждения, как суд, войско и т.п. Все это держится злонамеренным обманом и насилием меньшинства, но главным образом зависит от непонимания и самообольщения большинства людей, употребляющих при том разные искусственные средства для притупления своего разума и совести, как вино, табак и т.п.

Я указал два крайних нравственных заблуждения, противоположных друг другу: доктрину самоотрицания человеческой личности перед историческими формами жизни, принятыми как внешний авторитет и доктрину самоутверждения человеческой личности против всяких исторических форм и авторитетов.

Два противоположных воззрения совпадают в том, что оба берут добро не по существу, не в нем самом, а связывают с актами и отношениями, которые могут быть и добрыми, и злыми, смотря по тому, чем они внушаются, чему служат.

Нравственный смысл жизни первоначально и окончательно определяется самим добром, доступным нам внутренне через нашу совесть и разум, поскольку эти внутренние формы добра освобождены нравственным подвигом от рабства страстям и от ограниченности личного и коллективного себялюбия....»

Заключение

Разрешение вопроса жизни, смерти и их смысла находится на уровне создания вечного двигателя. Нет всеобщего, единственного и неоспоримого решения. Задачу эту каждый вольно или невольно решает сам. Так каждый проходит свой жизненный путь от первого дня и до последнего сам, и никто его не может заменить. Любая теория, либо собственная ошибка могут только скорректировать ранее намеченное движение и только. Поэтому легче всего согласиться с высказыванием Окутагава Рюноскэ : «Человеческая жизнь похожа на коробку спичек. Обращаться с ней серьезно - смешно. Обращаться несерьезно - опасно».

Рождение и смерть есть две неотъемлемые части единого целого, т.е. жизни. Рождение для нас уже пройденный этап, к смерти же хотелось бы отнестись в соответствии с мудрым высказыванием Сенеки: «Смерть не есть зло. - Ты спросишь что она такое ? - Единственное, в чем весь род людской равноправен.»

Список использованной литературы :

1.Оуэн Р. Книга о новом нравственном мире. Утопический социализм.

Хрестоматия. М.,1982. С. 328

2.Соловьев В.С. Нравственный смысл жизни в его предварительном

понятии. Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева. Спб.,

1903 Т.7.С. 5-20

3.Фрейд З. Неудовлетворенность культурой. Избранное. Лондон, 1969.

С. 267-269

4.Лукреций Кар. О природе вещей. М.,1933. С79,6,78,73,65,64,72,74.

5.Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.,1975. С.24-26

6.Мотень М. Опыты Кн.11. М., Л., 1958. С. 27,30,146,151,219,220,260

7.Луцилий Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Кем.

кн. изд.,1986. С.47,120,255.

8.Разум сердца. М., Издательство политической литературы.1989.

Бывает больно и обидно,

Что мы кому-то не нужны,

Но женщинам ссудили видно

Страдать от черствости мужчин.

Они могучи и красивы... снаружи,

Ну , а там внутри: лишь старый тапок,

Кислый ужин

И три стиха..., но все в пыли!

Так и живем : осознавая, борясь,

Себя же убеждая,

И этим же опять гордясь .. ?!

Проходит жизнь почти пустая,

Лишь пара дочек удалась.

1 Недостаточность знаний о душе оказывается основанием для страха перед смертью. В качестве довода этой недостаточности Лукреций Кар приводит несколько гипотез о судьбе души после смерти.

2 Эту весьма распространенную гипотезу о переселении души, встречающуюся у пифагорейцев, Эмпедокла и др., ярко излагал римский поэт Энний.

3 Ср.: Цицерон. О дружбе. 14; Тускуланские беседы. 1. 26, 117. -88

4 Таким обращением к зрителям оканчивются все дошедшие до нас комедии Плавта и Теренция. Ср., Гораций. Наука поэзии. 155; Светоний. Божественный Август. 99; Квинтилиан. Обучение оратора. У1.1.52. - 89

5 Имеется ввиду отрицательное отношение стариков к самоубийству

6 Энний.Эпиграммы.фр.17 сл. Фален. Перевод В.И.Модестова. Ср.: Тускуланские беседы.1,34,117.-90

7 Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы. 1. 14; 91; У. 15.-90

8 На более низком уровне то же говорит Вильгельм Буш в «Набожной Елене»: «У кого заботы, у того и алкоголь».

9 Гете даже предупреждает : «Ничто нас так не тяготит, как вереница хороших дней». Тем не менее это, может быть, все же преувеличение.