Как осужденный может защитить свои права

,

1. Вступление

2. Контингент лиц, находящихся в пенитенциарных учреждениях

2.1. Правовая безграмотность

2.2. Материальное и семейное положение

2.3. Что было до преступления?

3. Содержание под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений

3.1. Анализ нарушений законности при задержании и производстве дознания

3.2. Нарушения при проведении следственных действий

3.3. Условия содержания СИЗО и ИВС

3.4. Несовершенство нормативных актов, касающихся содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений

4. Стадия судебного расследования уголовного дела

4.1. Неправильная квалификация содеянного

4.2. Фальсификация приговора

4.3. Жестокий приговор

4.4. Нарушения законности и прав человека на стадии судебного разбирательства

5. Исполнение наказаний

5.1. Места отбывания наказания

5.2. Причины конфликтов между осужденными и администрацией колоний

6. Эффективность исправительной функции уголовно-исполнительной системы

7. Послесловие

Реформа системы уголовного правосудия и исполнения наказаний - сложная и тяжелая проблема для любого общества.

Для сегодняшней России эта проблема настолько тяжела, что наше государство в полном смысле этого слова не справляется со своими правоохранительными функциями. Иными словами, система уголовного правосудия и исполнения наказаний не только не приносит пользы обществу, не очищает его от преступности, а напротив, зачастую наносит непоправимый вред и способствует криминализации общества.

Чтобы не быть голословными, приведем определение задач правоприменительного законодательства в том виде, как они сформулированы в соответствующих кодексах.

Задачи Уголовного кодекса Российской Федерации

Задачами настоящего Кодекса являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений (ст.2 УК РФ).

Задачи уголовного судопроизводства

Задачами советского уголовного судопроизводства являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию, и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден (ст.2 УПК РФ).

Цели и задачи уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации

1. Уголовно-исполнительное законодательство Российской Федерации имеет своими целями исправление осужденных и предупреждение совершения новых преступлений, как осужденными, так и иными лицами.

2. Задачами уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации являются регулирование порядка и условий исполнения и отбывания наказания, определение средств исправления осужденных, охрана их прав, свобод и законных интересов, оказание осужденным помощи в социальной адаптации (ст.1 УИК РФ).

Совершенно очевидно, что все последующие статьи названных кодексов, все нормативные акты, относящиеся к уголовному правосудию, должны обеспечивать выполнение этих задач и достижение поставленных целей.

Так ли это на самом деле? Или наше законодательство нуждается в серьезной доработке и существенных поправках? Разумеется, нуждается, и с этим не спорит ни одна из ветвей власти. Только какими должны быть эти поправки, какими должны быть новые нормативные акты? Вот тут-то между мнением общественных правозащитных организаций и мнением властных структур возникают порой глубокие принципиальные разногласия.

Сейчас во время затянувшегося кризиса системы уголовного правосудия и исполнения наказаний на первый план вышла задача, как разместить и накормить армию заключенных, численность которой стабильно превышает миллион человек, как организовать их материальное обеспечение и медицинское обслуживание.

Все эти проблемы для своего решения требуют вложения огромных средств и, тем не менее, не решают множества других вопросов, необходимых для выполнения задач уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства.

Есть все основания полагать, что руководители Минюста, МВД, Прокуратуры не всегда четко представляют себе, что же на самом деле происходит по ту сторону колючей проволоки, а, следовательно, не могут оперативно и адекватно реагировать на целый ряд противоправных фактов в поднадзорных им учреждениях.

Пользуясь одной лишь официальной статистикой, нельзя составить объективную картину и понять нужды пенитенциарной системы. Кто может лучше и полнее знать нужды мест лишения свободы, чем сами их обитатели?

Необходимо учесть взгляд изнутри, т.е. проанализировать мнение заключенных. С этой целью Обществом попечителей было проведено исследование проблем уголовно-исполнительной системы на основании анализа писем заключенных за 1995-2000 годы. Была исследована 21 тысяча писем, пришедших в организацию за этот период от 4180 человек. География переписки охватывает практически всю Россию, пенитенциарные учреждения всех видов режима.

С одной стороны объективность такой информации можно было бы подвергнуть сомнению, но, учитывая, что одни и те же факты описываются в корреспонденции, приходящей из различных регионов, им трудно не доверять. По самым распространенным и актуальным случаям мы вели переписку с теми или иными госструктурами, и полученные ответы, (а по существу - отписки), с каждым разом все больше убеждали нас, что большинство писем не искажают действительность, иногда придают ей субъективную эмоциональную окраску, но, по сути, те нарушения, о которых идет речь, действительно имеют место.

Проанализировав более 20 000 писем из мест лишения свободы, мы также пришли к выводу, что целый ряд законов и иных нормативных актов нуждается в коренном пересмотре.

В предлагаемой брошюре исследованные проблемы сгруппированы в следующие разделы:

1. Контингент лиц, находящихся в местах лишения свободы;
2. Содержание под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений на стадии предварительного следствия;
3. Стадия судебного расследования уголовного дела;
4. Исполнение наказаний;
5. Эффективность исправительной функции уголовно-исполнительной системы.

Мы не проводили специального опроса и анкетирования, поэтому уверены, что исследуемые аспекты дали бы еще более массовые показатели. Но, так или иначе, те вопросы, на которых будет заострено внимание, не являются единичными, случайными проблемами. Они типичны и требуют своего разрешения.

Разумеется, мы не в состоянии предложить панацею от всех болезней, которыми страдает наше правосудие. Но ощутимую часть его пороков можно было бы искоренить или хотя бы свести к минимуму, использовав те нормативные поправки, которые предложены в этой брошюре.

Наши рекомендации в большинстве случаев не требуют больших капиталовложений для своей реализации. Нужно лишь проявить здравый смысл, чтобы отказаться от укоренившихся порочных стереотипов и не отмахиваться от предлагаемых нововведений.

Надеемся, что сделанные нами в результате проведенного анализа выводы и рекомендации найдут поддержку у общественных организаций, занимающихся проблемами правосудия. Надеемся также, что представители законодательной, исполнительной и судебной власти отнесутся к нашим предложениям конструктивно и не отторгнут их.

Считаем, что наши предложения особенно актуальны в данный момент, когда в Государственной Думе ждут своего принятия проекты Уголовно-процессуального Кодекса РФ и Федерального закона "О внесении в некоторые законодательные акты Российской Федерации изменений и дополнений по вопросам уголовно-исполнительной системы".

Мы не претендуем на знание универсальных истин. Ждем ваших замечаний и предложений. Все рациональное, что совместными усилиями удастся претворить в жизнь, пойдет на пользу не только заключенным, от гуманизации системы уголовного правосудия выиграет все общество.

Ирина Котова

"Сограждане! Сегодня в тюремных застенках страдают те, кто вчера не задумывался над этим. Завтра рядом с нами будут многие из вас. Темница всегда угодливо раскрывает двери всем - политикам, убийцам, ворам и бизнесменам, бандитам и милиционерам". (Из письма заключенных Дальнего Востока)

Эти слова верно отражают действительность. 21 тысяча писем, проанализированных нами в процессе работы, еще раз подтвердили, что от тюрьмы действительно никто не застрахован.

Нас же интересовало исследование контингента обитателей пенитенциарных учреждений по нескольким определенным критериям, а именно: с точки зрения их правовой грамотности, возможности воспользоваться услугами платного защитника, семейного положения, состояния здоровья, образа жизни и т.п. Почему мы выбрали именно эти критерии? Потому что их исследование особенно наглядно должно показать, какую роль в российской судебной практике играет фактор материальной обеспеченности, как исполняется конституционное право каждого гражданина на государственную и судебную защиту и на получение квалифицированной юридической помощи, каковы социальные корни преступности и т.п.

Начнем с письма, в котором отразились почти все вопросы:

"Хочу обратиться к Вам и надеюсь, что Вы меня поймете. Ведь Вы чья-то мать, согревающая теплом и заботой свою семью. Я же всего этого был лишен, т.к. являюсь сиротой. Все мое детство прошло в детдоме, обстановка которого, отношение воспитателей, учителей не давали мне возможности нормально учиться, а я хотел как-то расширить познание мира, окружающего меня. Думаю, что вследствие этого я в своей жизни совершил довольно много глупостей и непростительных ошибок..

Я не хочу вдаваться в подробности, но именно от неправильности моего понимания настоящих ценностей в жизни, вследствие моей безграмотности, я совершил поступки, за которые оказался в тюрьме. Но я молодой парень, мне 28 лет, вся жизнь впереди, я понимаю, что жить так, как я жил раньше, нельзя. Но как жить? Я боюсь сделать ошибку. В детдоме нас не учили жизни, можно сказать , что я был выкинут в бурную реку жизни с неподготовленным пловцом, меня закрутило и утянула на дно. Но, я не хочу, чтобы годы, проведенные в заключении были вычеркнуты из моей жизни как бесцельно прожитые. У меня здесь много свободного времени, которое нечем занять, я хочу учиться, хочу познавать мир и знать все, что мне может пригодиться в дальнейшей жизни. Но из общения с людьми, которые находятся вокруг меня я этого сделать не могу, да и книги, которые имеются в библиотеке тоже не могут, как я понимаю, мне ничего полезного дать. Прошу Вас, если только Вы имеете возможность, вышлите, пожалуйста, книги, которыми Вы располагаете или можете купить. Меня очень интересуют книги по философии и психологии. Надеюсь, что Вы не оставите мою просьбу без внимания, т.к. мне больше не к кому обратиться.

С уважением Евгений."

Этот фактор в проведенных исследованиях по своей подавляющей массовости вышел на первое место с колоссальным отрывом. Жизнь показывает, что уровень правовой культуры всего населения России недопустимо низок, и в то же время "незнание закона не освобождает от ответственности". Однако, подавляющее большинство граждан начинают изучать Уголовный Кодекс, уже оказавшись по ту сторону решетки. А оказавшись там, не знают как правильно себя вести, чтобы самому себе не навредить.

Например:

1. 76 человек написали нам, что не знали, что обыск у них в квартире должен проходить с обязательным участием понятых и после предъявления ордера на обыск.
2. 115 человек написали, что понятые все время обыска простояли в дверях и за действиями сотрудников милиции не наблюдали.
3. 47 человек сообщили, что вещи, изъятые во время обыска, не были упакованы и опечатаны.

О том, что обыск и изъятие были проведены с нарушением процессуальных норм, они узнали уже впоследствии, кто от сокамерников, кто от адвокатов, а кто уже от нас во время переписки.

Но даже те, кто был осведомлен о нарушениях, допущенных по отношению к ним в процессе следствия и суда, в большинстве своем не знают, как правильно обжаловать те или иные незаконные действия, кому и в какой форме написать жалобу, как обеспечить свою жалобу необходимыми доказательствами. Поэтому, не добившись должной реакции от местной прокуратуры, они, как правило, начинают забрасывать жалобами генеральную прокуратуру, все политические партии и общественные объединения, СМИ, президента и даже международные инстанции. Разумеется, они впустую расходуют свои силы, многие из них, отчаявшись, объявляют голодовку и даже доходят до членовредительства. Кроме расшатывания нервной системы никаких ощутимых результатов такое "отстаивание своих прав" не дает.

Мы привели всего несколько конкретных примеров серьезных нарушений, допускаемых в процессе проведения следственных действий. Наиболее распространенным нарушениям будет посвящен отдельный раздел брошюры.

Еще раз обращаем ваше внимание на то, что мы не проводили специального анкетирования в связи со сжатостью сроков проекта, поэтому уверены, что фактические цифры были бы намного выше. Мы же можем лишь твердо сказать, что исследованные проблемы действительно существуют и во многом вытекают из правовой безграмотности населения. В дальнейшем, разбирая другие вопросы, поднятые в письмах, мы еще не один раз вынуждены будем констатировать, что многие нарушения прав человека тесно соседствуют с низкой правовой культурой.

Исследуя письма в аспекте правовой грамотности, мы также сделали вывод о том, что подавляющее число обратившихся к нам заключенных хочет повысить уровень своих знаний и способность к самозащите своего права, и лишь небольшая часть занимает потребительскую позицию, считая, что все инстанции должны вникать в их неграмотные жалобы, внимательно в них разбираться и принимать решения, основанные на законе и праве.

Мы считаем, что и та, и другая позиция имеют равные права на существование и в равной мере справедливы.

Для наглядности представим результаты данного исследования в виде следующей таблицы:

Приведенная таблица красноречиво свидетельствует о беспомощности заключенных перед следственной и карательной машиной, нацеленной на изобличение, обвинение, осуждение и подчинение. Не обладая необходимыми знаниями, гражданам, попавшим под уголовное преследование, нечего противопоставить этой системе для своей защиты.

Если проследить, как меняется спрос заключенных на правозащитную литературу, то можно констатировать, что в последние 3 года он резко вырос и продолжает расти.

Из проведенного анализа вытекает неоспоримый вывод о том, что правовое просвещение населения должно стать неотъемлемой обязанностью государства.

Проанализировав письма, пришедшие за пять лет более чем от 4-х тысяч человек, мы можем с уверенностью сказать, что в российских пенитенциарных учреждениях содержатся в подавляющем большинстве люди бедные. Во всяком случае, материально обеспеченные заключенные к нам практически не обращались.

Среди наших подопечных очень много сирот - воспитанников детских домов, еще больше - выросших в неблагополучных семьях.

Среди заключенных среднего возраста примерно в равном количестве лица, утратившие семейные связи, одинокие, либо лица, у которых на свободе остались родители-пенсионеры или малолетние дети. Таким образом, подавляющему большинству заключенных не приходится рассчитывать на помощь от близких, более того, многие из них, оказавшись в местах лишения свободы, сами взвалили дополнительное бремя на свою семью.

В виде таблицы результаты анализа данного фактора выглядят следующим образом:

Совершенно очевидно, что содержание данных категорий осужденных в местах лишения свободы связано с рядом дополнительных проблем. Государство несет невосполнимые расходы, страдает семья, теряют здоровье сами заключенные, и даже потерпевшие не могут получить возмещение вреда, причиненного преступлением.

Поэтому было бы целесообразно значительно расширить рамки условного осуждения, в особенности для лиц, имеющих работу. Пусть зарабатывают, кормят сами себя, свою семью, возмещают вред потерпевшим и платят назначенный судом процент в доход государства. По крайней мере, такой вид наказания имеет смысл, чего нельзя сказать о лишении свободы только ради лишения свободы.

Широкое применение условного осуждения с удержанием определенной части дохода в государственную казну также целесообразно и при выборе вида наказания материально обеспеченных граждан, совершивших преступления небольшой и средней тяжести, если они обязуются в короткий срок возместить причиненный ими вред.

Такой узаконенный подход к избранию меры и вида наказания поможет разрешить многие острые проблемы уголовно-исполнительной системы, т.к. сократит численность тюремного населения, сохранив принцип неотвратимости наказания и даже придав наказанию более осмысленные функции.

В предыдущем разделе мы анализировали контингент лиц, содержащихся в пенитенциарных учреждениях с точки зрения их материального и семейного положения. Цель настоящего раздела - исследовать, чем занимались люди, оказавшиеся за решеткой, до совершения преступления. Как складывалась их жизнь, какие моменты из биографии могли послужить толчком к выбору противоправного пути?

Анализ показал, что в этом ракурсе вырисовываются следующие группы заключенных:

1. Алкоголики или лица, склонные к бытовому пьянству;
2. Члены неблагополучных семей;
3. Воспитанники детских домов;
4. Принимавшие участие в боевых действиях во время вооруженных конфликтов (Афганистан, Северная Осетия, Нагорный Карабах, Чеченская республика и др.);
5. Бывшие сотрудники правоохранительных органов;
6. Страдающие олигофренией;
7. Безработные;
8. Бездомные.

Характерно, что фактор бездомности очень часто считают причиной преступления лица, осужденные неоднократно и потерявшие жилье в результате предыдущей судимости.

Все выделенные группы заслуживают более тщательного анализа для установления социальных корней преступности. Но мы считаем необходимым заострить внимание на такой проблеме, как четко прослеживающаяся тенденция к увеличению численности в общей массе заключенных таких групп, как бывшие сотрудники правоохранительных органов и лица, принимавшие участие в боевых действиях во время вооруженных конфликтов.

Среди написавших нам бывших сотрудников правоохранительных органов лишь малая часть (около 5%) отбывает наказание за должностные преступления. Перечень уголовно-наказуемых деяний остальных охватывает весь уголовный Кодекс, причем, наиболее распространенным является вымогательство, хотя не единичны случаи организации вооруженных банд. Удельный вес насильственных преступлений весьма значительный и свидетельствует о том, что жестокость становится чуть ли не профессиональным признаком сотрудников правопорядка.

Анализ писем данной группы заключенных также свидетельствует о том, что большинство должностных преступлений не преследуется в уголовном порядке либо не наказывается лишением свободы.

Анализируя характер преступлений заключенных из числа лиц, принимавших участие в боевых действиях во время вооруженных конфликтов, также приходится констатировать, что преимущественно это насильственные преступления, среди которых главенствующее место занимают вымогательство, нередко совершенное организованными преступными группами.

Трудно что-либо предложить для искоренения названных причин преступности, т.к. для этого необходим целый комплекс мероприятий по изменению социальной и внутренней политики государства.

По данному поводу в наших силах только поставить проблемы, заострив на них внимание властей.

Подводя итоги данного раздела, можно сделать вывод, что контингент заключенных в основном состоит из социально-незащищенных либо социально-деформированных групп населения, по отношению к которым государство не выполняло и не выполняет своих функций, кроме карательных.

Для упрощения исследования данного раздела разобьем его на отдельные блоки, каждый из которых содержит комплекс проблем:

1. Анализ нарушений законности при задержании и производстве дознания;
2. Нарушения при проведении следственных действий;
3. Условия содержания в СИЗО и ИВС;
4. Несовершенство нормативных актов, касающихся содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений.

Анализ писем заключенных выявил целый комплекс нарушений прав человека на данной стадии уголовного преследования. Часть из них заложена в самом уголовно-процессуальном законодательстве, которое нацелено больше на обвинение, чем на объективное разбирательство. Часть нарушений совершается в обход законодательства недобросовестными сотрудниками органов дознания при попустительстве столь же недобросовестных сотрудников надзорных инстанций. Но и в этих случаях необходимо принять такие законодательные меры, которые не давали бы возможности даже недобросовестным сотрудникам не выполнять требования закона.

Из общей массы нарушений при задержании и производстве дознания мы выделили наиболее часто встречающиеся и грубые:

1. Применение насилия.
2. Нарушение 51 статьи Конституции РФ.
3. Нарушение права на защиту.

Из общего числа писем, в которых заключенные жалуются на фальсификацию уголовного дела, подавляющее большинство содержит информацию о применении к ним насилия. Характерно, что эти противоправные методы, являющиеся сами по себе уголовными преступлениями, как правило, остаются безнаказанными. Особенно гладко проходит применение насилия во время задержания, так как при этом избиения оправдывают ссылкой на то, что задержанный, якобы, оказывал сопротивление. Многие заключенные пытаются зафиксировать телесные повреждения, и некоторым это удается, но даже такие меры практически ни к чему не приводят. Мы неоднократно пытались создать прецедент и добиться расследования хотя бы по одному случаю доставления в СИЗО или ИВС избитого задержанного. Нам даже беспрепятственно высылали выписки из актов освидетельствования, в которых значились гематомы и ссадины от головы до пяток. Но в дальнейшем эти документы оказывались бесполезными, так как начальники следственных отделов и надзирающие прокуроры по-отечески благословляли действия своих подчиненных, ссылаясь на то самое сопротивление при задержании, о котором мы писали выше.

Для убедительности приведем пример из собственной неудавшейся попытки борьбы с избиениями при задержании. Мы получили два письма от серпуховичей, содержавшихся в Серпуховском следственном изоляторе. Задержали их поодиночке, но оба оказались жестоко избитыми. Приводим ниже нашу переписку с прокурорам города и старшим следователем следственного отдела ГУВД Московской области, начиная с момента получения нами справок о медицинском освидетельствовании граждан Полякова Н.А. и Пионтко С.В.

Мы думаем, что подробно комментировать ответ старшего следователя ГУВД МО излишне. В нем нет ни слова о телесных повреждениях, нанесенных задержанным, как будто это в порядке вещей.

Нам известно, что Полякова и Пионтко задержали в один день, но поодиночке. О каком сопротивлении безоружного человека целой бригаде натренированных ребят идет речь в ответе, догадаться тяжело.

Нам также известно, что Сергей Пионтко жестоко болеет, у него гипертония II степени и в тяжелой форме туберкулез.

Какое же сопротивление мог оказать такой больной человек целой бригаде ОМОНа, что его пришлось, усмиряя, так виртуозно отделать?

Но мнение правоохранительных органов по-прежнему непоколебимо: если арестован - значит виновен, и если арестован и избит - значит правомерно.

Пример из нашей переписки в очередной раз подталкивает нас к грустному выводу: пока в "должностных избиениях" будет отсутствовать состав преступления, никто из нас не может знать, кого бояться больше - хулиганов или сотрудников милиции.

Занималась наша организация и оказанием юридической помощи Александру Володько, 39-летнему жителю г.Алексин Тульской области, ранее не судимому, обвиненному в покушении на убийство зам.начальника Алексинского ГУВД. Володько был арестован в своем доме в первом часу ночи. Как пишет Александр: "… Так начался кошмар, который длился целую вечность".

Первые удары по голове и в зубы я получил в машине, как только она тронулась с места. Я попытался объяснить, что зубы у меня почти все вставные, и меня перестали бить в челюсть, а стали бить в лоб и по затылку. Я сидел в наручниках на заднем сидении между двумя операми, а их начальник Гнитецкий - на переднем. Гнитецкий заявил, что знает, кто в него стрелял год назад, и сейчас везет меня убивать в лес или на реку.

Действительно, машина выехала из города, и в кабине наступила полная темнота. Гнитецкий продолжал рассказывать о покушении на него, утверждая, что это сделал я. Его подручные изредка вставляли фразы с угрозами, что везут меня убивать. Но в основном работали кулаками.

Не доезжая деревни Мунырево, в низине свернули с дороги влево - вниз к реке Оке. Однако, увидев на берегу палатку туристов, решили развернуться и ехать в другое место.

Впоследствии я узнал фамилии сидевших в машине оперов: Шершнев и Рожков. Машина с трудом выбралась на шоссе и поехала снова прочь от города. Меня продолжали бить, и говорить, что я стрелял в Гнитецкого в августе прошлого года, около его дома, и меня сейчас здесь расстреляют и выбросят или утопят и оставят в воде. Сказали, что будут топить в реке Ватан, около моста, однако проехали мимо и через километр свернули направо. Я перестал ориентироваться, т. к. в этих местах никогда не был.

Через десять минут машина остановилась. Меня выволокли за волосы на дорогу и, избивая, потащили на обочину и дальше по какой-то раскисшей от дождя грунтовой дороге.

Метров через семьдесят блеснула река, скорее даже ручей пятиметровой ширины. Дорога упиралась в нее, остановились около воды.

Мне последний раз предложили сознаться, и Рожков ударил прикладом автомата в живот, и кто-то ногой в пах. Я, задыхаясь от боли, стал оседать на землю, но меня подхватили за ноги и сунули головой в воду, ил и камни. Там было неглубоко, под водой было лицо и уши, не более. Я был, перевернут, и вода хлынула в ноздри, причинив сильную боль, я стал задыхаться и дергаться, глотая ртом ил и воду. Я попрощался с родными, - ужасное мгновение перехода в никуда, и тут меня выдернули. Отдышаться не дали и, избивая, поволокли к машине. Шершнев ударил кулаком мне по сердцу. Да так, что ребро треснуло. Даже через три месяца я чувствовал боль в месте перелома. Впоследствии специалисты по рукопашной борьбе объяснили, что таким ударом можно остановить сердце.

Больше в машине не били, так как я судорожно и часто дышал, сердце кололо, и я об этом сказал своим истязателям.

В райотделе подняли на третий этаж, и в просторном кабинете следователь с хитрым лицом, лисьими глазками провела "первый допрос". Я ей, это была женщина, сказал, что меня избивали и топили в реке, а она с улыбкой ответила что по мне этого не заметно. На допросе я все отрицал, а мне рассказывали и рассказывали о преступлении, которого я не совершал".

В деле Володько есть медицинское заключение Алексинской районной больницы, куда ему чудом удалось попасть, вскрыв для этого вену на руке. В заключении написано: "Володько А.Л. - 39 лет, доставлен из ИВС. Диагноз: перелом VII ребра справа, VIII, IX ребер слева, кровоподтеки левой и правой поясничной области, ссадины и кровоподтеки лица, ушиб грудной клетки, сотрясение головного мозга, тупая травма живота".

Таким образом, все признаки насилия налицо, факт того, что признательные показания были получены под пытками, установлен судом. Тем не менее, за это никто не понес наказания. Уголовное дело против истязателей несколько раз возбуждалось и прекращалось. Наконец, было прекращено окончательно из-за невозможности установить личности виновных.

Даже после мед.освидетельствования пытки продолжались. Пытали током, горящей головешкой, подсаживали в камеру переодетых сотрудников, которые пытались его повесить, угрожали расправой над семьей.

На десятый день физической и психологической обработки Александр "сознался" в преступлении, к которому не был причастен.

Общими усилиями трех защитников удалось добиться оправдания Володько по делу о покушении на убийство.

Вы думаете, он был полностью оправдан? Ничего подобного. Чтобы оправдать два года и восемь месяцев, проведенные в СИЗО, суд признал Александра виновным в хранении оружия (?) и приговорил его к тем самым двум годам и восьми месяцам.

Мы привели всего три конкретных примера, свидетельствующих о применении насилия при задержании и в органах дознания и о безнаказанности и круговой поруке, царящих в правоприменительных структурах. Все три случая произошли в 1996 году в Московской и Тульской областях, т.е. в центральных регионах России.

Но вот отрывок из письма Банникова В.В., отбывающего наказание в учреждении Омской области. Письмо написано в марте 1998 года. "…Но когда на голову одевают целлофановый мешок, руки и ноги пристегивают наручниками и бьют долго и упорно, то тут приходится выбирать между жизнью и смертью. И так продолжалось несколько дней. Все это время не кормили, пока не согласился взять вину на себя". Банников осужден на 15 лет за убийство. Утверждает, что преступления не совершал, но под пытками подписал все, что требовали от него на следствии.

Из писем за 1999 год выделим хотя бы одно, в нем осужденный житель Тюменской области под пытками признался в убийстве соседской девочки, которого не совершал.

И, наконец, одно из писем 2000 года. Житель Псковской области пишет, как его с применением насилия заставили в качестве свидетеля дать ложные показания против своего знакомого, которого впоследствии осудили за нанесение тяжких телесных повреждений на 8 лет лишения свободы.

Для наглядности считаем целесообразным привести следующую таблицу:

Таким образом, проанализировав письма, в которых есть упоминание о применении насилия при задержании или производстве дознания, можно сделать вывод, что эти жестокие противоправные методы используются повсеместно, масштабно и массовость их со временем не затухает.

Что можно предпринять для эффективной борьбы с применением пыток? Мы присоединяемся к предложению заслуженного юриста России Сергея Анатольевича Пашина. Он считает, что если мы хотим уничтожить пытки, то их использование нужно сделать:

1. во-первых, затруднительным;
2. во-вторых, бессмысленным.

Для этого он предлагает следующие меры:

1. во всех отделениях милиции ввести обязательное присутствие дежурного защитника, оказывающего необходимую юридическую помощь при всех задержаниях и первых допросах;
2. при задержании в обязательном порядке выдавать каждому задержанному карточку с описанием его прав.

Но самым эффективным из предложений С.А.Пашина нам кажутся следующие:

1. суд не должен принимать во внимание признательные показания, если они были взяты в отсутствие защитника;
2. если подсудимый отказывается от признательных показаний, данных на следствии, они могут быть приняты во внимание только, если обвинение докажет их правильность. Бремя такого доказывания должно лежать на обвинении.

Мы предлагаем еще целый ряд, на наш взгляд, эффективных мероприятий, необходимых для искоренения пыточной практики ведения следствия, а именно:

1. Прекратить планирование в МВД раскрываемости преступлений, ибо сами эти требования провоцируют массовые пытки и фальсификации дел.
2. Обязать работников милиции носить номерные жетоны, чтобы не было обезлички.
3. В обязательном порядке вести журнал регистрации задержанных, доставленных с телесными повреждениями или жалующихся на применение насилия. Если телесные повреждения имеют место, сотрудник, принимающий задержанного, обязан сообщить об этом прокурору.
4. Ввести в закон понятие "жертва пыток" и утвердить право таких граждан на получение бесплатной адвокатской помощи и компенсации за перенесенные страдания.
5. Утверждение и реализация Закона "Об общественном контроле над местами лишения свободы - реальная преграда пыткам и сговорам МВД, прокуратуры, судов - против граждан.

Предлагая все перечисленные мероприятия, мы отдаем себе отчет в том, что до тех пор пока правоохранительные органы будут работать ради статистики, насилие во имя "раскрываемости" преступлений будет продолжаться вопреки всем нашим с вами стараниям.

Нарушение 51 статьи Конституции Российской Федерации

"1. Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. 2. Федеральным законом могут устанавливаться иные случаи освобождения от обязанностидавать свидетельские показания".(ст.51 Конституции РФ)"Суд, прокурор, следователь и лицо,производящее дознание, обязаны разъяснитьучаствующим в деле лицам их права и обеспечить возможность осуществления этих прав".(ст.58 УПК РСФСР)

Нарушения указанных конституционных прав граждан и требований ст.58 УПК встречаются довольно часто. Как правило, допрашивая юридически безграмотного, перепуганного, а зачастую и избитого человека, недобросовестные дознаватели нередко применяют следующую методику: Четко и внятно не предупреждают о праве гражданина не свидетельствовать против себя и своих близких и о праве не давать никаких показаний, но в процессе допроса дают, как бы мимоходом, подписать бланк, в котором указано, что со своими правами допрашиваемый ознакомлен. В дальнейшем все ссылки гражданина на незнание закона остаются беспочвенными, т.к. везде, где требуется, стоит его подпись.

Очень часто применяется и другая методика. Гражданина приглашают на допрос в качестве свидетеля и, естественно, предупреждают об ответственности за дачу ложных показаний или отказ от дачи показаний. На этот раз предупреждают четко и внятно. Затем, получив необходимую информацию, объявляют свидетеля подозреваемым и знакомят его с правом не свидетельствовать против себя.

Повсеместно нарушается 51 статья Конституции и при допросе свидетелей - близких родственников заключенного.

Об этом нам известно как из собственной практики, так и из многочисленных писем заключенных и их близких.

Зачастую, допрашивая в качестве свидетелей близких родственников подозреваемого, недобросовестный следователь "забывает" предупредить их о праве не свидетельствовать против своего близкого. Затем, давая на подпись протокол допроса, заодно получает и нужную ему подпись об ознакомлении с правами. Эти факты в очередной раз свидетельствуют о правовой безграмотности населения, которой в нужный момент можно ловко воспользоваться.

Эти нарушения существенно ущемляют право граждан на защиту, а также сводится на нет понятие презумпции невиновности, поскольку в основу обвинения впоследствии вкладываются не факты и доказательства, а показания допрошенного гражданина. Что касается презумпции невиновности, то это понятие лишь продекларировано, а в действительности при расследовании уголовных дел обвинение, как правило, переигрывает защиту. Из 4180 человек, написавших нам, 917 жалуются на нарушение 51 статьи Конституции РФ.

С учетом правовой неподготовленности населения с недобросовестностью органов следствия и дознания бороться очень трудно. Как выяснить, осознанно или неосознанно гражданин поставил свою подпись? Практически судьи и прокуроры не вдаются в эти подробности, таким образом, опрометчиво данные показания, полученные с нарушением закона, могут пагубно повлиять на судебное решение.

Для искоренения такой порочной практики приходится повторить следующие предложения:

Нарушение права на защиту

"Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом"(п.2 ст.45 Конституции РФ)

Под правом обвиняемого на защиту понимается совокупность всех, представленных ему законом процессуальных прав для опровержения предъявленного обвинения или смягчения ответственности.

Прежде всего, попавший под уголовную ответственность гражданин вправе знать, в чем он подозревается или обвиняется. Зная об этом, человек делает выбор, пользоваться ему услугами защитника или осуществлять защиту лично.

Для оказания юридической помощи гражданам действует коллегия адвокатов. В случаях, предусмотренных законом, юридическая помощь оказывается бесплатно. Однако, именно право выбора способа защиты зачастую нарушается буквально с первых минут следственных действий. Эти нарушения совершаются чаще всего двумя способами.

Первый способ - грубый. Защитника просто не допускают к подзащитному, и пока они оба добиваются восстановления законности, следствию нередко удается все-таки заполучить удобные для их версии показания.

Второй способ - лукавый. Следователь узнает у подозреваемого, в состоянии ли тот оплатить услуги адвоката. И если оказывается, что перед ним человек, материально малообеспеченный и к тому же в правовом отношении безграмотный, он объясняет, что раз у него нет денег, то тот должен официально отказаться от защитника. Довольно большая часть подозреваемых и обвиняемых, оказавшихся деморализованными, послушно следует "доброму" совету следователя.

На этом перечень нарушений права на защиту не исчерпывается. Сплошь и рядом применяется еще и такой способ, затрудняющий контакты заключенного с защитником:

Прежде чем допустить последнего к своему подзащитному, администрация требует у него разрешение следователя или судьи. Это требование грубо противоречит Закону "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", поскольку в ст.18 четко сказано, что адвокату, участвующему в качестве защитника необходимо предъявить ордер юридической консультации, а представителю общественной организации, являющейся защитником, протокол собрания. В большинстве случаев защитники подчиняются этим незаконным требованиям, и если у них нет разрешения, послушно отправляются его добывать. Хорошо если следователь или судья находятся в одном городе с СИЗО. Зачастую приходится ехать в другой город, и свидание откладывается.

Мы уже предлагали несколько эффективных мер, необходимых для предотвращения насилия с первых шагов дознания и следствия. Считаем целесообразным две из них повторить, так как они должны способствовать соблюдению законности на всех стадиях следствия. Итак, мы еще раз настойчиво предлагаем:

1. Во всех отделениях милиции и прокуратурах ввести обязательное присутствие дежурного защитника, оказывающего юридическую помощь при всех задержаниях и первых допросах.
2. При задержании в обязательном порядке выдавать каждому задержанному карточку с описанием его прав.
3. Во избежание случаев отказа подозреваемого или обвиняемого от защитника под давлением дознавателя или следователя необходимо добровольность и осознанность этого отказа обусловить не только его подписью, но и присутствием ближайших родственников или, в крайнем случае, двух понятых.

После задержания и производства дознания, (если оно необходимо), начинается процесс предварительного следствия, состоящий из целого ряда следственных действий. Порядок проведения каждого из них прописан в уголовно-процессуальном законодательстве, и тем не менее, как свидетельствуют письма, этот порядок нарушается чрезвычайно часто. Такая недобросовестность ведения следствия вольно или невольно способствует фальсификации уголовного дела.

В данной брошюре мы коротко остановимся на нескольких самых распространенных процессуальных нарушениях, допускаемых сотрудниками правоохранительных органов во время следствия.

Остановимся на такой мере пресечения, как содержание под стражей. Статья 96 Уголовно- процессуального кодекса как нельзя более ярко свидетельствует о безжизненном состоянии в России такой нормы как презумпция невиновности. В названной статье перечисляется целый список преступлений, согласно которому обвиняемого могут заключить под стражу по мотивам одной лишь опасности предполагаемого преступления.

Таким образом, виновность человека признается фактом задолго до решения суда.

Такой неконституционный подход влечет за собой столь же неправовые последствия.

Содержание под стражей во время следствия зачастую используется как способ принуждения к даче показаний.

Приведем для примера дело Купчика Виктора Алексеевича, исполнительного директора Фонда социальной поддержки населения г.Омутнинск Кировской области. Купчик в 1996 году обратился за помощью в Общество защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Организация, в свою очередь, направила в местную прокуратуру официальное письмо с просьбой освободить Купчика из- под стражи до решения суда. В своем ответе и.о. прокурора Омутнинского района пояснил, что Купчик на допросе отказался давать какие-либо объяснения, чтобы можно было проверить его доводы. "При таких обстоятельствах я не мог не продлить срок содержания под стражей до трех месяцев".

Из ответа предельно ясно, что Купчик не мог быть отпущен на время следствия, потому что не давал нужных следователю показаний.

Только по окончании расследования и при подаче дела в суд отцу двух малолетних детей Виктору Купчику мера пресечения была изменена на подписку о невыезде.

Суд приговорил его к полутора годам условного наказания.

Оказывается, совсем не обязательно было лишать семью кормильца, держать его в СИЗО, тратить на него скудные бюджетные средства.

Просто таким жестоким способом от него добивались показаний.

Характерно, что Генпрокуратура не усмотрела в действиях районного прокурора откровенного нажима и поддержала избранную ими методику получения признаний.

Есть еще одна сторона у этой проблемы. Чем больше пробудет под стражей человек во время следствия, тем труднее вынести ему оправдательный приговор. Как правило, в таких случаях суд ограничивается отбытым сроком или дает срок, близкий к отбытому.

Как ни странно, но жалоб на избрание незаконной меры пресечения в исследованных письмах очень мало, хотя по смыслу многих писем видно, что зачастую человека необоснованно и долго держат под стражей в то время, когда в отношении его можно было применить какую либо другую меру пресечения.

Это еще раз свидетельствует о правовой безграмотности большинства заключенных. Как правило, они, интуитивно, на уровне эмоций чувствуют, что с ними поступают незаконно и несправедливо, но в чем именно заключается это нарушение, не знают и поэтому сформулировать жалобу не могут.

Необоснованное применение в качестве меры пресечения заключения под стражу - весьма распространенное явление в правоохранительной практике.

Далее следует такое явление , как содержание под стражей с просроченной санкцией.

Зачастую с момента истечения санкции до ее продления проходит срок более месяца.

Нередко используются и другие способы, чтобы, держа человека под стражей, отсрочить официальную дату задержания:

1. Подозреваемого "оформляют" как задержанного в административном порядке с целью отсрочить составление протокола о задержании согласно ст.122 УПК. При этом срок задержания начинают исчислять "с момента вытрезвления".
2. На подозреваемого накладывают через суд административное взыскание в виде ареста до 15 суток по надуманному незначительному поступку, а тем временем "работают" с ним по уголовному делу.

Эти порочные явления - не просто свидетельство беззакония. Истощение организма, туберкулез и другие болезни, смертность и душевные расстройства- все это последствия чрезмерного увлечения содержанием под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений до суда .

Мы предлагаем в срочном порядке закрепить право избрания такой меры пресечения только за судом. Не ждать, пока сам заключенный обжалует арест, а не применять заключение под стражу без судебного решения.

При этом судебное рассмотрение о применении меры пресечения должно быть публичным и состязательным, как и любое иное судебное заседание.

Но даже такие меры радикально не изменят ситуацию до тех пор, пока в УПК будет содержаться норма, позволяющая заключать под стражу, исходя только из тяжести статьи, по которой предъявлено обвинение.

Что касается истечения сроков санкции на содержание под стражей, необходимо потребовать от начальников СИЗО неукоснительно исполнять Федеральный закон " О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", а именно статью 50, в которой указано: "Если по истечении установленного срока содержания или заключения под стражу в качестве меры пресечения соответствующее решение об освобождении подозреваемого или обвиняемого либо о продлении срока содержания его под стражей в качестве меры пресечения или сообщение об этом решении не поступило, начальник места содержания под стражей освобождает его своим постановлением".

Данную формулировку необходимо уточнить, так как выражения "сообщение об этом решении" не обязывает это сообщение быть официальным. По этой причине бывает достаточно, чтобы следователь позвонил по телефону и велел продолжить содержание своего подопечного под стражей, хотя на самом деле санкция еще не продлена.

Во всяком случае нам не известны факты, когда бы начальник СИЗО выполнял свою обязанность и освободил заключенного в связи с истечением санкции.

Проведение опознания -одно из важных процессуальных следственных действий. Нарушение закона при производстве опознания в значительной мере может привести к фальсификации уголовного дела, в результате чего может быть осужден невиновный человек. Для опознания может быть предъявлен как человек, так и предмет, необходимый для выяснения обстоятельств дела.

Проработав письма за истекшие почти шесть лет, мы можем составить следующий список нарушений порядка предъявления для опознания.

1. Зачастую опознаваемому указывают определенное место, которое он должен занять среди предъявленных лиц, в то время, когда ему должен быть предложен выбор места по своему усмотрению.
2. Нередки случаи, когда свидетель или потерпевший допускаются к опознанию, находясь в состоянии алкогольного опьянения.
3. Несколько писем свидетельствуют о том, что подозреваемый предъявлялся опознавающему в одиночестве, без других лиц.
4. Многие письма свидетельствуют о том, что внешность других лиц, с которыми предъявлялся опознаваемый, резко отличалась от опознаваемого. Например, житель города Серпухова, светловолосый, высокий человек, славянской наружности предъявлялся вместе с двумя кавказцами невысокого роста. Кроме этого он был в ботинках без шнурков, в брюках без ремня, со следами побоев на лице.
5. Встречаются письма с информацией о том, что опознание было проведено по фотографии, в то время, когда была возможность провести опознание самого человека.
6. Встречаются случаи, когда опознание проводилось через месяц и более после совершения преступления.
7. При предъявлении для опознания предметов зачастую нарушается их однородность. Например, изъяв у обвиняемого пистолет-зажигалку, ее предъявили вместе с настоящим оружием. В другом случае, подозревая человека в применении оружия определенного вида и калибра, для опознания предъявили три предмета разной марки.
8. Нарушается требование закона и в том смысле, что зачастую опознающий не может объяснить, по каким приметам он опознал лицо или предмет, тем не менее опознание признается обоснованным. Например, потерпевшая опознала часы "Ориент" из металла дымчатого цвета, хотя в своем заявлении написала, что часы были из белого металла, марку не знает, но импортные. Никаких особых примет она не сообщила, хотя браслет часов был испачкан краской, на что и при опознании она не обратила внимания, тем не менее ее выбор был признан обоснованным. Опознание проводилось в связи с расследованием уголовного дела об убийстве.

Нам известен случай, когда человек получил срок 4 года 6 месяцев за кражу только лишь потому, что потерпевший опознал его по белому плащу. К счастью, впоследствии приговор был отменен, а человек оправдан.

Практика и письма показывают, что даже такое важное следственное действие как производство экспертизы, можно превратить из средства установления истины в инструмент для фальсификации дела. Вполне объяснимо, что в ряде случаев эксперт не в состоянии дать исчерпывающий и категорический ответ на поставленные вопросы. Тем не менее, его выводы почти всегда трактуются в сторону обвинения.

Например, нам известен случай, когда эксперт не смог с точностью установить, когда потерпевшему были причинены телесные повреждения, от которых он скончался. Расхождения колебались в пределах трех суток, но суд из трех возможных выбрал ту дату, которая подходила для вынесения обвинительного приговора. К счастью, спустя 2 года и 6 месяцев, нам удалось добиться освобождения этого осужденного, но он успел заболеть туберкулезом, а настоящий преступник так и остался на свободе.

Но чаще всего несовершенство экспертизы проявляется, когда нужно установить истину по группе крови, слюне, поту и т.д. В таких случаях обычно эксперты в своих заключениях делают выводы типа: не исключено происхождение крови от гражданина А. или того хлеще: не исключено происхождение крови или от обвиняемого А. или потерпевшего Б. И тогда следователь, а затем и суд признают принадлежность крови так, как того требует обвинение.

Таким образом, предположительные выводы экспертизы, принимаемые во внимание, как следователем, так и судом, существенно нарушают принцип презумпции невиновности, тем не менее повсеместно используются в отечественной правоприменительной практике.

Помимо перечисленных процессуальных нарушений можно привести еще множество других, так или иначе искажающих истину или не дающих возможности полностью воссоздать картину преступления. К таким нарушениям относятся: искажения и подсказки во время следственного эксперимента, отказ в проведении очной ставки, отказ в вызове свидетелей, отказы в других ходатайствах, проведение обыска без санкции и протокола, давление на свидетелей, обвинение только со слов потерпевшего, неправильное хранение вещественных доказательств, нарушения при привлечении понятых, сокращение сроков ознакомления обвиняемого с материалами дела.

На двух последних проблемах хочется остановиться подробнее.

Что касается участия понятых при производстве ряда следственных действий, то в этой области следственного процесса также содержится целый ряд нарушений, о которых сообщается в письмах:

1. привлечение в качестве понятых лиц, являющихся сотрудниками либо знакомыми лиц, производящих дознание;
2. использование в качестве понятых лиц, чья личность не установлена;
3. поверхностное ознакомление понятых с их правами и обязанностями;
4. получение от понятых подписей под протоколами следственных действий, в которых они участия не принимали.

К примеру, нередко встречаются случаи, когда при попытке пригласить понятых в суд, оказывается, что по указанному адресу такие лица никогда не проживали.

Мы уже приводили пример, когда понятые были приглашены для формальности и пассивно стояли в дверях, в то время как сотрудники органов следствия производили осмотр, обыск, и другие действия.

Роль понятых чрезвычайно важна. В связи с этим названные нарушения следует исключить, внеся необходимые дополнения в уголовно-процессуальное законодательство.

Сокращение сроков ознакомления обвиняемого с материалами дела.

В подавляющим большинстве случаев, если следственные органы не укладываются в предельные сроки содержания под стражей до передачи дела в суд, то время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела резко сокращается. Вполне естественно, что каждый обвиняемый хочет изучить дело как можно более подробно, и отказать ему в этом - значит существенно сузить его шансы на самозащиту. В то же время у следователя действительно нет возможности растягивать ознакомление с делом на неопределенное время. Для решения этой достаточно острой проблемы можно предложить следующую процессуальную норму:

1. Материалы дела должны предъявлять обвиняемым и их защитникам для ознакомления не позже наступления последней четверти установленного предельного срока содержания под стражей на предварительном следствии. Если обвиняемый и защитник не успевают ознакомиться со всеми материалами дела, следователь должен принять меры, чтобы эти материалы были скопированы в части, указанной обвиняемым и его защитником, за счет обвиняемого и вручены им для последующего использования. При отсутствии у обвиняемого средств расходы на копирование могут быть включены в судебные издержки.
2. Все перечисленные выше нарушения существенно снижают достоверность следствия, но, тем не менее, ложатся в основу обвинительных заключений. Поэтому необходимо исключить из УПК понятие внутреннего убеждения следственных и прокурорских работников. Профессиональным юристам в своих оценках следует ориентироваться лишь на закон, а в случаях неустранимых противоречий неуклонно применять принцип презумпции невиновности.

"В общественном сознании бытует мнение: чем им там хуже, тем больше надежды, что зарекутся преступники в тюрьмы попадать, встанут, мол, на путь исправления. Это циничное заблуждение, ничто не озлобляет человека, так как полное бесправие, помноженное на несвободу".(Борис Резник, "Известия" 23 марта 1995 г.)

Выбирая проблемы для освещения их в данном разделе, мы, пожалуй, не нашли ничего такого, о чем бы сотни раз не писалось и не говорилось в последние годы, поэтому чтобы не повторяться, мы просто перечислим наиболее часто встречающиеся жалобы, а затем отдельно остановимся лишь на некоторых из них.

В основном написавшие нам заключенные или их родственники жалуются на:

-запредельную переполненность следственных изоляторов, антисанитарию, вши, чесотку, плохое питание, плохую медицинскую помощь, сырость, аварийное состояние помещений, содержание больных и здоровых в общих камерах, высокую заболеваемость и даже смертность от туберкулеза, грубость и оскорбления со стороны администрации, издевательства со стороны бойцов спецназа, отсутствие прогулочных двориков и постелей в ИВС, неотправление жалоб, бездействие прокуратур по надзору за исполнением закона в местах предварительного заключения, содержание под стражей с просроченной санкцией, пропажу вещей и продуктов из передач, незаконные изъятия вещей во время обыска.

По статистическим данным примерно 10% от общего числа заключенных больны туберкулезом, а среди написавших нам -18%, из них заболели, находясь в местах лишения свободы около 60%.

Хочется привести отрывок из одного письма, написанного отцом заключенного, умершего в ИВС г.Новокузнецка: "28 ноября 1995 года мой сын Лазаренко Алексей Николаевич был задержан работниками милиции. Ему не дали одеться и потом не разрешили передать одежду. В одной майке, спортивных брюках и тапочках на босу ногу он был брошен в подвал ИВС. На протяжении 11 дней помимо жестоких избиений Алексей переносил пытки холодом. В результате у сына обострился туберкулез, температура ниже 39 градусов не падала, он уже не мог ходить, лежал пластом. В тюремной санчасти необходимых лекарств не было, между тем следователь алиби сына не проверял, не допрашивал его, и в то же время не разрешал отправлять его в больницу. Тюремный врач, видя, что человек погибает, отправил его без согласия следователя в больницу. Но было уже поздно, 16 апреля 1996 года наш сын Лазаренко Алексей Николаевич скончался, изощренные побои и жестокая простуда не прошли даром!"

Безусловно, в катастрофическом распространении туберкулеза роковую роль играет переполненность мест заключения, отсутствие необходимой медицинской помощи.

Но приведенный выше отрывок из письма в очередной раз показывает, что основной причиной этой переполненности является именно репрессивнаная уголовная политика государства. Зачем нужно было держать полураздетого человека зимой в подвале 11 дней, не брать для него от родственников одежду, не отправлять его в больницу? Без тени сомнения можно сказать, что невыносимые условия содержания сами по себе играют пыточную роль и в достаточной мере нацелены на повышение раскрываемости преступлений.

У нас есть немало фактов, свидетельствующих о том, что в правоприменительной практике Росси интересы следствия и суда почти всегда перевешивают интересы подозреваемого или обвиняемого, даже если речь идет о его жизни и здоровье.

Необходимо отдать должное медработникам СИЗО, т.к. зачастую они пытаются сделать все возможное для спасения человека, но интересы следственной и судебной машины им противостоят.

Письмо о судьбе Алексея Лазаренко - яркое тому подтверждение, к сожалению, такой подход к здоровью подследственного или обвиняемого не является единичным, из ряда вон выходящим случаем.

Для убедительности приведем еще один пример. Речь пойдет о жителе Новгородской области, инвалиде второй группы, оказавшемся в СИЗО по нелепому обвинению в убийстве старушки-соседки. Резко обострившийся туберкулез принял угрожающие формы, когда наш подопечный числился уже за Пестовским районным судом. Однако, суд никак не мог состояться, т.к. подсудимый фактически был нетранспортабельным. Вот что ответил на наш обращение зам. начальника Центра специализированной медицинской помощи МВД РФ: "Сусидко А.И. нуждается в стационарном лечении, которое обеспечить в условиях СИЗО не представляется возможным. Руководство мед отдела УВД Новгородской области обращалось в Новгородскую областную прокуратуру и в Пестовский районный суд с ходатайством об изменении ему меры пресечения для госпитализации, однако, ввиду тяжести обвинительной статьи 103 Уголовного кодекса РСФСР в положительном решении вопроса было отказано".

Преступление по 103 статье действительно тяжкое - убийство, и в создавшейся ситуации круг как бы замыкался: тяжесть предполагаемого преступления исключала для Александра Сусидко право на необходимую медицинскую помощь, несмотря на тревожные прогнозы и бессилие новгородских тюремных медиков.

Суд в конце концов состоялся, и Александр был приговорен к 2 годам лишения свободы по сомнительному и недоказанному обвинению в грабеже. К этому времени он отбыл в СИЗО 1 год и 9 месяцев.

Итак, Саша Сусидко не убивал старушку. Зловещая 103 статья УК РСФСР, из-за которой тяжелобольной человек был лишен необходимого лечения, не подтвердилось.

Вот так пример за примером приоткрывается занавес над проблемой туберкулеза, нависшей над местами лишения свободы, ставшими рассадниками этой смертельно опасной болезни.

Вывод напрашивается неоспоримый: без сокращения тюремного населения никакими капиталовложениями невозможно привести к норме условия содержания в СИЗО и ИВС.

Поэтому необходимо еще раз вернуться к статье 96 УПК и признать ее противоправной, т. к. она позволяет заключать под стражу, исходя только из тяжести статьи предполагаемого преступления.

В качестве одной из наиболее эффективных мер, нормализующих условия содержания в СИЗО, правозащитники предлагают дополнение в Федеральный закон " О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" запрещающее начальнику следственного изолятора принимать заключенных свыше лимита мест в этом учреждении. Наличие таких лимитов будет заставлять дознавателей, следователей и судей ограничиваться объективно необходимыми мотивами для заключения под стражу, учась вести следствие, опираясь не на пыточные условия содержания, а на свой профессионализм.

Большое количество писем от заключенных и их родственников свидетельствуют о несовершенстве нормативной базы, регламентирующей содержание под стражей. Часть нормативов содержат необоснованные запреты, другая часть нечетко, неконкретно сформулирована, поэтому вызывает противоречивое восприятие и приводит к нежелательному противостоянию двух сторон - заключенных и администрации.

Будучи безграмотными в правовом отношении, заключенные письмах считают, что это администрация нарушает закон и позволяет те или иные противоправные действия. На самом же деле администрация, наоборот, слепо следуя нормативным актам, порой бессознательно нарушает права человека.

Примеры, которые мы приводим ниже, в равной степени относятся и к исполнительному законодательству, и мы посчитали целесообразным в этом разделе коснуться их тоже:

Нередко осужденные жалуются на то, что им не отдают присланную нами методическую правозащитную литературу, журналы, газеты, не говоря уже о художественной литературе. При этом они считают, что это личные выдумки администрации, желающей по любому поводу "отравить им жизнь". На самом деле фундамент данного правонарушения заложен в самом законодательстве. В частности, п.13 ст. 17 Федерального закона "О содержании под стражей, подозреваемых и обвиняемых, в совершении преступлений" гласит: "Подозреваемые и обвиняемые имеют право пользоваться литературой и изданиями периодической печати из библиотеки места содержания под стражей либо приобретенными через администрацию места содержания под стражей в торговой сети".

Аналогичная формулировка имеется и в правилах внутреннего распорядка следственных изоляторов, и в ст. 95 Уголовно-Исполнительного Кодекса и в "Правилах внутреннего распорядка исправительных учреждений".

Общеизвестно, насколько бедны библиотеки пенитенциарных учреждений, и как узок выбор особенно правозащитной литературы. Не вызывает сомнения и тот факт, что подавляющее число заключенных не в состоянии приобретать через торговую сеть даже предметы первой необходимости, ну а литература и вовсе считается роскошью.

Мы лично столкнулись с негативными последствиями приведенной выше формулировки, когда в учреждениях повсеместно перестали пропускать нашу брошюру "Как осужденный может защитить свои права". Как оказалось, такой запрет был введен по указанию ГУИН. Пришлось обжаловать его в Генеральную прокуратуру РФ. В результате указание ГУИН было отменено, а начальникам территориальных органов управления уголовно- исполнительной системы было предложено "не препятствовать осужденным приобретать через торговую сеть литературу, как это предусмотренною статьей 95 Уголовно-исполнительно кодекса РФ, в том числе указанную выше брошюру."

Иначе как издевательством такой ответ не назовешь. Кому могло прийти в голову, что общественная правозащитная организация, издавшая брошюру, предназначенную для оказания правовой помощи заключенным, будет распространять ее через торговую сеть?

К счастью, все обошлось, благодаря вмешательству зам. начальника ГУИН А.И.Зубкова, и наша брошюра уже 4 года практически беспрепятственно попадает к заключенным, но и сейчас нет-нет, да и придет по почве возврат, с надписью: "получение литературы только через Роспечать".

Мы считаем, что из законодательства, касающегося права получения заключенными литературы, необходимо убрать условия, ограничивающее это право библиотекой или торговой сетью.

Эта же рекомендация относится и к параграфу 3 Правил внутреннего распорядка СИЗО, в котором сказано, "почтовые принадлежности (конверты, марки, бланки телеграмм) подозреваемые и обвиняемые приобретают в магазине (ларьке) следственного изолятора".

История с литературой невольно порождает опасения, что когда-то кто-то наложит запрет и на получение от родственников и знакомых почтовых принадлежностей. Если же этот пункт не влечет никаких последствий, его тем более нужно убрать.

Анализируя нормативные акты, касающиеся содержания под стражей, особенное внимание необходимо уделить процедуре медицинского освидетельствования при приеме лиц, доставленных в СИЗО или ИВС. Сведения о наличии телесных повреждений или жалобы на избиения и боль внутренних органов обязательно должны фиксироваться в специальном журнале и в обязательном порядке сообщаться прокурору.

Значительное количество писем содержит жалобы на необоснованное применение сотрудниками физической силы и спецсредств. Однако, статья 45 Федерального Закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых" настолько нечетко регламентирует основания для применения спецсредств, что при желании их всегда можно оправдать, сославшись на эту статью. В частности, в пункте 3 статьи 45 речь идет о применении таких спецсредств как резиновые палки, наручники, служебные собаки, газовое оружие. Применять их разрешено для "пресечения неправомерных действий подозреваемого и обвиняемого, оказывающего неповиновение законным требованиям сотрудников мест содержания под стражей или иных сотрудников органов внутренних дел, привлекающихся для обеспечения правопорядка".

Предположим, находясь на прогулке в изолированном дворике, заключенный перекрикивается с гуляющими в соседнем дворике, и на замечания контролера не реагирует, то есть оказывает неповиновение. Разумеется, он совершает неправомерные действия. Значит ли это, что на него можно спустить собаку или применить газовое оружие? По тексту статьи получается, можно. Таким образом, мера жестокости обращения с заключенными зависит уже не от закона, а от личных качеств сотрудников, так как закон предоставил им широкие полномочия.

Аналогичная формулировка содержится и в законодательстве, касающемся исполнения наказаний (УИК РФ, Закон "Об учреждениях и органах, исполняющих наказания в виде лишения свободы".)

В частности, статья 86 Уголовно-исполнительного кодекса РФ перечисляет случаи, при которых может применяться физическая сила, специальные средства и оружие. В перечне опять же содержится формулировка: злостное неповиновение законным требованиям персонала. В законе "Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы" также в статье 30 сказано, что специальные средства и газовое оружие можно применить "для задержания правонарушителей, оказывающих злостное неповиновение или сопротивление персоналу".

Как видно, основа у всех перечисленных статей одна - расплывчатое обозначение границ дозволенного, что нередко приводит к злоупотреблению властью, конфликтам и росту напряженности.

Мы полагаем, что из законодательства, регламентирующего применение физической силы, спецсредств и оружия, необходимо исключить формулировки, приведенные выше, оставив лишь пункты с указанием конкретных обстоятельств и оснований для такого применения.

Многие заключенные, а особенно их родственники жалуются на необоснованные, с их точки зрения, запреты на некоторые продукты питания, предметы первой необходимости, обувь, одежду и другие промышленные товары, которые подозреваемые могут иметь при себе, хранить, получать в посылках, передачах и приобретать по безналичному расчету. Вернее, речь идет не о запрещенных товарах, поскольку их списка нет, а есть, наоборот, перечень разрешенных товаров, что противоречит обыкновенной логике, так как получается, что запрещено все, что не попало в разрешительный список.

Например, в имеющемся списке нет посуды (кружки, ложки, миски), следовательно, продукты из посылки или передачи, если строго выполнять требования перечня, придется есть руками из пакета. Далее в каждом СИЗО администрация совершенствует этот список по своему усмотрению, и появляются новые ограничения. К примеру, масло подсолнечное, молоко сгущенное, консервы можно приобрести только через магазин (ларек) следственного изолятора, конфеты и бульонные кубики передать только в развернутом виде, сигареты только распотрошенные и т. д.

Помещенное ниже письмо как нельзя более ярко отражает данную ситуацию.

"Пишет Вам пожилая женщина - бабушка заключенного. Мой внук находится в неволе уже три года, и все это время мы с моей дочерью регулярно привозим ему передачи. Иначе нельзя, там ведь такие условия, что совсем здоровые ребята заболевают туберкулезом. Какая мать или бабушка не поддержит свое дитя даже в ущерб себе? Вот и мы стараемся к положенному сроку передачи сэкономить и купить, чтобы полезнее да и подешевле, и уж коль разрешается 15 кг, то полный вес и тащим на себе.

Намаешься, пока доберешься, а там еще не все и примут. Даже если эти продукты разрешены, все равно их могут вернуть как неположенные. Масло подсолнечное возвращают даже в фабричных бутылках, майонез, молоко сгущенное, молоко сухое и даже простое в упаковках для длительного хранения.

После такой сортировки остается от передачки половина. Нам объясняют, что всему виной наркотики. Неужели родители станут рисковать собой или своим ребенком и заливать в бутылку с маслом наркотик? Все-таки, мне кажется, если попадает эта отрава в камеры, то в основном не через передачи от родственников. Лазейку нужно искать в другом месте.

Но даже если кто-то и позволяет себе смешивать продукты с этой отравой, то их, я уверена, единицы, а страдать должны все родственники.

Нам, правда, объяснили, что вместо непринятых продуктов мы можем купить то же самое в магазинчике, который торгует в том же помещении, где сдают передачи.

Сначала я обрадовалась, надо же, как удобно, и не нужно с тяжелыми сумками через весь город добираться. А сколько приезжает народа из других городов, и все с полными сумками, а потом половину обратно везут.

Но когда я подошла, то поняла, что радоваться нечему. Цены на товары всех отпугнули.

Если подсолнечное масло на рынке можно купить по 20-23 рубля за бутылку, то в тюремном ларьке оно стоит 30 рублей, за баночку сгущенного молока нужно заплатить на 2 рубля дороже. Упаковка бульонных кубиков стоит 60 рублей, а на рынке - 40.

Но если сдавать кубики, купленные не в тюремном ларьке, то обязательно нужно каждый вынуть из обертки, а как уж они будут храниться в переполненной камере, где туберкулезнобольные находятся рядом со здоровыми, никого не интересует.

Что ни говори, а сигареты тоже приходится передавать. Если ребята годами привыкли курить, то не сейчас нам их отучать, не каждый может бросить в таком положении.

Но сигареты, которые приносят родственники, тоже нужно распаковать, высыпать в пакет, там они ломаются, табак высыпается. А чтобы их передали в пачках, нужно переплатить от 10 до 40 рублей за блок. Лично мне, и я думаю большинству родственников это не по карману.

Так для чего же и для кого организован этот магазинчик?

Была бы в нем небольшая наценка, то большинство родственников с удовольствием покупали бы товар там, а не тащились с грузом издалека.

А нас насильно заставляют переплачивать за покупку, мотивируя свои действия борьбой с проникновением наркотиков в СИЗО.

Мне кажется, что администрация таким образом нарушает закон и наши права. Если они не могут обеспечить проверку содержимого передачи, это не значит, что мы должны принудительно покупать дорогие продукты, имея возможность законным способом передать купленное дешевле".

Мы настаиваем на том, чтобы законодательство предписывало сотрудникам СИЗО и ИВС при проведении обысков и приеме передач руководствоваться тщательно разработанным перечнем ЗАПРЕЩЕННЫХ товаров, а то что не запрещено, должно быть разрешено.

В учреждениях всех видов предусмотрено наказание за хранение, изготовление и приготовление алкогольных напитков, психотропных веществ.

Мы убеждены, что помимо наказания заключенных в обязательном порядке должно назначаться служебное расследование для выявления сотрудников, способствующих появлению у лиц, находящихся в условиях изоляции, алкогольных напитков или других предметов, веществ и продуктов питания, запрещенных к хранению и использованию.

Следует хотя бы кратко отметить и другие жалобы заключенных, которые в ущемлении своих прав и свобод винят администрацию, не подозревая, что фундамент для этих действий (бездействий) заложен в нормативных актах, регламентирующих деятельность пенитенциарных учреждений:

Правилами внутреннего распорядка СИЗО запрещено заключенным дарить или отчуждать иным способом предметы, находящиеся в личном пользовании. Написавшие нам люди недоумевают, почему их отучают от человеческих отношений друг с другом, почему один заключенный, имея лишнюю пару носков, не имеет права поделиться ими со своим товарищем по несчастью?

Мы-то понимаем, что таким запретом пытаются воспрепятствовать азартным играм "под интерес". Однако это неправовое решение проблемы. Инспектора учреждений должны выполнять свою работу и не допускать таких игр, а заключенные не должны быть лишены права относиться друг к другу по человечески.

Считаем целесообразным остановиться еще на одном нормативном требовании распорядка СИЗО. В статье 3, регламентирующей проведение личного обыска, сказано, что из обуви должны извлекаться супинаторы. Это требование повторяется и в перечне разрешенных к использованию предметов.

Мы и в этом случае понимаем, что такие меры предусмотрены в целях безопасности, т.к. из супинатора можно изготовить режущее оружие. По этой же причине забираются поясные ремни и галстуки. Однако, следить за тем, чтобы заключенный не вскрыл себе вены, не повесился или не расправился с соседом, опять же - обязанность инспекторов. А если не уследить, то повеситься можно и на полотенце, и на колготках, и на брюках, а заточку можно изготовить из зубной щетки. Поэтому эффективными такие меры предосторожности назвать нельзя. В то же время человек, попавший в СИЗО, зачастую довольно длительное время вынужден ходить в спадающих брюках, разболтанной обуви, есть слипшиеся леденцы и курить раскрошенные сигареты.

Нередко встречаются письма с жалобами на сокращение продолжительности свиданий с родственниками. А что по этому поводу говорится в законодательстве?

Так ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлении" (статья 18) дает право на два свидания в месяц продолжительностью до трех часов каждое. Однако, в "Правилах внутреннего распорядка СИЗО (статья 16) уже сказано, что начальник следственного изолятора или его заместитель определяют продолжительность свидания с учетом очереди.

Почему бы не представить себе, что может сложиться ситуация, при которой продолжительность свидания окажется 10-15 минут? При такой формулировке, что будет побуждать администрацию СИЗО увеличивать площади и количество мест в комнате для свиданий?

Мы считаем, что нормативные акты не могут содержать растяжимую формулировку. Предельная продолжительность свидания должна быть указана четко, а сократить это время-право заключенного или его родственников.

И последнее замечание. Многие заключенные жалуются на грубые нарушения санитарно- эпидемиологических норм в пенитенциарных учреждениях, в частности, на качество питьевой воды, сырость и холод в камерах, бетонные полы в ШИЗО и карцерах, продукты с истекшим сроком годности в магазинах и ларьках учреждения. С целью проверить эту информацию мы обращались в территориальные санэпидслужбы, но получали ответ, что санитарно-эпидемиологический надзор за пенитенциарными учреждениями осуществляют ведомственные подразделения, относящиеся к уголовно-исполнительной системе. То же самое можно сказать и об организации здравоохранения в местах лишения свободы.

Мы считаем необходимым вывести эти службы из ведомственного подчинения и передать их в ведение соответствующих органов исполнительной власти.

Серпухов, 2000 год

Среди заключенных, обратившихся к нам с письмами, значительную часть составляют лица, уже осужденные. Из них подавляющее большинство - это люди, которые с приговором не согласны. Нельзя сказать, что все они считают себя безгрешными, однако, большинство убеждено, что судили их необъективно, что в процессе судебного разбирательства было допущено множество нарушений, исказивших факты и повлиявших на приговор.

Выясняя причины, по которым осужденные выражали свое несогласие с решением суда, мы выделили из них четыре основных группы:

1. Неправильная квалификация содеянного.
2. Фальсификация приговора.
3. Чрезмерная жестокость приговора.
4. Нарушения законности и прав человека на стадии судебного разбирательства.

Представим результаты этого исследования в виде таблицы:

Разумеется, ни одна из этих групп не содержит полностью только один квалифицирующий признак. Как правило, ошибочную квалификацию также можно приравнять к фальсификации преступления, все эти приговоры, несомненно, являются одновременно и жестокими и т.д. Но мы решили придерживаться такого деления, чтобы можно было наглядно представить характерные особенности каждой группы.

Как видно из таблицы, жалобы на неправильную квалификацию содеянного составляют подавляющее большинство от общего числа жалоб на приговор. Что же по существу обозначает эта формулировка?

Начнем с примера, в котором расскажем об уголовном деле, разбиравшемся в Серпуховском городском суде.

Гражданка М.. молодая женщина, имеющая 6-ти летнюю дочь, и готовящаяся стать матерью второго ребенка, техник-строитель по специальности, оказалась безработной. Пришлось наниматься к предпринимателю продавцом на рынок. Скажем прямо, работа не из легких. Однажды вечером, придя домой, М. положила на кресло пакет, в котором осталось 200 рублей от вечерней выручки, и ненадолго отлучилась. Деньги завтра ей нужно было отдать хозяину-предпринимателю. Вернувшись, она обнаружила, что нет ни пакета, ни денег. М. сразу заподозрила соседку. Дело в том, что у героини нашего рассказа была больная мать, которая не поднималась с постели и при этом питала пристрастие к алкоголю. Соседка, наоборот, была особа довольно энергичная, но также любила пропустить рюмочку-другую. М. замечала, что визиты соседки к матери неоднократно сопровождались пропажей каких-нибудь вещей. Зайдя к ней, М. увидела на стуле свой пакет, но уже без денег. Она потребовала вернуть 200 рублей, но соседка заявила, что ничего не брала и ни о чем слышать не хочет. Скорее всего, женщине нужно было обратиться в милицию, но она призвала на помощь двух знакомых ребят, которые решили проблему по-своему. Сначала соседке пригрозили, потом слегка ее поколотили, а потом забрали телевизор и сказали, что она получит его обратно, когда вернет украденные деньги. Конечно, все трое совершили противоправные действия, которые можно квалифицировать как уголовное преступление. В Уголовном Кодексе такое преступление называется - САМОУПРАВСТВО, т.е. "самовольное, с нарушением установленного законом порядка, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинившее существенный вред гражданам, либо государственным, или общественным организациям".

В 1996 году, когда это преступление было совершено, самоуправство наказывалось исправительными работами на срок до шести месяцев, или штрафом до одного минимального месячного размера оплаты труда, или общественным порицанием, или применением мер общественного воздействия. Но следственные органы возбудили по данному преступлению уголовное дело по двум статьям УК - вымогательство и разбой. Одна из статей тяжкая, другая особо тяжкая. М. была взята до суда под стражу, в СИЗО преждевременно родила ребенка, а затем была осуждена на 4 года лишения свободы.

Ярчайший пример неправильной квалификации совершенного преступления. Хотя по тяжести навязанных статей срок был назначен даже ниже нижнего предела, описанное дело может также служить примером жестокого приговора. В соответствии с действующим законодательством М., имеющая малолетних детей и осужденная на срок не свыше пяти лет, могла получить отсрочку исполнения приговора, а впоследствии рассчитывать на освобождение от наказания, но судья (женщина) решила, что целесообразнее лишить ее свободы. Так как у М. на нервной почве пропало молоко, новорожденного сына забрала родственница, так и растет он, ни разу не увидев маму, и старшая девочка из 10 лет своей жизни на четыре года была лишена материнского участия.

Анализ писем показал, что очень часто именно самоуправство подменяют обвинением в вымогательстве и разбое. Поскольку осужденные за эти преступления люди все равно считают, что они ничего не вымогали и не грабили, а требовали свое, то ощущение справедливости приговора у них не появится никогда. Вот если бы их наказали за содеянное, вполне возможно, что в следующий раз свои проблемы большинство из них решало бы законным путем.

Еще один аналогичный пример. Гражданин Ж. ехал на своем автомобиле с большим превышением скорости и в результате стал виновником дорожно-транспортного происшествия. К счастью, обошлось без человеческих жертв, но пострадал автомобиль гражданина В. Решили обойтись без вмешательства ГИБДД и уладить дело по договоренности. Чтобы определить сумму компенсации, потерпевший пригласил специалистов. Но виновник аварии для разговора не пришел, и не давал о себе знать еще неделю. Тогда В. взял себе в помощники знакомого и решил разобраться с обидчиком сам. В ходе разборки у Ж. забрали его машину и сказали, что вернут, когда он компенсирует ущерб. В результате В. и его приятель, оба ранее не судимые, были осуждены за вымогательство и приговорены оба к семи годам лишения свободы. К счастью, приговор в порядке надзора был опротестован, отменен, и впоследствии преступление было переквалифицировано на самоуправство, а виновные получили условные срока.

К сожалению, приходится констатировать тот факт, что аналогичной подменой квалификации преступления страдают приговоры и по такой жестокой статье как убийство. Разумеется, никому не дано право отнимать жизнь у другого человека. И все-таки убийство убийству - рознь. Анализ писем и собственная практика показывают, что суды, в значительной мере склонны в убийствах, совершенных в состоянии аффекта, при превышении пределов необходимой обороны или по неосторожности, видеть признаки умышленного убийства.

И на этот случай приведем пример. Гражданин П. во время ночного дежурства был подвергнут сексуальным домогательствам незнакомого мужчины. Какое-то время он пытался усмирить непрошенного гостя, но тот вел себя все более нагло. И тогда П. схватил первое, что попалось ему под руку, а это был топор, и нанес обидчику два удара по голове, в результате чего тот скончался. Психологическая экспертиза установила, что П. совершил преступление в состоянии аффекта. Но суд с выводами специалиста не согласился, эксперта в суд не вызвал, новую экспертизу не назначил, а П. осудили за умышленное убийство на 5 лет лишения свободы.

Нам удалось в надзорной инстанции добиться отмены приговора. Преступление было переквалифицировано, и срок изменен на 2 года, которые П. к этому времени как раз отбыл. Но с ним был подельник, приговоренный к 2 годам за недоносительство. После переквалификации преступления он был оправдан, но кто может вернуть человеку отбытые годы?

При вынесении приговора, связанного с причинением смерти, как правило, используется формулировка "имел умысел". Именно это словосочетание и оспаривает абсолютное большинство лиц, осужденных за умышленное убийство. Они не отрицают своих действий, приведших к трагедии, они отрицают УМЫСЕЛ. И действительно, как следует из писем, 90% убийств, квалифицированных по 103 статье УК РСФСР или по ст.105 ч.1 УК РФ произошло на бытовой почве, из них абсолютное большинство во время обоюдной драки. Как правило, буквально за минуту до схватки, ее участники мирно попивали спиртное, и никакого коварного замысла ни у кого из них не было.

Мы полагаем, что основания для формулировки "Причинение смерти" или "Убийство" должны взвешиваться более тщательно, прежде чем их применить в каждом конкретном случае. Законодатель должен предусмотреть в Уголовном Кодексе отдельно такую группу преступлений, как причинение смерти или тяжких телесных повреждений, совершенных на бытовой почве.

Необходимо отметить явно прослеживающуюся склонность судов отдавать предпочтение при квалификации преступлений тем статьям, которые считаются более тяжкими и наказываются строже.

Два приведенных случая, после долгих волнений, ценой немалых усилий окончились благополучно. К сожалению, такое удается крайне редко. Статистика показывает, что от общего числа вступивших в законную силу приговоров, впоследствии в результате протеста надзорной инстанции изменяются не более 1,5%. Наш анализ не дал нам и такого показателя. Из общего количества недовольных приговором (1605 человек) пересмотра добились буквально единицы.

Судя по письмам, и это явление довольно распространено в практике уголовного правосудия.

Как и в случае с неправильной квалификацией суд, особенно не утруждая себя поисками истины, идет на поводу у следственных органов, в своих выводах повторяя обвинительное заключение. Почти все, кто написал нам о несогласии с приговором, до последней минуты надеялись, что суд во всем разберется, вскроет противоречия, проверит алиби, удовлетворит ходатайства и вынесет справедливый приговор.

К сожалению, эти надежды практически ни у кого не оправдались. Большинство российских судей выступают не в роли беспристрастного арбитра, а чаще берут на себя функции обвинителя.

Как видно из приведенной выше таблицы, 530 человек считают свое уголовное дело сфабрикованным, виновными себя не признают и хотят добиться оправдания. Статистика же показывает, что в России оправдательных приговоров выносится менее 0,4% от общего количества приговоров. В 99,6% дел суд соглашается с обвинением, выдвинутым следствием. Вот как качественно работают наши следственные органы!

Но если объективно анализировать факты, то становится ясно, что судебное расследование грешит теми же пороками, что и предварительное следствие, т.е. так же нарушает требования уголовно-процессуального законодательства.

Подробнее на конкретных наиболее распространенных нарушениях мы остановимся отдельно, а сейчас приведем несколько примеров, из которых станет ясно, какие приговоры написавшие нам осужденные считают сфабрикованными:

1. Однажды вечером гражданин Н. пришел в гости в семью Г. Через некоторое время в дом вбежала дочь хозяина с криком, что ее брата в парке избивают цыгане. Все выбежали на улицу, но на указанном месте уже никого не было. Н. обошел парк, детскую площадку, а потом в скверике на противоположной стороне увидел всю семью Г.: отца, мать, дочь, старшего сына и младшего, которого, якобы, побили. Подойдя к ним поближе, Н. увидел, что они стоят над телами двух жестоко избитых цыган, находящихся в бессознательном состоянии. Через несколько дней один из них скончался. По этому факту было возбуждено уголовное дело, а Н. из свидетеля стал обвиняемым, а впоследствии осужденным на 6 лет строгого режима. Он пишет, что не имеет ни малейшего понятия, как развивались события на самом деле, но полагает, что к избиению цыган причастен сын супругов Г., но так как все свидетели и участники случившегося оказались из одной семьи, то дружно переложили ответственность на него, а следствие, а затем и суд, не усложняя себе работу, с их версией согласились и сфальсифицировали факты таким образом, что появился обвинительный приговор, оставленный без изменения в кассационной инстанции.
2. Гражданин К. осужден на 8 лет за убийство. Утверждает, что к этому преступлению абсолютно не причастен. Однажды вечером он прогуливался по улице и случайно обратил внимание, что в переулок, ведущий к его дому, завернули двое мужчин, причем, тот, который шел сзади, выглядел агрессивно настроенным. Как вспоминает К., этот человек был одет в коричневую кожаную куртку и шапку из светлого меха. На К. тоже была коричневая куртка и меховая шапка из ханурика черного цвета. За время прогулки К. успел поговорить с двумя знакомыми, а также его видела женщина из соседнего дома. Возвращаясь домой, К. завернул в свой переулок и заметил лежащего на снегу человека. Подойдя ближе, он увидел, что лежащий не подает признаков жизни, тем не менее, он попытался его растормошить, бил по щекам, растирал снегом. Увидев проходившую мимо женщину, крикнул, чтобы она вызвала машину скорой помощи. Врачи и милиция приехали одновременно. Оказалось, что пока К. гулял, еще один гражданин проходил по переулку и обратил внимание двух дерущихся, один из которых был в коричневой куртке и светлой меховой шапке. Прохожий, придя домой, тут же позвонил в милицию. Нетрудно догадаться, что скорая помощь увезла потерпевшего, а милиция в качестве подозреваемого забрала К. Коричневая кожаная куртка сыграла роковую роль. Потерпевший в больнице умер. Прохожего, который видел дерущихся, попытались убедить, что в темноте и от волнения он перепутал цвет шапки. Показания знакомых о том, что они разговаривали с К. именно в то время, когда прохожий видел драку, посчитали недостоверными, т.к. по мнению суда, они пытались помочь своему товарищу уйти от ответственности. Женщину из соседнего дома в качестве свидетельницы не вызвали, потому что К. не знал ее фамилию и точный адрес.
3. Одной из разновидностей фальсификации является присоединение к совершенному преступлению еще нескольких эпизодов, которые были совершены неизвестно кем и остались нераскрытыми.

Приведем один из примеров такой фальсификации. В многодетной семье осталось без матери пятеро детей: старший мальчик и четыре девочки. Фактически они полностью осиротели, т.к. отец у них основное внимание уделял алкоголю. Все тяготы воспитания легли на бабушку. Мальчик, вернувшись из армии, решил, что теперь он должен быть кормильцем в семье, но с устройством на работу дело не ладилось. Тогда он не нашел ничего лучшего, как попробовать угонять автомобили и продавать их. Один раз получилось, но на второй попытке он попался. В это время в угоне числилось 19 автомобилей, похищенных за два месяца, прошедших после демобилизации парнишки. Вот все 19 на него и "повесили". Никого не смутило, что для достижения такого результата горе-угонщик должен был начать свою преступную деятельность с первого дня приезда домой, а потом раз в три дня угонять по автомобилю. Но приговор состоялся, и человек получил 7 лет лишения свободы и иск по возмещению стоимости 19 машин.

1. Бывает и такое, что осужденный признает свою вину, но оспаривает размер ущерба и жалуется на то, что суд встал на сторону недобросовестного потерпевшего. Вот одно из таких дел: Трое подростков обокрали квартиру, похитив золотые украшения. Потерпевшая составила подробный перечень похищенного и передала его следственным органам, оценив ущерб в 5 тыс.руб. Но через десять дней она опять пришла в милицию и заявила еще об одной пропаже, якобы она вспомнила, что у нее был старинный кулон, подаренный ее прабабушке самим графом Шереметьевым. Стоимость антикварного кулона она оценила в 50 тыс.рублей. Иск был принят. Никаких доказательств не потребовали ни следствие, ни суд. Тщетными оказались попытки ребят, их родителей и защитников оспорить существование кулона.

Поскольку достоверность такой неординарной информации не удосужился проверить никто из уполномоченных на то должностных лиц, мы и этот приговор в части суммы ущерба отнесли к сфальсифицированным.

Трудно переоценить пагубные последствия такой практики. В первую очередь невосполнимый ущерб причиняется невинно осужденному человеку. Во-вторых, будучи незаконно наказанным, человек теряет уважение к правосудию, озлобляется, зачастую начинает строить планы отмщения за надругательство над его судьбой. Находясь в таком деморализованном состоянии и проведя несколько лет в условиях незаслуженных лишений и неволи, он в большинстве случаев выходит оттуда надломленным, агрессивным, настроенным против государства, которое не пожелало защитить его от беззакония. А настоящий преступник остается на свободе.

Фальсификация материалов уголовного дела - преступление, признанное уголовным законодательством. Но как отличить умышленную фальсификацию от ошибки? Например, мог ли следователь, работавший по одному из описанных выше дел, не заметить, что шапка у настоящего преступника была из светлого меха, а у обвиняемого им человека - из черного? Могло ли такое несоответствие ускользнуть от судьи? Что это - ошибка, преступная халатность, или умышленная фальсификация?

В тех редчайших случаях, когда такое судебное решение разваливается в вышестоящих инстанциях, его, конечно, называют ошибкой. Совершившие ее должностные лица продолжают оставаться на своих должностях независимо от количества таких дел. Иными словами, вероятность того, что они еще не один раз обвинят и осудят невиновного, оставив на свободе преступника, остается достаточно высокой.

Возможно, если бы эти ошибки регулярно вскрывались, то к недобросовестным служителям правосудия и применялись бы какие-нибудь санкции, но вся проблема в том и заключается, что у осужденного практически нет шансов доказать свою невиновность. Формально считается, что структура кассационной и надзорной системы позволяет отслеживать неправомочные судебные решения, но на деле это далеко не так. Об эффективности этих инстанций мы расскажем ниже, а сейчас остановимся на третьей группе обвинительных приговоров, которые оспаривают написавшие нам осужденные.

Теперь предположим, что перед судом предстал действительно виновный человек, совершивший именно то преступление, в котором его обвиняют, суд в этом убедился, и осталось вынести приговор. Казалось бы, все ясно, у осужденного не должно быть повода для несогласия с решением суда. Но практика показывает, и письма это подтверждают, что и в этом случае, суды выносят чрезмерно жестокий приговор.

Нам могут возразить, что каждому осужденному его срок наказания кажется неоправданно суровым. Но мы сделали свои выводы, не ограничиваясь простым подсчетом писем, мы постарались проанализировать конкретную информацию прежде чем пришли к такому заключению.

Например, практически ни в одном из писем мы не нашли, чтобы при вынесении приговора суд учел состояние здоровья подсудимого. Формально, как того требует процедура судопроизводства, в приговоре пишется, что суд учел как смягчающие так и отягчающие вину обстоятельства, но назначенные срока нас в этом не убедили. К примеру, человек, работавший на автотранспортном предприятии, ранее не судимый, отец двоих детей, 5 месяцев не получавший зарплату, получил срок 4,5 года за то, что он проник в гараж и похитил радиатор. Статья за данное преступление предусматривает наказание в виде штрафа в размере одной тысячи минимальных размеров оплаты труда, или заработной платы осужденного за период до одного года, или лишение свободы на срок от двух до шести лет.

Какие же смягчающие обстоятельства были судом учтены?

Очевидно, над судьями также довлеет мнение, что чем жестче приговор, тем глубже раскается преступник. Но жизнь-то давно развенчала это утверждение, поэтому трудно дать какое-либо разумное объяснение такой судебной щедрости при раздаче сроков наказаний.

Изучение писем показало, что большинство нарушений, типичных для предварительного следствия, присуще и судебной стадии. Можно возразить, что нет пыток и насилия. Однако психологическое давление и запугивание по сути своей также является насилием. Поэтому приходится признать и повторить, что следствию судебному присущи все пороки следствия предварительного. Мы не будем их заново перечислять, а остановимся на тех нарушениях, которые характерны для судов, и о которых мы еще не говорили, и, разумеется, это будет далеко не полный их перечень.

Уголовно-процессуальный Кодекс РСФСР в частности, статьи 324 и 325 указывает, что вынесение приговора незаконным составом суда является существенным нарушением уголовно-процессуального закона и служит основанием к отмене или изменению приговора.

Начиная судебное заседание, судья всегда спрашивает участников процесса, доверяют ли они этому составу суда. Как правило, отвечая на этот вопрос, подсудимый имеет в виду председательствующего судью. О народных же заседателях он ничего не знает, большого значения их роли не придает и поэтому чаще всего не задумывается, доверяет он им или нет. Однако, состав суда, если дело рассматривается коллегиально, как раз включает в себя судью и двух народных заседателей, которые должны быть назначены в установленном законом порядке на строго определенный срок.

Каждый заседатель должен отработать в суде не более 2-х недель в году, а если слушание дела затягивается, его полномочия продлеваются до окончания процесса.

Закон предоставляет народным заседателям равные права с судьей, а это значит, что если их мнение разойдется с судейским, численный перевес будет на их стороне.

Другое дело, что практически никогда эти права не реализовывались, и практически никогда не появлялись судебные решения, принятые заседателями вопреки авторитету судьи. Их жалкая роль молчаливых статистов давно известна, и русский язык метко и прочно заклеймил их прозвищем "кивалы". Но в настоящее время даже эту роль они выполняют не имея на то реальных полномочий.

Последний раз состав народных заседателей избирался еще в Советском Союзе, и срок их полномочий уже давно истек. В настоящее время многие суды работают в неизменном составе, народные заседатели прикреплены к одному и тому же судье, получают зарплату в суде, иными словами, фактически являются штатными сотрудниками. Какие же это народные заседатели? Если строго следовать букве закона, то приговоры, вынесенные таким составом суда, подлежат отмене.

Конечно, было бы наивно думать, что кому-нибудь удастся оспорить приговор, ссылаясь на эти абсолютно законные и веские основания, и это еще раз свидетельствует, что в настоящее время в России действует неправовая система уголовного правосудия.

В январе 2000 года, наконец, был принят Закон "О народных заседателях", но в судебных заседаниях до сих пор ничего не изменилось, и приговоры по-прежнему выносит незаконный состав суда. Дело в том, что президент России своим указом приостановил введение Закона в действие до сформирования списков народных заседателей.

Характерно, что нам не попалось ни одного письма, в котором бы оспаривалась законность полномочий народных заседателей районных (городских) судов. Этот факт еще раз свидетельствует о юридической безграмотности наших клиентов.

Еще острее обстоят дела с составом суда при рассмотрении дел о преступлениях, за которые уголовным законом предусмотрено максимальное наказание в виде лишения свободы на срок свыше пятнадцати лет, пожизненного лишения свободы или смертной казни.

До 18 июня 1998 года согласно ч.2 ст.15 УПК РСФСР такие дела рассматривались в первой инстанции коллегией в составе трех профессиональных судей, или судьей и присяжными заседателями. Но 18 июня 1998 года Государственная Дума, "учитывая недостаточное кадровое и ресурсное обеспечение" судов, приостановило действие этой процессуальной нормы и теперь все уголовные дела, даже за особо тяжкие преступления рассматривает один судья и два народных заседателя.

Таким образом, один судья и два нелегитимных заседателя вправе приговорить человека к пожизненному лишению свободы, а возможно, в будущем и к смертной казни.

По этому поводу мы получили немало писем, в которых осужденные за особо тяжкие преступления оспаривают законность состава суда. Анализ этих писем показал, что использование народных заседателей вместо профессиональных судей практиковалось задолго до принятия Государственной Думой поправки к 15 статье УПК РСФСР.

В результате оказались грубо нарушенными права граждан не только на рассмотрение его дела законным составом суда, но и на защиту. Профессионализм суда второй инстанции встал на один уровень с судом первой инстанции. Что же касается обжалования приговора, то у осужденного за особо тяжкое преступление было и остается на две надзорных инстанции меньше, чем у осужденного за преступления меньшей тяжести.

1. Необходимо официально признать существующий состав народных заседателей незаконным.
2. Незамедлительно сформировать списки народных заседателей и организовать их работу в соответствии с требованиями закона. Указ Президента об отсрочке вступления в силу закона "О народных заседателях" подлежит обжалованию в Конституционном суде, если он не будет отменен иным образом.
3. Необходимо отменить Федеральный закон "О приостановлении действия части второй статьи 15 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР как не обеспечивающей подсудимым права на профессиональное рассмотрение дел, за которые может быть назначено особо суровое наказание.
4. Необходимо продолжить и ускорить работу по внедрению судов присяжных во всех регионах России.

1.Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновностьне будет доказана в предусмотренномфедеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. 2. Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. 3. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого. (Конституция РФ статья 49)

Практически все письма, в которых осужденные пишут о своем несогласии с приговором, содержат жалобы на то, что судебное разбирательство проходило с обвинительным уклоном. Теоретически каждый понимает, что судья должен быть беспристрастным арбитром между защитой и обвинением и строго стоять на позиции презумпции невиновности. На деле же судьи из поколения в поколение выработали привычку выступать в большей части на стороне обвинения, полагая, что слово "суд" в данном случае обозначает не "рассудить", а "осудить".

Представим себе судебный процесс, к примеру, следующего сюжета:

Две компании подвыпивших молодых людей на улице не поладили друг с другом, и дело закончилось обоюдной дракой. Предположим, и у одной и у другой стороны есть потерпевшие, ну, скажем, у кого-то сотрясение мозга, у кого-то перелом руки. Но одна компания состоит из ребят, никогда до этого не имевших проблем с законом, а в другой - один или несколько человек - ранее судимых. Догадываетесь, как будет развиваться предварительное следствие, а затем судебное разбирательство?

А теперь представим себе, что несколько свидетелей дают показания, якобы они видели, что именно первая группа провоцировала конфликт, задиралась к ребятам с "подмоченной" репутацией и первая затеяла драку, но суд, руководствуясь внутренним убеждением, все-таки признает последних виновными в хулиганских действиях, причинивших потерпевшим определенный вред здоровью.

Как же, невзирая на свидетельские показания, обосновать такой вывод в приговоре? Оказывается, совсем несложно. Нужно только написать, что суд критически оценивает показания подсудимых и свидетелей, т.к. считает, что подсудимые дают их с целью уйти от ответственности, а свидетели - чтобы помочь подсудимым уйти от ответственности, и все! Такой приговор практически невозможно поколебать. Ни одна вышестоящая инстанция не посмеет оказывать давление на внутренние убеждения судьи.

Почему же в таких случаях суд не привлекает свидетелей к ответственности за дачу ложных показаний?

Ответа на этот вопрос нет, но можно предположить, что, скорее всего, где-то в самой глубине души суд сам не очень верит в свое внутреннее убеждение.

Выносятся такие приговоры на самом деле, или наш пример основан лишь на предположениях?

Для наглядности приведем выдержку из приговора, вынесенного Серпуховским городским судом и определившего подсудимому меру наказания в виде 10 лет лишения свободы.

"…Признавая подсудимого виновным по ст. 206, ч.2 УК РСФСР (хулиганство), суд считает, что его вина полностью подтверждается показаниями потерпевшего Кузьмина, не доверять которым у суда оснований нет, поскольку ранее подсудимый и потерпевший знакомы не были. В то же время у суда есть основания не доверять показаниям свидетелей Щербакова, Журавлева, Мальвина, Демина, поскольку они являются друзьями подсудимого и заинтересованы в смягчении его ответственности за содеянное. Ссылка подсудимого на то обстоятельство, что его ссора с Кузьминым возникла в связи с тем, что он первым стал оскорблять подсудимого, плюнул ему в лицо, а затем ударил кулаком в область лица, является, по мнению суда, надуманной и опровергается показаниями Кузьмина, а также тем обстоятельством, что Кузьмин физически слабее подсудимого.

…Вина подсудимого по ст.108, ч.2 УК РСФСР (умышленное тяжкое телесное повреждение) подтверждается показаниями свидетелей Тучкова, Шутова, Демина, братьев Илюшиных и другими материалами дела.

...Суд считает, что нельзя доверять показаниям свидетелей Шадрина и Медведева в части того, что потерпевший жаловался, что еще до прихода подсудимого его избили двое неизвестных, поскольку их показания противоречат материалам дела, и, кроме того, они являются друзьями подсудимого и, по мнению суда, заинтересованными лицами".

Мы не беремся защищать осужденного, так как не знаем, что же произошло в действительности. Мы просто сомневаемся в объективности и добросовестности приговора. Допустим, шестеро свидетелей, выступивших в защиту подсудимого, являются его друзьями и поэтому признаны заинтересованными лицами. Но разве потерпевший, отрицающий свою инициативу в драке, не является еще более заинтересованным лицом?

Интересно проанализировать и такое совпадение:

Свидетель Демин давал показания по двум эпизодам обвинения. Но в первом случае суд нашел основания не доверять Демину, считая, что он, как друг заинтересован в смягчении участи подсудимого. По второму эпизоду, когда информация этого же свидетеля пригодилась для обвинительного решения, суд проникся к нему доверием, забыв, что свидетель и подсудимый по-прежнему друзья.

Интересную информацию собрал и обработал заслуженный юрист РФ, судья Мосгорсуда С.А.Пашин. Он сообщает, что, как показывает опрос российских судей, каждый третий судья считает осуждение невиновного меньшей ошибкой, чем оправдание виновного.

Исходя из такой убежденности, суды допускают массу других профессиональных нарушений. Например, если свидетель во время предварительного следствия давал показания, обличающие обвиняемого, а на суде изменил их, то не только прокурор, но и судья начинают пугать его ответственностью за дачу ложных показаний. По той же причине отклоняются многие ходатайства защиты и подсудимого, в частности о вызове дополнительных свидетелей. Чаще всего ходатайства в суде отклоняются с формулировкой "как несвоевременно заявленные", причем, эта мотивация выдвигается до тех пор, пока суд "по внутреннему убеждению" не примет решения, а затем отклоняет ходатайства в связи с тем, что они уже ни на что не могут повлиять.

Обвинительный уклон ярко проявляется и при оценке судом имеющихся в деле доказательств. Из расплывчатых выводов экспертиз выбираются те, которые нужны обвинению, из противоречивых показаний свидетелей принимаются те, которые подтверждают вину. Неугодным показаниям высказывается недоверие, исходя из того, что свидетель, якобы, хочет помочь подсудимому уйти от ответственности.

Подавляющее большинство обвинительных приговоров составлены таким образом, что оставляют неустранимые сомнения в виновности осужденного.

Многие письма содержат жалобы на то, что суд, не собрав убедительных доказательств вины подсудимого, вынес обвинительный приговор практически на основании того, что человек в прошлом уже был судим.

Заслуживает внимания еще одна проблема, о которой написали нам более ста осужденных. Речь идет о ситуациях, когда в процессе суда потерпевший заявил о своей готовности или даже желании простить человека, совершившего против него преступление, но суд все равно выносил обвинительный и суровый приговор. В действительности имели место даже такие трагедии, когда потерпевший заявлял о краже, а потом выяснялось, что преступление совершил его сын. Родители тут же пытались принять все меры для прекращения уголовного дела, но оно доводилось до конца, и преступник оказывался в местах лишения свободы. Иными словами, государство лишало потерпевшего права смягчить меру наказания своему обидчику, а все решало само.

Все эти нарушения стали возможными благодаря существованию в уголовно-процессуальном законодательстве такого понятия как внутреннее убеждение. Этот эмоциональный фактор приемлем только для присяжных и народных заседателей. Следователь, прокурор и судья, как юристы обязаны руководствоваться только законом и профессиональным опытом. В противном случае юридическое образование теряет свое предназначение и не несет никакой смысловой нагрузки.

Понятие внутреннего убеждения как основного мотива при принятии решения следователем,прокурором и судьей необходимо из законодательства исключить.

Необходимо узаконить и активно внедрить в судебную практику методику восстановительного, примирительного правосудия.

Протокол судебного заседания - важнейший документ, без которого порой бывает невозможно установить истину. Однако, подавляющее число писем, в которых идет речь о несогласии с приговором, содержат жалобы на то, что протокол судебного заседания не соответствует тому, что происходило в суде на самом деле. Причем, речь идет в основном о двух способах таких искажений.

Первый способ - наглядный. Фальсификация протокола происходит у всех на глазах во время судебного заседания. Судья дает определенный знак секретарю, какие слова нужно заносить в протокол, а какие пропустить. Периодически судья не ограничивается знаками, а буквально диктует секретарю, что нужно записать. Присутствуя на судебных заседаниях, мы имели возможность лично убедиться, что такое слаженное взаимодействие судьи и секретаря действительно существует.

Второй способ - изощренный. Речь идет о фальсификации протокола уже после суда. Дело в том, что кассационные жалобы подаются обычно через суд, вынесший приговор. Некоторые осужденные или их защитники, знакомившиеся с протоколом дважды, до подачи жалобы и после, обнаружили, что имеющийся в деле текст отличается от первоначального. Причем, изменения были внесены как раз с учетом замечаний, содержащихся в жалобе. Вот таким изощренным способом некоторые судьи, оставаясь неприкосновенными и непогрешимыми перед законом, заметают свои огрехи, лишая осужденного малейшей возможности оспорить приговор.

Оба описанных метода преступны, но для искоренения такой фальсификации мы даже не знаем, что и предложить кроме более строгого и тщательного подхода к подбору кандидатур в судейский корпус.

На сегодняшний день, не все судьи, к сожалению, действительно являются принципиальными и независимыми служителями Фемиды. Не всех из них можно назвать и профессионалами. Вновь обращаясь к мнению С.А.Пашина можно сказать, что некоторые из них "не столько правоведы, сколько, в лучшем случае, специалисты по технологии конвейерной работы". Трудно подобрать более точное определение.

Судебные ошибки, связанные с осуждением невиновного исправляются в 850 раз реже, чем ошибки, связанные в оправданием виновных, т.е. если вынесен оправдательный приговор, то шансы на его отмену составляют примерно 40%, если же вынесен обвинительный приговор, то шансы на его отмену составляют 0,05%. (Из интервью Ирины Смирновой с заслуженным юристом России Сергеем Пашиным. Журнал "Правозащитник" N2-2000)

Среди 4180 человек, написавших нам с 1995 года, только трое сообщили о том, что были оправданы после обжалования обвинительного приговора.

Об оправдательном решении в суде первой инстанции нам не написал никто. Зато практически вся корреспонденция, в которой идет речь о несогласии с приговором, содержит жалобы на кассационную и надзорные инстанции. Ответы из этих инстанций иначе как отписками не называют. И действительно, из тех жалоб и ответов, с которыми нам довелось познакомиться, мы сделали вывод, что далеко не всегда вышестоящие инстанции знакомятся с делом в полном объеме, а зачастую пишут отказы, вообще не вызывая дело для ознакомления.

Целесообразно привести несколько типичных примеров, взятых из писем и собственной практики:

1. Гражданин К. был осужден Серпуховским судом на 7 лет лишения свободы за изнасилование. Виновным себя не признал. На суде один из свидетелей, который ранее по этому делу тоже привлекался в качестве подозреваемого, отказался от первоначальных показаний и подтвердил невиновность К. Тем не менее, обвинительный приговор был вынесен со ссылкой на первичные показания этого свидетеля. Осужденный и его защитник прошли все инстанции обжалования и отовсюду получали однотипные ответы, со ссылкой все на те же показания единственного свидетеля. В конце концов, мама К. записалась на личный прием к зам. председателя Верховного Суда РФ. Ходатайство о принесении протеста в порядке надзора она привезла заранее, чтобы ко дню приема с ним успели ознакомиться. Беседа длилась не более двух минут. Судья Верховного Суда РФ А.Н.Климов сказал: "Ваша жалоба оставлена без удовлетворения". Мама осужденного попросила выслушать ее доводы, прежде чем принять решение, недаром же она записалась на прием. Но судья пояснил, что у секретаря она получит письменный ответ, и там отказ будет обоснован. В ответе же было написано, что "жалоба рассмотрена и оставлена без удовлетворения по основаниям, изложенным на личном приеме". Причем имя и отчество осужденного были указаны другие. Изучал ли судья Верховного Суда России материалы дела? Больше похоже, что он и жалобу-то полностью не читал.
2. Гражданина Ф. осудили на 12 лет лишения свободы в колонии особого режима. Виновным себя он не признал. Наша организация, выступавшая в качестве защитника Ф., направила в Президиум Мособлсуда ходатайство о принесении протеста в порядке надзора. Председатель Мособлсуда затребовала дело, но оказалось, что в данный момент оно находится в областной прокуратуре по жалобе Ф. Областной прокурор обнаружил, что Ф. незаконно присужден особый вид режима, и опротестовал приговор в этой части. Есть основания полагать, что в полном объеме дело он не изучал, так как при внимательном рассмотрении невозможно было не заметить грубых нарушений процессуального законодательства. Президиум Мособлсуда протест рассмотрел и удовлетворил, режим был заменен на строгий. А про нашу жалобу забыли! Когда же мы о ней напомнили, то получили ответ, что согласно УПК, одна и та же инстанция не может рассматривать жалобу, если один раз это дело в порядке надзора уже разбиралось. Ответ соответствует требованиям закона, но кто-то ведь не выполнил свою обязанность, раз жалоба, пришедшая в суд раньше прокурорского протеста, осталась без рассмотрения. Но ничего не поделаешь, пришлось смириться с потерей инстанции и обращаться за опротестованием приговора в Верховный Суд. Ответ не заставил себя долго ждать. В нем сообщалось, что жалоба оставлена без удовлетворения, так как вину Ф. подтверждают все материалы имеющиеся в деле. Дальше перечислялись фамилии потерпевших, которые в действительности таковыми не являлись, а проходили свидетелями. Но самое интересное то, что, как выяснилось, дело Верховным Судом даже не запрашивалось! Как иначе можно назвать такой ответ, если не фальсификацией?
3. Заслуживает внимания и следующий пример:

Как писал нам гражданин Л., он был приговорен городским судом к 10 годам за убийство без отягчающих обстоятельств. Виновным себя не признал и написал кассационную жалобу. Областной суд приговор отменил и направил дело на дополнительное расследование. Никаких новых доказательств вины Л. не выявилось, но городской суд вновь вынес обвинительный приговор с тем же сроком наказания. Областной суд отменил и этот приговор по тем же основаниям. Опять доследование, суд, и все тот же приговор, хотя по-прежнему в материалах дела ничего не изменилось. Неизвестно, сколько еще продолжалась бы такая перепассовка, если бы областной суд не сдался. С третьей попытки приговор вступил в законную силу и теперь Л. тщетно пытается пробиться к истине, штурмуя надзорные твердыни.

Таким образом, проанализировав все письма, в которых идет речь о несогласии с приговором, следует сделать вывод, что в России очень легко оказаться осужденным чрезмерно строго, или не за то преступление, которое совершил, а зачастую - и вовсе без вины. Но оспорить судебное решение - проблема практически непосильная для рядового гражданина, тем более, если у него когда-то уже были нелады с законом. Иными словами, объективностью и строгим соблюдением всех процессуальных норм наше правосудие не характеризуется.

Искоренить эту порочную практику круговой поруки, предвзятости, халатности и репрессивной направленности возможно только путем коренного реформирования системы уголовного правосудия.

1. Одним из направлений этой реформы должен стать строгий пересмотр критериев при подборе судейского корпуса
2. Необходимо строго следить за тем, чтобы в кассационной инстанции суд проверял законность и обоснованность приговора, проверяя дело в полном объеме.
3. Обязать надзорные инстанции при рассмотрении ходатайств о принесении протеста, если в них указаны конкретные нарушения со ссылками на материалы дела, запрашивать дело для проверки в обязательном порядке.

"Адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого или обвиняемого". (УПК РСФСР ст.51 ч.6) "Адвокат обязан в своей деятельности точно и неуклонно соблюдать требования действующего законодательства, использовать все предусмотренные законом средства и способы защиты прав и законных интересов граждан и организаций, обратившихся к нему за юридической помощью". (Закон "Об адвокатуре", ст.16)

Мы уже писали о конституционном праве каждого гражданина на получение квалифицированный юридической помощи, а в случаях, предусмотренных законом, на ее получение бесплатно.

Теперь на основе анализа писем проследим, как это право реализуется нашими гражданами в действительности.

Мы уже рассказывали, что люди, даже материально обеспеченные, не всегда имеют возможность воспользоваться услугами адвоката с первых минут уголовного преследования.

Мы также отмечали в первом разделе брошюры, что большинство наших клиентов не имеет материальной возможности заключить договор с адвокатом на платной основе, в результате чего их право на защиту с помощью квалифицированного адвоката зачастую нарушается.

Теперь рассмотрим более благоприятную ситуацию, когда работники правоохранительных органов выполнили добросовестно свои обязанности, и у подозреваемого, обвиняемого или подсудимого появился адвокат, обязанный защищать его бесплатно в соответствии со статьей 49 Уголовно-процессуального Кодекса. Так вот, более 70% таких граждан, которым повезло, все-таки жалуются, что их защитники отнеслись к своим обязанностям формально, и ощутимой помощи они так и не получили.

Приведем отрывки всего из двух писем:

1. " …Теперь по поводу адвоката, я даже не знаю его фамилию, хотя и видел его несколько раз, но при каждой встрече он пытается уговорить меня, чтобы я от него отказался, говорит, что все равно делать ничего не собирается. Не могу даже выслать вам копию моего обвинительного заключения, оно находится у адвоката, он его взял у меня еще на первом заседании суда, 24 февраля 2000г. и забыл отдать. Когда меня привезли на суд в очередной раз, то он сказал, что опять забыл обвинительное заключение дома.. Уже даже по этому можно представить с какой "серьезностью" он относится к моему уголовному делу и лично ко мне. А ведь вы сами понимаете, что решается моя судьба и не хочется сидеть за то, чего я не совершал. Обвиняют меня по тяжелой статье 162 ч.3 УК РФ и мне грозит от 8 до 15 лет лишения свободы, в случае если грамотный защитник не поможет мне доказать свою непричастность к преступлению.

Убедительно прошу вас позвонить в серпуховскую адвокатскую контору и узнать, кто является защитником Алиева Олега Тельмановича, 1977 года рождения. Надеюсь на вашу поддержку и помощь.

С уважением к вашей организации, Олег, г.Серпухов СИЗО 49/3".

Мы узнали фамилию адвоката, который таким образом "обеспечивает" Олегу Алиеву его конституционное право на получение квалифицированной юридической помощи. Называть его не будем, потому что суждения подзащитного могут быть субъективными, и только по этим суждениям обвинить человека, мягко говоря, в безнравственности, мы не имеем права. Однако, Олег не одинок. Когда речь идет о бесплатной защите по уголовному делу, то довольно часто у подзащитных остается ощущение, что исход их дела адвоката особенно не волнует.

1. Второе письмо отражает проблему еще нагляднее:

"Уважаемое СОППУ. Обращаясь к Вам, надеюсь, что Вы не откажете мне в посильной помощи или дадите необходимую консультацию по проблеме, которую я не в силах разрешить сама. Причиной тому моя юридическая безграмотность и беззащитность перед теми, в чьих руках в данный момент моя судьба.

Меня обвиняют по статье 162 ч.2 (разбой, наказывается от 7 до 12 лет). Вину свою не признаю, так же не признала ее женщина, проходящая со мной по данному делу.

Перед судебным заседанием к нам приходили адвокаты с уже готовыми заявлениями об отказе от их услуг, т.к. мы лишены возможности оплатить работу защитников.

Мы пытались объяснить им, что не сможем обойтись без их помощи, но во время разговора начали понимать, что наши объяснения - просто пустая трата времени. Никому без денег ты не нужен, а если настоишь на присутствии адвоката, то все равно никакой защиты не жди. Что и произошло впоследствии. Первое заседание проходило без прокурора и адвокатов. Затем дело было направлено на дополнительное расследование. И снова суд. Перед началом заседания адвокат нам опять приносит заявление об отказе от защитника, и я его подписала, и в заседании на вопрос судьи есть ли у подсудимых ходатайства, мы в один голос заявили, что отказываемся от защиты. Причина? Отсутствие материальных возможностей. Судья отклонил наше ходатайство, и адвокаты вынуждены были остаться.

Давно не секрет для всех подследственных, что адвокат, услуги которого не оплачиваются, практически никакой защиты вести не будет, и его присутствие в процессе - лишь чистая формальность. А затем при разборе кассационной жалобы, суды, очевидно, обращают внимание на наличие защиты в судебном заседании, и не учитывают их пассивности. Адвокат был, значит, ничего противоправного происходить не могло.

Итак, наше ходатайство отклонили, защиту "обеспечили". Оба адвоката просидели весь процесс за своим столом, и не думаю, что испытывали симпатию к своим подзащитным, будучи практически насильно оставленными в зале судебного заседания.

Продолжение слушания нашего дела 13 ноября 1998 года. Надеюсь, Вы не оставите мое обращение без внимания.

Заранее благодарна Вам за все, что Вы сделаете для меня.

Марина К-ва. Г.Серпухов, учр. ИЗ-49/3."

К сожалению, подобные письма приходят к нам из разных городов в массовом количестве.

Письмо Марины мы получили слишком поздно, буквально за два-три дня до суда.

Обратились за помощью к адвокату консультации "Защитник" С.М.Кротову. Адвокаты этой консультации зачастую выручают нас, беря на себя защиту неимущих клиентов. Не отказал нам Сергей Моисеевич и на этот раз.

Но оказалось, что в суде первой инстанции слушание дела Марины и ее подельницы практически подошло к концу, оставалось только зачитать приговор.

Адвокат пришел к женщине в СИЗО, объяснил ей ситуацию и пообещал, что после решения суда, если ее приговор будет несправедливым, он обязательно подключится к ее защите на стадии кассационного обжалования.

После суда мы получили второе письмо Марины:

"Уважаемое СОППУ! Еще раз здравствуйте!

Это мое второе письмо, адресованное Вам. Письмо, в котором я хочу выразить свою признательность и благодарность за Ваше участие в моей судьбе. Душевное Вам спасибо.

…на душе становится легче от сознания того, что есть еще добрые люди, которые не остаются безразличными к судьбе таких как мы. По приговору Серпуховского гор.нар.суда меня приговорили к 12 годам лишения свободы в колонии строгого режима . Надеюсь, что с помощью адвоката, рекомендованного Вами, все-таки добьюсь отмены данного приговора. Это жестоко и несправедливо. Но чем бы не закончилась эта тяжба, я всегда буду с особой благодарностью помнить о Вашей заботе и участии. Дай Бог, чтобы Ваше Общество росло и процветало, всегда находились люди готовые помочь этому процветанию…"

Таким же приговор суровым и остался, кассационная жалоба оставлена без удовлетворения. Это еще раз доказывает, что на эффективную защиту чаще всего следует рассчитывать на стадии первой инстанции, позже шансов становится значительно меньше. Подсудимый, получивший срок при чисто формальном участии защитника, проигрывает дважды. Первый раз его фактически оставляют беспомощным во время следствия и суда. В дальнейшем его жалобы теряют шансы на успех, так как считается, что его законные права и интересы оберегал защитник, значит особенно копаться в деле не имеет смысла. Складывается типичная для России ситуация, ведущая от красивых деклараций в неисполняемый тупик. Конституция гарантирует своим неимущим гражданам бесплатную защиту в случае уголовного преследования. В то же время она гарантирует каждому гражданину вознаграждение за его труд. Кстати, профессия адвоката во всех развитых странах - одна из самых высокооплачиваемых.

Исполнение своих гарантий государство возлагает на адвокатов, практически не расплачиваясь с ними за ту работу, которую они выполняют, защищая неплатежеспособных клиентов. Число таких клиентов довольно велико, и адвокаты вынуждены бесплатно терять немало времени. Для компенсации этих потерь им приходится или удорожать тарифы, заключая договора об оплачиваемых услугах, или всячески сводить на минимум услуги бесплатные.

Получив клиента, которого приходится защищать бесплатно, большинство адвокатов, за редким исключением, особенно не воодушевляются, и это понятно. Объяснять им, что помимо гонорара существует и профессиональный долг, бесполезно. Того, кто это не прочувствовал душой, переделать с помощью нравоучений невозможно.

Кто от этого страдает? В первую очередь подзащитные, т.е. люди, оказавшиеся лицом к лицу с уголовным преследованием, и больше всего - неимущие. Государство, как всегда, остается в стороне.

Чья обязанность осветить этот вопрос объективно, назвав вещи своими именами и открыв оборотную сторону продикларированного права на защиту? Мы полагаем, что, прежде всего, это должны сделать сами адвокаты, т.к. функции качественной, всесторонней защиты государство возложило на них. Но они предпочитают молчать в то время, как их неимущие клиенты зачастую вынуждены запоздало разочаровываться в своих ожиданиях на полноценную юридическую помощь.

Может ли врач умирать с каждым умершим больным? Может ли адвокат переживать срок наказания подзащитного как свой собственный? Извечные вопросы, скорее риторического плана.

Но сделать для своего клиента все необходимое - профессиональный долг и врача, и юриста.

Самое обидное, что, поднимая эту проблему, мы пока даже не знаем, что же можно предложить для ее разрешения.

Из общего числа полученных за исследуемый период писем около 80% написаны уже из колоний.

По-прежнему большинство осужденных жалуется на неправомерность приговора. Мы же в этом разделе остановимся на тех письмах, в которых речь идет о проблемах исполнения наказаний. Проблемы эти чрезвычайно важны, ибо именно от атмосферы, в которой осужденный проведет срок своего наказания, в значительной мере зависит, каким он выйдет на свободу. К сожалению, жизнь доказывает, что неволя тем более длительная, никогда не оказывала на человека благотворного влияния. Поэтому система исполнения наказаний должна быть устроена так, чтобы оказавшийся в ней человек (и осужденный и сотрудник) не искалечил свою психику, не потерял здоровье, сохранил человеческое достоинство. Только в таком случае его адаптация после освобождения пройдет менее болезненно, и он почувствует себя не изгоем, а полноценным членом общества. Так должно быть.

А теперь посмотрим, как устроена система исполнения наказаний на самом деле, и какие дополнительные проблемы, возникли в связи с кризисом, переживаемым всей страной.

Разумеется, экономические факторы нельзя не учитывать, поскольку безработица, голод, холод, болезни, разруха - ничто не проходит бесследно, но мы построим изложение этого раздела в той последовательности, в какой осужденный проходит свой путь после вступления приговора в законную силу, т.е. направление к месту отбывания наказания, пребывание в колонии и освобождение.

Этой норме посвящения 73 статья уголовно-исполнительного кодекса. В ней совершенно резонно устанавливается правило направлять осужденных отбывать наказание в колонии соответствующего вида режима, расположенные в том регионе, где осужденный жил и совершил преступление. Смысл такой установки заключается, прежде всего, в том, что за время разлуки с родными, осужденный не должен утратить связь с семьей, у него должна быть возможность реализовать свое право на свидание с родственниками. Мы уже писали, что малообеспеченная часть населения составляет подавляющее большинство обитателей колоний, поэтому поездки на свидания на далекие расстояния их родным не под силу. Да и посылку не каждый в состоянии регулярно отправлять по почте, это требует немалых расходов. Казалось бы, все предельно ясно, и обсуждать тут нечего.

Но как свидетельствуют письма и конкретные примеры из собственной практики, предписания УИК выполняются далеко не всегда. 10% написавших нам осужденных взрослых мужчин, находящихся на общем и строгом режимах, были отправлены отбывать наказание более чем за 500, а то и 1000 километров от своего места жительства. Из них 92% просят помочь им с переводом ближе к семье.

Мы учитываем, что колонии особого режима, тюрьмы, женские колонии и воспитательные учреждения для несовершеннолетних имеются не в каждом регионе, поэтому эти категории осужденных не всегда удается оставить близко к дому, и волей-неволей приходится отправлять туда, где есть соответствующие учреждения. Говоря о 10% осужденных, разлученных со своими семьями не только колючей проволокой, но и сотнями километров, мы имеем в виду только тех, кто мог бы без особых осложнений остаться отбывать наказание в своем или хотя бы в близлежащем регионе. Мы не берем во внимание и те случаи, когда кого-либо пришлось этапировать далеко из соображений его собственной безопасности.

Нам могут возразить, что не всегда есть места в том или ином регионе. Это возражение безосновательно, т. к. мы анализировали проблему с этой точки зрения. Оказалось, что примерно, в одно и то же время осужденного в Архангельской области этапировали в Красноярский край, а осужденный в Московской области отправляется в Архангельскую. Аналогичные результаты получены и по другим регионам.

Вся пагубность такой практики станет еще наглядней, если мы приведем несколько конкретных примеров:

Осужденный К. совершил преступление в Московской области. Тут же жил он и его родители. За время нахождения в СИЗО у него резко обострился туберкулез, болезнь приняла тяжелую форму. Пришлось удалить левое легкое, оставшееся правое так же поражено очагами, которые не удается зарубцевать. По результатам освидетельствования МСЭК установила К. вторую группу инвалидности. По приговору суда, получив наказание 7 лет лишения свободы, К. был отправлен отбывать наказание в республику Татарстан в учреждение для туберкулезно больных. В настоящее время его состояние не внушает оптимизма, организм крайне истощен, при росте 1 метр 80 сантиметров он весит 58 кг. Родители могли бы ежемесячно передавать ему передачу, но посылать их на такое расстояние у них нет возможности.

На протяжении длительного времени мы тщательно пытаемся добиться перевода К. ближе к семье. Мы получаем от руководства ГУИН ответы, в которые не хочется верить.

Такие отписки, к сожалению, не новость, и схема ответа типичная. Как правило, пускается в ход ссылка на 81 статью УИК, в которой сказано, что осужденный должен отбывать весь срок наказания в одном учреждении. Таким образом, сначала человека в нарушение 73 статья УИК отправляют за 1000 км от дома, потом строго соблюдают 81 статью и не смеют восстановить право осужденного и перевести его в другой регион. Эти ответы всегда казались нам издевательскими, но такой бездушный формализм в отношении тяжело больного человека поразил нас окончательно. В ответе по поводу перевода К. было, как и в остальных подобных ответах сказано, что действующее уголовно-исполнительное законодательство не препятствует содержанию К. в республике Татарстан, и что в близлежащих к Московскому регионах нет учреждений для содержания и лечения туберкулезнобольных осужденных. Данная информация является, мягко говоря, неточной, поскольку такие учреждения есть в Тульской, Владимирской и Тверской областях.

После приведенного ответа мы для себя сделали вывод, что к словам сотрудников ГУИН о их самоотверженных усилиях в борьбе с распространением туберкулеза следует относиться с определенной долей недоверия.

А вот совсем свежий пример. Осужденный Б. житель города Серпухова, страдает олигофренией в стадии дебильности, из родных имеет только мать. По приговору Серпуховского суда получил четыре года лишения свободы в колонии общего режима. В связи с амнистией оставшийся срок должен был быть сокращен вдвое. В августе 2000 года Б. был направлен из Серпуховского СИЗО в учреждение Мурманской области. От имени матери было срочно подано обращение в Генпрокуратуру и ГУИН. В обращении указывалось, что Б. пока находится в Туле, ждет этапа, и что еще не поздно исправить нарушение и оставить его в Тульской области или отправить в другой близлежащий регион. Обращение, адресованное в ГУИН, мама Б. отвезла лично. Ей велели ждать ответа. Из Генпрокуратуры также пришла открытка, что и они переправили ее обращение в ГУИН. С тех пор прошло два месяца, ответа нет до сих пор, а сына в конце октября все-таки этапировали в Мурманск. Теперь мать сомневается, что ее мальчик, страдающий слабоумием и слабой волей, после освобождения благополучно не доберется домой.

Нам и на этот раз могут возразить, что все колонии ближе Мурманска забиты до отказа. С этим нельзя согласиться, т.к. в связи с амнистией из колоний, особенно общего режима, идет массовое освобождение осужденных.

Последствия такого подхода к выбору места для отбывания наказания очевидны, но мы считаем целесообразным их перечислить:

1. Осужденные и их близкие теряют возможность поддерживать друг с другом тесные связи, встречаться во время свиданий.
2. Многие осужденные лишаются возможности получать регулярно посылки. В условиях полуголодного существования поддержка из дома тем более необходима.
3. В одном и том же учреждении осужденные оказываются в неравном положении. Одни могут реализовать свое право на свидание и передачи, а другие такой возможности лишены.
4. Уголовно-исполнительная система тратит громадные бюджетные средства на бессмысленные перевозки заключенных по всей России.

Необходимо в 73 статье УИК РФ четко перечислить конкретные обстоятельства, при которых допускается направлять осужденного отбывать наказание в регион, значительно удаленный от места жительства, причем, желание или согласие осужденного должно быть обязательным условием.

Большинство осужденных, описывающих свою жизнь в колонии, жалуются на условия содержания, хвалебных писем - единицы. Жалобы самые различные, мы попытались сгруппировать их по однородным признакам, и получилась следующая картина:

1. Материально-бытовое и медико-санитарное обеспечение;
2. Безработица и производственные проблемы;
3. Жестокое обращение;
4. Необоснованные запреты;
5. Необоснованные взыскания;
6. Бездействие администрации;
7. Бездействие надзорных инстанций;
8. Проблема УДО;
9. Подготовка документов к освобождению.

На каждой из перечисленных групп остановимся отдельно, попытаемся проанализировать причины жалоб и конфликтов и подумаем над возможностью их устранения.

Проблема чрезвычайно актуальная, вызывает массовое количество жалоб, и что самое главное, чревата пагубными последствиями для здоровья, а порой и для жизни осужденных.

Оставим в стороне рассуждения об экономическом кризисе, переживаемом всей страной. Совершенно ясно, что всеобщий упадок не мог не коснуться пенитенциарной системы. Бюджетных средств, выделяемых на ее нужды, действительно катастрофически не хватает.

Мы считаем необходимым, учитывая все объективные трудности, найти и внутренние причины, которые их усугубляют, и попытаться их ликвидировать.

Какие выводы сделали мы в результате проведенного анализа?

Нормативы по условиям отбывания наказания в колониях существенно отличаются в зависимости от вида режима. Если в колонии общего режима осужденный, находящийся в обычных условиях, имеет право получать шесть посылок или передач и шесть бандеролей в течение года, то на строгом режиме их количество сокращается до четырех, а на особом - до трех. Неужели в зависимости от режима учреждения меняется потребность организма в питании? С учетом тяжести и рецидива преступления избирается срок наказания, но на здоровье эта разница отражаться не должна.

Мы предлагаем ввести в уголовно-исполнительное законодательство нормы получения осужденными посылок и бандеролей, не зависящее от назначенного приговором вида режима исправительного учреждения.

Учитывая особую актуальность проблемы, вынуждены повториться и еще раз заострить внимание на недопустимости выбора места отбывания наказания, удаленного от места жительства осужденного и его семьи.

Во-первых, значительно теряется возможность продуктовой и вещевой помощи осужденным со стороны родственников.

Во-вторых, этапирование на дальние расстояния съедает значительную часть средств, которые можно было бы потратить на нужды материально-бытового или медико-санитарного обеспечения.

Необходимо принять меры к тому, чтобы все осужденные могли отбывать наказание в регионах, расположенных вблизи от места жительства семьи.

Многие осужденные жалуются на то, что в ларьках им ограничивают количество продуктов, которые они хотели бы приобрести. Оставим в стороне такие товары как чай и сигареты, во многих письмах речь идет о маргарине, мыле и даже конвертах. Мы обращались с запросами в региональные УИН и получали ответы, что у учреждений не хватает средств для закупки продуктов и предметов первой необходимости в достаточном количестве.

Такой ответ может показаться убедительным только на первый взгляд. Судя по ценам на товары в ларьках колоний, учреждение не должно остаться в накладе после их реализации, следовательно, увеличивать товарооборот имеет прямой смысл. Иначе как незаинтересованностью и безынициативностью назвать данную позицию нельзя.

Необходимо увеличить суммы, разрешенные для приобретения продуктов в ларьках независимо от вида режима учреждения и не вводить ограничения на покупку товаров разрешенного в колониях ассортимента.

Осуществление всех предложенных мероприятий должно ощутимо облегчить решение проблемы материально-бытового обеспечения.

Медико-санитарные нужды нельзя рассматривать в отрыве от материально-бытовых, значит и эта сторона вопроса в значительной мере разрешится.

О проблемах медицинского характера следует сделать еще несколько замечаний.

Начиная с 1995г., т.е. после Постановления Конституционного Суда относительно начисления пенсий осужденным пенсионерам, нам пришлось долго добиваться от администрации колоний, чтобы они направляли больных осужденных на освидетельствование для установления или подтверждения группы инвалидности.

Исполнительная власть, начиная от кабинета министров и кончая администрацией колоний, не торопилась исполнять свои обязанности.

Нам даже пришлось обращаться в суд, чтобы заставить государство возобновить начисление пенсии по старости осужденному К. и заставить учреждение направить на освидетельствование инвалида 2 группы туберкулезнобольного осужденного Р.

В последнее время в большинстве учреждений дело сдвинулось с мертвой точки, но движется с таким усилием и противодействием, как будто получение осужденными пенсии противоречит интересам учреждения. На самом деле все должно быть наоборот. Ведь получая пенсию, осужденные могли бы оплачивать коммунальные услуги, а инвалиды 3 группы и стоимость питания. Кроме того, они могли бы приобретать себе в ларьке кое-какие продукты и предметы первой необходимости.

Разве эта пусть небольшая дотация не помогла бы хоть в какой-то мере восполнить проблемы в материально-бытовом и медико-санитарном обеспечении?

Трудно объяснить, почему в некоторых учреждениях эта проблема до сих пор не решена. Ярчайшим примером может служить учреждение УЮ 400/6 г.Новомосковск Тульской области. Более двух лет мы добиваемся от врача этой колонии направить на освидетельствование осужденного К., у которого все это время парализованы левая рука и левая нога. По этому поводу полтора года назад было вынесено определение суда, но администрация колонии не подчиняется даже судебному решению.

Если проанализировать развитие проблемы материального обеспечения во времени, то, судя по письмам, явно прослеживается небольшая положительная динамика. Однако, далеко не во всех колониях исчерпаны все возможности для ослабления остроты ситуации за счет внутренних ресурсов.

Что касается законодательных мер, то и на этом поле еще многое необходимо реформировать, о чем мы писали выше.

И, наконец, одна из самых действенных мер - сокращение численности тюремного населения.

Как показывают письма, уровень безработицы в течение последних двух лет, хотя и медленно, но снижается. Решение этого вопроса благотворно отразилось бы на многих сторонах жизни осужденных.

Во многих учреждениях пытаются решить эту проблему за счет открытия новых производств вместо нерентабельных старых. Те учреждения, в которых есть мини-пекарни, пельменное производство, животноводческие фермы, если не избавились от безработицы то, по крайней мере, решили вопрос, как накормить самих себя. Дает положительные результаты и развитие промыслов. Яркий пример тому учр.ЯВ-48/2 в г.Челябинске. Колония стала учредителем акционерного общества - предприятия по художественным изделиям из уральских камней. Результат налицо: одни осужденные реализуют свои способности, другие осваивают новую хорошую профессию, а вся колония в целом не бедствует. Есть учреждения, которые взяли в аренду участки земли и занялись выращиванием овощей.

Но далеко не всюду наблюдается такой прогресс. Инициативу и изобретательность проявляют, к сожалению, не все руководители.

Мы пробовали помочь колониям Московской, Тульской и Калужской областей наладить сбыт их продукции, повысить ее конкурентоспособность. Выяснилось, что некоторые виды изделий, производимых в учреждениях Московской области вообще нарасхват, значит, проблемы как бы и нет.

Начальник производства Можайской женской колонии после того как мы реализовали целую партию прекрасных сумок, пролежавших на складе больше года и начавших терять товарный вид, вдруг резко охладела к нашему сотрудничеству и заявила, что это не мы им помогаем, а они нам, а в нашей помощи они не нуждаются.

Учреждения Калужской области не отреагировали на наше предложение никак.

Около года мы сотрудничали с двумя колониями Тульской области. За этот период мы также убедились, что начальник производства и отделы маркетинга не склонны проявлять особый энтузиазм. К примеру, в учреждении УЮ 400/6 налажено производство дешевых и легких деревянных вешалок-плечиков для одежды. Мы нашли для них несколько оптовых покупателей, и была возможность наладить реализацию этих изделий в большом количестве. Нужно было чуть-чуть улучшить их качество, а именно загибать конец проволоки, чтобы она не рвала одежду и не ранила руки. Но к нашему пожеланию отнеслись откровенно безразлично. И даже в таком виде эти вешалки не успевали сделать к условленному времени, да и не спешили.

Многие осужденные пишут нам, что хотят заняться индивидуальной трудовой деятельностью, но администрация учреждений не идет им навстречу. Если проанализировать письма по годам, то с 1995 по 1997 год вообще шли жалобы на то, что у них забирают поделки и даже наказывают за такие занятия. В последние три года эти жалобы прекратились, но судя по письмам, превратить свой талант в стабильный источник дохода осужденным так и не удается.

Выставка продукции колоний Московской, Тульской и Калужской областей дала яркое подтверждение тому, что развивать индивидуальную трудовую деятельность в колониях необходимо.

Рядом со стендами, на которых демонстрировалась продукция учреждений, мы поставили небольшой стеллаж с индивидуальными поделками, которые нам принесли родственники заключенных. Именно этот стеллаж привлекал постоянное внимание посетителей больше всего, именно этими изделиями чаще интересовались, можно ли их купить или заказать.

Но насколько нам известно, индивидуальная трудовая деятельность осужденных практически не получила своего развития, возможно за редким исключением.

В письмах на производственные темы большой удельный вес занимают жалобы на низкую заработную плату. Поскольку цены на продукцию сейчас всюду договорные, установить причину такого явления, не будучи специалистом и не будучи наделенным определенными полномочиями, невозможно. Но мы все-таки несколько раз пытались получить разъяснения по этой проблеме и обращались к администрации колоний. Из ответов мы сделали вывод, что практически все нормативы по оплате труда подгоняются под минимальную заработную плату при условии выполнения нормы выработки. Осужденные пишут нам, что даже если их продукция продается по довольно высоким ценам, они все равно получают минимальную заработную плату.

Необходимо уделить больше внимания развитию индивидуальной трудовой деятельности в местах лишения свободы.

Не желая обидеть никого из сотрудников пенитенциарной системы, мы все-таки считаем, что и для решения производственных проблем необходимо принятие закона об общественном контроле над деятельностью пенитенциарных учреждений и уверены, что разумное и добросовестное исполнение этого закона положительно отразилось бы на использовании трудовых ресурсов учреждений.

Приступая к данному разделу, мы готовы к тому, что изложенные в нем факты не смогут быть проверены и подтверждены. Мы будем излагать их, опираясь на письма.

Справедливости ради мы должны констатировать тот факт, что за последнее время количество жалоб на избиения и оскорбления значительно уменьшилось. Хочется верить, что такая статистика верно отражает действительность. Львиную долю жалоб в 1995-1997 годах составляли жалобы на издевательства со стороны отрядов спецназа, вводимых в колонии для проведения режимных мероприятий. Картины описывались ужасные, причем, методы проведения таких рейдов были практически во всех регионах одинаковыми.

Не будем в подробностях описывать бесчинства, которые творились в те годы. Совместными усилиями правозащитникам удалось добиться того, что было запрещено при вводе спецназа использование масок, за исключением массовых беспорядков или других ЧП. Этой меры хватило, чтобы жалобы резко сократились. Издеваться над беззащитным человеком, не прикрыв лица, оказалось не так увлекательно, тем не менее, нельзя сказать, что нам теперь совсем не пишут о жестоком или бесчеловечном , унизительном обращении с осужденными.

В разделе, посвященном следственным изоляторам, мы уже писали, что нормативы, регламентирующие применение спецсредств, дают расплывчатый перечень оснований для их применения. И, судя по письмам, в некоторых колониях дубинки и наручники используют довольно широко и сейчас.

К примеру: В одной из колоний Самарской области против осужденных были применены "спецсредства". Прокурорская проверка показала, что оснований для применения физической силы и "спецсредств" не было, т.к. несвоевременное исполнение команды "отбой" отдельными осужденными нельзя отнести к массовым беспорядкам либо групповым нарушениям общественного порядка. П. "получил" резиновой палкой за то, что после команды "отбой" ходил в туалет, а С. за то, что лежал на кровати в трико.

Поскольку без тщательной проверки подтвердить факты незаконного применения физической силы и спецсредств невозможно, мы не будем приводить здесь конкретные примеры, оставив пока эту проблему на совести "длинноруких" сотрудников исправительных учреждений. Мы пишем "пока", так как надеемся, что закон об общественном контроле над деятельностью пенитенциарных учреждений все-таки будет принят.

Следует заострить внимание на таком виде жестокости, как унижение человеческого достоинства. К примеру, многие письма раннего периода содержали жалобы на то, что обитателей ШИЗО регулярно выгоняли в коридор и подвергали процедурам типа "упал-отжался", сопровождая их насмешками, а порой и ударами дубинок. Такие письма приходили из разных регионов, и им тяжело не поверить. Сейчас таких жалоб стало значительно меньше, но сообщения о насмешках и оскорблениях по-прежнему поступают.

Еще об одной привычке, присущей некоторым сотрудникам в пенитенциарных учреждениях. В ответ на какую-нибудь жалобу осужденного они отвечают: "Вас сюда никто не звал". Эта фраза повторяется во многих письмах из различных регионов. Мы так доверчиво принимаем ее к сведению, потому что в личных беседах с сотрудниками сами неоднократно слышали именно такое выражение.

Необходимо остановиться и на таком пороке мест лишения свободы как жестокость, насилие среди самих заключенных, зачастую не пресекаемые администрацией. Конечно, и эти факты трудно проверить, так как они являются тайной за семью печатями. Несколько лет тому назад нам удалось встретить взаимопонимание со стороны прокурора по надзору за законностью в учреждениях Новгородской области. За свою откровенность он расплатился выговором, инфарктом, а возможно и отставкой, поэтому мы не называем его фамилию. Но по материалам проверок он установил, что руководство колоний, чтобы не портить показатели своей деятельности порой оставляет незарегистрированными и без соответствующей проверки такие действия осужденных, которые нужно квалифицировать как преступления. Например, осужденный Д. дважды ударил осужденного Ш. кирпичем по голове, отчего тот упал; у осужденного О. был обнаружен "выкидной" нож; у осужденного С. была изъята трость с вмонтированной в нее четырехугольной пикой; остался даже без внимания факт проникающего ранения у осужденного Б.

Должны повторить, что эти примеры взяты нами из информации пятилетней давности. В последнее время о таких конкретных случаях нам не пишут, но изредка все же попадается информация о том, что иногда администрация даже провоцирует отдельные конфликты между осужденными, преследуя воспитательные цели.

В частности, уже в 2000 году мы получили письмо от осужденного С. из колонии Курской области. Он написал, что у него сложились неприязненные отношения с группой осужденных при следующих обстоятельствах: однажды он имел глупость спросить у начальника отряда, почему с него строго спрашивают соблюдение формы одежды, а некоторым конкретным лицам разрешено ходить в чем угодно. На следующий день к нему подошли эти осужденные и пригрозили, что, если их заставят одеть казенную одежду, они его хорошенько побьют.

Еще один пример из письма 2000 года. Осужденный Я., содержащийся в колонии Кировской области, написал нам такую историю. У него назревал конфликт с осужденным Т. Последний, якобы, всячески провоцировал его на драку. Я. несколько раз пытался обратить внимание администрации, чтобы провести с Т. воспитательную беседу, но на его просьбы не отреагировали. В конце концов, драка состоялась. Осужденный Я. был водворен в ШИЗО, а Т. вскоре освободился по УДО.

Для искоренения жестокости из быта пенитенциарных учреждений необходимо:

1. В уголовно-исполнительном законодательстве четко и конкретно прописать основания для применения физической силы и спецсредств. При этом следует разъяснить, что под физической силой не подразумеваются пытки, зуботычины и мордобой.
2. Решить проблему кадрового дефицита и подходить тщательно к подбору сотрудников.
3. Покончить с закрытостью пенитенциарных учреждений путем принятия и воплощения в жизнь Закона об общественном контроле за местами лишения свободы.

Колония - это, конечно, не свобода, и значит человек, попавший в неволю, многого лишается. Значит ли это, что лишние ограничения и запреты способствуют процессу исправления? Конечно, нет. Тем не менее, значительная часть писем (около 40%) содержит жалобы на необоснованные запреты. Несогласие с отдельными ограничениями зачастую приводит к лишней конфронтации между осужденными и администрацией колонии.

Анализ жалоб показал, что в подавляющем большинстве случаев всевозможные ограничения и запреты не являются самодеятельностью сотрудников, а предусмотрены "Правилами внутреннего распорядка" и другими нормативными актами (приказами, инструкциями и т.п.).

Если бы осужденных целенаправленно знакомили с их правами и обязанностями не ради формальностей, а ради соблюдения установленного режима содержания, возможно, мы не получали бы столько писем с жалобами на то, что в ШИЗО не пропускают сигареты, или что у пенсионеров высчитывают деньги на коммунальные услуги и т.п.

Такое незнание в определенной мере способствует росту числа нарушений.

Безусловно "Правила внутреннего распорядка" и другие режимные нормативы выполнять необходимо. Но на наш взгляд, многие содержащиеся в них запреты нужно как можно быстрее пересмотреть и исключить.

Перечислим ограничения, наиболее часто встречающиеся в жалобах, которые, по нашему мнению, не состоятельны и только лишь способствуют конфликтам между администрацией и осужденными и приводят к лишним взысканиям.

Следующее письмо яркое свидетельство сказанному:

"Когда я пришел этапом в колонию, то имел при себе продукты питания, а среди них около 2 кг сахарного песка. При досмотре моих личных вещей сахар у меня изъяли, причину не объяснили, просто сказали "не положено" и на глазах у осужденных высыпали его в канализацию. Представьте мое состояние души, и сколько нужно было иметь нервов, чтобы избежать конфликта с администрацией. Эта же процедура повторилась и с другими осужденными, прибывшими вместе со мной, а нас было 20 человек. И около 50 человек были отделены от нас решеткой, и видели это издевательство над людьми и продуктами. Какая сила воли помогала всем нам не переступить черту, не нагрубить, а пытаться мирным путем решить эту проблему.

На мою просьбу не уничтожать сахар, а раздать его осужденным хотя бы по столовой ложке на человека я получил категорический отказ.

Сейчас такая сложная жизнь, я до осуждения жил в сельской местности и знаю, что в колхозах уже несколько лет не выдают зарплату наличными деньгами. Я сам получал з\плату сахаром, мукой, сигаретами и т.п. Как мне теперь получать посылки от родных, ведь они стараются изо всех сил обеспечить семью, особенно детей, которым не могут купить конфет, потому что нет денег, а здесь на моих глазах было уничтожено более, чем на 200 рублей сахара.

С.Гребенкин, Кировская область".

Особое несогласие у нас вызывает запрет на приобретение, хранении получение в посылках сахара. Этот продукт необходим в рационе человека, а получается, что он лишается его на многие годы. Вместо сахара осужденным дают едва сладкий чай, зачастую с размешанным в нем повидлом.

Продиктован этот запрет антиалкогольными соображениями, чтобы осужденные не ставили брагу. Однако, инспектора, как раз и обязаны за этим следить. Если у кого-то будет обнаружен алкогольный напиток, его необходимо уничтожить, а к любителю спиртного принять предусмотренные законом меры воздействия. Почему от чьих-то вредных привычек должны страдать остальные? Не проще ли всех посадить на цепь, тогда инспектора и вовсе не будут нужны?

Но самое интересное заключается в том, что сахар не пропускают, а спиртное в колонии все равно проникает. В свое время все тот же Новгородский прокурор по надзору за законностью в ИУ отмечал, что почти 40% осужденных, водворенных в ШИЗО, были наказаны за употребление спиртного. Остается предположить, что кое-кто из сотрудников, пользуясь этим запретом, извлекает из него выгоду для себя, пронося за определенное вознаграждение сахар и даже спиртное своим подопечным, находящимся на исправлении.

Мы считаем, что запрет на сахар необходимо исключить, как ущемляющий право человека на поддержание жизнедеятельности организма.

Кратко остановимся на других запретах, которые мы считаем нецелесообразными, а некоторые даже противоправными.

Трудно понять, почему в ПКТ отсутствуют розетки и запрещен чай, а лампочки замурованы в стену и загорожены так, что в камере стоит полумрак? Люди проводят в этих условиях до 6 месяцев. И если у осужденного есть электробритва, ему придется или отпускать бороду, или пользоваться чужим бритвенным станком. Читать или писать практически в темноте тоже неудобно и плохо отражается на зрении. Очевидно, эти запреты продиктованы соображениями безопасности, но обеспечивать ее нужно не за счет ухудшения санитарных норм.

В статье 118 Уголовно-исполнительного Кодекса сказано, что осужденным к лишению свободы, водворенным в штрафной изолятор, запрещаются свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов питания, получение посылок, передач и бандеролей.

"Правила внутреннего распорядка", являясь подзаконным актом, не могут добавлять запреты, не содержащиеся в законе.

Однако, согласно ПВР, осужденным в ШИЗО запрещается брать с собой имеющиеся продукты питания, не разрешается пользоваться книгами, газетами, журналами и иной литературой. Такая вольная трактовка закона не только противоправна, она вредна еще и своей бессмысленностью. Как можно в порядке наказания запретить человеку читать?

Много писем приходило и приходит с жалобами на разделение территории колонии на отдельные локальные участки. Мы попытались найти обоснование этому явлению в уголовно- исполнительном законодательстве. Кроме "Правил внутреннего распорядка" ни в одном законе мы такой нормы не нашли. В "Правилах" же написано, что осужденным запрещается выходить без разрешения за пределы изолированных участков жилых и производственных зон. Речь, пожалуй, идет о двух участках - жилом и производственном. Есть, правда, еще одно требование в "Правилах": В личное время осужденные могут передвигаться в пределах изолированного участка, а по остальной части территории ИУ - с разрешения представителей администрации. Остается предположить, что здесь как раз имеются в виду так называемые "локалки", значит и эта часть "Правил" противоречит законодательству, так как нигде не идет речь о двойной изоляции, кроме случаев, когда осужденные содержатся в камерной системе. Такое искусственное ужесточение условий изоляции вредно еще и потому, что отучает людей от общения. Возможно, в соседнем изолированном участке у осужденного находится земляк или хороший знакомый, почему им запрещено свободно общаться в личное время?

И наконец, опять возвращаемся к Перечню вещей и предметов, которые осужденным разрешается иметь при себе, получать в посылках, передачах, бандеролях и приобретать в магазинах ИУ.

Мы уже написали о подобном документе, имеющемся в Правилах внутреннего распорядка СИЗО.

"Правила" исправительных учреждений в своей нелогичности пошли еще дальше и утвердили два перечня: один разрешенных, а другой - запрещенных предметов. И вот какой в результате получился казус. Как написал нам из колонии Белгородской области Г., ему был объявлен выговор за то, что он хранил несколько писем от родителей и друзей. Переписка заключенным разрешена законом, все письма прошли цензуру. Так в чем же дело? Оказывается в правилах внутреннего распорядка в перечне разрешенных предметов письма не указаны. Из этого администрация сделала вывод, что получать письма можно, а хранить нельзя!

Кстати, в перечне запрещенных предметов письма тоже не указаны. Как тут быть?

Можно привести еще много необоснованных запретов, содержащихся в различных нормативных актах, но мы остановимся на перечисленных, как на самых наглядных.

Считаем необходимым провести ревизию нормативных актов, даже если они прошли правовую экспертизу, и снять необоснованные запреты. Без этого мероприятия невозможно добиться разумного исполнения наказаний в пределах правового поля.

Жалоб на необоснованные взыскания в письмах осужденных содержится очень много. При исследовании и этой проблемы мы обратили внимание на пристрастие администрации наказывать провинившегося водворением в ШИЗО в тех случаях, когда можно было бы ограничиться выговором или другим менее суровым наказанием.

В период с 1995 по 1998 год очень распространенным было наказание за нарушение формы одежды, это были очень трудные годы, когда учреждения не в силах были обеспечить осужденных одеждой форменного образца, тем не менее рапорта писались на несоблюдение требований режима, и взыскания налагались. Мы неоднократно обращали внимание руководства колоний на недопустимость такого формального подхода. В последнее время то ли с обеспечением стало легче, то ли с руководством колоний была проведена разъяснительная работа, но таких писем стало значительно меньше. Однако нельзя сказать, что жалобы прекратились полностью.

Интересно остановиться на таком нарушении как непосещение столовой. Нас так удивила эта информация, что мы обратились за разъяснениями в УИН, и нам ответили, что посещение столовой входит в распорядок дня, следовательно, является режимным требованием и должно выполняться независимо от аппетита или расстройства желудка. Таким образом, непосещение столовой является нарушением режима содержания.

Многие осужденные написали нам, что получали взыскания за то, что в дневное время лежали, а иногда и сидели на кровати. На первый взгляд, с таким требованием можно согласиться. Но если опять-таки подойти к ситуации не формально, то возникает вопрос: чем должен целый день заниматься человек, если он безработный, плохо питается, неважно себя чувствует? Что плохого в том, что он днем прилег? Как писали нам осужденные, в их отряде нет необходимого количества стульев, и нет свободной комнаты, где бы можно было написать письмо, почитать книгу или газету, просто отдохнуть. Неужели все свободное время нужно провести на ногах?

Особенное внимание хочется уделить письмам, в которых оспаривается правомерность взысканий за употребление спиртных напитков. Стараясь проверить объективность таких жалоб, мы обращались в несколько учреждений с просьбой объяснить, как устанавливался факт употребления алкоголя, проводилось ли освидетельствование или выводы делались "на глазок". Все ответы, похожие друг на друга, сообщали, что факт употребления спиртного подтверждается рапортом инспектора и записью в медицинском журнале.

Разве на свободе такое заключение было бы признано правомочным? Чем же в данном случае осужденный отличается от свободного гражданина? Этот вопрос до сих пор остается открытым.

Напоследок приведем несколько конкретных примеров наложения взысканий за так называемые правонарушения:

Осужденный Г. написал нам, что получил выговор за то, что у него в руках был обнаружен кусок картона, по мнению администрации, предназначенного для изготовления карт.

Осужденный Щ., ранее не имевший взысканий, был водворен на трое суток в ШИЗО за то, что, стоя в очереди за получением посылки, переговаривался с осужденным из своего отряда, находившимся в то время в комнате длительных свиданий.

Несколько человек в различных колониях водворялись в ШИЗО на 10-15 суток за появление за пределами отряда в спортивных костюмах или тапочках, за невыход на зарядку. Осужденный К., о котором мы писали, что у него парализована левая рука и нога, тоже наказывался три раза и один из них водворялся на 4 суток в ШИЗО за невыход на зарядку.

На прием к прокурору пришел осужденный В., и заявил, что его, инвалида второй группы с парализованной левой рукой и ампутированной правой ногой заставляют заниматься физзарядкой. А так как он не успевает к построению (долго пристегивает одной рукой протез ноги), его наказывают помещением в ШИЗО (штрафной изолятор). На запрос прокурора о правомерности вывода Вахлява на физзарядку врач медсанчасти дала категорический ответ: "Физзарядку делать может, кроме махов левой рукой и правой ногой". После вмешательства прокуратуры и медотдела УВД Вахляв был освобожден от физзарядки. Но тут его перевели в другую колонию, и ситуация повторилась. На новый запрос прокуратуры получен ответ: "По медицинским показаниям физзарядку выполнять может, но с ограничением (не рекомендуется выполнять приседания, поскольку имеет протез).

А вот отрывок еще из одного письма от осужденного Б. из колонии Архангельской области:

"Сижу я с малолетки, первый раз получил 6 лет лишения свободы. В то время зарекомендовал себя с отрицательной стороны, отсидел всего год и совершил еще одно преступление, но и тут не одумался, и еще через год вновь получил добавочный срок, так и не выходил на свободу уже 13 лет.

Но прошло время, я взялся за ум, изменил свои взгляды, встал на путь исправления. За честный труд и примерное поведение со строгого режима меня перевели в колонию-поселение. И тут я не стал укрываться от трудностей, пошел на тяжелую работу, вальщиком леса, перевыполняю норму выработки.. Женился, имею дочь, получил 7 благодарностей по работе. В ноябре прошлого года я подал заявление на условно-досрочное освобождение. Предоставили на комиссию, но отказали, мотивируя тем, что у меня в 1996 году было нарушение за собачку, т.е. я ухаживал за собакой, и мне дали нарушение..."

Такая репрессивная методика "исправления" не только озлобляет или подавляет осужденных, она также развращает сотрудников, получающих нездоровое удовлетворение от сознания неограниченности своей власти.

Для решения этой проблемы не нужно принимать никаких новых законов. Необходима лишь постоянная работа с кадрами и тщательная проверка обоснованности наложенных взысканий в каждом конкретном случае.

До сих пор мы писали о противоправных действиях, на которые жалуются осужденные. Сейчас проанализируем письма, в которых есть жалобы на бездействие должностных лиц, т. е. на невыполнение ими своих служебных обязанностей. Многие примеры, которые мы уже приводили в других разделах, можно рассматривать как бездействие.

Если начальник учреждения подписывает распоряжение о взыскании, не проверив рапорт сотрудника, не вникая в объяснительную осужденного, он не выполняет своих служебных обязанностей.

Если начальник медсанчасти не оформляет осужденному, длительное время болеющему и не поддающемуся лечению, документы на МСЭК, значит, бездействуют и врач, и начальник учреждения.

Если осужденные не знают своих прав и обязанностей, вернее, их ознакомили с ними лишь формально, значит, бездействуют и начальник отряда, и воспитательный, и режимный отдел, и начальник учреждения.

Мы заостряем на этом внимание, поскольку часто сталкиваемся с такой позицией начальников колонии, что, они, мол, не в состоянии вникать во все тонкости, для этого у них есть различные службы. С одной стороны это верно, но такая позиция оправдывает себя, если подчиненные службы работают слаженно и ответственно. Но любая жалоба должна служить сигналом для тщательной проверки, чего, к сожалению, в большинстве учреждений не хотят понимать. Такие выводы мы вынуждены сделать не только на основе писем от осужденных, но и на основе нашей переписки с администрациями колоний.

Для наглядности приведем такой пример:

К нам обратилась мама осужденного С. Еще, когда ее сын находился под следствием в СИЗО, приходя на свидание, она заметила в его поведении настораживающие перемены. С каждым разом он становился все агрессивнее, все чаще раздражался, начинал без причины кричать. Женщина обратила на это внимание врача СИЗО. Сына направили на обследование, и у него было выявлено заболевание психики. После приговора С. направили в колонию, и там у него начались конфликты с другими осужденными. Он постоянно затевал ссоры, драки, и постоянно получал взыскания, водворялся в ШИЗО. Вскоре он был признан злостным нарушителем, а затем администрация колонии начала готовить документы для его отправки на тюремный режим. Мама попыталась объяснить начальнику колонии, что ее сына нужно не наказывать, а лечить, но ее слова не возымели должного действия. Не прислушались к ее объяснению и в УИН Челябинской области. Ей ответили, что осужденный С. "зарекомендовал себя с отрицательной стороны, как злостный нарушитель режима содержания. Взаимоотношения с другими осужденными строил неправильно, за что неоднократно наказывался в дисциплинарном порядке. Выводов не сделал.

Администрация учреждения, исчерпав все меры воздействия на осужденного С., как не оказывающие положительного влияния, и принимая во внимание, что дальнейшее его нахождение в учреждении представляет опасность для окружающих в условиях ИТУ, была вынуждена представить материалы на С. в народный суд г. Копейска. По определению суда осужденный С. направлен на тюремный режим".

По просьбе матери мы срочно обратились в Медуправление МВД и получили ответ, что "осужденный С. состоит на учете у психиатра мед части учреждения ЯВ-48\СТ-4 (спец. тюрьма) с диагнозом "психопатия". Трижды госпитализировался в Межобластную психиатрическую больницу при учреждении ИЗ-70\2 в связи с декомпенсацией поведения".

После нашего обращения С. повторно был направлен в больницу для уточнения диагноза и лечения.

Вот так сработали все службы под руководством УИН. Болезнь осужденного была установлена еще в СИЗО в связи с декомпенсацией поведения. А в колонии за эту же декомпенсацию к нему замучились применять все меры воздействия, так и не оказавшие положительного влияния. Разумеется, в ШИЗО и ПКТ психопатия не лечится.

Кто из должностных лиц удосужился разобраться с делом С. и хотя бы заглянуть в его документы? Никто, начиная с врача, включая зам.начальника по режиму, начальника колонии, начальника УИН и судью Копейского нарсуда.

Ярчайший пример бездействия, формального подхода к выполнению своих служебных обязанностей.

Писем с описанием различных ситуаций, в которых проявляется бездействие административных работников системы исполнения наказаний, очень много. Пожалуй, во всех письмах, где содержатся жалобы на нарушения условий содержания, просматривается бездействие руководства.

Последний пример можно было бы привести и для иллюстрации бездействия прокуратуры, надзирающей за исполнением законности в исправительных учреждениях. Не может быть, чтобы прокурор за то время, пока осужденный С. успел заработать репутацию злостного нарушителя режима содержания, ни разу не посетил колонию. А если посещал, то почему не удосужился проверить правомерность целой серии взысканий, наложенных на одного человека буквально с первых дней прибытия в учреждение? В чем же тогда заключаются его функции?

На протяжении 6 лет мы не просто переписывались с заключенными, по многим фактам мы вели переписку с госструктурами, пытались с помощью конструктивного сотрудничества разрешить хотя бы некоторые проблемы. К сожалению, это удавалось нам крайне редко. Чаще всего мы обращались в ГУИН и к региональным прокурорам по надзору за законностью в ИУ. Из положительных воспоминаний мы можем лишь еще раз сослаться на Новгородского прокурора по надзору, фамилию которого даже боимся называть, чтобы не добавить ему неприятностей, которых благодаря нашей официальной переписке он и так натерпелся.

В остальном все ответы, полученные на наши обращения из надзирающих за ИУ прокуратур, мы можем назвать только отписками.

Для убедительности приведем отрывок одного из таких ответов:

"В связи с обнаружением 5 апреля 1996 года в камере ШИЗО ИТК-5 трупа Хасаева Л.А., проводилась проверка оперативными сотрудниками УЮ-400\5 и прокуратуры ИТУ.

Установлено, что Хасаев Л.А. при проведении вечерней проверки в карантинном помещении колонии в категорической форме отказался от построения, на требования наряда и дневального не реагировал.

В связи с допущенным нарушением режимных требований был доставлен в дежурную часть колонии, где при проведении обыска оказал сопротивление, ударил нагой сотрудника колонии и сбил его с ног, причинив подкожную гематому левой голени, ушиб головы и сотрясение головного мозга, повлекшие госпитализацию. Для пресечения активного сопротивления было применено спецсредство - резиновая палка до момента прекращения противодействия. После чего он был осмотрен врачом, зафиксировавшим линейные синяки в области грудной клетки сзади, на руках и ногах.

Затем он был водворен в штрафной изолятор временно, до прихода начальника колонии в 22 часа 30 минут.

Утром в 5 часов 5 апреля 1996 года он был обнаружен в камере ШИЗО без признаков жизни. Согласно заключению СМЭ смерть Хасаева наступила от острой коронарной недостаточности.

Данных об избиении Хасаева в камере штрафного изолятора нет.

По результатам проверки в возбуждении уголовного дела отказано.

8 апреля 1996 года труп Хасаева для захоронения забрали родственники, о чем составлен акт.

С учетом изложенного, оснований для вмешательств прокуратуры не усматривается.

Тульский прокурор

старший советник юстиции Ю.Б. Артемов".

Не нужно быть криминалистом, чтобы почувствовать всю несостоятельность приведенного ответа. Избитый человек с зафиксированными следами побоев умирает через несколько часов от коронарной недостаточности. Человек, у которого хватило сил в присутствии целого наряда сбить с ног и изувечить сотрудника.

Но …. "по результатам проверки в возбуждении уголовного дела отказано, и оснований для вмешательства прокуратуры не усматривается".

Не можем еще раз не вернуться к истории осужденного К. отбывающего наказание в учреждении УЮ 400\6 г. Новомосковск Тульской области. Мы уже писали, что медсанчасть учреждения до сих пор не представила К. на освидетельствование МСЭК, хотя уже более двух лет у него не функционирует левая рука и нога. Пытаясь защитить права К., мы обращались за помощью, в том числе и к Тульскому прокурору по надзору за ИУ. Ответил нам тот же старший советник юстиции Ю.Б.Артемов: "Уведомляю Вас, что этот вопрос не решен до настоящего времени в отношении всех осужденных, а не только К., и претензии следует предъявлять, прежде всего, к законодателям, которые при разработке УИК РФ не согласовали механизм его реализации с соответствующими ведомствами".

Так ответил нам прокурор, "око государево", призванный от имени государства осуществлять надзор за соблюдением законности; он посоветовал нам предъявлять претензии не к нему и не к поднадзорному учреждению, а к законодателю.

Но самое интересное, что этот ответ был дан в марте 1998 года. К этому времени большинство колоний уже не только получили всю необходимую нормативную базу, но даже успели направить своих подопечных на МСЭК, где они были освидетельствованы. Но осужденный К. не освидетельствован до сих пор, а прокурор Артемов по-отечески за этим надзирает.

Примерам прокурорских отписок можно посвятить целую книгу, а не несколько страниц.

Какому осужденному не хочется выйти на свободу досрочно? Неудивительно, что на эту тему было написано немало писем. Вот только подход осужденных к этой проблеме очень разный и меняется со временем. В период с 1995 по 1998 годы довольно часто приходили письма, в которых осужденные писали, что им тоже хочется уйти домой пораньше, но для этого требуется всячески угождать администрации, вплоть до того, что строчить доносы на товарищей, заниматься провокациями. У нас нет возможности проверить правдивость этой информации, но таких писем было много. Но до тех пор, пока в помощь оперативно-розыскной деятельности в исправительных учреждениях будут привлекаться осужденные, нельзя полностью отрицать достоверность таких сообщений.

Следует отметить, что сейчас отношение осужденных к возможности освободиться условно-досрочно заметно изменилось. Теперь на освободившихся уже не ставится автоматически клеймо "стукача", и такие положительные перемены нельзя не отметить. Мы также принимали участие в формировании правильного отношения осужденных к этой проблеме. Мы предлагали осужденным, не являющимся "активными помощниками" администрации, но не являющимся и нарушителями, своё содействие. Направляли начальникам колоний ходатайства в интересах этих лиц и в большинстве случаев добивались положительных результатов. Благодаря таким примерам менялось мировоззрение и у остальной части осужденных. Мы очень рады таким переменам.

Однако, проблема УДО все-таки осталась. В связи с тем, что осужденный может быть представлен на комиссию только после перевода на облегченные условия содержания в большинстве случаев, эта процедура затягивается, т.к. зачастую его переводят, когда уже подходит срок УДО. Не совсем понятно, почему законодателю необходимо было непременным условием для освобождения поставить нахождение на облегченных условиях.

Вызывает разногласия и такая формулировка, как "твердо вставший на путь исправления". Значит ли это, что если человек не пошел в столовую или не вышел на физзарядку, то он на путь исправления не встал, или встал, но не твердо?

Следует сказать еще об одном препятствии на пути осужденного к условно-досрочному освобождению. Мы получали много писем с информацией о том, что прежде чем направить на комиссию для УДО, от осужденных требовали справки с гарантиями, что они будут трудоустроены и зарегистрированы по месту жительства. Конечно, далеко не все могли такие гарантии предоставить. Поэтому многие обращались к родным, друзьям, знакомым, и те всеми правдами и неправдами старались эти справки раздобыть.

Как нам разъяснили сотрудники ГУИН, сейчас это требование признано незаконным и отменено. Нас такое известие обрадовало, но тут же возник вопрос: "А разве раньше непонятно было, что эти требования незаконны? И куда смотрела прокуратура по надзору за законностью в ИУ на протяжении довольно длительного времени?"

Таким образом положительная динамика в решении проблемы УДО бесспорно наблюдается. Остается надеяться, что этот способ сокращения численности тюремного населения и гуманизации системы исполнения наказаний станет нормой, а не временным явлением.

Нельзя обсуждать проблему условно-досрочного освобождения и не вспомнить еще раз о Законе Об общественном контроле за пенитенциарными учреждениями. Поскольку решение вопроса о представлении конкретного осужденного на УДО или об отказе возложено на администрацию учреждения, вполне закономерно опасаться вероятности необъективного подхода к отдельным лицам в силу личной неприязни или иных причин. Поэтому в законодательстве необходимо предусмотреть участие наблюдательных комиссий при обсуждении списков кандидатов на УДО.

Вызывает возражение тот факт, что по действующему уголовно-исполнительному законодательству только администрация колонии может ходатайствовать перед судом об условно-досрочном освобождении осужденного, сам он такой возможности лишен.

Необходимо остановиться и на такой особо актуальной проблеме, как досрочное освобождение от наказания в связи с тяжелой болезнью. Среди осужденных очень большой процент тяжелобольных людей. Многие из них прикованы к постели, некоторые медленно угасают, значительная часть не только нетрудоспособна, но даже нуждается в постороннем уходе.

Администрация заинтересована в их освобождении от наказания, но суд не может принять такого решения, т.к. обязан руководствоваться не объективными факторами, а перечнем определенных заболеваний.

Жалоб по этой проблеме в письмах практически не было. Однако, мы обратили внимание на то, что у многих, освободившихся возникают трудности с оформлением документов после освобождения.

Речь идет о тех осужденных, у которых по какой-либо причине не оказалось паспорта. Как показывает наш анализ, таких случаев немало. Когда такой освободившийся приходит в паспортный стол, ему отвечают, что паспорт он получит в том райотделе милиции, где будет становиться на регистрационный учет по месту жительства. В том-то и проблема, что далеко не у каждого есть место жительства.

Так и получается замкнутый круг. Без паспорта человек не может устроиться на работу, где бы он мог получить общежитие, без работы нет денег и для того, чтобы снять комнату и хотя бы временно зарегистрироваться, нет денег и на жизнь. Дальнейшее развитие сценария ясно без слов…

Пытаясь найти какой-нибудь выход из кажущегося тупика, мы выяснили, что по этому поводу имеется приказ МВД N605 от 15.09.97г., согласно которому "освобожденным из мест лишения свободы, которые не имели паспортов или паспорта не приобщены к личным делам, паспорта выдаются на территории расположения исправительного учреждения, на основе предоставленных администрацией запросов по форме 8-П. Паспорта предоставляются не менее, чем за 15 дней до освобождения. Оформленный паспорт приобщается к личному делу и вручается при освобождении".

Так в чем же дело? Как нам объяснили сотрудники ГУИН, этот приказ не выполняется по весьма банальной причине: нет денег для изготовления фотографий.

Еще один наглядный пример всеобщего бездействия.

Сотрудники ГУИН знают, что не выполняют одну из важнейших функций, возложенных на них государством, но ничего не предпринимают для решения проблемы.

Надзирающие прокуроры также бездействуют. Прокурора не должно интересовать, есть деньги на исполнение закона или нет, он должен трубить тревогу и требовать исполнения.

Но отмахнувшись от всех этих трудностей и даже прикрывшись ими, российские гос.служащие и должностные лица спокойно переложили свои проблемы на плечи людей, только-только освободившихся и нуждающихся скорее в помощи, чем в лишних препятствиях.

Проблема оформления документов, необходимых при освобождении, должна быть решена на уровне Правительства и доведена до администрации колоний с обязательным контролем за ее исполнением.

"Если уж так сложилась жизнь, что приходится сидеть, то хотелось бы находиться в условиях, при которых я смог бы меняться в лучшую сторону, а не деградировать. Надо, чтобы сам срок в будущем пошел на пользу, и не нужно было бы перед освобождением проходить курсы реабилитации и адаптации. Хочется, чтобы эта система помогала человеку измениться в лучшую сторону, выправляла его сознание и давала возможность, выйдя на свободу, начать нормальную жизнь. Общество само уродует людей, и, стало быть, получает сполна за это. Зло порождает зло в прогрессирующей форме.Осужденный С.Я-ев, республика Чувашия".

Исследованный нами период охватывает последние шесть лет.

За это время был принят новый Уголовно-исполнительный Кодекс, пришедший на смену действовавшему ранее исправительно-трудовому. Перемена названий не случайна. Мы полагаем, что власти давно убедились в несостоятельности прежнего названия, поскольку трудовая деятельность перестала быть характерной чертой для колоний, а с исправительной функцией они никогда не справлялись. Основная работа уголовно-исполнительной системы - это исполнение назначенного судом наказания в строгом соответствии с требованиями закона.

Очень разные люди попадают в тюрьму, разные по возрасту, характеру, воспитанию, с разными привычками и интересами, совершившие разные преступления и строящие разные планы на будущее. Но, оказавшись в одинаковой несвободе, почти все, во всяком случае, подавляющее большинство, заводят тетрадки, в которых записывают не только стихи и песни, но и полюбившиеся изречения, крылатые фразы, мудрые мысли и афоризмы.

За 8 лет собственной неволи я перечитала массу таких тетрадей. Многое в них повторялось, и тем не менее, все они были разные, как и их хозяева.

Но одна фраза встречалась в каждой тетрадке без исключения. Ее выцарапывали на нарах и скамейках, ее умудрялись написать на отделанных "под шубу" стенах боксиков и прогулочных двориков: "Пусть тот будет проклят отныне до века, кто вздумал исправить тюрьмой человека". Эти слова не обошли стороной ни одну колонию, ни один изолятор, ни одну камеру.

Тюрьма не исправляла никогда. Сегодня же она калечит человеческие судьбы еще безжалостней и непоправимей, чем когда-либо раньше. Положение в правоприменительной системе России грозит перерасти в национальное бедствие.

Среди десятков тысяч писем от заключенных нас особенно поразило одно, в котором была такая фраза: "Жизнь - это волчья тропа, и пройти ее можно, лишь оскалив зубы".

Автору письма исполнилось 30 лет. А первый срок он получил в 17. Тогда его друзьям понадобилось что-то подварить в мотоцикле, и он дал им ключ от помещения, где находился сварочный аппарат. А мотоцикл оказался ворованным. И этот украденный другими мотоцикл решил дальнейшую судьбу мальчика.

"…До суда, находясь под подпиской, я стал действительно идеальным мальчиком, я боялся тюрьмы. Но суд решил исправить меня зоной, и вот результат: я больше не боюсь зоны, я могу, не задумываясь, ограбить, избить, а нужно будет, и убить.

…У меня не первая судимость, и не могу сказать, что последняя. Тюрьма, зона - пустой страх людей. Это просто машина, порождающая зло, насилие, террор. Как ни странно, но это нужно государству, и служители закона всеми силами стараются, чтобы не остановилась эта ужасная машина…"

Можно возразить, что это всего лишь эмоции, и не стоит придавать им большого значения. Но анализ писем, к сожалению, дал тот же результат: в методике исполнения уголовных наказаний нет предпосылок для исправления человека. Находясь в условиях постоянного подавления насильственного, а зачастую необоснованного подчинения, личность не может формироваться в нужном направлении.

16-ти летний Вова Т. серпухович, рассказал на свидании своей маме, как один из активистов Можайской ВТК применил к нему меры воспитательного воздействия. Вова пришел из умывальника и вместо того, чтобы повесить сырое полотенце на спинку кровати, положил его на постель. Активист выбрал пятерых ребят, чьи кровати стояли ближе к Вовиной, усадил их на табуретки, велел положить руки на колени и заставил сидеть пол часа, не двигаясь и не моргая. Как только кто-то из ребят нарушал запрет, он ударял их тем самым влажным полотенцем.

Это всего лишь небольшой эпизод, красноречиво оп"сывающий "воспитательный процесс" в колониях для несовершеннолетних.

Какой результат получается после подобного перевоспитания, показал несложный подсчет.

Из 4180 человек 267 сообщили нам, что начинали свой тюремный стаж с воспитательной колонии.

На самом деле это соотношение гораздо выше, просто не из каждого письма можно получить такую информацию.

И, наконец, последний показатель из проведенного исследования. Мы проследили судьбу написавших нам людей, осужденных неоднократно, с точки зрения тяжести совершенных преступлений. Оказалось, что 88% из них первый раз были осуждены за преступления небольшой и средней тяжести, а сейчас отбывают наказание за насильственные преступления, в большинстве случаев окончившиеся смертельным исходом. Вот такой печальный прогресс наблюдается после проведения исправительных мероприятий.

Наверное, пора серьезно задуматься, что же со всем этим делать? Как быть?

Мы думаем, что в поисках выхода обязательно нужно прислушаться и к голосам заключенных. С этой целью и издана наша книга.

На этом мы завершаем исследование проблем системы уголовного правосудия и исполнения наказаний, проведенный на основе анализа писем заключенных, полученных нашей организацией за 1995-2000 годы.

Для примеров, приведенных в настоящем издании, мы старались в большинстве случаев использовать те дела, в которых сами принимали участие.

Фамилии действующих лиц указаны только первой буквой лишь потому, что мы не имеем возможности спросить у каждого из них согласия на публикацию.

У нас намного больше информации, чем представлено в настоящей брошюре, и мы будем искать средства для подготовки более обширного и детально проработанного издания.