Аракчеев Алексей Андреевич - всесильный временщик
Аракчеев Алексей Андреевич - "всесильный временщик"
ПЛАН
1. Вступление
2. Обучение и служба в петербургском кадетском корпусе
3. Служба у Павла I
4. Имение Аракчеева Грузино
5. Служба у Александра I. Военные поселения
6. Конец могущества Аракчеева. Последние годы жизни
ВСТУПЛЕНИЕ
С личностью А. А. Аракчеева, всесильного временщика при императоре Александре I, обычно связывают реакционный курс самодержавия после Отечественной войны 1812 года, курс, получивший наименование “аракчеевщина” . В мемуарной и исследовательской литературе было сказано немало нелестных слов об этом временщике. Аракчеева в годы его могущества ненавидели и “справа” и “слева” : высокомерные аристократы за то, что этот “жестокий змий” сосредоточил в своих руках огромную власть и третировал любое сановное лицо, а “истинные и верные сыны отечества” – декабристы – видели в нем источник всех бед России. Впоследствии в трудах историков разных школ и направлений преобладала негативная оценка Аракчеева. Однако против такого одностороннего взгляда высказывался еще известный поэт и литературный критик П. А. Вяземский, который писал: “Считаю, что должно исследовать и беспристрастно судить, а не то что прямо начать с четвертования его” . Последуем этому мудрому совету.
Российские дворяне Аракчеевы не отличались ни родовитостью, ни знатностью. Первые упоминания о них восходят ко времени не раннее конца XVII века. Все Аракчеевы верно служили престолу, обычно в небольших офицерских чинах. Отец Аракчеева, Андрей Андреевич, служил в гвардейском Преображенском полку. Выйдя в 1762 году в чине поручика в отставку, воспользовавшись манифестом о вольности дворянства, он женился на дочери соседнего помещика Елизавете Андреевне Витлицкой и занялся хозяйством. По разделу с родственниками ему досталось небольшое имение – сельцо Гарусово в Вышневолоцком уезде Новгородской губернии с 20 душами мужского пола, в котором он почти безвыездно и провел всю свою жизнь.
Алексей Андреевич родился 23 сентября 1769 года и был старшим сыном в семье отставного преображенского поручика. В 1776 году родился средний сын Петр (впоследствии флигель-адъютант при Александре I) , а в 1778 году – младший Андрей, ставший потом комендантом в Киеве. Отец, человек по натуре добродушный и мягкий, передоверил воспитание детей, как и ведение хозяйства, умной, властной и энергичной жене, державшей всю семью “в строгости и послушании” . Она учила Алексея молитвам, не пропускала с ним ни одной церковной службы и сумела привить ему стремление к постоянному труду, строгому порядку, аккуратности и бережливости.
Родители Аракчеева “по бедным средствам” жили скромно, но благодаря трудолюбию и строгой экономии хозяйки ни в чем не нуждались. Отец сначала попытался сам научить своего первенца грамоте, но этот труд для него оказался “тягостен” и он возложил его на сельского дьячка, который за плату натурой (несколько мешков ржи и овса в год) стал посвящать мальчика “в тайны чтения, письма и четырех правил арифметики) .
ОБУЧЕНИЕ И СЛУЖБА В ПЕТЕРБУРГСКОМ КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ
Когда мальчику исполнилось 12 лет, отец пожелал отправить его для дальнейшего обучения в Москву, где жил дальний родственник Аракчеевых. Предполагалось определить потом юношу на службу в одну из канцелярий. Но этому помешал случай, определивший по сути дела карьеру молодого Аракчеева. Летом 1782 года к соседнему помещику Корсакову прибыли на каникулы двое его сыновей, учившихся в Петербургском артиллерийском и инженерном кадетском корпусе. К ним в гости был приглашен и Алексей Аракчеев. Знакомство с молодыми людьми, увлеченные рассказы о своем учении в корпусе, сам вид их “красных мундиров с черными бархатными луцканами” произвели на него сильное впечатление и вызвали неодолимое желание поступить в этот корпус. Родители после некоторого колебания согласились. В январе 1783 года, продав хлеб из своих амбаров и двух тощих коровенок, отец собрал 100 рублей и отправился с сыном в Петербург, напутствуемый благословениями Елизаветы Андреевны. Прибыв в столицу, Аракчеевы сняли самую дешевую комнату на постоялом дворе и отправились в кадетский корпус. Но здесь столкнулись с волокитой канцелярских чиновников. Потянулись долгие месяцы ожиданий. Настало лето, а “резолюции” все не было. Взятые с собой деньги были потрачены. Отец с сыном, скитаясь по Петербургу, жили впроголодь. Они продали всю свою зимнюю одежду. Нужда заставила их даже просить милостыню, но они стойко выдержали все испытания. И вот в одно из посещений корпуса (это было 19 июля) они увидели спускавшегося по лестнице нового его начальника генерала П. И. Мелиссино. Отчаяние придало храбрости Алексею Аракчееву. Рыдая, он обратился к Мелиссино: “Ваше превосходительство! Примите меня в кадеты, нам придется умереть с голоду, ждать более мы не можем!” Тот спросил, кто они, когда подано прошение, вернулся к себе в кабинет и вынес записку для передачи в канцелярию о приеме Алексея Аракчеева в корпус. Радости отца и сына не было предела. “Это был самый счастливый день” , вспоминал Алексей Аракчеев, добавляя, - “Этот урок бедности и беспомощного состояния сильно подействовал на меня” .
Шляхетский артиллерийский и инженерный корпус был образован при императрице Елизавете Петровне П. И. Шуваловым путем объединения созданных еще Петром I инженерной и артиллерийской школ. Это был тогда один из лучших кадетских корпусов, готовивший офицеров-артиллеристов и инженеров. Корпус давал достаточное для того времени и общее образование, но “система воспитания” в нем была вполне в духе времени: по свидетельству В. Ф. Ратча (кстати, воспитанника этого корпуса) , “розги почитались тогда такою же необходимою и обыкновенною вещью, как необходимы были хлеб при питании щами или масло при питании кашею; секли за все и про все, секли часто и больно” . “Нас воспитывали в страхе Божием и в страхе розг” , - вспоминал сам Аракчеев.
Но Алексей быстро освоился с обстановкой кадетского корпуса. Юноша был дисциплинирован, учился усердно, получил репутацию “отличного кадета как по наукам, так и по поведению” . В “аттестации” о нем было сказано: “Особенно отличается успехами в военно-математических науках, а к наукам словесным не имеет особенной склонности” .
Уже через 7 месяцев по поступлению в корпус Аракчеева переводят в “верхние классы” . Быстро проходит он и первые ступеньки унтер-офицерских должностей: в начале февраля 1784 года его производят в капралы, через три месяца – в фурьеры, а еще через полгода – в сержанты. Современники свидетельствуют, что “быстрым возвышением своим, более чем в успехах в науке, Алексей Андреевич обязан был своему поведению” (1). Пятнадцатилетнему сержанту вверели “слабых как по фронту (строевой подготовке) , так и по наукам” товарищей, он “самых неуклюжих и неповоротливых обращал в ловких, а лентяи и малоспособные вытверживали уроки” . Всякое приказание Аракчеев выполнял неукоснительно и “тычков не щадил” , за что “начальники осыпали его громкими и общими похвалами” . Однако товарищи Аракчеева видели в нем лишь “человека нестерпимого зверства” . “Нестерпимое зверство” было вообще в духе того времени, но в отличие от прочих “наставников” Аракчеев был более педантичен, исполнителен и “усерден” .
17 сентября 1787 года курс обучения в корпусе был завершен. Аракчееву дали чин армейского поручика и оставили при корпусе сначала в качестве учителя арифметики и геометрии, а затем и артиллерии. Одновременно ему поручили заведование корпусной библиотекой, которая считалась лучшей из библиотек учебных военных заведений.
Судьба благоволила Аракчееву. В 1790 году знатному екатерининскому вельможе графу Н. Ш. Салтыкову, президенту Военной коллегии, понадобился учитель для его сына, и он обратился с просьбой к Мелиссино. Тот рекомендовал Аракчеева. Так одновременно с преподаванием в кадетском корпусе Аракчеев стал учительствовать в доме Салтыковых. Занятия шли успешно. Сын вельможи оказался понятливым учеником, а Аракчеев взыскательным учителем.
Пользуясь покровительством Салтыкова, Аракчеев обратился к нему с просьбой о своем определении старшим адъютантом к Мелиссино, назначенным к тому времени инспектором всей артиллерии. Должность адъютанта у Мелиссино считалась престижной. К тому же она сразу давала и чин капитана. Мелиссино не мог отказать влиятельному Салтыкову. 24 июня 1791 года приказом, подписанным самим Г. А. Потемкиным, Аракчеев был назначен состоять старшим адъютантом у Мелиссино, но пробыл в этой должности недолго. Наследник престола Павел Петрович искал “толкового” офицера-артиллериста для своего гатчинского войска. Он обратился к Мелиссино с просьбой найти ему такого офицера и тот, не испросив даже согласия Аракчеева, своим приказом назначил его на службу в Гатчину. Подобное назначение вряд ли могло обрадовать кого-либо другого, ибо, как все хорошо знали, служба у Павла Петровича в Гатчине отличалась большой строгостью и не давала ни “денежных выгод” , ни ближайших перспектив на получение чинов и наград. Поэтому мало тогда было охотников служить в “гатчинской армии” , однако Аракчеев не боялся строгостей службы, скорее наоборот, именно на такой службе он чувствовал себя в своей стихии.
СЛУЖБА У ПАВЛА I
Получив приказ о новом назначении Аракчеев 4 сентября 1791 года “с радостью” отправился в Гатчину “в мундире и прическе гатчинских войск” . Павел принял Аракчеева довольно сухо, приказав немедленно “явиться к роте и ознакомиться с порядком службы” . Суровая служба в гатчинском войске была воспринята Аракчеевым как должное, и на первом же вахтпараде он показал себя “как бы век служившим в Гатчине” . Павел строго требовал, чтобы все служившие у него одевались не только “по форме, но и хорошо” . И вот Аракчеев, “не взирая на свои скудные средства, оделся щеголем” . Павел, присмотрелся к новому офицеру, заметил в нем то, что было ему нужно: хорошее знание артиллерийского дела, аккуратность во всем, педантичность и беспрекословную исполнительность. Присутствуя при стрельбах из мортиры, которую проводил Аракчеев, Павел убедился в его искусстве стрельбы и познаниях, затем посетил “лабораторные работы” (изготовления снарядов) . Здесь Аракчеев воспользовался случаем доложить ему об имевшихся недостатках и необходимых “переменах” . Павел ответил одним словом – “дельно” .
Очень скоро Аракчеев снискал и себе полное расположение будущего государя. Павел назначил его командиром артиллерийской роты и произвел в “капитаны от артиллерии” , что соответствовало “подполковнику по армии” , а также представил “лестное право – от самого этого дня, без всякого особенного приглашения, находиться постоянно при обеденном его высочестве столе” .
В обществе офицеров-гатчинцев и “малого двора” Павла Аракчеев старался держаться незаметно, принимал участие в разговорах, когда лишь только они касались служебных предметов, больше прислушивался. Он ни с кем не сближался, не искал ни дружбы, ни симпатии; все его мысли и желания были направлены на то, чтобы угодить Павлу Петровичу, а угодить можно было лишь строгим и ревностным исполнением службы, что Аракчееву блестяще удавалось. “Благодаря своему уму и неутомимой деятельности Аракчеев сделался самым необходимым человеком в гарнизоне, страшилищем живущих в Гатчине и приобрел неограниченное доверие великого князя, - вспоминает Н. А. Саблуков. – У него был большой организаторский талант и во всякое дело он вносил строгий порядок, который он старался поддерживать строгостью, доходившей до тиранства” (2).
Получив в свое распоряжение артиллерийскую роту, Аракчеев усердно занялся ее обучением. По 12 часов в день не сходил он с плаца, не жалея ни себя, ни подчиненных; сурово наказывал солдат за малейшую оплошность, не давал спуску и офицерам. В сравнительно короткое время он привел гатчинскую артиллерию в образцовый порядок. Кроме заведования артиллерией ему было поручено устройство школы для юнкеров и прапорщиков. Им же была составлена и программа занятий: чистописание, русский язык, арифметика, начала геометрии, артиллерии, тактика и фортификация. Аракчеев неослабно наблюдал за преподаванием, поведением и “благонравием” обучавшихся, но особенно за тем, чтобы они “не уклонялись от формы” . Сам Павел постоянно напоминал ему об этом, предписывая “ослушных тотчас арестовывать и доносить мне почасту обо всем оном” .
В 1794 году Аракчеев, сохраняя в своем ведении гатчинскую артиллерию и школу юнкеров, получил новое назначение – заведование хозяйственной частью гатчинских войск. Это была нелегкая обязанность, ибо сам Павел лично входил во все хозяйственные мелочи: следил за качеством сукна, шитьем мундиров, точным соблюдением всех деталей предписанной им формы. Аракчеев успешно справился и с этой обязанностью. В начале 1796 года Павел возложил на Аракчеева инспекцию гатчинской пехоты, а также обязанности коменданта Гатчины. Тем самым в подчинении Аракчеева фактически оказались все гатчинские войска и сам город.
В июне 1796 года по представлению Павла Аракчееву был присвоен чин подполковника, а в конце года – полковника артиллерии. В минуту откровенности Павел Петрович как-то сказал Аракчееву: “Со временем я сделаю из тебя человека” . На что Аракчеев отвечал: “У меня только и есть, что Бог да вы” (3). Позже он вспоминал о “гатчинском” периоде своей биографии: “В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда отмечалось, а знание дела и исправность в особенности. Наследник престола жаловал меня, но иногда и журил за неисправность других” .
5 ноября 1796 года в Гатчину прискакал гонец из Петербурга с известием, что императрица Екатерина при смерти. Павел с супругой и одним из адъютантом немедленно отправился в Петербург и приказал Аракчееву, исполнив данные ему распоряжения по Гатчине, тотчас следовать за ним. Свою мать Павел застал в агонии. На следующий день, не приходя в сознание, она скончалась, и в придворной церкви началась церемония присяги Павлу. Прибывшего из Гатчины Аракчеева новый император встретил словами: “Смотри, Алексей Андреевич, служи мне верно, как и прежде” . Затем призвал старшего сына Александра и соединил их руки с напутствием: “Будьте друзьями и помогайте мне!” (4). Аракчеев любил вспоминать, как в день своего прибытия в Петербург Александр отдал ему свою рубашку, чтобы тот сменил забрызганное грязью платье. Эту рубашку Аракчеев свято хранил до конца своих дней и в ней завещал похоронить себя.
Приказом Павла I от 7 ноября 1796 года Аракчеев был назначен петербургским комендантом, на следующий день был произведен в генерал-майоры. 13 ноября ему был “пожалован” орден Св. Анны. При вступлении гатчинского войска в столицу навстречу ему выехал Павел I со всей свитой. Командовать парадом был назначен Аракчеев, что было отмечено как знак особого благоволения к нему Павла.
Вступление на престол Павла I сопровождалось щедрыми раздачами крестьян его фаворитам и гатчинским офицерам. Аракчееву было пожаловано 2 тысячи душ крестьян, при этом ему самому предоставлялось выбрать имение. Он выбрал село Грузино с деревнями по р. Волхову, поблизости от Петербурга. В марте 1797 года Аракчеев вместе с царским двором отправился в Москву на коронацию Павла, которая состоялась 5 апреля. В этот день Аракчеев был пожалован александровским кавалером (орденом Александра Невского) и баронским титулом, а 19 апреля поставлен во главе “свиты его императорского величества” со званием генерал-квартирмейстра, став начальником Главного штаба, подчиненного не Военной колегии, а непосредственно императору. В то же время на Аракчеева была возложена ответственная обязанность отдавать “предварительные распоряжения” по армии от имени императора.
Уже первые шаги правления Павла I ознаменовались начавшейся, по выражению В. О. Ключевского, “военной муштровкой” и “муштровкой общества” . Павел слышал, что при Екатерине II и войско и “общество” основательно “распустились” и требовалась твердая рука для восстановления должного “порядка” . Для установления “порядка” в армии как нельзя лучше подходил Аракчеев. Он начал “с суровой строгостью и беспощадно” , по выражению М. Б. Барклая де Толли, вводить дисциплину в войсках, мгновенно схватывая малейшие отступления от предписанных правил. Ничто не могло укрыться от его редкой проницательности. Являясь с ежедневным докладом к императору, Аракчеев сообщал ему о всякой мелочи, подчеркивая тем самым “свое особое рвение по занимаемой им должности” . Современники отмечали, что Аракчеев никогда не докладывал об успехах кого-либо, а выискивал недостатки.
Аракчеев регулярно посещал солдатские казармы, требовал соблюдения безукоризненной чистоты как в самих казармах, так и около них. После нелегких дневных учений солдаты должны были заниматься чисткой своих помещений, прилегающих к казармам дворцов и улиц. “Невыносимо тягостной” была придирчивость к мелочам гарнизонной службы. Офицеры жаловались, что их служба под начальством Аракчеева “преисполнена отчаяния” , что он “сумел убить всякую любовь к делу” . Многие не выдерживали и выходили в отставку.
И все же нельзя не отметить, что строгие требования Аракчеева в соблюдении чистоты в городе, наведение порядка в армейском хозяйстве имели и положительную сторону. Как сообщает В. Ф. Ратч, “больные в госпиталях первые почувствовали благотворные следствия строгого надзора нового коменданта; город принял опрятный вид, и жителям столицы не было необходимости совершать дальние объезды, чтобы миновать непроезжие улицы” . Взыскательность Аракчеева соединялось у него с действительной заботой об устройстве солдатского быта: сносном питании, хорошем обмундировании, чистых помещениях. “Чистые казармы – здоровые казармы” , - любил говорить Аракчеев. Берег он казенную копейку. Даже самые ярые недоброжелатели не могли обвинить его в казнокрадстве или взяточничестве, столь распространенных среди тогдашнего военного и гражданского чиновничества.
В должности коменданта Петербурга Аракчеев следил за всеми подробностями жизни этого большого города, даже за всеми приезжающими и отъезжающими. Он взял за правило, чтобы к нему являлись все прибывшие в столицу офицеры. На городских заставах у них отбирались подорожные и представлялись Аракчееву, так что тот до встречи с офицером уже знал о цели его прибытия. Подробных сведений он требовал и о приезжавших в город гражданских чиновниках, даже о правительственных курьерах: кем были посылаемы, с какими бумагами и донесениями прибыли.
Тесные отношения складываются у Аракчеева с наследником престола великим князем Александром Павловичем. Аракчеев и Александр нуждались друг в друге. Аракчеев – ради укрепления своего положения и расположения к себе будущего императора, а Александр, как верно заметил историк А. А. Кизеветтер, “заслонялся Аракчеевым от отца, и для того чтобы обеспечить себе это, столь необходимое и надежное прикрытие, он всячески цеплялся за Аракчеева” (5).
Дело в том, что Павел доверил наследнику ряд важных постов: военного губернатора Петербурга, шефа лейб-гвардии Семеновского полка, инспектора гвардейской дивизии, а затем и председателя Военной коллегии. Эти посты, требовавшие исполнения множества мелочных формальностей, очень тяготили Александра. Тут-то и пригодился ему Аракчеев. Письма Александра к Аракчееву с конца 1796 года пестрят уверениями и “дружбе” и выражениями “сердечных чувств” . Александр постоянно благодарит Аракчеева “за старание” , которое тот “употребляет” при муштровке солдат и офицеров петербургского гарнизона. “Пожалуй, впредь муштруй их хорошенько в учениях, чем крайне обяжешь того, который весь век свой останется твоим истинным другом” (6).
Служебная карьера при Павле I была переменчивой. Быстрые взлеты и также внезапно следовавшие за ними опалы были явлением обычным. Не избежал этой участи и Аракчеев. Дважды он впадал в немилость (впрочем, всякий раз вполне “заслуженно“) . Однажды (дело было в январе 1798 года) он спустился в находившуюся под его апартаментами в Зимнем дворце “Чертяжную залу” и начал по своему обыкновению бранить штабных офицеров, составляющих по его приказанию военные планы и карты. При этом он обозвал “самыми площадными словами” подполковника Лена, георгиевского кавалера, прекрасно аттестованного в свое время П. А. Румянцевым-Задунайским и А. В. Суворовым. Лен молча выслушал брань. Дома взял два пистолета и отправился к Аракчееву, чтобы вызвать его на дуэль, но, не застав его, вернулся домой, написал ему записку с изложением своих обид и застрелился. Подполковника Лена Павел I хорошо знал как лучшего офицера. Он потребовал показать его предсмертное письмо и убедился в виновности Аракчеева. 1 февраля 1798 года последовал приказ: “Генерал-квартирмейстер барон Аракчеев увольняется в отпуск до излечения” . Но 18 марта было сделано новое распоряжение Павла – уволить Аракчеева “без прошения в отставку” , однако с присвоением ему чина генерал-лейтенанта. Опала Аракчеева длилась недолго. По-видимому, имело место заступничество Александра, который 29 июля сообщил Аракчееву, чтобы тот явился к императору. 13 августа 1798 года было объявлено: “Отставной генерал-лейтенант барон Аракчеев принят паки на службу с отданием ему старшинства и определен в свиту его императорского величества” (7).
22 декабря 1798 года Аракчееву был возвращен пост генерал-квартирмейстера, 4 января 1799 года он назначается инспектором всей артиллерии, 5 мая награждается орденом Св. Иоанна Иерусалимского и в тот же день был “пожалован графом за отличное усердие и труды, на пользу отечества подъемлемые” . Новый герб Аракчеева украсился собственноручной надписью императора “Без лести предан” . Впоследствии этот девиз будет переделан в изречение: “Бес, лести предан” , “обыгран” в сатирических стихах, эпиграммах и анекдотах.
Казалось, положение Аракчеева упрочилось. Но через пять месяцев его постигла новая опала. Один из караульных солдат при Арсенале совершил кражу. Караул нес батальон, которым командовал брат Аракчеева Андрей. Чтобы отвести от брата беду, Аракчеев донес императору, что “во время происшествия” караул был назначен от полка генерал-лейтенанта Вильде. Павел немедленно повелел отставить Вильде от службы. Пострадавший невинно генерал обратился к защите фаворита Павла П. И. Кутайсова, который и “поспешил открыть императору истину” (8). 1 октября 1799 года последовал приказ Павла I об отставке от службы обоих Аракчеевых – первого “за ложное донесение” , а второго – “за случившуюся покражу в Арсенале во время бытности там в карауле его батальона” . Приказ был зачитан во время вахт-парада и, по словам современников, “произвел всеобщую радость в служебном мире” . Присутствовавший при этом генерал-майор П. А. Гучков рассказывает, что когда Александр Павлович узнал об отставке Аракчеева и назначении на его место “образованного, доброго и честного” генерала Амбразинцева, то промолвил: “Ну слава Богу, эти назначения настоящая лотерея, могли бы попасть на такого мерзавца, как Аракчеев” (9). Достойно удивления, что буквально спустя две недели после этого Александр в письме к Аракчееву продолжал заверять его в своей “непрестанной дружбе” , которая “никогда не переменится” . Письмо заканчивалось словами: “Будь здоров и думай, что у тебя верный во мне друг остается” (10).
Н. И. Греч в своих “Записках” свидетельствует, что Павел I за две недели от гибели от рук заговорщиков “пригласил” Аракчеева в Петербург, намереваясь вновь определить его на службу, но глава заговора петербургский генерал-губернатор граф П. А. Пален приказал накануне роковой ночи с 11 на 12 марта 1801 года никого не впускать в город, в том числе и Аракчеева, который был задержан на городской заставе. Не случись этого, “Павел сидел бы на престоле” (11). Возможность такого поворота событий допускал и великий князь Николай Михайлович Романов, писавший в биографическом исследовании об Александре I: “Трудно себе представить, что произошло бы в ту трагическую ночь, если бы Аракчееву удалось вовремя предупредить катастрофу” (12).
ИМЕНИЕ АРАКЧЕЕВА ГРУЗИНО
После вторичной опалы Аракчеев оставался не у дел в течение четырех лет, живя в своем имении Грузино и занимаясь хозяйственными делами. Еще в 1796 году, получив в свое владение обширное имение, Аракчеев первым делом создал вотчинную канцелярию. По разработанной им схеме канцелярия составляла подробнейшие описи движимого и недвижимого имущества как владельца имения, так и его крепостных крестьян. Были заведены книги посева и сбора зерна, ведомости о выполнении барщинных работ и об уплате оброка, заведены “штрафные журналы” , в которые заносились провинности крестьян и меры наказаний за них. В соответствии с многочисленными инструкциями и приказами Аракчеева его канцелярия вела обширную переписку по имению, составляла детальные отчеты по всем вопросам хозяйства и даже повседневной жизни крестьян. Все это тщательно изучалось Аракчеевым, который накладывал на каждую бумагу резолюции и затем строго взыскивал, если что-то не было исполнено. К сожалению, основная часть этой документации утрачена, но сохранившиеся материалы, равно как и свидетельства посещавших Грузино, позволяют судить о том, что Аракчеевым было создано образцовое предпринимательское хозяйство, ориентированное на рынок, чему в немалой степени способствовали близость крупнейшего потребителя сельскохозяйственной продукции (Петербурга) и удобный водный путь по Волхову.
Здесь хлебопашество могло обеспечить лишь внутренние потребности владельца вотчины и его крестьян. Основой же было животноводство, как наиболее доходная отрасль сельского хозяйства для данной местности. В имении Аракчеева этому благоприятствовало и наличие обширных пойменных лугов по Волхову. Немаловажной статьей дохода Аракчеева был лес – предмет постоянных забот владельца имения.
Крестьяне Аракчеева состояли преимущественно на оброке, который уплачивали за счет продажи продукции животноводства, а также работы по найму, уходя на заработки в Петербург. Лишь малая часть крестьян была посажена на барщину: обычно они отрабатывали недоимки по оброку и долги по выданной Аракчеевым ссуде. В имении был учрежден сельский Заемный банк, который выдавал крестьянам ссуды на покупку скота, постройку домов, оказывал помощь в стихийных бедствиях. Для обслуживания нужд вотчины были построены мельницы, кирпичные и черепичные заводы, лесопильни, различные мастерские.
Применял Аракчеев в своем имении и наемный труд. По найму у него работали приходившие на заработки крестьяне из Витебской губернии. Практиковался и принудительный наем своих крестьян-недоимщиков по оброку, а позже и солдат Новгородских военных поселений. Последние помимо заработка приобретали и навыки в сельскохозяйственных работах. Аракчеев вступал и в разные казенные подряды, выполняемые его крестьянами (например, постройка дорог, мостов, казенных домов и пр.) . Часть полученных средств шла в сельский Заемный банк, остальное – самому помещику. Казенные подряды давали Аракчееву значительный доход, в иные годы превосходивший все остальные доходные статьи имения.
Имея средства, Аракчеев возвел великолепные усадебные постройки в Грузине. По свидетельству служившего у него Е. Ф. фон Брадке, в усадьбе были великолепный собор с богатым внутренним убранством и большой барский дом, отделанный “с роскошным комфортом” . В этом доме можно было увидеть “драгоценные предметы из Парижа, Лондона и Италии, великолепные картины и образцовые произведения знаменитейших ваятелей” (13). Вокруг был разбит обширный парк с прудами, беседками, каналами, через которые перекидывались “затейливые мостики” . Аракчеев завел большой фруктовый сад и оранжереи. В саду обилие цветов, которые очень любил хозяин. Для ухода за садово-парковым хозяйством был нанят садовник-немец, получавший от Аракчеева солидное по тому времени жалование – 1200 рублей в год на готовом содержании. Любил Аракчеев и породистых лошадей, которых поставляли ему с конских заводов. В Грузине разводили также павлинов, белых и черных лебедей. Для гостей были выстроены специальные домики в усадьбе. По начертанному Аракчеевым плану перестраивались села и деревни его имения. Для крестьян строились симметрично каменные дома; некоторые из них (у наиболее зажиточных и за их счет) были покрыты железом. Селения были соединены хорошими шоссейными дорогами с Грузиным и Петербургским трактом. Вдоль дорог было приказано посадить березки. В течение всех 38 лет владения Аракчеевым Грузинской вотчиной в ней велись обширные строительные работы, стоившие огромных сил и средств, которые добывались не только за счет возраставших доходов с хорошо налаженного хозяйства, но и казенных подрядов, выгодных банковских операций.
Многочисленные предписания по хозяйственным и бытовым вопросам, требование пунктуального исполнения этих предписаний и суровое наказание за малейшее от них отступление, делали жизнь крестьян невыносимой. Некоторые льготы и “благодетельные” жесты Аракчеева для поддержки крестьянского хозяйства не могли скрасить обстановки тяжкой жизни крестьян под вездесущим надзором их жестокого владельца. Как вспоминает Е. Ф. Брадке, крестьяне Аракчеева “чувствовали себя очень несчастными, ибо внутреннее и внешнее управление сопровождалось неумолимой строгостью и обременительной любовью к порядку” . В барском доме “малейшая пылинка на стене, едва приметная для микроскопического наблюдения, имела последствием для слуги палочные удары” (14). Другие современники, посещавшие имение Аракчеева, также свидетельствовали, что “мучительство и тиранство лежали в основании всего управления вотчиной” .
Аракчеев требовал во всем строгого учета и точной отчетности. “Для памяти” он записывал, когда и какая вещь была куплена, с обозначением дня и места покупки, с указанием тех из дворовых, кому она дана на сохранение. Затем лично проводил “ревизию” сохранности вещей. При отправке людей в свой петербургский дом он составлял подробную опись, что на ком было надето, а принимавший людей петербургский дворецкий обязан был рапортом уведомить хозяина о соответствии с описью наличия одежды и обуви на прибывших(15). Им был составлен “Реестр о кушаниях людям” , в котором было расписано, в какие дни недели и какую пищу давать его слугам. В “Кратких правилах для матерей-крестьянок Грузинской вотчины” содержались подробные наставления, как обмывать, одевать и кормить детей. Матерей ежемесячно собирали в одной из изб и читали им эти “Правила” (16). Специальными “Правилами о свадьбах” определялся порядок вступления в брак крестьян. Велся “Журнал” с перечнем женихов и невест и всех данных о них. Согласно этому “Журналу” Аракчеев решал, кому на ком жениться, учитывая в первую очередь “хозяйственный интерес” . Он требовал “для общей пользы крестьянского состояния, дабы богатые невесты выходили замуж в бедные семейства, а женихи богатых семейств брали бы дочерей из бедных семейств” . Одиноким и совсем бедным невестам помогал “справить приданное” . Запрещал жениться “больным, увечным, глупым, дурного поведения” (их заносили в особые списки) . Особые списки составлялись на “глупых девок и дурного поведения” , которых запрещалось “выдавать в бедные семейства, дабы не расстроили вконец хозяйства” (17).
Была составлена подробная инструкция и для школы, где обучали грамоте крестьянских мальчиков. В инструкции указывались время обучения, объем “наук” , распорядок в школе. Велись журналы с записями успехов и проступков учеников, наказаний за “леность” или провинности. Аракчеев регулярно просматривал эти журналы.
Предметом его особых забот было “воспроизводство” населения в Грузинской вотчине. “У меня всякая баба должна каждый год рожать, - приказывал он, - и лучше сына, чем дочь. Если у кого родится дочь, то буду взыскивать штраф. А в какой год не родит, то представить 10 аршин точива” (холста) (18).
Своеобразно проявлялась его забота о медицинской помощи крестьянам. В Грузине был для них устроен лазарет, которым заведовал выписанный из Петербурга доктор. Он должен был регулярно объезжать селения, оказывать больным помощь либо на месте, либо, в случае тяжелого заболевания, отправлять в лазарет. Аракчеев постоянно напоминал доктору, “чтобы крестьяне оставались способны к работе” . Позже заболевших крестьян Аракчеев отсылал для лечения в госпитали Новгородских военных поселений, в которых не только лечили, но и секли (выздоровевших) , если до этого кто-то из них совершил какой-либо проступок. Вот один из рапортов Аракчееву начальника госпиталя в военном поселении: “Честь имею донести, что находившаяся во вверенном мне госпитале вашего сиятельства дворовая женщина Прасковья Григорьева сего числа выздоровела и по наказании ее розгами отправлена к штаб-лекарю Белоцветову” (19).
Аракчеев завел в Грузине свой хор и оркестр из крепостных. И их не миновал вездесущий контроль барина. Велись тетради о занятиях, с учителей музыки требовали подавать “рапорты” об “успехах” учеников. Аракчеев смотрел на музыку как на “забаву” , но “необходимую” . Его дворовые учились не только музыке, но одновременно и разным “полезным мастерствам” . Дворовый музыкант мог быть также писарем, портным, парикмахером, сапожником.
В имении Аракчеева была налажена изощренная, детально разработанная система наказания крепостных. Действовало составленное им “Уложение о наказаниях” , в котором была предусмотрена “известная постепенность” . За первую вину секли на конюшне, за вторую отправляли для наказания в Преображенский полк, где виновных наказывали особыми палками, получившими название “аракчеевских” . Особенно жестоким было наказание за “третью вину” . В доме Аракчеева “делались особые приготовления” для этого. Экзекуция совершалась перед кабинетом графа. Из Преображенского полка вызывались “страшные драбанты” (экзекуторы) , и происходила ужасная сцена, при которой от ударов дрожали стены графского дома. После наказанные обязаны были являться к своему господину и показывать свои исполосованные и вспухшие спины.
При наказаниях не считались ни с возрастом, ни с положением наказуемого: секли мальчиков и стариков, дворовых девочек и пожилых женщин, пастуха и вместе с ним дворецкого, музыканта или художника из крепостных графа. Была у Аракчеева и “домашняя тюрьма” , именуемая “Эдикулем” – темное, холодное и сырое помещение, в котором провинившихся держали на хлебе и воде. После смерти Аракчеева его крестьяне долго с содроганием вспоминали о ней как о “самом страшном месте” .
Наказания были тяжелы не только физическими страданиями, но и унижением человеческого достоинства несчастных крестьян. Чего стоит, например, предписание, требовавшее от подвергнутых истязаниям писать своему мучителю, что они “рабы презренные и верноподданные его испытали достойное возмездие за свое согрешение, мучаются угрызениями совести и умоляют господина своего укротить праведный гнев свой” (20).
Однако владелец Грузина применял не только кнут, но и пряник: “лучшим” , “усердным” крестьянам выдавал денежные награды; в торжественной обстановке в соборе Грузина “жаловал” кафтан и шубы отличившимся старостам селений.
СЛУЖБА У АЛЕКСАНДРА I. ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ
23 апреля 1803 года Александр I отправил коротенькую записку Аракчееву в Грузино: “Алексей Андреевич! Имею нужду видеться с вами, прошу приехать в Петербург” (21). Аракчеев вновь был принят на службу в той же должности инспектора всей артиллерии. Это был конец его опалы и начало нового возвышения.
Пятилетие на посту инспектора артиллерии (1803-1808) – время активной деятельности Аракчеева, а также упрочения его положения при Александре I. Надо признать, что вклад Аракчеева в это время в переустройство русской армии и в создании первоклассной артиллерии, прекрасно показавшей себя в сражениях 1805-1807 гг. и сыгравшей немалую роль в Отечественной войне 1812 года, был неоценим.
Артиллерия всегда (и вполне заслужено) находилась в привилегированном положении в русской армии. Здесь требовались хорошие математические способности, опыт и знания артиллерийского дела. Всем этим Аракчеев обладал в достаточной степени. Добавим к тому его твердую волю и несомненные организаторские способности, что вместе взятое и обеспечило успех в порученном ему важном деле.
Аракчеев начал с реорганизации структуры управления артиллерией, которая была выделена в самостоятельный род войск. Первой боевой единицей в артиллерии становилась рота, состоявшая из нескольких батарей; роты сводились в батальоны, а те – в артиллерийские бригады. Командование артиллерийскими частями было строго централизованно. Затем он занялся усовершенствованием комплектования и обучения личного состава артиллерийских частей и предложил для этого конкретные меры, одобренные императором. По его инициативе введены были строгие экзамены по “артиллерийским и математическим наукам” при производстве в офицеры, создан новый “регламент” проведения полевых артиллерийских учений.
Особое значение Аракчеев придавал материально-техническому обеспечению артиллерии. В рапортах и докладах Аракчеева императору говорится о принятых на вооружение новых орудиях, об изготовлении “по шведскому образцу” приборов для их наводки, об усовершенствованиях, введенных на оружейных и Охтенском пороховом заводах, об организации бесперебойного снабжения артиллерийских частей как материальной частью, так и порохом, лошадьми, фуражом, провиантом, об обучении поступавших рекрут артиллерийскому делу(22).
В сравнительно короткий срок была полностью реорганизована вся артиллерия, на вооружение поступили новые образцы крепостных, осадных и полевых орудий, увеличена их подвижность и маневренность, что существенно подняло боеспособность артиллерийских частей. Разработана была и новая тактика боевых действий артиллерии, улучшено ее взаимодействие с пехотой и кавалерией. Здесь большую помощь Аракчееву оказали талантливые офицеры-артиллеристы А. И. Кутайсов и Л. М. Ятвиль, а впоследствии и А. П. Ермолов.
В ходе войны 1805-1807 гг. с наполеоновской Францией вскрылись чудовищные злоупотребления в русской армии, особенно хищения по интендантской части. Аракчеев повел решительную борьбу за искоренение этого зла. Начались судебные процессы над наиболее зарвавшимися казнокрадами. Казнокрадство, конечно, не было изжито, но существенно подорвано при Аракчееве. Более успешно Аракчеев справлялся с наведением строгой дисциплины и “порядка” в армии. Достигалось это по-аракчеевски – применением розог, палок, которые щедро сыпались на спины солдат. Доставалось и проштрафовавшимся офицерам (аресты, разжалования и увольнения со службы) . Не принимались никакие доводы о невозможности выполнить приказание. “Всякий служащий, - любил повторять Аракчеев, - должен беспрекословно исполнять возлагаемые на него обязанности. С доброю волей можно добиться всего, и всякая нерешительность изобличает только дурное намерение” .
Труды Аракчеева в должности инспектора артиллерии были высоко оценены Александром I. 27 июня, вскоре по заключении Тильзитского мира с Францией, Аракчеев был произведен в генералы от артиллерии. В рескрипте императора на имя Аракчеева указывалось, что этого чина он удостаивается за “доведение до превосходного состояния артиллерии и успешное действие оной в продолжение сей войны, также и за исправное снабжение оной всем нужным” .
Вслед за этим последовал и другой рескрипт, по которому в ведение Аракчеева поступал Артиллерийский департамент Министерства военно-сухопутных сил.
12 декабря 1807 года последовал приказ императора Аракчееву: “Быть при его величестве по артиллерийской части (т.е. Аракчеев зачислялся в свиту Александра I) , а спустя два дня в новом императорском приказе говорилось: “Объявляемые генералам от артиллерии графом Аракчеевым высочайшие повеления считать нашими указами” (23). Это служило не только показателем возросшего доверия к Аракчееву Александра, но и существенно расширяло власть и влияние “генерала от артиллерии” в военной среде.
13 января 1808 года вместо уволенного в отставку “за болезнью” военного министра С. К. Вязмитинова во главе военного министерства был поставлен Аракчеев, за которым сохранялся и прежний пост генерал-инспектора артиллерии. Аракчеев потребовал себе более широкие права, нежели имел его предшественник. Аракчееву в полное его распоряжение были переданы военно-походная канцелярия императора и фельдъегерский корпус, ведавший отправлением императорских приказов и распоряжений, а также сопровождением высокопоставленных лиц. Он добился, чтобы главнокомандующие армиями принимали непосредственно его приказания. Тем самым все нити управления в военной сфере империи сосредоточились в руках Аракчеева.
Управлять военным министерством Аракчееву приходилось по существу в условиях военного времени. Россия в те годы вела войны с Ираном, Османской империей, со Швецией, с 1809 года находилась в состоянии войны с Австрией. Да и заключение тяжелого для России Тильзитского мира с наполеоновской Францией (1807 год) явилось лишь временной передышкой перед “грозой 12-го года” – приходилось готовиться к отражению нового, еще более страшного нашествия.
Надо отдать должное Аракчееву, что на посту военного министра он сумел наладить снабжение действующих армий всем необходимым: пополнением из обученных рекрутов, провиантом, фуражом, боеприпасами. Им были приняты необходимые меры по укреплению Балтийского побережья России на случай возможных действий со стороны Англии в связи с разрывом с ней дипломатических отношений после Тильзитского мира и присоединения к континентальной ее блокаде.
Но наиболее значительной была роль Аракчеева в русско-шведской войне 1808-1809 гг. – не только в материальном обеспечении действующей армии, но и в непосредственном воздействии на ход военных операций. После первых успехов русских войск дальнейшее их продвижение к концу 1808 г. приостановилось. Приближалась зима. По инициативе Александра I в недрах Военного министерства был разработан план ледового похода на Стокгольм через Ботнический залив. Командующий действующей армией Б. Ф. Кнорринг и командиры ее корпусов М. Б. Барклай де Толли, П. И. Багратион и П. А. Шувалов в виду необычайных трудностей такого перехода возражали против этого плана. В конце февраля 1809 года в действующую армию был послан Аракчеев, которому удалось побороть колебания генералов и настоять на ледовом походе. По свидетельству А. И. Михайловского-Данилевского, Аракчеев “проявил энергию замечательную” . Все возражения генералов были им решительно отвергнуты. В короткое время он подтянул к действующей армии свежие резервы, обеспечил войска всем необходимым, а в преодолении прочих трудностей полагался “на усердие и твердость русских войск” . “Без его понуждений и принятых им мер переход бы не состоялся” (24), - писал Михайловский-Данилевский. По сути дела этот переход и решил исход войны в пользу России.
По заключению мира со Швецией Александр I прислал Аракчееву “знаки ордена Андрея Первозванного, а чтобы ему было “приятнее” их носить, послал свои собственные. Но Аракчеев отказался принять орден, мотивируя тем, что он его не заслуживает, поскольку непосредственного участия в военных действиях не принимал.
В конце 1809 года М. М. Сперанским был подготовлен проект “Учреждения Государственного совета” . Аракчеев был в полном неведении о подготовке этого важного документа. Лишь накануне обнародования Александр I ознакомил Аракчеева с ним. Аракчеев обиделся и направил императору пространное письмо с просьбой освободить его от обязанностей военного министра. Демарш Аракчеева вызвал удивление и раздражение Александра. Но Аракчеев твердо стоял на своем. В письме от 29 декабря 1809 года он повторял свои “обиды” и настаивал на отставке. Отставка была ему дана 1 января 1810 года с условием, чтобы он сам избрал себе приемника на пост военного министра и до вступления того в должность продолжал исполнять прежние обязанности. По рекомендации Аракчеева на этот пост был назначен М. Б. Барклай де Толли.
Вряд ли справедливо мнение историков, что отставка Аракчеева знаменовала собой “охлаждение” к нему императора, а также утверждение, что в течение 1810-1814 гг. Аракчеев оставался как бы “в тени” . В действительности “благоволение” к нему Александра после краткой “размолвки” (обмена наполненных упреками письмами в декабре 1809 года) не изменилось. По повелению Александра Аракчеев уже в январе 1810 года был поставлен во главе Военного департамента только что созданного Государственного Совета. Этот пост много значил. Все военные дела опять сосредотачивались в его руках.
3 апреля 1812 года Аракчеев пишет брату Петру о неизбежности войны с Францией: “Война предполагается самая жестокая, усильная, продолжительная и со всеми возможными строгостями” (25). К этому времени русские войска были стянуты к западной границе. К ним прибыл Александр I вместе с Аракчеевым. “Июня 17-го дня 1812 года, записывал Аракчеев, - в городе Свенцянах призвал государь меня к себе и просил, чтобы я опять вступил в управление военных дел, и с оного числа вся французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления государя императора” (26). За 1812 год сохранилось более 80 писем Александра I к Аракчееву, из которых видно, что император постоянно советовался с ним. Это дало основание великому князю Николаю Михайловичу, опубликовавшему часть этих писем, сделать вывод, что Аракчеев “исполнял должность почти единственного секретаря государя во время Отечественной войны” (27). Как утверждают другие историки той эпохи, Аракчеев был единственным докладчиком у Александра I практически по всем вопросам: военным, дипломатическим, управлению, снабжению армии и т.п. Таковым он оставался и во время заграничных кампаний 1813-1814 гг. Письма императора свидетельствуют о его неограниченном доверии к Аракчееву.
На Аракчеева в начале войны была возложена “деликатная” миссия русских генералов и сановников “уговорить” Александра I оставить армию, ехать в Москву и там принимать меры ради “спасения отечества” . Нахождение Александра в действующей армии стесняло командующих. Он нашел в себе мужество признать это и оставить армию. Вместе с тем своим отъездом из армии он перекладывал всю ответственность за первые военные неудачи и отступления русских войск на своих генералов. Не мог он не прислушаться и к голосу общественности, требовавшей назначить главнокомандующим М. И. Кутузова. Кстати, в числе тех, кто подавал свой голос за Кутузова, был и Аракчеев.
6 декабря 1812 года, когда уже завершалось изгнание наполеоновских войск из России, Аракчеев вместе с императором выехал в Вильну и во время кампаний 1813-1814 гг. постоянно находился при его особе. Сохранившиеся сведения о деятельности Аракчеева в эти годы скудны. Он не занимал военных постов, не командовал воинскими частями, даже не занимался штабной работой. Его работа была вроде бы и “незаметна” , но необходима. Как видно из письма к нему императора, круг деятельности Аракчеева был разнообразен. Помимо вопросов снабжения действующей армии и связей с Россией он выполнял массу других поручений императора и по сути дела был начальником императорской квартиры. Вместе с русской армией он проделал весь путь от Вильны до Парижа. Непосредственного участия в военных действиях Аракчеев никогода не принимал, что давало основание историкам говорить о его “трусости” . Однако нельзя не учесть и следующее. Будучи способным военным администратором, Аракчеев был плохим стратегом и с присущим ему здравым смыслом не мог не понимать этого. Возможно, всякое его уклонение от прямого участия в боевых операциях было продиктовано и этим.
31 марта 1814 года, на другой день после капитуляции Парижа, Александр подписал указ о производстве Аракчеева и Барклая де Толли в фельдмаршалы. Но Аракчеев упросил императора отменить указ относительно своего производства, опять-таки мотивируя тем, что он сам не командовал войсками и не принимал непосредственного участия в военных операциях. Затем он отказался от поездки с Александром в Англию, уговорив последнего отпустить его в Грузино и на время, “для поправления здоровья” , освободить от всех “забот” .
По возвращении в Петербург Александр вызвал Аракчеева из его “уединения” . “Пора, кажется, нам за дело приняться, и я жду тебя с нетерпением” , - писал он Аракчееву 6 августа 1814 года. А дел и поручений было много. Именно с этого момента наступил “звездный час” Аракчеева, когда он стал вторым после императора лицом в государстве, сосредоточив в своих руках все нити управления страной.
Кроме занимаемых им постов генерал-инспектора артиллерии и председателя Военного департамента Государственного совета он был поставлен во главе Собственной его императорского величества канцелярии (значение которой возрастало) и Комитета о раненых (это значило, что отныне все отставные военные и инвалиды должны были обращаться к их “благодетелю” – Аракчееву) .
С именем Аракчеева связывают создание и распространение зловещего учреждения – военных поселений. Однако сам Аракчеев первоначально высказывался против них, предлагая сократить срок солдатской службы до восьми лет и из увольняемых в запас создать необходимый резерв(28). Но как только вопрос о военных поселениях был окончательно решен Александром I, Аракчеев стал самым рьяным и последовательным проводником в жизнь этой меры. Впоследствии Аракчеев рассказал, что “военные поселения составляют собственную государеву мысль, это его дитя, в голове государевой родившееся, которое он любил и с которым не мог расстаться” , а он, Аракчеев, “был только верный исполнитель его плана по своему верноподданическому усердию” . Однако нельзя не согласиться с наблюдением историка Н. К. Шильдера, что Аракчеев “в этой царственной фантазии усмотрел верное средство еще более укрепить свое собственное положение и обеспечить в будущем преобладающее влияние на государственные дела” (29).
Начало военным поселениям было положено еще в 1810 году, когда в Могилевской губернии был поселен батальон Елецкого мушкетерского полка. Начавшаяся 1812 года война прервала дальнейшее устройство военных поселений. К реализации этой идеи Александр I вернулся в 1816 году, поставив во главе всего дела Аракчеева. В качестве образца организации хозяйства в военных поселениях было взято аракчеевское имение Грузино. В течение 1816-1817 гг. военные поселения были учреждены в Новгородской, Слободско-Украинской и Херсонской губерниях. На положение военных поселян были переведены 375 тысяч душ мужского пола казенных крестьян и казаков. К ним подселили в качестве “постояльцев” , помогавших им в сельскохозяйственных работах, около 150 тысяч солдат регулярных войск.
Повсюду введение военных поселений встретило отчаянное сопротивление жителей. Наиболее значительным было восстание военных поселян в Чугуеве летом 1819 года, на подавление которого отправился сам Аракчеев. Жестокая расправа над восставшими чугуевскими военными поселянами вызвала возмущение у передовых людей России и широко обсуждалась в декабристских кругах. Суровые условия военно-поселенной барщины, факты протеста военных поселян против своего тяжелого положения подробно описаны в нашей литературе. Исследователи, долгое время ограничиваясь этими сюжетами, почти не затрагивали тему хозяйства и функционирования военных поселений, при этом без достаточных на то оснований доказывали их нерентабельность и даже убыточность для казны. И было непонятно, как в течение полувека поселения могли не только держаться, но и получить свое дальнейшее распространение (к моменту их отмены в 50-60 годах XIX века в них насчитывалось свыше 800 тысяч человек) . Однако появившиеся в последние годы исследования о хозяйстве военных поселян (кандидатские диссертации Ю. А. Блашкова, Т. Н. Кандауровой, А. С. Тургенева, К. М. Ячменихина) показали, что Аракчееву удалось создать безубыточное хозяйство в военных поселениях, и не только возместить расходы казны на их учреждение, но и составить значительный капитал. Проведенные в 1826 и 1831 г. реорганизации военных поселений существенно ослабили военно-поселенный режим и дали некоторую свободу хозяйственно-предпринимательской деятельности военных поселян. Выяснилось, что к концу царствования Александра I Аракчееву удалось создать капитал в размере 26 миллионов рублей. Из него Аракчеев даже выделил 1 миллион жителям Петербурга, пострадавшим от наводнения в 1824 году. Поселянам было разрешено заниматься промыслами и торговлей. Аракчеев вводил разные новшества в военных поселениях: многополье, улучшение породы скота и сорта семян, применение удобрений, усовершенствованных орудий труда; он пользовался советами видных агрономов. В военных поселениях были учреждены госпитали, школы, даже собственная типография.
Следует отметить, что примерно до 1819-1820 гг. наряду с проведением ряда реакционных мер (военные поселения, насаждение жестокой палочной муштры в армии, распространение мистицизма и обскурантизма) продолжали разрабатываться планы преобразований, печать и просвещение еще не подвергались тем суровым гонениям, какие начались позднее. В 1817-1818 гг. 12 сановников получили секретные поручения императора подготовить проекты отмены крепостного права. Один из таких проектов в феврале 1818 года был подготовлен и Аракчеевым. Он предлагал постепенный выкуп помещичьих крестьян в казну, с наделением их землей не менее двух десятин на ревизскую душу. Проект Аракчеева получил одобрение Александра I, но вместе с тем, несмотря на его секретность, стал известен дворянским кругам и вызвал с их стороны мощное противодействие. Александр не решился представить его (равно как и другие поступившие проекты) на обсуждение в Государственный совет. Та же участь постигла и подготовленный к этому времени по заданию Александра Н. И. Новосильцевым проект конституции для России – “Уставную государственную грамоту” .
К 1820 году окончательно определился поворот Александра I к реакции под влиянием революционных потрясений в странах Западной Европы, а также возмущения гвардейского Семеновского полка (которое особенно угнетающе подействовало на императора) и серии доносов на тайное общество декабристов. Наступление реакционного правительственного курса обозначилось по всем направлениям.
Монархически настроенные историки в своих анологетических трудах об Александре I пытались всю вину за усиление реакционного курса свалить на Аракчеева. Бесспорно, роль Аракчеева была значительной, но это была роль исполнителя. Реально инициатором всех реакционных мер был сам Александр I, а Аракчеев лишь усердно претворял его волю в жизнь. Надо отметить и то, что Александр мастерски умел перекладывать свою “непопулярность” на других. Именно поэтому он и предоставил Аракчееву самые широкие полномочия. В руках Аракчеева фактически было сосредоточено руководство Государственным советом, Комитетом министров, императорской канцерярией. Он именовался “главным над военными поселениями начальником” . С 1822 года Аракчеев становится единственным докладчиком по большинству министерств и ведомств, даже по делам Святейшего Синода. Любое важное лицо, нуждавшееся в аудиенции у императора, сперва должно было явиться к Аракчееву, а тот уже докладывал императору суть дела, тут же решался вопрос – принять или не принять просителя или докладчика. Многие важные просители долгими часами ожидали у него приема в его доме на Литейном проспекте. Приемная Аракчеева значила тогда больше, чем Сенат, Государственный совет и Комитет министров. Местом паломничества для вельмож было и аракчеевское село Грузино. Грузино посетили Н. М. Карамзин и М. М. Сперанский, много раз удостоил его своим посещением и Александр I.
В то время все назначения на высшие военные и государственные посты проходили через руки Аракчеева. Он любил унижать и третировать придворных как “людей праздных и ленивых” . “У меня камерюнкерствовать не можно, - говаривал он, - я педант, я люблю, чтобы дела шли порядочно, скоро, а любовь своих подчиненных полагаю в том, дабы они делали свое дело” (30). В эту пору своего могущества он любил говорить о нищите и невзгодах своей юности, подчеркивая, что он не знатным происхождением, не связями и протекциями, а лишь благодаря упорному труду и беспредельной преданностью монархам сделал себе карьеру. В один из петергофских праздников, на котором присутствовала в лентах и орденах пышно разодетая придворная знать, Аракчеев в пику ей явился “в старой шинели и поношенной фуражке” , без знаков отличия и наград, “точно денщик, идущий из бани” .
В роковой 1825 год на Аракчеева было возложено важное поручение Александра I – в связи с поступившими доносами на тайное общество декабристов возглавить дальнейший о нем розыск и затем арестовать его участников. Было уже условленно, что в сентябре от Аракчеева в город Карачев Орловской губернии прибудет связной к доносчику И. Шервуду, который и передаст новые сведения о заговоре. Но тут случилось непредвиденное. 10 сентября дворовые Аракчеева зарезали его любовницу Настасью Шумскую. Гибель ее настолько потрясла Аракчеева, что он впал в депрессию и устранился от всех государственных дел, в том числе и от руководства разысканием тайного декабристского общества. Он отказался приехать к Александру в Таганрог, несмотря на настойчивое приглашение последнего, и ограничился лишь посылкой нескольких писем с изложением своего отчаянного положения.
КОНЕЦ МОГУЩЕСТВА АРАКЧЕЕВА. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
Новым потрясением для Аракчеева стало известие о смерти Александра I в Таганроге. Оно достигло Петербурга 27 ноября 1825 года. Аракчеев понял, что могуществу его пришел конец. Все также ожидали скорого падения Аракчеева. Но он решил напомнить о себе в надежде удержаться при преемнике Александра. Как только началась присяга Константину Павловичу, Аракчеев сразу “выздоровел” и вновь приступил к исполнению своих обязанностей. 30 ноября он присягнул Константину и привел к присяге военные поселения. Но вскоре распространились слухи об отказе Константина от престола в пользу Николая Павловича. Аракчеев часто посещает Зимний дворец. Во время посещения 10 декабря он сообщил Николаю о поступавших доносах на тайное общество декабристов, но не мог сказать, “на чем дело остановилось” (в расследовании заговора) .
Рано утром 14 декабря Аракчеев одним из первых присягнул Николаю. Современники вспоминают, что в тот день Аракчеев вел себя “трусливо” . В “Записках” Николая I читаем: “При выходе из залы внимание мое слегка остановилось на мрачной и понурой физиономии Аракчеева, сердце и совесть которого подвергались одновременной пытке” (31). Статс-секретарь В. Р. Марченко, находившийся в тот день в Зимнем, увидел, что во дворце из военных оставалось только двое – “князь Лобанов по старости и непринадлежности к армии и граф Аракчеев по трусости, как говорило тогда злословие, ни одна душа не оставалась промолвить с ним слово” (32). В таком же состоянии “страха и уныния” видели в тот день Аракчеева Н. М. Карамзин и А. М. Горчаков(33).
По вступлении на престол Николай I решил обставить увольнение Аракчеева, по словам историка Н. К. Шильдера, “знаками изысканного внимания” . 19 декабря 1825 года он направил Аракчееву рескрипт, в котором выражал надежду, что тот будет служить ему, “как и покойному государю” (34). Одновременно Аракчееву было “внушено” , что для него будет лучше добровольно попросить об отставке. Поэтому уже на следующий день, 20 декабря, последовал новый рескрипт, увольнявший Аракчеева от заведования императорской канцелярией и делами по комитету министров, но пока оставлявший его начальником военных поселений.
Потерявший былое влияние временщик становился уже не страшен. О нем открыто злословили, рассказывая как о действительных, так и о выдуманных фактах его жестокости в военных поселениях и в Грузине. Аракчеев заболел нервным расстройством и 9 апреля 1826 года обратился к императору с прошением о заграничном отпуске “для лечения” . Отпуск ему был предоставлен, а также выделено 50 тысяч рублей “на дорожные издержки” .
По возвращении из-за границы Аракчеев получил указ императора от 23 октября 1826 года, согласно которому должность главного начальника над военными поселениями упразднялась. Аракчеев таким образом получал полную отставку. Он был выведен из состава Государственного совета. Наконец, 8 апреля 1832 года последовал приказ Николая I: “Не считать графа Аракчеева инспектором артиллерии и пехоты” (35).
Аракчеев удалился в свое имение Грузино “к вящему удовольствию всей России” , как острили его современники. О “грузинском отшельнике” скоро забыли. Он “слегка” занимался хозяйством, продолжая по-своему “благодетельствовать” своих крестьян. Если летом он мог найти интересующие его занятия, особенно цветоводство, то зимой “и такого развлечения не предоставлялось” . На весь его дом легла печать тоски и уныния.
На старости лет Аракчеев пробовал меценатствовать: бедные художники получали от него заказы на выполнение его портретов и видов Грузина за “денежное вспомоществование” . Некоторых дворовых, “показавших способности” , Аракчеев отправил за границу обучаться на живописцев, архитекторов, кондитеров. Многие из них по дороге бежали. Аракчеев приказал их “изловить и полечить розгами” , но “беглецы отысканы не были” (36).
В июле 1831 года вспыхнуло восстание новгородских военных поселян. Пламя восстания бушевало у границ имения Аракчеева. 20 июня он в коляске, запряженной четверкой лошадей, бросился спасаться в Новгород, сделав большой крюк для объезда бунтующих поселений. Его опасения имели все основания: позже стало известно, что несколько троек с восставшими были посланы в Грузино для расправы с ним. Но городские власти, боясь, как бы присутствие Аракчеева не вызвало в городе возмущения, потребовали от него выехать в Тверскую губернию(37).
В последние годы своей жизни Аракчеев решил создать в Грузине обстановку, которая постоянно напоминала бы ему его “благодетеля” Александра I. В полной неприкосновенности сохранялось убранство комнат, в которых останавливался во время наездов в Грузино император. По приказу хозяина дома были изготовлены часы с бюстом Александра I и с музыкой, игравшей каждые 11 часов утра (время кончины императора) “со святыми упокой” . Аракчеев благоговейно хранил под стеклом рескрипты и письма Александра. Перед собором в Грузине установил бронзовый памятник, на котором была сделана надпись: “Государю-благодетелю – по кончине его” (38).
В 1832 году Аракчеев положил в Государственный банк 50 тысяч рублей с тем, чтобы к столетию смерти Александра I эта сумма с накопившимися процентами была вручена тому историку или писателю, кто” лучше всех, т.е. полнее, достовернее, красноречивее” напишет историю царствования этого монарха(39).
В 1833 году Аракчеев внес 300 тысяч рублей на учреждаемый для дворянских детей в Новгороде кадетский корпус, открытие которого торжественно состоялось 24 марта 1834 года(40). Вскоре Аракчеев опасно занемог. Чувствуя, что дни его сочтены, он вызвал из Петербурга своего доктора Миллера. Николай I, узнав о заболевании Аракчеева, отправил в Грузино лейб-медика Якова Виллие. Но было поздно: 21 апреля Аракчеев скончался. М. Ф. Бороздин в своих воспоминаниях пишет, что “когда граф скончался, дворня с громкими криками радости бросилась обнимать друг друга… Это был для них день величайшего торжества” (41).
А. А. Аракчеев завещал похоронить себя в церкви села Грузино. В день похорон прибыли посланные императором генерал-адъютанты П. А. Клейнмихель и П. Н. Игнатьев для разбора бумаг покойного. Часть бумаг была распределена по различным министерствам и ведомствам, остальная отправлена императору, который распорядился все бумаги, касающиеся императорского дома, уничтожить. Таким образом, наиболее интересная часть огромного архива Аракчеева погибла, остальная была распылена по разным архивохранилищам.
Перед смертью Аракчеев завещал передать все свое имение “в монаршее распоряжение” . Грузинское имение перешло в казну, а вырученные от продажи движимого имущества деньги вместе с наличностью, что составило 2,5 миллиона рублей, Николай I распорядился передать в пользу Новгородского кадетского корпуса и именовать его “Аракчеевским” . Кадетскому корпусу были переданы и все книги по военной тематике из библиотеки Аракчеева, состоявшей из 15 тысяч томов(42).
Список литературы:
1. Научный журнал “Вестник Московского университета” , Серия 8 “История” . №3 1993. Статья Федорова В. А. “А. А. Аракчеев” .
2. Журнал “Вопросы истории” . №12 1991. Статья К. М. Ячменехина “Алексей Андреевич Аракчеев” .
3. Ратч В. Ф. Сведения о графе А. А. Аракчееве. СПб.
(1) Русское слово. 1874. № 8. С. 68
(2) Саблуков Н. А. Записки // Цареубийство 11 марта 1801 года. Репринтное изд. М., 1991. С. 35
(3) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. СПб., 1797. Т. I. С. 178
(4) Исторический вестник. 1894. № 10. С. 301
(5) Кизеветтер А. А. Император Александр I и Аракчеев в их взаимоотношениях // Русская мысль. 1911. №2. С. 8
(6) Вел. кн. Николай Михайлович (Романов) . Император Александр I. Спб., 1912. Т. 1. С. 276-277.
(7) Русская старина. 1882. №9. С. 683
(8) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1897. Т. 1 С. 184
(9) Русская старина. 1871. №2. С. 242
(10) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1897 Т. 1. С. 188
(11) Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 331
(12) Вел. кн. Николай Михайлович (Романов) . Император Александр I. Спб., 1912. Т. 1. С. 265
(13) Брадке Е. Ф. Автобиографические заметки // Русский архив. 1875. №1. С. 52
(14) Брадке Е. Ф. Автобиографические заметки // Русский архив. 1875. №1. С. 37
(15) Отто Н. К. Черты из жизни графа А. А. Аракчеева // Древняя и новая Россия. 1875. Кн. 6. С. 167
(16) Отто Н. К. Черты из жизни графа А. А. Аракчеева // Древняя и новая Россия. 1875. Кн. 6. С. 173; Кн. 4. С. 385
(17) Новгородский сборник. 1866. Вып. 4. С. 275-278
(18) Отто Н. К. Черты из жизни графа А. А. Аракчеева // Древняя и новая Россия. 1875. Кн. 4. С. 383
(19) Отто Н. К. Черты из жизни графа А. А. Аракчеева // Древняя и новая Россия. 1875. Кн. 6. С. 176
(20) Отто Н. К. Черты из жизни графа А. А. Аракчеева // Древняя и новая Россия. 1875. Кн. 6. С. 178
(21) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1897. Т. 2 С. 111
(22) См.: Герасимова Ю. И. Архив А. А. Аракчеева // Записки отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. М., 1980. Вып. 41. С. 60-68
(23) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1912. Т. 2. С. 215
(24) Михайловский-Данилевский А. И. Описание Финляндской войны на сухом пути и на море в 1808 и 1809 году. Спб., 1849. С. 360-361.
(25) Русская старина. 1874. №5. С. 190
(26) Русский архив. 1866. Спб.
(27) Вел. кн. Николай Михайлович (Романов) . Император Александр I. Спб., 1912. Т. 1. С. 285.
(28) Русская старина. 1904. №4. С. 15
(29) Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1797. Т. 4. С. 24
(30) Борисевич А. А. А. Аракчеев // Военная энциклопедия. Спб., 1902. Т. 2. С. 640
(31) Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М. ; Л., 1926. С. 116
(32) Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988. С. 256
(33) Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. Спб., 1866. С. 412; Русская старина. 1883. № 10. С. 167
(34) Шильдер Н. К. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1903. Т. 1. С. 354
(35) Ячменихин К. М. Алексей Андреевич Аракчеев // Вопросы истории. 1991. № 12. С. 49. Фактически Аракчеев не выполнял обязанности по этой должности уже с 1826 года.
(36) Дризен Н. В. Последние годы жизни графа Аракчеева (Из семейных воспоминаний) // Исторический вестник. 1904. № 9. С. 867-870
(37) Евстафьев П. П. Восстание военных поселян Новгородской губернии в 1831 году. М., 1934. С. 183-184
(38) Шильдер Н. К. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Спб., 1903. Т. 2. С. 47
(39) Согласно воле Аракчеева в 1915 году Российская Академия Наук опубликовала в русских и иностранных газетах предложение о написании истории царствования Александра I. К этому времени “аракчеевский фонд” составил уже 573 тысячи рублей и предполагалось его увеличение в 1925 году – времени проведения конкурса и выдачи премии – до 800 тысяч рублей (Аракчеевская премия // Исторический вестник. 1916. № 11. С. 550-551) . После 1917 года “аракчеевский фонд” был национализирован.
(40) Русский архив. 1872. № 8. С. 238-242; Карцов П. П. Исторический очерк новгородского графа Аракчеева кадетского корпуса и Нижегородской военной гимназии. 1834-1884. Спб., 1884
(41) Бороздин М. Ф. Воспоминания // Граф Аракчеев и военные поселения. 1809-1871. Спб., 1971. С. 7
(42) Ячменихин К. М. Алексей Андреевич Аракчеев // Вопросы истории. 1991. № 12. С. 50; Сигунов Н. Г. Черты из жизни графа Аракчеева // Русская старина. 1870. № 3. С. 274-275