Вульгарная экономическая школа

План работы.

План работы. 1

На переломе эпох 1

Проблема народонаселения 1

Мальтус — возмутитель спокойствия 3

Смитианец Сэй. 7

Три фактора. 8

Загадки Закона Сэя 10

Разгадка Закона Сэя 13

Мальтус против Закона Сэя 13

Литература. 14

На переломе эпохПроблема народонаселения

Меркантилисты большое значение придавали росту народона­селения, прямо связывая его с условиями роста на­ционального богатства. Адам Смит при всей сокрушительности сво­ей критики меркантилизма вопрос о народонаселении не рассмат­ривал в контексте критикуемой идеологии. Превосходя своих пред­шественников глубиной проникновения в суть явлений, он отодви­нул этот вопрос на более скромное место. Смит показал, что значе­ние имеет не абсолютный размер народонаселения, а соотношение между производительной и непроизводительной его частями. Что касается первой из них, то он, несомненно, считал численный рост ее функционально зависящим от нескольких величин. Во-первых, от роста оплаты труда; во-вторых, от роста производительности труда. Зная его выводы относительно последнего, можно сказать и так: темпы роста рабочего населения Смит ставил в зависимость от тем­пов роста накопления капитала страны. Одним словом, возрастание богатства народа и рост рабочего населения представлялись двумя взаимозависимыми и синхронными (или почти синхронными) про­цессами, как теперь говорят, с положительной обратной связью.

Как кажется, Смит не видел каких-либо естественных факторов, могущих ограничить рост одного и другого. Опасность исчерпания внутренних резервов экономического роста и перехода экономики из состояния прогресса в состояние застоя виделась ему реальной, но не фатально неизбежной. Она могла быть преодолена посредст­вом непрерывных "импрувментс" — технического прогресса. Зало­гом последнего были: режим свободной конкуренции, раскрепоща­ющий энергию масс, а также строгий правопорядок, обеспечивающий право работника на плоды его труда и создающий стимулы для сбережения дохода. А сбережение было синонимом инвестиций.

Первый, еще отдаленный, удар грома прогремел среди ясного неба теорий социального прогресса и гармоничного саморегулирова­ния. Затем уже нешуточные громовые раскаты потрясли обществен­ное сознание, когда начались кризисы перепроизводства и все яснее обнаруживалась их зловещая периодичность, т.е. закономерность, не вытекающая из каких-либо известных тогда теорий.

Мальтус — возмутитель спокойствия

Непосредственным поводом для выступления Томаса Роберта Мальтуса (1766—1834) были, как известно, очерки У.Годвина "О по­литической справедливости". Основываясь на теории прогресса, из­ложенной Кондорсе (этот французский мыслитель погиб при невы­ясненных обстоятельствах, предположительно, покончив с собой, во время якобинского террора во Франции), Годвин и другие утверждали, что основная причина бед­ности больших групп населения состоит в неспра­ведливом распределении национального дохода. Богатства хватило бы на всех, если бы оно распре­делялось равномерно по всем слоям населения. Нужно плохие законы заменить хорошими — и все заживут прекрасно.

По Мальтусу, эта точка зрения была слишком благодушной. Население имеет свойство увеличи­ваться по закону сложных процентов (геомет­рическая прогрессия), но продовольствие может расти только по закону арифметической прогрес­сии. Если все национальное богатство разделить равномерно, говорит Мальтус, бедность действи­тельно исчезнет... но только на момент. Достаток пищи для всех снимет все преграды для размно­жения (например, разумную осторожность в при­бавлении семейства). Это вызовет неограничен­ный рост населения, далеко выходящий за преде­лы возможностей его прокормить. Возникнет такой голод, какого еще не было. И воцарится бес­просветная нужда со всеми социальными бедствиями, связанными с нею. Мальтус считал, что предотвратить массовую бедность можно только нравственным воспитанием населения. Вступать в брак сле­дует лишь тогда, когда есть уверенность, что данная пара твердо сто­ит на ногах и сможет прокормить детей. Каждому нужно понять, что рассчитывать он может только на себя. Каждый должен цели­ком нести ответственность за свое неблагоразумие. И всякие попыт­ки даже частной благотворительности, тем более государственных субсидий, только ослабляют вышеуказанные ограничения роста на­селения.

Первым изданием памфлет Мальтуса вышел в 1798 г. анонимно. Второе издание, расширенное и переработанное, вышло в 1803 г. под названием, которое в русских переводах звучит так: "Опыт о за­коне народонаселения, или Взгляд на его действие на счастье обще­ства в прошедшем и настоящем, а кроме того, изучение, насколько основательны наши ожидания относительно устранения или смягче­ния тех бедствий, которые он производит". Под схожим названием вышли следующие издания (1806, 1807, 1817 и 1826 гг.) — всякий раз с изменениями и дополнениями.

Мальтус первым употребил выражение "борьба за существова­ние", которое впоследствии использовал Чарльз Дарвин. В первом из­дании "Опыта" Мальтуса имели место наиболее жесткие его сужде­ния. Там прямо говорилось, что рождающие детей без заботы о том, как их прокормить, заслуживают того наказания, которое предуго­товила им природа, и "было бы жалкой амбицией желать вырвать бич из ее рук и ослабить действие законов природы, установленных Божественным промыслом, которые приговорили этого человека вместе с его семьею к страданиям". Впоследствии Мальтус сильно смягчил свои суждения и даже (вопреки своей теории) высказался за предоставление государственной помощи семьям с числом детей больше шести.

Отсюда видно, что Мальтус не был рабом своей теории. Не от­казываясь от нее в принципе, он ратовал за то, чтобы в сознание на­родных масс постепенно внедрялась мысль о необходимости ощу­щать ответственность за своих детей. Но он не предполагал достичь этого за одну ночь. И коль скоро многодетные бедные семьи про­должали появляться, Мальтус дополнил свой трактат поправками, достойными его священнического служения.

Большое количество переизданий свидетельствует о публичном успехе теории Мальтуса. Действительно, она произвела большой шум. У нее появилось множество горячих сторонников и страстных противников.

Среди тех, кому теория Мальтуса пришлась по душе, большую группу, видимо, составляли члены высших слоев общества. Никто то­гда не поддержал идею отменить "законы о бедных" (т.е. меры со­циальной защиты для неимущих). Но теория Мальтуса успокаивала совесть богатых и сильных, перекладывая (в их глазах) ответствен­ность за положение бедных классов на объективные законы приро­ды и на самих бедняков: вы, мол, можете пенять только на самих себя.

Мальтус не был человеконенавистником или ханжой, как люби­ли говорить его идейные противники. Как раз наоборот: его глубо­ко тревожили мысли о беспросветной нужде многих людей, о высо­кой детской смертности в семьях бедняков. Мы видим, что помощь бедным он считал бесполезной, не могущей устранить причины бед­ности, и даже вредной, так как она отучает людей от чувства ответ­ственности. Причины же бедности он видел в бездумном деторож­дении, несоизмеряемом с материальными возможностями семьи.

Нетрудно понять поэтому, кто был его главными противниками: все, кто верил, что причина бедности — дурное устройство общества. Это были и сторонники мирных социальных реформ, и (конечно!) революционеры.

Впоследствии был выявлен целый ряд ошибок Мальтуса в его ис­ходных положениях. Главное значение он придавал соотношению браков и рождений, гораздо меньше принимая во внимание сниже­ние смертности. Это значит, во-первых, что он недооценивал дет­скую смертность как естественный ограничитель роста населения. Во-вторых, снижение смертности в группе старших возрастов ведет к увеличению численности населения даже при постоянном (не рас­тущем прогрессивно) темпе деторождения. Кроме того, с повыше­нием уровня жизни народа в известных пределах рождаемость име­ет тенденцию самопроизвольного снижения (это заметил еще Адам Смит). Как ни объясняй данное явление, оно замечается повсемест­но. Обнаружены были и другие слабости в его теории.

Тем временем в экономической науке все больший вес приобре­тал социалистический уклон. Теория Мальтуса постепенно уходила в тень, а проблематика ее оказалась и вовсе заброшенной.

Однако все это не значит, что Мальтус неправ целиком и полно­стью. При всех его неточностях проблема, которую он выдвинул, не была мнимой. Напротив, она оказалась реальной, в особенности для нынешней эпохи, и, может быть, еще белее насущной она станет в третьем тысячелетии н.э.

Казалось, жизнь опровергла теорию Мальтуса. Население Европы за истекшее время выросло не менее чем в 5 раз, а площадь сель­скохозяйственных угодий практически не увеличилась. При этом средний европеец сегодня питается даже лучше, чем во времена Мальтуса. Массовая бедность в странах Европы изжита.

Но не все так просто. Проблема, поставленная Мальтусом, вста­ла перед некоторыми странами Азии и Африки в последней трети XX в. усилиями бывших метрополий этих стран в них был осущест­влен значительный прогресс медицинской помощи населению, в ча­стности снижена смертность среди новорожденных и налажена борьба с эпидемиями. В то же время материальный и культурный уровень населения не поднялся еще до той планки, после которой начинается самопроизвольное снижение рождаемости. Современная экономическая наука оказалась к этой ситуации не готова и не мо­жет предложить развивающимся странам иных рецептов, кроме тех, которые предлагал английский священник конца XVIII — начала XIX столетия, а именно: планирование семьи, сообразуясь с возмож­ностями ее прокормить.

Смитианец Сэй.

Однажды Дюпон де Немур упрекнул Сэя в несправедливом от­ношении к физиократам и напомнил ему, что он — через Смита — приходится духовным внуком Кенэ и племянником Тюрго. На это Сэй ответил, что читать он научился у меркантилистов, думать — у Кенэ, но анализировать и понимать сущность экономических явле­ний, их причины и следствия его научил Смит.

Жан Батист Сэй (1767—1832) был, вероятно, первым экономи­стом вне Британии, кто начал развивать идеи Смита в поисках от­ветов на новые вопросы. Сама жизнь стала выдвигать такие вопро­сы, которые еще не вставали перед Смитом. Прежде всего это отно­сится к явлению, которое стало заботой многих последующих поко­лений экономистов — теоретиков и практиков.

В различные времена эту проблему называли то «кризисом перепроизводства», то «кризисом сбыта», то «промышленным кризисом», то «пери­одическим промышленным кризисом». В настоя­щее время принято называть ее проблемой эко­номического цикла. Периодичность больших спадов производства, сопровождаемых депрессией, которая затем переходит в новый подъем, стала обнаруживаться после повторения указанных яв­лений в 1810, 1814, 1818 и 1825 гг. Затем были кризисы 1836, 1847, 1857 гг., после чего стал по­вторяться почти регулярно период в 10 лет.

Нужно заметить, что "Трактат политической экономии" Сэя впервые вышел в 1803 г., когда ре­гулярная периодичность кризисов еще не прояви­лась, хотя аналогичные явления уже ранее проис­ходили (например, кризис в Англии в 1793 г.). Следующие издания "Трактата" имели место в 1814, 1817, 1819 и 1826гг. В 1828г. Сэй опубли­ковал второе свое экономическое сочинение — "Полный курс политической экономии".

Изначальная цель Сэя, насколько можно су­дить, была в том, чтобы изложить материал Смита более доступно, компактно и упорядоченно. Ему казалось, что свои замечательные идеи Смит изложил хаотично, без надлежащего порядка. Сэй пер­вым применил тот способ расположения материала, который часто использовали затем ученые при написании обобщающих экономи­ческих трактатов. Речь идет о четырех больших разделах: потребле­ние, производство, обмен, распределение. Впоследствии подобный способ изложения перекочевал в учебники по политической эконо­мии.

Три фактора.

Экономическая наука обязана Сэю в основном двумя идеями, сыгравшими значительную роль в ее дальнейшем развитии. Первая из них — так называемый закон Сэя, вторая позднее получила на­звание теории трех факторов производства. Исходил Сэй из из­вестного положения Смита о трех видах дохода: ренте с земли, плате за труд, прибыли на капитал. У Смита, если мы помним, проис­хождение всех трех объяснялось экономией труда, или, что то же са­мое, ростом производительности труда. У Сэя выходило так, будто каждый из факторов производства порождает соответствующий до­ход.

Конечно, в известном смысле и мысль Смита может быть истол­кована подобным же образом Ведь если капитал создает экономию .труда, он тем самым вроде бы и порождает прибыль. Земля же тем более может считаться, так сказать, матерью ренты (вспомним чис­тый продукт физиократов). В известном смысле различие формули­ровок Сэя и Смита было скоре словесным, чем содержательным. Од­нако трактовка Смита сводила все три фактора к труду, что прида­вало ей глубину и изящество. Трактовка же Сэя утрачивала подоб­ное единство и с этой точки зрения оказалась более поверхностной.

Трехфакторная теория сыграла в развитии науки сразу две раз­личные роли. Из нее впоследствии был развит факторный анализ производства, в частности метод производственной функции. Смысл этого анализа — в отыскании наиболее выгодной комбинации капи­тала и труда (земля в расчет не принимается) для тех или иных кон­кретных случаев. Часто в экономической практике возникает проб­лема: вложить ли больше средств в основной капитал, чтобы мень­ше тратить потом на оплату труда, или сэкономить на инвестициях, зная, что потом труд обойдется дороже? В другом случае вопрос мо­жет стоять немного иначе: до каких пределов выгодно замещать жи­вой труд оборудованием? Можно ведь так далеко зайти с механиза­цией труда, что дешевле оказалось бы все делать вручную... Подоб­ные проблемы и решаются методами производственной функции, которые к настоящему времени хорошо разработаны и успешно применяются (см. главы 23 и 27).

Вторую свою роль в дальнейшем развитии экономической мыс­ли «три фактора» сыграли, если можно так сказать, помимо своей воли. Это связано с появлением и становлением новых экономиче­ских теорий. Не столько сам Давид Рикардо, сколько его последова­тели (и более всех Маркс) выставили "теорию трех факторов" как антитезу "трудовой ценности", так что первая из них оказалась в ро­ли пугала для нескольких поколений марксистов.

Загадки Закона Сэя

Одна загадка связана с тем, что никакого "закона" Сэй откры­вать не собирался и соответственно ни о каком законе не говорил. Откуда же закон взялся?

В первом издании Трактата" Сэй посвятил несколько страничек общественному воспроизводству в духе Смита, как он это понимал. Там он позволил себе кое-какие изящные формулировки. Вокруг них вскоре разгорелась полемика. В последующих изданиях Сэй, желая отстоять свою точку зрения, добавлял и развивал аргументацию. Гораздо позже ученые вычленили из рассуждений Сэя несколько фор­мулировок, которые и были названы Законом рынков Сэя или про­сто Законом Сэя. Такова отгадка этой загадки.

Другая загадка связана с судьбой этого закона, наука оказалась не в состоянии ни доказать его справедливость, ни аргументированно опровергнуть. Хотя уже Дж. Ст. Милль достаточно ясно ощущал, "где зарыта собака", ситуация неопределенности продолжалась аж до середины нашего столетия, когда, наконец, в проблему была вне­сена определенная ясность.

Отчего же нужно было столько лет возиться с этим странным "законом" — почему бы не уподобить его тому "неуловимому ковбою", которого никто не соби­рался ловить? В том и штука, что нашего "ковбоя" очень многим хотелось поймать — и тем, кто хо­тел с ним дружить, и тем, кто хотел его уничто­жить.

Дело в том, что конечным выводом из Закона Сэя было положение о невозможности общего кризиса перепроизводства в системе свободной конкуренции. Понятно, что, как и в случае с зако­ном народонаселения Мальтуса, Закон Сэя, поми­мо чисто научной проблемы, был объектом разно­го рода околонаучных и совсем вненаучных сло­весных баталий между защитниками системы сво­бодной конкуренции и ее противниками — вплоть до революционеров социалисти­ческого толка.

Если во всей этой истории есть действительная загадка, то кроется она в самом Законе Сэя. В ли­тературе он встречается в различных вариантах. Как уже говорилось, автор не дал какой-то исчер­пывающей его формулировки. В первозданном ви­де то, что позже было названо Законом Сэя, представляет собою че­тыре слова и сопровождающие их пояснения. Вот эти слова:

ПРОДУКТЫ ОБМЕНИВАЮТСЯ НА ПРОДУКТЫ.

К этому даются такие пояснения. Чтобы производители могли продать свои продукты, нужно, чтобы на эти продукты был предъя­влен денежный спрос. Но откуда у покупателей деньги? Это выруч­ка от продажи ими своих продуктов. Чтобы, что-то купить, нуж­но прежде что-нибудь продать. Товарообмен, конечно, совершается через посредство денег, но суть остается той же, как и при бартер­ной торговле: продукты обмениваются на продукты (другая форму­лировка: товары покупаются за товары).

Едва ли с этим стоит спорить. Положение настолько очевидно, что становится непонятным, из-за чего весь сыр-бор. Но это только исходное положение. Из него Сэй делает выводы, которые действительно можно счесть его научной заслугой. Если часть каких-либо товаров, способных удовлетворить человеческие потребно­сти, не находит покупателя, т.е. их произведено слишком мною, значит, каких-то других товаров произведено недоста­точно. Другими словами, если у совокупности покупателей каких-то товаров не хватает денег, чтобы купить все эти товары, значит, эти покупатели (в сумме) не произвели достаточно своих товаров, чтобы выручить за них требуемое количество денег. "Каждый про­дукт, — пишет Сэй, — находит тем более покупателей, чем более растет число всех остальных продуктов".

Кризис перепроизводства согласно этим рассуждениям наступает не потому, что на рынке общее количество товаров превышает общее количество денег, а потому, что каких-то товаров было предложено к продаже меньше, чем нужно. Неправильно распределен общест­венный труд по видам производства: что-то производится в избытке, что-то находится в дефиците. Чтобы были проданы все товары пер­вого вида, нужно увеличить производство товаров второго вида. "По­ка в обществе есть неудовлетворенные потребности, - пишет Сэй, - нельзя говорить, что продукты производятся в избытке". Но это как раз и означает, что общее перепроизводство невозможно. Всякое перепроизводство носит лишь частичный характер, поскольку на дру­гом полюсе всегда должен обнаруживаться дефицит. Увеличьте то­варное предложение на полюсе дефицита — и вы повысите денеж­ный спрос на полюсе избытка. Предложение рождает спрос.

Все сказанное представляет Закон Сэя в его полном виде. Вот с этим и не могла наша наука долгое время ничего поделать. Его при­нимали в качестве постулата такие крупные ученые, как Рикардо и Дж.Ст.Милль, не говоря уже о многих их сторонниках. Его отверга­ли без убедительных оснований такие не менее крупные фигуры, как Мальтус, Сисмонди и Кейнс, не говоря уже об оппонентах из стана социалистов разного толка.

Разгадка Закона Сэя

Первым, видимо, догадался Джон Стюарт Милль, ученик Рикар­до и своего отца, Джеймса Милля. К сожалению, в те времена соот­ветствующий терминологический и понятийный аппарат еще не был настолько разработан, чтобы можно было четко сформулировать суть дела. Это удалось только в 1952 г. двум американским ученым — Дж. Беккеру и У.Баумолу. И лишь тогда стало возможным оце­нить, насколько близко подошел к разгадке младший Милль. Так то­же бывает в нашей науке.

Оказалось, что Закон Сэя скрывал в себе два различных, хотя и очень похожих, закона. Один из них, более жесткий, стали называть тождеством Сэя, а другой, более мягкий, — равенством Сэя. Они отвечают различным постулатам о характере рынка и различным экономическим ситуациям. Первоначальную же формулировку у са­мого Ж.Б.Сэя допустимо толковать и так и сяк. Однако в его поле­мике с Рикардо можно найти признаки того, что он имел в виду скорее более мягкую версию.

Мальтус против Закона Сэя

В 1820 г. вышел первым изданием трактат Мальтуса "Принципы политической экономии". Его аргументация имеет более глубокий характер. В ос­нове ее — не недопотребление, а перенакопление.

"Нельзя сомневаться, — писал Мальтус, — что только соответст­венно стремление к потреблению может поддержать равновесие ме­жду спросом и предложением; и так же несомненно, что неумерен­ная страсть к накоплению богатств должна вести к тому, что проду­кты производятся в количестве, превышающем возможное потреб­ление их..."

Законы накопления капитала, по мнению Мальтуса, напоминают законы размножения населения. Там необходимо обилие пищи, здесь — обильный денежный спрос. Как при недостатке пищи не­лепо поощрять браки и размножение людей, так при недостатке спроса неуместно стимулировать накопление капитала. Ведь новые капиталы еще более увеличат предложение товаров. Для соблюдения пропорции между ростом спроса и ростом инвестиций Мальтус счи­тал необходимыми всевозможное увеличение класса мелких земель­ных собственников, развитие внешней и внутренней торговли, нали­чие обширного класса непроизводительных потребителей. Особое значение придавалось при этом богатой земельной аристократии. Покупательная способность зарплаты рабочих невысока, прибыль капиталистов в большей мере идет на накопление в ущерб их воз­можному потреблению. Из трех видов дохода (по Адаму Смиту) ос­тается рента — она и должна компенсировать падение спроса на то­варном рынке.

Вспомним, однако, что для опровержения Закона Сэя нужно бы­ло показать неизбежность хронического перепроизводства — такого, которое не может выправиться. Для этого доводы Мальтуса были не­достаточными. Переизбыток товаров должен вызвать снижение их цен до такого уровня, когда все их сможет поглотить данный спрос населения. При этом падение цен может оказаться столь сильным, что они подчас не будут возмещать издержек производства. Тогда некоторые капиталы погибнут и проблема перенакопления утратит свою остроту.

Литература.
  1. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. Пер. с англ., 4-е изд. – М.: Дело ЛТД, 1994
  2. История экономической мысли / под ред. Полянского. – М.: Изд-во Московского университета, 1970
  3. Курс экономики: Учебник / под ред. Б. А. Райзберга. – ИНФРА-М, 1997
  4. Ядгаров Я.С. История экономических учений. – М.: Экономика, 1996


Подобные работы:

Актуально: