Изобразительное искусство в поэзии Державина

Гаврила Романович Державин - поэт 18 века. Верной характеристикой данного столетия служат слова Радищева, что оно было “безумно и мудро” . В России шли в жизнь идеи, зародившиеся во Франции, возвышавшие человеческие личности, был рост национального подъема, промышленности, науки и просвещения.

Поэзия Державина своей основной темой берет человека. В этом заключены ее новаторское значение и сила влияния на последующее развитие литературы. Описания у Державина столь подробны и живописны, как голландские и фламандские художники 17 века, изображавшие на своих натюрмортах плоды, дичь и вино, играющее в хрустале. “…роскошь, прохлады, пиры, казалось, составляли цель и разгадку жизни.

Со всеми своими благоразумными толками об “умеренности” Державин невольно, может быть часто бессознательно, вдохновляется восторгом при изображении картин такой жизни…” – писал Белинский. Державин пишет о людях, о своем к ним отношении, и в его стихах личность автора не скрывается в тени, а выходит на первый план. В стихах появляется сам Державин, он выступает со своими собственными мыслями, делами, заботами, как друзьями, так и врагами, живые образы в образы поэзии – это большой шаг в сторону развития русской реалистической поэзии.

В поэзии Державин создал свой собственный образ – образ поэта, неподкупного борца за правду, смело разговаривающего с царями, не боящегося говорить сильным мира сего даже самые неприятные истины. Многие оттенки настроений поэта, отзвуки его личной жизни можно найти почти в каждом стихотворении. Они являются фактами биографии Державина и сохраняют с ней теснейшую связь.

Державин описал созданный автопортрет в стихотворении “Тончию” (1801) :

Иль нет: ты лучше напиши

Меня в натуре самой грубой,

В жестокий мраз, с огнем души,

В косматой шапке, скутав шубой,

Чтоб шел, природой лишь водим,

Против погод, волн, гор кремнистых,

В знак, что рожден в странах я льдистых,

Что был прапращур мой Багрим.

Именно таким художник Тончи и написал Державина – сидящим на скале среди снежного поля, в шубе и шапке, и этот портрет получил наибольшую известность.

Также портреты Державина пишет художник Боровиковский.

Ранний портрет поэта (не позднее 1793 года) , известный по гравюре Гейзера, создает необыкновенно живой и правдивый образ поэта, несмотря на то, что Державин изображен в официальном костюме – мундире правителя наместничества.

Маленький портрет в круге относится, возможно, к концу 1794 или к началу 1795 года. Несколько небрежная, как бы незаконченная манера письма позволяет думать, что портрет первоначально предназначен для перевода в гравюру.

Пейзажный фон этого портрета не вполне удачно связан с фигурой, он не очень гармонирует и с обликом Державина в чиновном мундире, украшенном орденскими знаками, с указующим жестом руки. Отчасти эта противоречивость образного строя объяснялась характером самой модели.

Прямой и правдолюбивый, в высшей степени наделенный сознанием своего человеческого достоинства и чести, Державин не был лишен простодушного тщеславия и склонен был преувеличивать значение собственной служебной деятельности.

Это твердое сознание неотделимости своего существования и долга как человека от интересов сословного государства сказалось не только в оттенке официальности выше рассмотренного поэта, но и на художественной концепции прекрасного небольшого изображения 1795 года.

В лице Державина, вылепленном правдиво и строго, есть та простота и грубоватость, в которых угадывается трудная жизненная школа, пройденная писателем, его неуживчивый и “нельстивый нрав” . Исполнена выразительности и твердая осанка Державина, представленного в кабинете у стола на фоне полок с книгами. Левая часть интерьера сокрыта зеленой драпировкой, образующей фон для фигуры Державина в светло-синем сенаторском мундире и с орденом на красноватой ленте.

Рука демонстративно указывает на бумаги и рукописи, лежащие на столе. На них отчетливо читаются надписи: “опре(деление) общего собрания” , “доп(рошен) ” , “неви(нность) и название прославленной державинской оды “Бог” . Слева видна картина с изображением моря с кораблем. В объяснениях оды “К Меркурию. В новый 1794 год” Державин пишет по поводу слов “среброчешуйну океану” : “под сим изображается мореходство, приносящее богатство” . Поэт намекает здесь на свое назначение 1 января 1794 года президентом коммерц-коллегии. В портрете картина с силуэтом корабля на море также должна указывать на занятие Державина по части государственной коммерции, в то время как деловые бумаги и рукописи на столе – на его деятельность в сенате и как на поэта.

Боровиковскому надлежало, таким образом, не просто запечатлеть неповторимую личность Державина, но и рассказать о важности исполняемых им обязанностей. Показывая значительность его фигуры как государственного деятеля и поэта, художник прибегал к языку иносказаний и атрибутов, т.е. к тем опосредствованным приемам характеристики, которые применялись всякий раз, когда требовалось возвеличить портретируемого, создать его парадное изображение.

Во время службы в Петербурге, Державин сближается с литераторами и входит в дружеский литературный кружок, душой которого был Н. А. Львов. Интересы таких поэтов, как Капнист, Хемницер оказались близкими Державину. Поэты сблизились на почве недовольства существующей поэзией. Они были заняты поисками путей создания самобытной оригинальной поэзии. Многие поэты, связанные с Сумароковым, утрачивали вкус к оде и пытались найти себя в других жанрах. Херасков трудился над созданием героической поэмы “Россияда” , которую создал в 1779 году. Богданович плодотворно работал над шутливой поэмой “Душенька” . Княжнин все силы отдавал драматургии. Львов пропагандировал в дружеском кружке народную песню.

К 1790 году он выпустил специальный сборник русских народных песен (в него вошло, кроме нескольких позднего происхождения мелодий, большое количество подлинных произведений народного певческого искусства) , руководствуясь желанием понять неповторимое своеобразии этих старинных творений народа, в простом и строгом гармоническом складе которых он усматривал общность с древнегреческими песнопениями. В ближайшие за тем годы Львов создает собственные поэмы в народном духе (“Русской” , 1791; “Добрыня” , 1796) , где не только заимствует отдельные образы и мотивы былин, но и пытается применить принципы народного “вольного” стихосложения, которое, по его мнению, ближе, чем классические формы стиха, подходит к особенностям русского языка и может внести в современную поэзию “больше гармонии, разнообразия и выразительных движений” . Подобные искания были присущи и Радищеву (“Бова” , 1798-99) . Они увлекли и Капниста, который в начале 1790-х годов задумал перевести безрифменными стихами оссиановскую поэму “Картон” , а впоследствии отстаивал правомерность употребления “размеров простонародной песни” для перевода “Илиады” Гомера.

Написанные Державиным в конце 1770-х годов стихотворения выдвинули его на первое место в кружке. В атмосфере недовольства традиционной поэзией, сочувствия друзей и родились три оды Державина в 1779 году (“Ода на смерть князя Мещерского” и ода “Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока” ) . Державин принялся осваивать оду для воспроизведения окружающего мира – человека и окружающей его природы. С приходом Державина действительность начала свое вторжение в высокую поэзию.

В 1805 году, подводя итоги сделанному, Державин записал, что его поэзия есть “истинная картина натуры” .

В 1782 году Державин пишет оду “Фелица” . Напечатанная в начале следующего года в журнале “Собеседник любителей российского слова” , она стала литературной сенсацией, этапом в развитии русской поэзии. По жанру это была как бы типичная похвальная ода. Еще один, никому не известный поэт хвалил Екатерину II, но “хвала” была неслыханно дерзкой, не традиционной, и не она, а что-то другое оказалось содержанием оды, и это другое вылилось в совершенно новую форму. Успех оды Державина – в отступлении от правил, от следования образцам; он не берет “взаймы” восторг, но выражает свои чувства в оде, посвященной императрице.

Под именем Фелицы Державин изобразил императрицу Екатерину II. Поэт использует имя Фелицы, упомянутое в сочиненной императрицей для своего внука Александра “Сказка о царевиче Хлоре” , которая была напечатана в 1781 году. Содержание сказки дидактично. Киргизский хан похитил русского царевича Хлора. Желая испытать его способности, хан дает царевичу задание найти розу без шипов (символ добродетели) . Благодаря помощи ханской дочери Фелицы (от латинского felicitos – счастье) и ее сына Рассудка Хлор отыскивает розу без шипов на вершине высокой горы.

Образ Фелицы отличается у Державина многоплановостью.

Державин в “Фелице” создает не официальный, условный и отвлеченно-парадный образ “монарха” , а рисует тепло и сердечно портрет реального человека – императрицы Екатерины Алексеевны, со свойственными ей как личности привычками, занятиями, бытом, он славит Екатерину, но похвала его не традиционна. В оде появляется образ автора (татарский мурза) – по сути он изображал не столько Екатерину, сколько свое отношение к ней, свое чувство восхищения ее личностью, свои надежды на нее как на просвещенную монархиню. Это личное отношение проявляется и к ее придворным: они не очень нравятся ему, он смеется над их пороками и слабостями – и в оду вторгается сатира. По законам классицизма недопустимо смешение жанров: бытовые детали и сатирические портреты не могли появляться в высоком жанре оды. Но Державин и не соединяет сатиру и оду – он преодолевает жанровость. И его обновленная ода только чисто формально может быть отнесена к данному жанру оды: поэт пишет просто стихи, в которых свободно говорит обо всем, что подсказывает ему его личный опыт, что волнует его разум и душу.

“…Истинный поэт находит в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону, его дело наводить на все живые краски, привязывать ко всему остроумную мысль… показывать оттенки, которые укрываются от глаз других людей…” (Карамзин, “Аониды” ) .

Эти то “обыкновенные вещи” и “оттенки” природы и увлекали сейчас все более Державина. Воспевание радостей жизни, картины семейного частного быта и яркие образы природы наполняют его поэзию, определяют новое направление в его творчестве.

В произведениях поэта Державина и художника Боровиковского сходен колорит.

Боровиковский в своем произведении – портрете Екатерины II также запечатлевал “обыкновенную” сцену и подлинную, невыдуманную природу.

Он представил императрицу пожилой женщиной в теплом салопе, идущей по аллее царскосельского парка в сопровождении левретки. Насколько все изображенное соответствовало действительности и было порождено реальными впечатлениями от жизни, подтверждают стихи с описанием быта Царского села и объяснения к ним Державина.

Летом 1793 года поэт жил в качестве секретаря Екатерины в Царскосельском Дворце.

Под вечер, пишет он о себе в третьем лице, Державин “вышел в Сад, где по обыкновению в сем часу нашел императрицу прогуливающейся. Она под тению дерев сидела, несколько задумавшись” .

В позднейшем стихотворении поэта “Развалины” (1797) , написанном под влиянием элегических воспоминаний, возникших у поэта при виде опустевшего Царского Села, Державин, хотя и в условной, зашифрованной форме, объяснявшейся боязнью вызвать гнев нового царя, ненавидевшего все, что было каким либо то ни было образом связано с его матерью, рисует меткими живыми штрихами когда-то виденную им сцену:

“А тут прекрасных нимф с полком

В прогулку с легким посошком

Ходила…

По мягкой мураве близ вод…

На восклицающих смотрела

Поднявших крылья лебедей.

На памятник своих побед

Она смотрела: на Алкида,

Как гидру палицей он бьет…”

Здесь присутствуют все детали, изображенные на портрете Боровиковского (оригинал портрета находится в Третьяковской Галерее) : и “легкий посошок” , с которым идет Екатерина “близ вод” , и “мягкая мурава” на аллее, и лебеди, и памятник “Алкиду” – А. Г.  Орлову, который подразумевался под именем древнегреческого героя.

В более раннем стихотворении “Прогулка в Царском селе” (1791) под пером Державина воскресают и прекрасные картины Царскосельского парка. Поэт со своей “Пленирой” проплывает в лодке:

“И как между столпов

И зданиев Фемиды,

Сооруженных ей

Героев росских в славу,

При гласе лебедей,

В прохладу и забаву,

Вечернею порой

От всех уединяясь,

С Пленирою младой

Мы, в лодочке катаясь,

Гуляли в озерке” …

Он видит, как на “стекляны воду” повсюду “вечернею порой” ложится “длинна тень” , за лодкой летит “жемчужная струя” , “сребром сверкают воды” , небо и здания покрываются “багряным златом” .

Предвосхищен колорит будущего портрета Боровиковского.

Определяющим тоном выступает переливающееся зеленовато- жемчужными отсветами синее одеяние Екатерины, находящее отзвук и в голубых тонах неба и в гаснущем цвете зелени.

В портрете Левицкого 1783 года, как и в одах Державина, где воплощался просветительский идеал мудрой просвещенной правительницы, она уподоблялась “земной богине” , представлялась “богоподобной” царицей Фемидой в воображаемом идеальном храме правосудия.

Необыкновенно пышное, усложненное аллегориями, идеализированное изображение Екатерины создал в портрете 1792-93 годов Лампи, повторив его в 1794 году.

Этот стиль изображений соответствовал вкусам императрицы, он служил выражению импозантности и возвышенной величественности – того, что Екатерина желала иметь в своих портретах, призванных приподнимать ее над простыми смертными.

В “Евгению. Жизнь Званская” (1807) – последнем значительном, уже вполне архаичном по стилю и полном шероховатостей в слоге и все же мощном и самобытном по своей выразительности произведении Державина присутствуют удивительно наглядные, предметные и красочные описания.

С предельной достоверностью рисует он те или иные эпизоды и картины своей деревенской жизни, рассказывая, например, как

“…к госпоже, для похвалы гостей,

Приносят разные полотна, сукна, ткани,

Узорны образцы салфеток, скатертей,

Ковров, и кружев, и вязани;” ,

Как, гуляя, поэт зрит в скотнях, пчельниках или прудах,

“То в масле, то в сотах… злато под ветвями,

То пурпур в ягодах, то бархат – пух грибов,

Сребро, трепещуще лещами ;”

В его имении красят пряжу, когда

“…Иль как на лен, на шелк цвет, пестрота и лоск,

Все прелести, красы, берутся с поль царицы;

Сталь жесткая, глядим, как мягкий, алый воск,

Куется в бердыши милицы.”

В этих описаниях все точно, конкретно и законченно в своем материальном единичном бытии.

Так же и в портрете Боровиковского все эти ткани одежд и человеческая фигура в целом написаны с неотступной верностью их видимой телесной форме, и вместе с тем они неподвижно рисуются на нейтральном, по существу, отвлеченном фоне. Фигура выделяется из него, но при всей своей характерной выразительности воспринимается как нечто изолированное от среды, в себе самой замкнутое и статичное.

Портреты людей, созданные, написанные Державиным, отличаются сходством и верностью оригиналам.

Возвратимся к “Фелице” . Так, заказывая Рафаэлю изображение Фелицы, Державин подробно намечает его: Изобрази ее мне точно Осанку, возраст и черты… Это должен быть индивидуальный портрет, в котором сквозь условный облик Фелицы проглядывает Екатерина II:

Небесно-голубые взоры

И по ланитам нежна тень…

Коричными чело власами,

А перлом перси осени…

Одеяние на этом портрете также исторически достоверно.

Державин, как сообщает он в “Объяснениях” , изображает Екатерину в кирасирских доспехах, надетых ею 28 июня 1762 года, когда она отправилась завоевывать престол “на белом добром коне и сама предводительствовала гвардиею, имея обнаженный меч в руке” .

Фелица – просвещенная монахиня и в то же время частное лицо.

Автор тщательно описывает привычки Екатерины, ее образ жизни, особенности характера:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом.

Фелица оказывает покровительство торговле и промышленности, она “просвещает нравы” , пишет “в сказках поученья” , но на “любезную” ей поэзию она смотрит как на “летом вкусный лимонад” .

Портрет Александра I, напротив, изображен Державиным без всяких атрибутов власти, а просто как частное лицо, не лишенное приятности в обхождении:

Белокур, голубоок,

Молод и лицом прекрасен,

Ростом строен и высок,

Тих, приветлив и приятен

Взору, сердцу и уму…

Все девушки, которых пишет уже стареющий Державин – Люсеньки, Верушки, Палаши, Параши – отличаются одна от другой присущими персонально каждой качествами.

Они не просто милы и обаятельны, а имеют свои собственные, индивидуальные и неподражаемые черты.

Таков, например, написанный Державиным портрет своей молодой родственницы Варюши:

Написал бы, как в диване

В голубом твоем тюрбане

Ты сидишь и, для красы

На чело спустя власы,

Всех улыбкою любезной

Вмиг умеешь полонить:

Должно быть душе железной,

Чтоб, взглянув, не полюбить.

Помимо схожего с оригиналом внешнего портрета, Державин удивительно точно отображает и внутренний мир героя, дает верную характеристику человеку, видны его внутренние противоречия, раскрыты затаенные качества.

Наиболее полно это отображено в многочисленных портретах Потемкина:

Он мещет молнию и громы

И рушит грады и берет,

Волшебны созидает домы

И дивны праздники дает.

Там под его рукой гиганты,

Трепещут земли и моря,

Другою чистит бриллианты

И тешится, на них смотря…

То крылья вдруг берет орлины,

Парит к Луне и смотрит вдаль,

То рядит щеголей в ботины,

Любезных дам в прелестну шаль.

Здесь упомянуты и военные заслуги, и прихоти, отличавшие Потемкина: любовь его к бриллиантам, манера чистить их во время разговора, и щедрость его.

Наиподробнейшей характеристики был удостоен Л. А.  Нарышкин, известный балагур и хлебосол, по прозвищу “шпынь” , увековеченный Фонвизиным в “Вопросах сочинителю “Былей и небылиц” :

Лев именем – звериный царь,

Ты родом – богатырь, сын барский,

Ты сердцем – стольник, хлебодар,

Ты должностью – конюший царский,

Твой дом утехой расцветает,

И всяк под сень его идет…

Всегда жил весело, приятно

И не гонялся за мечтой,

Жалея о тех, кто жил развратно,

Плясал и сам под тон чужой…

Здесь сообщены имя и должность Нарышкина – он был обер-шталмейстером, отмечены его личные качества, а в последней строке звучит конкретный укор.

Затем, в “Объяснениях” , Державин дополняет причину, послужившую упреком Нарышкину: “Он весьма умел угождать сильным людям и паче любимцам императрицы” .

Т. о., в стихах Державина каждый раз описан именно определенный, конкретный, данный человек, со всеми особенностями его личной биографии и душевных качеств, которые замечает или о которых хочет сказать поэт.

Уменье увидеть, выделить и описать личные качества своих персонажей так, что они получали общее значение для всех людей этой категории, составляет большое достижение литературного мастерства Державина.

Характеристики, даваемые поэтом, не статичны. Они изменяются. Державин отмечает изменения на жизненном пути своих героев, сначала он думал о Екатерине одно – и написал “Фелицу” , потом изменил свое мнение и стал критиковать поступки императрицы, о чем подробно рассказал в “Записках” – разочарованный неправосудием Екатерины II, испытавший много огорчений в своих служебных делах, Державин с надеждою встретил нового императора - Павла I.

В одном из стихотворений, помещенных в рукописном 7 томе сочинений Державина, поэт спрашивает, кого же должно дожидаться в лице Павла и отвечает:

Кого? Конечно, не инова,

Как соподвижника Петрова.

Но уже через один год Державин иначе оценил императора и в оде “На новый 1798 год” заметил:

Блиставший на своем восходе

Не тмился ль часто в полдень Феб?

Впоследствии в “Объяснениях” он заявил, что “сия мысль относилась на императора Павла, который, в полудни своего царствования поступая неблагоразумно, заставлял всякого думать, что царствование его скоро затмится” .

В том же 1798 году Державин выставил и с прямым поучением, обращенным к царю. В стихах “На день рождения великого князя Михаила Павловича” он писал о том, что “мира царь – есть раб господень” , что

Священна доблесть – право к власти,

Лишь правда – над вселенной царь…

И намекая на обстановку царствования Павла I, заявлял:

Престола хищнику, тирану

Прилично устрашать рабов,

Но богом на престол воззвану

Любить их должно как сынов.

Державин боле не имел сомнений в том, что Павел был хищником и тираном на престоле, что он “поступал неблагоразумно” и что власть его не может продолжаться долго.

Поэтому Державин с радостию и надеждою встретил появление нового царя и в оде “На восшествие на престол Александра I” (1801) писал:

Мои предвестья велегласны

Уже сбылись, сбылись судьбой,

Умолк рев Норда сиповатый,

Закрылся грозный, страшный взгляд,

Зефиры вспорхнули крылаты,

На воздух веют аромат…

Своими “предвестьями” Державин называл свои пожелания, выраженные в день рождения Александра в 1779 году (“На рождение в Севере порфирородного отрока” ) относительно его характера и достоинств, но современники с полным основанием увидели в “сиповатом Норде” Павла I, и нельзя думать, что эти строки могли не иметь отношения к убитому императору.

Предыдущие его высказывания явно подводили к этой оценке окончившегося царствования.

В стихах Державина – и это было его принципиальным успехом, достижением появляются фигуры конкретных людей. Их поведение описывает поэт, к ним обращает свои упреки и назидания.

Современники угадывали конкретные намеки многих стихотворений Державина, приобретавших тем самым характер острых злободневных фельетонов.

Сатирическое дарование Державина, его склонность к поучениям получили широкий выход в этих стихах.

Соблюдение жанровых границ не имело при этом никакого значения для Державина: В похвальной оде “Фелица” задел же он многих сановников Империи!

В практически всех стихотворениях Державина, и серьезных, и шутливых, можно встретить упоминания о различных людях, о свойственных им чертах характера, привычках, о взаимоотношениях с ними поэта. Стихи Державина населены его друзьями, знакомыми, но прежде всего в них присутствует сам поэт со своими взглядами, мыслями, настроениями.

Авторское отношение к изображаемому составляет важную и характерную черту творчества Державина.

Непосредственное отношение к частной жизни Державина имеет стихотворение “Ко второму соседу” (1791) , т.е. к подполковнику Гарновскому, жившему рядом с Державиным на Фонтанке близ Измайловского моста.

Гарновский был управителем Потемкина, заведовал его обширным хозяйством в Петербурге, сосредоточенном в Таврическом дворце. Нажив большое состояние, он приступил к постройке огромного дома, на участке смежном с участком Державина, чем вызвал недовольство поэта:

Почто же, мой второй сосед,

Столь зданьем пышным, столь отличным,

Мне солнца застеняя свет,

Двором межуешь безграничным

Ты дому моего забор?

Ужель полей, прудов и речек,

Тьмы скупленных тобой местечек

Твой не насытят взор?

Гарновский перевозил в свой новый дом имущество Таврического дворца после смерти Потемкина, о чем стало известно, может быть, не без помощи стихов Державина, и родственникам Потемкина, в числе которых был генерал – прокурор А. Н.  Самойлов, через полицию прекратили это беззастенчивое грабительство.

Но жалоба на Гарновского облечена Державиным в форму строгого поучения. Поэт предупреждает об изменчивости человеческого счастья, о суетности желаний:

С сумой не ссорься и с тюрьмой.

Хоть днесь к звездам ты высишь стены,

Но знай: ты прах одушевленный

И скроешься землей.

Предупреждение Державина оказалось своевременным.

Гарновский вскоре был изобличен в казнокрадстве и отдан под суд, а роскошный дом его, который владелец предполагал продать кому-либо из членов царской семьи, превращен в казармы конной гвардии.

Особый подход у Державина к личности Потемкина.

В “Водопаде” Потемкин предстает как великий деятель, несмотря на то, что он не укладывается в ту норму “пользы” и добродетели, которую представляет в оде Румянцев.

В Потемкине, помимо его действительных заслуг перед Россией и его личных “грехов” , хорошо известных Державину, поэт почувствовал нечто выходящее за рамки обычных представлений эпохи о придворной знати. Потемкина нельзя мерить стандартной мерой, его характер нельзя определить одной какой-либо чертой. Недаром Пушкин в полемике с чопорной критикой “Онегина” приводил как пример поэтической смелости, даже “дерзости” строки из “Водопада” о Потемкине:

Не ты ль который взвесить смел

Дух россов, мощь Екатерины,

И опершись на них хотел,

Вознесть твой гром на те стремнины,

На коих древний Рим стоял

И всей вселенной колебал?

Здесь “дерзость” выражений подстать грандиозности политических замыслов Потемкина, смелости его “греческого проекта” – завоевать Константинополь и воссоздать Византийскую империю как дружественное России государство с внуком Екатерины II Константином на троне.

Потемкин изумляет Державина, заставляет находить новые мерки взамен обычных этико-политических критериев:

Се ты, отважнейший из смертных!

Парящий замыслами ум!

Не шел ты средь путей известных,

Но проложил их сам – и шум

Оставил по себе в потомки,

Се ты, о чудный вождь Потемкин!

Политическое величие и внеморальность личности “чудного вождя” , его величие и славолюбие – все это требовало какой-то иной меры, волновало воображение поэта.

Польза и добро в личности Потемкина слиты воедино со злом.

Титанический образ Потемкина, созданный в “Водопаде” мог измеряться только эстетической мерой, а не этической.

Эстетический подход к людям и событиям в оде отодвигал на второй план все остальное.

Поэт побеждал в Державине его политические и нравственно-философские убеждения, не объяснявшие всей сложности исторической действительности.

Державин-мыслитель рассудком на стороне Румянцева, в деятельности которого он видит воплощение гражданственного идеала, подчинения человека общественному долгу. Державин-поэт не может освободиться от очаровавших его величия и славы Потемкина. Так возникает разрыв между нравственным и эстетическими идеалами. Самая основа просветительской мысли – идея абсолютной противоположности добра и зла подвергнута сомнению.

В оде “Вельможа” (1794) есть попытки изобразить портрет социальный – российского вельможу. Мысли о назначении, правах и обязанностях вельмож, сановников империи, людей, исполняющих в стране распорядительную власть давно зрели в Державине.

В основу стихотворения положена одна из читалагайских од Державина “На знатность” , но текст был переписан заново и значительно расширен: десять первоначальных строф превратились в двадцать пять.

Ода “Вельможа” представляет собой взволнованный и вдохновенный монолог автора, т.е. именно Гаврилы Романовича Державина, разъясняющий как должно поступать первым лицам в государстве и обличающий их пороки.

Эти стихи рассчитаны на ораторскую речь.

Потом, кто кроме Державина, мог ввести в патетическую, исполненную гражданского негодования оду такое замечательное сравнение:

Осел останется ослом,

Хотя осыпь его звездами;

Где должно действовать умом,

Он только хлопает ушами.

Важной особенностью оды, характеризующей высокий уровень литературного мастерства Державина, явилось то обстоятельство, что в этом произведении он представил собирательный портрет вельможи, обобщил его отличительные черты.

Это не Потемкин или Зубов, но и Потемкин, и Зубов, и Безбородко, и Нарышкин, и Панин, и Репнин, и многие, многие другие родовитые и “случайные” , т.е. находившееся в фаворе у царицы люди, которых Державин знал, наблюдал, как подчиненный и как писатель, а потом и зарисовал в своей прекрасной оде.

Державин нападает на фаворитов царицы, которые не владея никакими достоинствами, как Зубов, приобретали вдруг нежданно негаданно большой вес в государстве.

Сатира в оде направлена против явления “вельможества” в целом.

Поэт, не скупясь на краски, описывает роскошный образ жизни вельмож, пресыщенный удовольствиями, живущего без малейших заботы о чем бы то ни было:

На прихотливый твой обед

Вкуснейших яств приносит дани,

Токай – густое льет вино,

Левант – с звездами кофе жирный,

Чтоб не хотел за труд всемирный

Мгновенье бросить ты одно?

Там воды в просеках текут

И, с шумом вверх стремясь, сверкают;

Там розы средь зимы цветут

И в Рощах нимфы воспевают

На то ль, чтобы на все взирал

Ты оком мрачным, равнодушным,

Средь радостей казался скучным

И в пресыщении зевал?

Затем наступает мгновенный контраст, вельможа в полдень наслаждается сном в объятьях своей Цирцеи, “А там?” – сурово спрашивает и тут же отвечает поэт:

А там израненный герой,

Как лунь во бранях поседевший…

…А там – вдова стоит в сенях

И горьки слезы проливает…

…А там – на лестничный восход

Прибрел на костылях согбенный,

Бесстрашный, старый воин тот,

Тремя медальми украшенный,

Которого в бою рука

Избавила тебя от смери,

Он хочет руку ту простерти

Для хлеба от тебя куска…

“Проснися, сибарит!” – негодует Державин, а в заключении указывает истинные обязанности государственных сановников:

…Как блюсть народ, царя любить,

О благе общем их стараться,

Змеей пред троном не сгибаться,

Стоять – и правду говорить.

Положительные герои для Державина – полководцы Румянцев и Суворов.

Самое видное место в галерее портретов Державина занимает Суворов.

Державин кратко и выразительно воссоздает личный облик Суворова, его индивидуальный портрет. Это именно Суворов, со всеми присущими ему и только ему привычками и особенностями поведения.

Когда увидит кто, что в царском пышном доме

По звучном громе Марс почиет на соломе,

Что шлем и меч его хоть в лаврах зеленеют,

Но гордость с роскошью повержены у ног…

Суворов поселился в Таврическом дворце, но не изменил своим солдатским привычкам – спал на полу на охапке сена, рано вставал - и спартанский образ жизни его в Таврическом, роскошном, дворце и отметил Державин в данном стихотворении.

В другом стихотворении “Снигирь” (1800) , Державин пишет о персональных свойствах Суворова:

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари,

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари,

Тысячи воинств, стен и затворов,

С гордостью россиян все побеждать?

Быть везде первым в мужестве строгом,

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать…

Поэт говорит о чертах личности полководца Суворова, о его системе физической закалки, необходимой военному человеку, о бытовом укладе полководца, о выработанной Суворовым Манере прикрывать свой ум шутками и чудачествами.

В своей характеристике Суворова Державин подчеркнул момент единения полководца с армией, обеспечение сознательного выполнения его приказаний.

“Солдат должен знать свой маневр” , - любил говорить Суворов, и эта замечательная черта была отражена Державиным в оде “На переход Альпийских гор” (1799) :

Друзья! – он говорит, - известно,

Что нет теперь надежды вам,

Кто вере, чести друг неложно,

Умреть ли победить здесь должно” .

Державин был одним из немногих людей 18 века, который подобно Суворову, всегда помнил о солдате и уважал его.

В стихотворении “Заздравный орел” (1795) :

О! Испослать, ребяты,

Вам, русские солдаты!

Что вы неустрашимы,

Никем непобедимы:

За здравье ваше пьем.

Подвиги Суворова превращают его в былинного богатыря, Державин обращается к народной поэзии:

Ступит на горы – горы трещат,

Ляжет на воды – воды кипят,

Граду коснется – град упадет,

Башни рукою за облак кидает,

Дрогнет природа, бледнея пред ним,

Слабые трости щадятся лишь им.

Белинский говорил о Державине: “Можно сказать, что в творениях Державина ярко отпечатлелся русский 18 век.” Мы имеем в Державине великого гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II.

Список использованной литературы:

1. Русское искусство 18 века. Материалы и исследования. Т. В. Алексеева, М., 1973

2. Владимир Лукич. Боровиковский и русская культура на рубеже 18-19 веков. Т. В. Алексеева, М., 1975

3. История Русской Литературы, Д. С. Лихачев и Т. П. Макогоненко, Л., “Наука” , 1980

4. Мастерство Державина. Западов